В глухих лесах

Глава 2

Стоял чудесный день бабьего лета; слишком теплый для октября — погода скорее подходила для свадьбы, чем для похорон. Разглаживая юбку своего черного льняного костюма, который помялся от долгого сидения в церкви, Кэрол направилась к дому по мощеной дороге. В двери белого дома Дональдсонов, построенного в колониальном стиле, постепенно просачивались люди. Кэрол предположила, что родители Энни наверняка стоят там, принимая визитеров. Во время церковного и погребального обрядов у Дональдсонов не было возможности принимать соболезнования. Мать Энни, постаревшая от горя, вошла в церковь, тяжело опираясь на руку младшего брата Энни, Скипа. Мистер Дональдсон последовал за ними, уставившись в одну точку прямо перед собой, со слишком прямой осанкой, как будто он поклялся не поддаваться самым жестоким ударам судьбы.

С того самого момента, как Кэрол их увидела, она почувствовала, что такие похороны — похороны жертвы убийства — сильно отличаются от остальных. Когда смерть наступает в результате болезни или несчастного случая, естественность такого исхода может смягчить боль. Когда Кэрол было семь лет, ее мать умерла от рака желудка. Она долго мучилась, и на похоронах многие уверяли Кэрол, что «так даже лучше». Она была и на похоронах родственников, умерших в преклонном возрасте, и на похоронах молодого парня, с которым встречалась еще когда училась в колледже: он разбился на маленьком самолете отца. В таких случаях можно примириться с неизбежной потерей — можно объяснить случившееся волей Божьей, одним мгновением по сравнению с вечностью. Но ни одно из объяснений не подходило к последнему случаю. Другое мыслящее существо намеренно лишило жизни Энни. Это нельзя было объяснить волей Божьей: Бог, должно быть, бесчувствен, если может позволить сумасшедшим людям бессмысленно проливать кровь им подобных.

Кэрол замедлила шаг. Что могла она сказать Дональдсонам, чтобы слова ее не прозвучали неискренне и банально? Чем ближе она подходила к двери, тем больше ей хотелось уйти и выразить соболезнование в письме. Но Кэрол знала, что этого будет недостаточно, и эти мысли были единственной минутной слабостью, которую она себе позволила. В конце концов, это было частью ее работы. Если она старалась хоть как-то оградить мир от ужаса, может, это придаст особую остроту фантазиям, которые она воплощала в своих книгах.

Группа людей около двери уменьшалась. После недолгого колебания Кэрол продолжила свой путь вперед. В церкви и у могилы она узнала многих бывших одноклассников, которых не видела со дня окончания школы. Печальный повод для встречи, как будто бы это был единственный способ поговорить со старыми школьными друзьями. И она подумала, что если делиться своими чувствами с другими, то становится гораздо легче, — так на них подействовала смерть Энни.

Как только Кэрол переступила порог, мистер Дональдсон приветствовал ее. Стройный красивый мужчина с густыми серебристыми волосами, он попытался улыбнуться.

— Кэрол, дорогая Кэрол, — прошептал он, заключая ее в объятия. — Когда ты здесь, становится легче.

Она крепко обняла его и снова почувствовала, что плачет. Ее родной отец не был столь физически привлекательным мужчиной, и Кэрол поэтому всегда завидовала подруге.

— Это ужасно, — сказала Кэрол, когда Эд Дональдсон отпустил ее. — Такое чувство, что это кошмарный сон, и нужно просто проснуться.

— Это было бы замечательно, — сказал он, и Кэрол поняла, что ее замечание было как раз из тех пустых сантиментов, которых она опасалась. Она вышла из неловкого положения, повернувшись к его жене, только что дослушавшей сочувственные излияния пожилой женщины.

— Сильвия, посмотри, кто здесь…

Мать Энни взяла руку Кэрол, затем подошла ближе и озадаченно посмотрела на нее.

Кэрол поняла, что Сильвия Дональдсон все еще была в шоке.

— Кэрол Уоррен, — представилась она.

— О Господи, Кэрол, ну конечно. Разве не ужасно то, что случилось с моей девочкой. Она ведь была самой лучшей. Как мог кто-то причинить зло такой прекрасной… такой… какой отвратительный мир. Я не знаю, захочу ли я еще жить в этом мире. Может быть, Энни там лучше. Как ты думаешь, может, ей там лучше?

— Не знаю, миссис Дональдсон, — отозвалась Кэрол. — Я знаю только, что буду ужасно по ней скучать.

Кэрол увидела в стороне медсестру в униформе, на которую сначала не обратила внимания. Но сейчас женщина в белом халате вышла вперед и спросила, не желает ли миссис Дональдсон отдохнуть.

— Нет, со мной все в порядке, — ответила мать Энни и снова посмотрела на Кэрол. — Приятно тебя видеть, дорогая, — добавила она рассеянно. — Пожалуйста, чувствуй себя как дома. Там есть кофе и пирог. — Она растерянно прошла через двери в гостиную, затем обернулась к мужу, который прохаживался с новым посетителем.

Кэрол прошла вперед. Она поняла, что это убийство не ограничилось одной жертвой. Сильвия Дональдсон когда-нибудь сможет прийти в себя, но уже никогда не станет прежней. И кто знает, когда сила, поддерживающая ее, иссякнет.

Пересекая гостиную, Кэрол неожиданно вспомнила, как здесь проходила школьная вечеринка, в ее памяти возник образ Энни, разносящей блюдо с сэндвичами, разливающей кока-колу; воспоминания неожиданно оборвались — Кэрол окликнула женщина, идущая навстречу. В школе Дебби Гэхэген была одной из самых хорошеньких и популярных девушек. Бойкая и жизнерадостная блондинка с грудным голосом. Теперь она немного подурнела.

— Кэрол, — воскликнула Дебби, — как замечательно, что ты пришла.

— А как ты думаешь, Дебби, могла ли я поступить иначе? Энни была моей лучшей подругой.

— Конечно. И моей тоже.

Насколько помнила Кэрол, в школе Энни и Дебби никогда не были особенно близки.

— Боже мой, — продолжала Дебби, схватив Кэрол за руку. — После всего, что случилось, никто не может сомневаться в неизбежности смертной казни, правда? Кто может думать, что достаточно поймать этого парня и посадить его в тюрьму? Такие звери не должны жить. Только не после того, что он сделал со всеми этими женщинами…

Взгляд Кэрол блуждал по лицам остальных присутствующих, но последние слова Дебби привлекли ее внимание.

— Женщины? — повторила Кэрол. — Разве Энни была не одна, когда…

— О, когда ее убили, она была одна. Все они были одни. — Дебби Гэхэген остановилась, заметив на лице Кэрол недоумение. — Неужели ты не читала об этом? Вчера в газете написали, что кто бы ни убил Энни, это, должно быть, тот человек, который уже убил двадцать или тридцать других женщин.

— Тридцать? — почти неслышно сказала Кэрол. Не ослышалась ли она?

— Может, и больше. Ты и вправду ничего об этом не знаешь? В газетах вот уже год постоянно об этом пишут.

Кэрол покачала головой, не в ответ, но как бы отказываясь поверить в этот ужас. Она не удивилась тому, что ничего не знала об этой истории. Она выписывала «Таймс», которую лишь пролистывала, и слушала иногда радио. Тем не менее она часто пропускала криминальные сообщения, шедшие нескончаемым потоком. Неверно было бы сказать, что она жила с шорами на глазах, но насилие было одним из слагаемых, составляющих жизнь большого города, и она считала глупым зацикливаться на этом. Теперь, когда ее лучшую подругу убили, она думала иначе.

Дебби Гэхэген продолжала говорить, явно гордясь своей осведомленностью, и дополняла свой рассказ подробностями, вычитанными из газет. Только по прошествии восемнадцати месяцев полиция начала подозревать, что исчезновения и смерти молодых женщин, происшедшие в нескольких штатах, а именно: Нью-Джерси, Коннектикут, Нью-Йорк и Пенсильвания — можно связать между собой как совершенные так называемым серийным убийцей. И если первые полосы газет не подогревали интерес читателей к этой истории, то, очевидно, потому что у полиции не хватало улик для подтверждения этой версии.

— Когда пропала Энни, полицейские не были уверены в своих подозрениях, — объяснила Дебби. — Но теперь, когда нашли тело, они говорят, что она пополнила список жертв этого парня. — Дебби придвинулась к Кэрол, явно довольная тем, что делится тайной. — Она была зарезана и задушена — вот что он сделал. Тело нашли в лесу, она была совершенно раздета и…

— Пожалуйста, прекрати, — оборвала ее Кэрол. — Я больше не хочу этого слышать.

Образ Энни неожиданно возник в ее голове: не обнаженное мертвое тело, все в крови, как описала Дебби, но живая Энни, она отчаянно кричала и отбивалась от убийцы.

Дебби Гэхэген удивилась, когда Кэрол пробормотала: «Извини» — и отошла.

Ей хотелось поддаться порыву и бежать из этого дома, как будто бегство спасло бы ее от горя. Но она не хотела устраивать сцен. Она огляделась вокруг, ища что-нибудь, что могло отвлечь от ужасных картин, которые ее преследовали, и задержала свой взгляд на человеке, который стоял у обеденного стола. Это был хорошо подстриженный мужчина лет тридцати пяти, шатен, с хорошей фигурой и голубыми глазами, на которые можно было издалека обратить внимание. Он прислонился к стене, ничего не ел и не пил, неустанно изучая вновь прибывших, а также группки разговаривающих друзей и родственников. Видя, что он чувствует себя неловко, Кэрол собралась подойти, чтобы составить ему компанию. Как раз в этот момент он перехватил ее пристальный взгляд.

Его печальная улыбка говорила о том, что он разделяет всеобщее горе, но в то же время обещала совершенно неуместное приключение. Кэрол была здесь для того, чтобы отдать дань уважения покойной, а не повысить тонус.

Отказавшись от знакомства, почти принеся его в жертву памяти об Энни, Кэрол отвела взгляд. Как только она отвернулась, в комнату вошел Эд Дональдсон. Он объяснил, что его жена пошла прилечь, снова приняв успокоительное.

— Иногда я виню себя, — сказал он.

— Как вы можете?

— Когда полиция сообщила нам, мы должны были… — на мгновение он замялся, — опознать тело, и я позволил Сильвии пойти. Я пытался ее остановить, но она сказала, что это последний шанс увидеть «ее девочку», и я сдался. — Он замолчал, глядя в пол. — Боже мой, они ведь предупредили, как это ужасно. Но я просто… просто не смог объяснить Сильвии… чтобы она поняла, как плохо… — Эд Дональдсон оборвал себя на полуслове и огляделся, ища свободный угол.

«Вы не должны винить себя, это так ужасно, я тоже любила ее». Эти банальные слова пронеслись в голове Кэрол. Но понимая, что это не поможет, она ничего не сказала. Эд Дональдсон посмотрел на нее.

— Как-нибудь мы справимся с этим, — сказал он твердым, нарочито бодрым голосом. — Справимся, потому что должны. — Он слегка похлопал Кэрол по плечу и вышел из комнаты. Кэрол поймала себя на мысли, что хочет знать, что не смог объяснить жене Эд Дональдсон о том, «как плохо» будет опознавать их мертвую дочь.

«Лучше и мне не знать», — сказала она себе и решила, что уже слишком долго задержалась здесь. Она направилась к бывшим одноклассникам, чтобы попрощаться, когда за ее спиной послышался голос:

— Могу ли я предложить вам чашечку кофе?

Кэрол обернулась. Это был тот самый голубоглазый мужчина, что одиноко стоял у стены.

Она колебалась, готовая сказать, что собиралась уйти.

— Спасибо, но сегодня я не настроена пить кофе, — проговорила она с улыбкой, чтобы не обидеть его.

— Понимаю, — ответил он. — Вы хорошо знали ее?

— Она была моей лучшей подругой, — кивнула Кэрол. — А вы? — Только задав вопрос, она подумала, что он вполне мог быть кавалером Энни.

— Я не был знаком с ней. — Он на секунду умолк, нахмурившись. — Я работаю над этим делом. Существует порядок — присутствовать на похоронах в случае такого убийства.

Он протянул руку.

— Эрик Гейнс. Я — детектив Департамента полиции города Нью-Йорка.

Кэрол представилась, подала ему руку, и мгновение они держали друг друга за руки в молчаливом приветствии.

— Неужели это так обычно для полицейского из Нью-Йорка — приехать в Лонг-Айленд?

Эрик Гейнс слегка улыбнулся.

— Скорее, это не совсем обычно. Но ваша подруга пропала и я ее ищу.

— Понимаю. Но вы сказали — такое убийство…

Он некоторое время изучал ее, словно старался понять, что заставило ее задать этот вопрос, — искренний интерес или нездоровое любопытство.

— В этом случае убийца может быть одним из присутствующих на похоронах. И если это случится, мы сможем вычислить его.

— Боже мой, — воскликнула Кэрол, всматриваясь в толпу. — Вы думаете, это был кто-то, кого она знала?

— Нет, — сказал детектив, — вряд ли. Но убийца пока может позволить себе показаться на глаза. Они получают удовольствие от вида плачущих родственников в церкви или на кладбище. В этом их ошибка.

Кэрол вздрогнула.

— Но ведь несомненно этот кто-то не может прийти сюда. Совершенно незнакомый человек… Он выдаст себя.

Гейнс пожал плечами.

— Если это даст ему какой-то заряд, он все же может попытаться — замаскироваться, прикинуться доставщиком цветов… или полицейским.

Кэрол сразу испугалась. Гейнс немедленно сунул руку за пазуху, вытащил потрепанное удостоверение в кожаной обложке и показал свой значок.

— Я настоящий, не волнуйтесь. — Он снова убрал удостоверение во внутренний карман. — Но людям не мешает знать, что может случиться.

Кэрол подумала о том, что ей сказала Дебби Гэхэген.

— Это дело… неужели правда, что один человек мог убить тридцать женщин.

— Тридцать, может, сорок. Мы точно не знаем.

— Но это, должно быть, одно из ужаснейших преступлений в истории. Почему я ничего не слышала об этом до сегодняшнего дня?

— Слышали ли вы когда-нибудь о «речном убийце»?

Кэрол покачала головой.

— Его разыскивали в Сиэтле за убийство тридцати семи женщин в 1982–1984 годах. И тридцать семь — только часть жертв, чьи останки были точно идентифицированы. Тамошние полицейские потратили десять миллионов долларов на расследование и до сих пор ничего не нашли. Может, он остановился, или просто переехал… сюда. — Полицейский глубоко вздохнул. — Эй, вы не хотите этого слышать. Это ужасные вещи. Не то, что мы…

— Но этот человек убил мою лучшую подругу, — перебила Кэрол. — Этого нельзя допустить. Сама мысль о том, что существуют такие чудовища и многие из нас даже ничего не подозревают…

— Это не так уж необычно, — мягко сказал Гейнс. — Вокруг достаточно таких типов, которые не всегда попадают в заголовки газет. Обнаруживается еще одно тело, списанное на серийного убийцу, и рассказ похоронен где-нибудь на внутренней странице. Это может быть тело человека, мертвого шесть месяцев, год… как ваша подруга.

— Но все же… сорок человек, — сказала Кэрол. — Половина от этого числа погибает в железнодорожной аварии, и об этом уже пишут на первых страницах.

— Когда много людей погибает в одно время в одном и том же месте — это бедствие, катастрофа. Газетчики знают, как подать такие факты. Но вот мы ведем расследование этих убийств почти два года, и слишком поздно поняли, что они связаны между собой. Газетчикам нет резона раздувать эту историю. — Через секунду Гейнс добавил: — Ну и, конечно, мы не можем быть уверены в том, что там действительно есть, что раздувать. У нас так мало настоящих улик, может быть, мы делаем поспешные выводы — просто чтобы комфортнее себя чувствовать.

— Я не совсем понимаю, как вы можете чувствовать себя лучше, зная, что среди нас ходит человек, который уже убил двадцать или тридцать женщин… а вы до сих пор его не поймали.

Гейнс печально улыбнулся.

— Возможно, это немногим лучше, чем если бы мы думали, что существует семь или восемь парней, каждый из которых совершил по пять убийств.

Он помолчал, потом, немного задыхаясь, заговорил снова:

— Ну хорошо, хватит. Когда я подошел, у меня не было намерения испугать вас. Я не хотел, чтобы вам снились кошмары.

«Тогда чего вы хотели?» — могла бы она спросить. Однако сейчас она была не в настроении флиртовать.

— Все в порядке, — сказала она. — Приятно было познакомиться, детектив Гейнс.

— Эрик.

— Эрик. Мне нужно идти.

Она отошла. На секунду ей показалось, что он хочет спросить разрешения позвонить ей, но вместо этого он достал свою визитную карточку, протянул ей и сказал:

— Приятно было с вами познакомиться, Кэрол. И прошу вас, дайте мне знать, если у вас появятся соображения на этот счет.

Она решила, что он всего лишь исполнял свои обязанности и исподволь, незаметно, старался ее «прощупать». Все возможно — может быть, неизвестным убийцей могла оказаться женщина.

Разговор с Гейнсом испугал Кэрол. Выйдя на улицу, она внимательно осмотрелась, ища взглядом подозрительно пустой фургон для доставки цветов, или силуэт, спрятавшийся за деревом.

Она почувствовала себя в большей безопасности, когда села в машину, закрыла дверь и поехала. Она уже проезжала мимо темно-зеленого фургона, стоящего в конце улицы Церквей, когда уголком глаза заметила за его рулем человека. И только после того, как повернула и поехала к другому кварталу, поняла, что она видела его раньше и узнала бы его сразу, если бы он был в шляпе.

У нее заколотилось сердце, она вцепилась в руль и нажала на тормоз. Но в следующую секунду опомнилась. Должно быть, это последствия страха, вызванного разговором с полицейским. Она даже не рассмотрела как следует лицо водителя, он мог быть кем угодно, например, одним из местных жителей, который всего лишь собрался ехать куда-то по своим делам.

Но когда она проехала уже полквартала, то поняла, что никогда не простит себе, если не проверит догадку. Она объехала квартал кругом, чтобы подъехать к фургону сзади.

Но его уже не было.

«Вероятно, один из местных жителей, — уверяла себя Кэрол. — Или мастер, приехавший по заказу. Конечно, не какой-то маньяк, наблюдающий за домом одной из своих будущих жертв».

Однако, возвращаясь в Нью-Йорк, она постоянно поглядывала в зеркало заднего вида: не появится ли темно-зеленый фургон со знакомым водителем? Но никто не появился.

Добравшись домой, Кэрол попыталась написать Дональдсонам письмо с соболезнованиями, как будто слово могло облегчить боль потери, такой ненужной и жестокой.

Как ужасно…

Слова, сказанные отцом Энни, преследовали ее весь вечер. Она пошла спать, ожидая, что ей будут сниться кошмары.

Однако предсказание детектива не сбылось. В ту ночь ей вообще ничего не снилось.