В глухих лесах

Глава 29

«…Река в этом месте с милю шириной, и на той стороне вы увидите большие утесы». — Кэрол держала трубку у уха, внимательно слушая объяснения.

Наконец она увидела реку, должно быть, это именно то место, о котором ей рассказывали. Час назад Кэрол выехала из Нью-Йорка и взяла курс на запад. По ее расчетам, пора уже было сворачивать. Как ей объяснили, где-то здесь должен стоять огромный щит с надписью «Колониальная харчевня». Через минуту Кэрол уже сворачивала на боковую дорогу и, проехав еще метров триста, увидела низкое здание с плоской крышей. По обе стороны от крыльца раскинулась полукруглая застекленная веранда. Справа Кэрол увидела большую, почти до отказа набитую машинами автостоянку. Если бы не это обстоятельство, Кэрол даже не вспомнила бы, что пора обедать.

С тех пор как Пол Миллер привез ее утром в город, Кэрол потеряла счет времени, и у нее совершенно пропал аппетит. А когда она узнала, что у девушки, которую Миллер называл своей дочерью, другая фамилия, Кэрол не находила себе места. Один лишь вопрос занимал ее: «Почему?»

В личном деле Сьюзан Холлистер Кэрол вычитала, что девушка, как и говорил Миллер, училась на медицинском факультете университета в Коннектикуте.

В примечании к результатам вскрытия, проведенного судебно-медицинскими экспертами, указывалось, что личные вещи, найденные у убитой, принадлежат ее мужу, Кеннету Холлистеру.

Кэрол незаметно достала блокнот и записала адрес и номер его телефона. Она уже хотела идти домой, когда снова увидела Эрика. Кэрол просто растерялась, узнав, что Миллер вовсе не появлялся в полиции Нью-Джерси. Когда ко всем ее подозрениям прибавилось еще и это известие, она совсем запуталась. Очередная ложь Миллера окончательно сбила ее с толку. Почему же Пол скрыл улики против Фрэнка?

Давая показания, она думала: стоит или нет спрашивать Эрика о Миллере? Ей очень хотелось поделиться своими мыслями, но она опасалась, что Эрик догадается о том, что она провела ночь с Полом. А обижать Эрика ради того, чтобы удовлетворить свое любопытство, она не хотела. Потому что в кошмарном водовороте последних дней только встреча с ним согревала ее сердце.

Когда они закончили, Кэрол сказала Эрику, что ей срочно нужно ехать в Лонг-Айленд, чтобы отвезти отца в дом престарелых. Из приемной полицейского управления ей удалось позвонить мужу Сьюзан Холлистер. Этот звонок и привел Кэрол в кафе.

Возле кассы к ней подошел высокий мужчина в темных очках и спросил, не хочет ли она заказать столик, или ей будет удобнее у стойки. Сильный акцент выдавал в нем иностранца.

— Мне нужен Кен Холлистер.

— Я сейчас позову его. Подождите, пожалуйста.

Кэрол села за столик и заказала кофе. В эту минуту из кухни вышел уже знакомый высокий мужчина, рядом с ним — блондин в белой тенниске. Он подошел к Кэрол и протянул руку.

— Мисс Уоррен? Я — Кен Холлистер.

Пожимая ему руку, Кэрол подумала, что его молодость и трагедия, которую он пережил, трудно укладываются в голове.

— Я надеюсь, вы не будете возражать, если мы поговорим здесь?

Когда они говорили по телефону, Кен объяснил, что учится в университете на геологическом факультете, а по вечерам приходится подрабатывать в кафе.

— Нет, нет. Можно и здесь, — ответила Кэрол.

— Простите, у нас сейчас много работы, и поэтому я ограничен во времени.

— Я не задержу вас, мистер Холлистер.

Кэрол не знала, с чего начать. По телефону она не решилась открыть ему истинные цели своего визита и несколько ввела его в заблуждение, сказав, что его беспокоят из полицейского управления. Она настояла на встрече для, якобы, уточнения кое-каких деталей по делу о его жене.

Кен сел напротив.

— Знаете, мисс Уоррен, за последние два года я столько раз давал показания, что мне казалось, никаких неясностей уже не осталось. Это меня даже немного удивляет.

Ложь напрашивалась сама собой. И Кэрол ничего не стоило сказать, что такого рода расследования всегда требуют тщательной перепроверки фактов. Но она больше не могла обманывать его.

— Мистер Холлистер, я… не из полицейского управления. Лично мне нужны эти сведения.

— Лично вам? — Он поморщился. — Вы журналистка? Ищете очередную жуткую сенсацию, чтобы попотчевать своих читателей щекочущей нервишки сценой?

Он встал, намереваясь уйти.

— Прошу вас, не уходите. У меня всего несколько вопросов. — Она схватила его за руку.

— Мне до чертиков надоели журналисты. — Кен говорил, презрительно глядя на Кэрол. — И ни хрена я вам не скажу, если не буду уверен, что наш разговор хоть как-то поможет схватить и наказать убийцу. Никто не хочет понять, что боль со временем лишь утихает, но не исчезает совсем. Для всех, кто любил ее, ваши вопросы как нож в сердце. А вы на этом играете, потому что знаете: мы поможем вам — ведь для нас это единственное средство, чтобы пережить боль.

— Прошу вас, поверьте мне, мистер Холлистер. Я не журналистка, и я понимаю, как вы страдаете. Я правда понимаю.

Видимо, в ее голосе было столько искреннего сочувствия и сострадания, что Холлистер невольно опустился на стул.

— Что вас интересует?

— Я, как, и вы, очень хочу, чтобы убийца вашей жены был пойман, клянусь вам, только это привело меня сюда.

Он внимательно посмотрел на Кэрол, потом бросил взгляд через плечо, как будто хотел лишний раз убедиться, что его отсутствие не стопорит работу, и сказал хмуро:

— Хорошо. Только несколько вопросов.

— Вы говорили, что, кроме вас, есть еще люди, которым смерть вашей жены принесла горе. Кого вы имели в виду?

Он удивленно посмотрел на Кэрол.

— Ну… ее семью; конечно.

— Ее трех братьев?

— Да… они очень тяжело восприняли смерть младшей сестры.

— А ее отец? Как он реагировал?

— Боже, да при чем тут он?

— Как при чем?

— Он умер, когда ей было семнадцать.

Кэрол, ничего не понимая, молча смотрела на Кена. У нее сразу возникло так много вопросов, что она растерялась. Старое издание «Матушки Гусыни», подписанное Кэрол для Сьюзан; фотография на туалетном столике в доме Миллера и эта спальня… — все вдруг сразу возникло в ее сознании. Волна воспоминаний захлестнула Кэрол, и она снова воочию представила себе эту дверь, за нею удивительную комнату, очаровательную обстановку, казалось, вновь почти физически ощутила приятную свежесть полотенца. Она протянула руку — хотела взять со стола фотографию в рамке — лишь звон опрокинутой кофейной чашки привел ее в чувство. Она почувствовала на себе удивленный взгляд Кена.

— Ее фамилия, — настойчиво потребовала Кэрол. — Девичья фамилия вашей жены. Скажите…

— Конрой.

— Сьюзан Конрой, повторила Кэрол.

Холлистер кивнул.

Кэрол задумалась. Над их столиком повисло тягостное молчание.

— Ну… мне, наверное, нужно идти работать, — не выдержал Кен. — Но… вы не скажете мне, к чему все это?

— Простите, я не могу вам этого сказать, — ответила она ровным голосом. — Господи, если бы я сама знала!

Как сквозь дымку она видела, как он встал со стула и вышел.

Кэрол механически взяла салфетку и вытерла пролитый на стол кофе, мысли ее в этой время были далеко. Как на кинопленке, перед ее мысленным взором сменялись кадры плохо поставленной драмы, легко можно было бы усомниться в подлинности происходящего, если бы не предыдущие кадры, полные ужаса и трагедии…

Ламли! Этот владелец книжного магазина, ведь он говорил ей, что Миллер покупал книги для своих детей. Он говорил — три мальчика и одна девочка! Зачем он обманывал ее? Почему он сказал ей, что Сьюзан — дочь Миллера?

Кэрол заплатила по счету и спросила у кассира, откуда можно позвонить. Телефон-автомат, как оказалось, был недалеко, и Кэрол, наменяв монет, пошла звонить.

— Я не знаю никакого мистера Ламли, — ответил молодой человек. Кэрол звонила в книжный магазин в Уордсоне. Трубку снял один из продавцов. — Но здесь жена нашего хозяина, миссис Карсвелл. Если хотите, я могу ее позвать.

Жена хозяина? Карсвелл?

— Да, если не трудно, дайте ей трубку. — Кэрол старалась говорить сухо и деловито.

Вскоре она услышала в трубке тот же женский голос, что и в первый раз, когда просила оставить Джорджу Ламли записку недели две назад. Кэрол говорила резко и даже грубовато.

— Миссис Карсвелл, это Кэрол Уоррен. Мне нужен Джордж Ламли. Две недели назад я вам оставляла для него записку.

— Да, да. Я помню. Но сегодня Джорджа нет. Я передам ему, что вы звонили.

— Послушайте, я специально звоню в рабочее время, чтобы застать владельца магазина, мистера Ламли. Но только что от вашего продавца я узнала, что настоящий владелец не Ламли, а ваш муж.

После некоторой паузы женщина неуверенно сказала:

— Мы партнеры. Я имею в виду мистера Ламли и моего мужа. В общем, я передам Джорджу, что вы звонили. — Она повесила трубку.

Партнеры? Что это? Еще одна глупая выдумка? Судя по тому, как она быстро бросила трубку, эта женщина была смущена тем, что ее уличили во лжи.

Кэрол вышла из кафе и направилась к машине. Мысли о Миллере ни на секунду не оставляли ее. Почему он выдавал Сьюзан за свою дочь? Хотел ли он этим объяснить и оправдать свое стремление самостоятельно найти и разоблачить опасного убийцу? Для чего тогда весь этот маскарад с книжным магазином? Нет, это очередная ложь Миллера. Его ребенок не пострадал от руки жестокого убийцы.

Так что же заставляет Миллера бродить в поисках «лесного хищника»? Откуда возникла эта навязчивая идея, в которой не меньше патологии, чем в кровавой похоти убийцы?

Кэрол села в машину и поехала к отцу. Машина мчалась на юг, унося Кэрол прочь от тяжелых раздумий и нервного напряжения этого суматошного и трудного дня. Хотя то, что ей предстояло, было делом вовсе не веселым, Кэрол все же вздохнула с облегчением..

Отец сидел на софе в гостиной, безвольно опустив руки, на коленях лежала куртка, рядом, чтобы не забыть, — зимние перчатки. В углу — два старых чемодана, он давно уже собрался и ждал только ее.

— Привет, папа. — Она наклонилась и поцеловала его. — Извини, что опоздала.

Глядя на его ссутулившиеся плечи, она подумала, как ему тяжело покидать дом, к которому он так привык.

— Разве? А сколько времени? — не сразу ответил Пит. Он достал из кармана свой старый брегет и поднес к лицу, чтобы лучше видеть.

— Да нет, ты не опоздала. — Он покачал головой, все еще глядя на часы, и слабо махнул рукой.

Кэрол поняла, что он так и не понял, сколько времени. Она села рядом и обняла его. Голова старика бессильно опустилась на ее плечо. Так жутко ей никогда не было.

— Знаешь, Томми не сможет приехать сегодня. — Она заставляла себя говорить беззаботно, как будто это был сущий пустяк. — Но на следующей неделе он обязательно приедет навестить тебя.

— Томми, — повторил Пит Уоррен. Казалось, ему нужно время, чтобы запомнить имя. — Да, да. Мой мальчик сегодня, должно быть, занят.

Мало утешительного в том, что он болен, но был в этом для Кэрол и спасительный плюсик: по крайней мере он ничего не знал о неприятностях Томми.

Спустилась миссис Бригс. По случаю ее последнего дня с Питом Уорреном, она была в сером вечернем платье, на шее — золотое ожерелье.

— Здравствуйте, мисс Уоррен.

— Добрый вечер, миссис Бригс. Вы сегодня замечательно выглядите.

— Спасибо. Я хочу, чтобы у Пита были торжественные проводы.

— О! Как это любезно с вашей стороны. Как я догадываюсь, все уже… готово?

— Да, — с грустью ответила миссис Бригс. — Все в полном порядке. Я подожду наверху, пока…

— Что ж, пора прощаться с этим домом, — сказала Кэрол. — Ты как, папа?

— Давайте прощаться. — Он отложил куртку и встал.

Они прошли в спальню, потом в комнаты Кэрол и Томми. Отец был спокоен, лишь иногда он брал в руки какую-нибудь вещь — то бейсбольный вымпел Томми, то детский мольберт Кэрол — и долго разглядывал, будто вспоминал что-то. Возле большой, во всю стену, книжной полки он остановился и сказал:

— Сам делал! Материалы покупал у дяди Калли. — Он провел пальцем по корешкам книг. Когда он коснулся «Рассказов про Дану», Кэрол вдруг вспомнила, что видела свои книги на другой полке, впрочем, не на полке, а на столе в доме у мистера Ламли. Она еще оставила свой автограф.

«Интересно, — подумала Кэрол, — зачем он принес их домой. Ведь, если, как он сказал, им с женой нравились ее книги и они уже много лет собирали ее работы, то почему же все книги, не считая старого издания „Тигра“, были новыми? Этому может быть только одно объяснение — Ламли никогда не интересовали ее книги!»

Пит спустился вниз в кухню, потом зашел в столовую. На столе стояла фотография в рамочке: двое ребятишек — Кэрол и Томми — с мамой. Пит взял фотографию.

— Вы были вот такими малышами… О лучшем нечего было и мечтать… мальчик и девочка. Все остальное не имело для меня значения. Я никогда не жалел об этом.

Он поставил фотографию на место.

— Что не имело значения? О чем ты не жалел? — спросила Кэрол.

— Я любил твою мать, и все тут. Это было что-то особенное, не так, как у всех! Ты скажешь, так не бывает! А у нас было!

— Да, папа, конечно!

Пит долго смотрел на фотографию, потом повернулся и пошел в гостиную.

— Кэрри, уже вечереет. Ты, кажется, говорила, что нам пора ехать. — Он посмотрел на свои чемоданы. — Так куда же мы все-таки едем?

Она помогла отцу распаковать чемоданы, сложила вещи в шкафчик, с которым Пит не захотел расставаться, потом они вместе спустились во внутренний дворик и прошли в сад. Было уже темно, но вдоль всей асфальтовой дорожки горели фонарики на коротких ножках.

— Жаль, Что Томми не смог сегодня приехать.

— Папа, он очень хотел, но…

— Вы в детстве очень любили здесь играть. Он тебе спускал веревку вон с того дерева. Вы бегали и резвились…

Кэрол почувствовала, как по щеке покатилась слеза. Пит ничего не помнил, думал, что он все еще дома, в своем саду.

— Томми был замечательным ребенком. Просто замечательным. И я никогда ни о чем не жалел.

Кэрол удивленно слушала его.

— О чем ты, папа?

Пит смотрел куда-то в глубину сада и, казалось, не слышал ее.

— Лучше жить здесь. — Он обернулся. — Ведь так?

Кэрол подумала, что теперь он говорит о доме престарелых. Он смирился со своей участью.

— Да, лучше здесь, — ответила она.

— Для всех нас так будет лучше. — Он думал о чем-то своем, непонятном для Кэрол. — Не только для ребенка, но и для нее, для меня… и для Калли тоже.

Нет, это не о доме престарелых… Ребенок? Он что, имеет в виду Томми? А при чем тут Калли Нельсон?

Отец не ответил на ее вопрос. Он отвернулся и пошел к главному корпусу, пробурчав, что Калли, должно быть, уже ждет его, да и к тому же сам Пит изрядно проголодался.

— Ты не знаешь, во сколько у них ужин? — бросил он на ходу.

В половине девятого одна из медсестер сказала Кэрол, что время посещений закончилось.

У входной двери Кэрол попрощалась с отцом. Пит обнял ее, обещая, что скоро приедет в город и сводит ее в кино. Он не помнил, что у него нет машины, и вот уже два года он никуда не выходит из дому.

На улице Кэрол помахала ему рукой, он улыбнулся, махнул в ответ и отошел от окна. Кэрол медленно шла по тротуару и думала, что, как бы ни был неприятен сам факт, но здесь Питу действительно будет лучше.

Видишь ли ты меня сейчас, солнышко мое?

Он медленно погрузил свои пальцы в ее вьющиеся каштановые локоны, осторожно за длинные пряди приподнял ее голову и долгим обожающим взглядом впился в широко открытые зеленые глаза. Чуть наклонился и сладко поцеловал в полусомкнутые губы, почувствовав их теплоту и упругую мягкость. Она была еще жива; последний крик давно уже замер на ее губах, превратившись в гримасу ужаса.

Вытянув руку, он потрепал ее за волосы — так в старину дозорный на сторожевой вышке сигналил в темноту, помахивая горящим факелом. Потом долго смотрел ей в глаза, не в силах оторваться.

Они всегда очаровывали его. Интересно, когда она перестала видеть его? Никогда! В такие минуты он верил, что жертва будет видеть его всегда!

И она видит его сейчас! Если любит, то всегда будет видеть его и смотреть только на него! Она всегда говорила ему это, когда он приходил к ней. Когда она умрет, ей опустят веки. Но он хочет, чтобы сейчас ее глаза были широко открыты!

«Позволь мне сказать, как я люблю тебя!» Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы, так же, как бывало прежде… И отбросил ее голову. Все! Теперь она знает, как он любит ее, на какую жертву он готов для нее. Он показал ей, как сладки бывают его жаркие поцелуи, как может он быть очарователен.

Он встал и начал собирать свои вещи. Как хищный волк бродил он под кронами деревьев — не хотел оставлять случайных улик, поэтому наводил блеск и чистоту.

Он мягко улыбнулся, вспомнив, как она обнимала его, нежно и назидательно, щебеча на ушко нравоучения, которые так любила повторять, когда он, обмотанный полотенцем, выходил из ванной. О да! Моя милая, чистота сродни благочестию! Мурлыкая себе под нос ее милую песенку, он ходил взад-вперед, внимательно осматриваясь. Он уже исходил маленькую полянку вдоль и поперек — на земле лишь ее тело и обагренные кровью сухие веточки, — он остановился, довольный.

Всегда блюсти чистоту! Только ради тебя, родная! Только потому, что ты рядом!

И он снова бороздил маленький клочок исстрадавшейся земли.

«Все чисто!» — удовлетворенно подумал он и, бросив последний оценивающий взгляд на поляну, повернулся и пошел к машине.

Вдруг он неожиданно остановился, охваченный странным чувством, и понял, что в этот раз не испытал того наслаждения, которое возникало у него всегда, — не было ощущения радости и удовлетворения! Он вдруг захотел, чтобы она снова посмотрела на него! Прямо сейчас! Не откладывая! Неодолимая сила потянула его назад!