В глухих лесах

Глава 13

Следующая неделя прошла спокойно. Ничего не случилось, и Кэрол почувствовала себя значительно лучше. Во вторник утром позвонила Бинни Мэдисон и сообщила, что книга «В пещере дракона» выставлена кандидатом на получение премии «Букмарк». Через месяц состоится вечер, на котором будут объявлены победители. Чтобы отметить это событие, Кэрол встретилась с Марго в музее Гуггенхайма.[3] Марго тоже поделилась хорошей новостью: Ларри предложили два места работы, и он был в хорошем расположении духа, так же как и дети. Эти перемены казались знамением — знаком, что прошли плохие времена.

Вернувшись с почты днем в среду, Кэрол села за рабочий стол просмотреть дневную работу и облокотилась на спинку стула. Ее голубая подставка для кистей с белой надписью CAROL была сдвинута. Обычно она стояла на правом углу стола… а сейчас была в середине.

Действительно ли подставку сдвинули? Может, она сама случайно смахнула ее? Она осмотрела квартиру и убедилась, что ничего не пропало. Может, это игра воображения? Несколько успокоившись, она вернулась к мольберту, просмотрела эскизы… и опять ей показалось, что они перепутаны. Она посмотрела последние рисунки «Дана», серию, где на нее напали деревья. На каждом эскизе в руках у Даны был меч, чтобы обороняться от лесных чудовищ. Но на последнем рисунке меча не оказалось — он был стерт.

Кэрол почувствовала, что сходит с ума. Неужели она изменила рисунок и забыла об этом?

Нет, не может быть! Кто-то побывал в квартире. Но кому бы пришло в голову делать такие вещи?

Потом ее захлестнуло странное чувство — словно бы над ней надругались, изнасиловали, вторгшись в совершенно личное.

Первой мыслью было позвонить Эрику, но что могла она сказать, — что к ней забрался грабитель… и ничего не украл?

Этой ночью она плохо спала. Она кое-как заснула в половине третьего ночи, но сон был неспокойный, и в четыре утра она проснулась в холодном поту, прикосновение влажной подушки к щеке было неприятно. Снова заснуть ей удалось только спустя два часа.

Следующие несколько дней она боялась. Где бы она ни находилась, лица незнакомых людей казались угрожающими, несущими опасность. Если она слышала шаги за спиной, то сразу переходила на другую сторону улицы. Если кто-нибудь останавливался и смотрел на нее, она забегала в ближайший магазин. В «Фуд Импориум», катя тележку с продуктами в отделе «дели», она увидела мужчину в серой шляпе около прилавка и уже подбежала к нему, готовая крикнуть, чтобы он оставил ее в покое. А мужчина был совсем не Пол Миллер.

Кэрол потеряла покой. «Может быть, — думала она, — это просто навязчивая идея, что вон там человек, который убил десятки женщин, выискивая их на улице, автостоянках, везде, где он мог воспользоваться доверием и невинностью своих жертв». Это ощущение не покидало ее, и она была уверена, что Пол Миллер притаился за ближайшим углом.

Но он, конечно, не появился.

Интересно, почему Миллер пропал из виду так же быстро и незаметно, как и в первый раз?

В субботу днем Кэрол работала, когда ее вывел из состояния сосредоточенности громкий звонок домофона.

— Вас хочет видеть какой-то мистер Гейнс, — сказал привратник.

— Пропустите его, пожалуйста.

Эрик… Он говорил, что позвонит. Почему он пришел без предупреждения? Она сбросила свой заляпанный краской халат, схватила из гардероба блузку и быстро расчесалась. Прозвенел звонок.

— Привет, Кэрол, — сказал Эрик, когда она открыла дверь. — Извини за вторжение. Я был тут поблизости, и подумал, может… — Он остановился и засмеялся. — Нет, все это неправда. Я не был поблизости. Я приехал, чтобы увидеть тебя.

Внешний вид Эрика озадачил ее. Он был без формы: не в белой сорочке с галстуком и темном костюме, а в вельветовых брюках, поношенной рубашке и шейном платке канареечного цвета.

Она впустила его и смотрела, пока он проходил в коридор.

— Ты уверена, что все в порядке? — спросил он. — У меня выходной день, и я сначала собирался домой, так что…

— Это просто замечательно, — сказала Кэрол. — У меня есть немного кофе, если хочешь.

— Великолепно. — Он пошел за ней на кухню, и она чувствовала его за спиной, пока разливала кофе. Затем провела его в гостиную, где он уставился на груды книг и рисунков, разбросанных на диване возле окна.

— У тебя очень приятно. Мне было интересно узнать, как живут художники.

— Не так уж необычно по сравнению с другими, думаю. «Что он здесь делает? Это что — прикрытие?»

Кэрол опустилась в кресло, а он сел на диван напротив. Они сидели и молча смотрели друг на друга.

— Сегодня был ужасный день, — наконец сказал Эрик. — Я неожиданно подумал, что мне станет лучше, если я увижу тебя.

— А почему ужасный?

Эрик осматривался в комнате, будто ища, что можно поставить рядом с ее креслом.

— Может, прокатимся? — спросил он. — До парка? Или до Клойстерс?

Она несколько лет не была в Музее средневековья. Был солнечный день, и Эрик нуждался в сопровождающей.

Машина сегодня тоже была другая, не темный полицейский «седан», который, конечно, принадлежал полицейскому управлению, а старая марка «МБ» бутылочного цвета с безупречным салоном. Пока они ехали по шоссе Вест-Сайд, Эрик объяснил, что в свободное от школы время продавал и ремонтировал старые машины.

— Ради удовольствия, — сказал он, — и, иногда, денег.

Чувствуя, как гордится Эрик своим хобби, Кэрол сделала комплимент:

— Да она просто красотка.

Эрик улыбнулся:

— Да, с ней я не хотел бы расстаться.

Чем больше Эрик рассказывал о себе, тем больше она убеждалась, что во многом имела неверное представление о полицейских. Вечером он посещал юридические и социологические занятия в Колледже юриспруденции Джона Джея не только потому, что это было полезно для карьеры, но и потому, что ему это было очень интересно.

— Я многое упустил в школе, — сказал он. — Был трудным ребенком. Теперь приходится за это расплачиваться.

— Насколько трудным? — смеясь, спросила Кэрол. — Ты ведь не нарушал закон?

Он взглянул на нее и улыбнулся.

— Не будь так уверена. Но, конечно, ничего серьезного. Я был в оппозиции. Может, и за это я тоже расплачиваюсь.

— Ты имеешь в виду работу полицейского?

— Наверное. Я рад, что могу помочь системе работать. — Он помолчал. — Не хочу называть это великой миссией, так как, само собой, другая причина сугубо эгоистическая: для меня нет ничего более волнующего. Возможно, мне не следовало в этом признаваться, но несмотря даже на грязь, которой в работе хватает, иногда это просто потрясающе.

— Даже то, над чем ты сейчас работаешь? — спросила Кэрол. — Странно, что ты так об этом говоришь, Эрик.

Он снова посмотрел на нее, на этот раз хмуро.

— Я знаю, это бесчувственно. Но… я… — он наклонился над рулем, внимательно глядя на дорогу.

— Что? — настаивала она.

— Послушай, я привык класть все карты на стол. Так и здесь. Кэрол, ты мне нравишься. Но если может возникнуть какое-то продолжение, ты должна хорошо меня знать. Ты должна знать, что мне нравится моя работа. Честно говоря, от работы я получаю истинное удовольствие. Я расследую убийства, потому что для меня нет ничего более приятного, чем раскрыть самое серьезное преступление — убийство. Вот почему, когда мне представилась возможность присоединиться к спецгруппе, занимающейся этим случаем, я сам попросился туда. Потому что такого не было сто лет. Понимаешь? — Он изучающе посмотрел на нее.

— Это непросто, — отозвалась она, — я знаю, то, кем ты являешься на самом деле, во многом зависит от того, что ты делаешь. Но мне трудно понять, что какая-то часть тебя… получает удовольствие, как ты говоришь, от того, что ты втянут в этот ужас.

Эрик замолчал, и она испугалась, что обидела его. Но немного спустя он заговорил, на этот раз на отвлеченную тему. Спросил, как она любит проводить свободное время, за кого она болеет, — за «Мете» или за «Янкиз»? Какие хорошие фильмы видела за последнее время?

Они приехали в Клойстерс, средневековый монастырь; семья Рокфеллеров заплатила за то, чтобы перевезти его из Европы и реконструировать камень за камнем на утесе с видом на Гудзон. Гобелен «Единорог», одно из наиболее знаменитых шедевров изобразительного искусства, произвел на Кэрол огромное впечатление, когда она впервые увидела его ребенком. Она сказала Эрику, что часто замечала за собой, что заимствует из этого богатого вычурного стиля что-то для собственных работ.

Походив по музею, они купили две «пепси» и вышли наружу, где открывался вид через Гудзон. Кроны деревьев по берегу реки были красными и золотыми, и Эрик безмолвно застыл в восхищении.

Кэрол нарушила молчание.

— Ты сказал, что у тебя был ужасный день. Ты хочешь о чем-то поговорить?

Он обернулся к ней:

— Мне кое-что сказал мой сын.

Кэрол опять удивилась тому, как мало она знает об Эрике. В ее представлении, жизнь Эрика состояла не из жены и ребенка, а только из шумных баров с молодыми красотками, вешающимися на привлекательного полицейского.

— Я не знала, что ты женат.

— Я был женат, развелся три года назад.

— Извини.

— Не за что извиняться, — уверенно улыбнулся Эрик.

— Я всегда думала, что развод тяжело дается.

Эрик пожал плечами.

— Мы не ссорились с Джоан… Просто однажды утром посмотрели друг на друга и поняли, что прошло то время, когда нам было хорошо вместе. Она не любила моих друзей, не волновалась, когда я не приходил к ужину. Я не могу винить ее за то, что она решила поискать другую жизнь. Я тогда занимался наркоманами, постоянно проводил облавы, и ночные рейды. Трудно быть женой полицейского. Сейчас у нас более дружеские отношения, чем когда-либо.

Кэрол поняла, почему Эрик так быстро, даже неуклюже рассказал — что такое быть полицейским.

— Сколько лет твоему сыну? — спросила она.

Эрик улыбнулся. Вокруг его красивых глаз появились морщинки — казалось, он стал старше на несколько лет.

— Дэну восемь лет. — Улыбка на его лице погасла. — Сегодня утром он кое-что сказал мне. Я был потрясен. Я взял его с собой в магазин, чтобы купить шерстяной пиджак, который я никак не мог купить ему с прошлой весны, а затем мы выпили по молочному коктейлю. И когда мы сидели, он спросил, не расстались ли мы с его матерью из-за того, что она… она меня боялась. — Он помолчал, лицо его посуровело. — Думаю, что не следовало так удивляться. Я знал, это моя вина. На прошлой неделе я ужинал у Джоан, на следующий день после того, как мы нашли еще одну жертву: молодую красивую девушку, ей было не больше двадцати; знаешь, когда я увидел эти фотографии… — Он тяжело вздохнул. — Мне следовало выкинуть все это из головы, но что-то на меня нашло. Так вот, тем вечером Джоан спросила меня над чем я работаю, и я потерял контроль над собой. Сказал, что есть человек, который убивает и насилует женщин и что… я сделаю все возможное, чтобы его поймать.

Эрик встряхнул головой.

— Непростительная глупость. Ребенок не должен слышать всей этой гадости. Надо отдать должное Джоан, она не стала отчитывать меня при Дэне, но когда я уходил, она вышла за мной и высказала все, что думала по этому поводу. Я знал, что она права. Вот почему я так расстроился из-за слов Дэна. Он сделал из этого вывод, что все женщины должны бояться мужчин.

Он покачал головой, злясь на самого себя.

— Что я наделал с моим ребенком?!

— Показал ему, что ты тоже человек, вот и все, Эрик. Не думаю, что ты сильно травмировал ребенка этим рассказом.

Эрик посмотрел на нее, его губы тронула слабая улыбка.

— Ну что ж, ты же специалист по детским рассказам, может, ты и права.

— Я уверена, с твоим сыном все будет в порядке. То, что он задал тебе вопрос, не означает, что он сам не может найти на него верный ответ.

Эрик нежно взял ее руки в свои.

— Спасибо, Кэрол, — сказал он. — Мне нужно было услышать, что не все потеряно, и я готов поверить, потому что это сказала именно ты.

— Почему?

— Ты хороший человек, — просто ответил он.

Его бесхитростное выражение благодарности, несмотря на некоторую банальность, глубоко тронуло Кэрол. «Что за противоречивая натура, — думала она. — То признается, какое удовольствие доставляет ему работа с убийствами, то неожиданно проявляет такую сентиментальность».

Пока они прогуливались по парку Форт Грийон, Эрик продолжал держать ее за руку. Кэрол увидела вокруг много других парочек: они сидели под деревьями, читали и разговаривали, потягивали вино; неожиданно Кэрол подумала: что будет, если она действительно влюбится в полицейского? Сможет ли она привыкнуть к тому, что он постоянно встречается с теневой стороной городской жизни? Или, в конце концов, именно благодаря этому их потянуло друг к другу? Разве не путешествовала она по темным мирам своих фантазий, когда создавала книги?

Когда Эрик спросил, как она стала художником и писателем, ей захотелось ему открыться. Она призналась, что скорее всего, основы ее профессии были заложены в детстве; ее детские фантазии, изложенные на бумаге, давали выход грусти и одиночеству, вызванным ранней смертью матери.

— Должно быть, это очень тяжело — потерять мать в таком юном возрасте, — сочувственно сказал Эрик. — Но, наверное, и твоему брату это далось нелегко.

— Наверное, — сказала Кэрол. — Но он никогда этого не показывал.

Тут она замолчала и искоса посмотрела на Эрика. Случайно ли он задал этот вопрос?

Эрик шел, любуясь лесом, и даже не заметил ее взгляда. Когда она сменила тему, он, не возвращался к разговору о Томми, а продолжал говорить о ней, о том, как хорошо, что Кэрол преуспела в таком трудном деле. Она решила, что упоминание о Томми было вызвано интересом к ней, ее личной жизни.

Когда они дошли до уединенного местечка на вершине холма, Кэрол предложила отдохнуть.

— Я не очень гожусь для походов, — сказала она, прислонившись к дереву. — Мне следовало бы больше бывать на воздухе, но я обычно очень устаю за своим рабочим столом.

— Может, я могу помочь тебе, — сказал Эрик. Он стоял напротив нее, оперевшись рукой о дерево. — Взять тебя как-нибудь в выходные на природу, где мы вместе могли бы потренироваться.

Она улыбнулась его простодушию, оценив подтекст предложения:

— С удовольствием.

Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы. Кэрол обняла его, но была благодарна за то, что больше он себе ничего не позволил. Она подумала, что он ценит нежность; Эрик все больше и больше ей нравился.

Выпрямившись, Эрик огляделся: солнце, пробиваясь сквозь кроны деревьев, освещало лужайку.

— Несправедливо, — пробормотал он наконец.

— Что? — спросила Кэрол.

— Здесь так хорошо, а скоро мы вернемся в эту грязь и шум… Как хорошо было бы выезжать с тобой куда-нибудь за город. — Он снова повернулся к ней. — Но для меня это будет омрачено тем, что… Сейчас я не могу смотреть на эту красоту без того, чтобы рано или поздно, не думать о… нем и о том, что он творит в таких же красивых местах.

Он отвел взгляд и посмотрел в сторону, в леса. Кэрол изучала его профиль, ища подвох в его словах. На этот раз упоминание о расследовании, которое могло относиться и к ее брату, не показалось ей случайным.

— Я думала, ты пригласил меня-сюда, потому что тебе было приятно провести со мной время, — разочарованно сказала она. — Но тебе нужно было кое-что еще, не так ли?

Он быстро обернулся:

— Кое-что еще?

— Тебе нужно было получить кое-какие сведения. Это тоже часть расследования — побольше узнать о моей жизни, потому что это и жизнь Томми тоже.

— Нет, Кэрол, — с силой сказал Эрик. — Это мне даже и в голову не приходило.

— Тогда зачем ты заговорил об этом проклятом деле, спросил меня о Томми?

Он пожал плечами.

— Извини, я сказал это просто потому, что думал об этом. Как ты вообще могла подумать, что твой брат имеет какое-то отношение к этому делу? Ты что-то скрываешь?

— Нет, нет! — взорвалась Кэрол. — Неужели ты не видишь, что происходит? Это все Миллер. Боже мой, из-за него ты и меня подозреваешь!

Даже в таком состоянии она заметила, как он устал: плечи Эрика поникли.

— Кэрол, я нисколько не сомневаюсь в тебе, я просто потрясен, как ты можешь даже спрашивать о своем брате. Я не верю, что чудовище, которое мы ищем, может иметь что-либо общее с твоим миром, твоей семьей.

К Кэрол вернулось самообладание, и она тихо спросила:

— Так ты не думаешь, что я что-то скрываю?

— Нет, — твердо ответил он. — Думаю, ты не могла бы этого сделать.

Наступило молчание. Кэрол услышала жужжание насекомых, щебетание птиц, звуки леса. У нее перехватило горло, на глаза навернулись слезы, и она почувствовала, как Эрик обнял ее, нежно обхватив плечи.

— Все в порядке, — услышала она его голос сквозь душившие ее слезы, — все будет хорошо.

Ее злость прошла, и теперь больше всего на свете ей хотелось верить ему.

Они молча ехали по шоссе Вест-Сайд, ветер врывался в машину через открытые окна. В изнеможении Кэрол откинулась на сиденье и смотрела в окно, на реку: над берегом штата Джерси поднимался смог.

— Прости, — наконец Эрик нарушил молчание. — Я хотел провести с тобой хороший день и сам же его испортил. Наверное, это нечестно с моей стороны встречаться с тобой сейчас. Я хочу сказать, впутывать мою работу в твою жизнь. Если ты больше не хочешь, чтобы я звонил. Кэрол, я…

— Нет, Эрик, я очень хочу с тобой встречаться.

— Спасибо. Я постараюсь не…

Раздался звук сирены. Эрик вздохнул и потянулся через нее к отделению для перчаток, открыл его, достал радиотелефон и быстро поднял антенну.

— Гейнс, — сказал он в трубку и некоторое время слушал. — Где? Давно? — Через несколько секунд он сказал: — Хорошо, буду через двадцать минут.

Он передал трубку Кэрол, и она положила ее обратно.

— Это по работе, — сказал он. — Мне нужно ехать, но сначала я отвезу тебя домой.

— Что случилось? — взволнованно спросила она.

Он прибавил скорость.

— Нашли еще одно тело. Я должен просмотреть отчеты.

Она почувствовала, что хочет остаться с ним, особенно сейчас.

— Пожалуйста, возьми меня с собой.

— Кэрол, тебе кажется, что ты хочешь все это видеть, но поверь…

— Эрик, ты рассказал, как важна для тебя эта работа. Может быть, тебе не следует ограждать меня от этого.

«Но действительно ли она сделала это, чтобы лучше понять Эрика, — спросила она себя, пока они мчались на место, или было еще что-то, что она уже отчаялась понять?»