В ожидании Апокалипсиса. Франкское общество в эпоху Каролингов, VIII–X века

Глава 12. Государственное устройство

По сравнению с Римской империей, на которую постоянно оглядывались франки и которой они по мере сил стремились подражать, их собственная государственность выглядит куда более слабой. В раннесредневековой империи Каролингов не было ни развитой бюрократии, ни регулярной армии, ни централизованной судебной и фискальной системы. Различные институты власти были лишь отчасти интегрированы в единое целое, а должностные лица, даже назначенные королем, обладали большой самостоятельностью не только в хозяйственно-административном, но даже в политическом отношении. Тем не менее Франкское королевство достаточно эффективно функционировало, более того, в VIII–IX вв. считалось самым сильным государственным образованием в Западной Европе. Это означает, что оно вполне соответствовало уровню развития общественных отношений у франков.

Власть в Каролингской империи была многополярной, рассредоточенной между разными центрами силы, а выстраивалась она не столько по вертикали, сколько по горизонтали. Одним из наиболее важных ее очагов являлся королевский двор. Это был сложный социальный организм, состоявший по меньшей мере из нескольких сотен человек. О численности придворных можно судить лишь по косвенным данным. Например, известно, что в пфальце Ингельхайм, одной из главных королевских резиденций IX в., в течение довольно продолжительного времени могло проживать до полутора тысяч человек.

Организация и общие принципы функционирования каролингского двора подробно описаны Гинкмаром Реймсским, ближайшим сподвижником Карла Лысого, в трактате «Об устройстве дворца». Он был создан около 882 г., но опирался на аналогичное сочинение более раннего времени (до 826 г.), которое принадлежало перу Адальгарда, двоюродного брата Карла Великого, аббата Корби и одного из виднейших сановников империи. Согласно этому сочинению, королевское окружение состояло из людей самого разного происхождения, имущественного и социального положения. При дворе жили многочисленные королевские вассалы и сотрапезники, министериалы и телохранители, медики, музыканты, повара, егеря, конюхи и прочая прислуга. Но прежде всего двор являлся местом средоточия представителей знати. Как уже говорилось выше, аристократы присылали сюда своих детей для воспитания и обучения. Подрастая, те становились частью королевской свиты, или «своими» (sui), а еще «сподвижниками», «единомышленниками» (comites), как их называют источники. Со временем им поручали следить за государевыми конюшнями и странноприимными домами, тренировать королевских соколов, заниматься организацией королевской охоты, заботиться о торжественных пирах и ежедневной трапезе правителя, вовремя пополнять погреба вином и разливать его за обедом. Особо доверенных лиц делали привратниками. А общее руководство придворными службами поручали пфальцграфу.

При этом должностные обязанности руководителей отдельных служб были не очень четко очерчены. Например, стольник и чашник отвечали за ведение дворцового хозяйства и лично прислуживали королю во время трапезы. Они же управляли королевскими поместьями, следили за тем, чтобы ко двору вовремя привозили необходимые продукты и ремесленные изделия. Кроме того, оба «министра» вместе с конюшим и так называемым мансионарием отвечали за организацию королевского постоя в разных поместьях и резиденциях. Учитывая внушительное количество придворных, а также скота и скарба, можно не сомневаться, что эта работа требовала очень серьезных организационных навыков.

Пфальцграф ведал судебными делами, улаживая споры между дворцовыми слугами, и на время отсутствия государя замещал его в королевском суде, где рассматривались дела по апелляции с мест. Камерарий распоряжался казной, отвечал за подарки послам и за королевский гардероб. Егеря и сокольничий занимались организацией королевской охоты, заботясь «о людях, собаках и птицах».

Компетенция королевских служащих не ограничивалась пределами дворца, но распространялась на весь домен. Кроме того, этим людям поручались и другие дела, не относящиеся напрямую к кругу их должностных обязанностей и далеко выходящие за рамки домена, например военное командование, а также проведение дипломатических и инспекционных миссий. В 778 г., когда франкское войско возвращалось домой из Испании, в Ронсевальском ущелье от рук басков погибли королевский стольник Эггихард и пфальцграф Ансхельм, а также «другие придворные». По сообщению «Анналов королевства франков», в 786 г. стольник Ау-дульф был послан с войском в Бретань, а конюший Бурхард в 807 г. отправился с флотом на Корсику. В 781 г. чашник Эберхард уехал с посольством к баварскому герцогу Тассилону, а в 802 г. пфальцграф Хельмгауд фигурировал в качестве посла в Константинополь. Отсутствие четкого разграничения административных полномочий было одним из ключевых принципов каролингской государственности.

По словам Гинкмара, высшие придворные должности непременно должны заниматься людьми знатного происхождения, ибо благородная кровь гарантировала обладание высокими моральными качествами. Конечно, перспективному кандидату неплохо было бы иметь некоторый управленческий опыт, но это условие не являлось обязательным. Куда более существенную роль играли личные отношения, связывавшие государя и его «спутника». За исключением пфальцграфа, сколько-нибудь заметной иерархии других высших административных постов при дворе не наблюдалось. Гинкмар сообщает также о многочисленных чиновниках среднего и низшего звена, которых именует «мальчиками» (pueri) и «вассалами» (vassali). Соответствующие должности занимались ими согласно происхождению.

Помимо мирян при дворе имелось также значительное число лиц духовного звания, трудившихся в королевской капелле и канцелярии. Придворные капелланы совершали богослужения, а также отвечали за сохранность величайшей святыни — плаща (сарра) Мартина Турского, который хранился в королевской сокровищнице. Канцелярия же ведала составлением разного рода документов и формировала архив. При Карле Великом глава капеллы, архикапеллан, или апокризиарий, являлся одновременно канцлером. Этот человек, по словам Гинкмара, был настоящим «стражем дворца» (custos palatii). Он не только руководил придворным клиром, но и ведал церковными делами по всей стране. Должности архикапеллана и канцлера находились исключительно в руках представителей высшей аристократии. В разное время их исполняли аббаты Сен-Дени и епископы Парижа, архиепископы Меца, Реймса, Санса, Кельна, аббаты Санкт-Галлена и другие ведущие церковные иерархи.

Штат капеллы и канцелярии также формировался из членов знатных семей. Косвенно на это указывает позднейшее их назначение на должности епископов и аббатов. Подобно мирянам, этих лично преданных королю людей привлекали к исполнению поручений, напрямую не связанных с их непосредственными должностными обязанностями. Так, в 801 г. одному королевскому нотарию было поручено изготовление плота для перевозки слона, подаренного арабским халифом. Другой нотарий, одновременно являвшийся аббатом Сент-Аманда, в 808 г. отправился послом в Нортумбрию. В 827 г. Людовик Благочестивый поручил подавить мятеж в испанской марке пресвитеру Элизахару, руководителю канцелярии и своему ближайшему сподвижнику.

Обязанности придворных не исчерпывались отправлением дворцовых служб или специальных поручений за пределами дворца. Часть королевской свиты, особо приближенная к властителю, составляла его совет. С ними обсуждались абсолютно все вопросы, так или иначе затрагивавшие интересы государя. «Советники же, как духовные, так и светские, поскольку возможно, выбирались такие, которые, прежде всего, каждый в соответствии со своим саном и должностью, боялись бы Бога, затем отличались бы такою верностью, что за исключением вечной жизни ничего не предпочитали королю и королевству — ни друзей, ни недругов, ни родных, ни дары приносящих, ни льстящих, ни озлобляющих; [были бы] мудрыми не софистически, не лукавством или мудростью того века, который враждебен богу, но обладали бы той мудростью и знанием, с помощью которых они могли бы с настоящей и праведной мудростью не только полностью опровергать, но и решительно разбивать тех, которые полагаются на вышеупомянутые людские ухищрения», — пишет Гинкмар.[14]

Никакого разделения участников в зависимости от проблематики или состава «собраний» не наблюдалось. Одни и те же люди консультировали короля по широкому кругу вопросов внутренней и внешней политики, а также в том, что касалось личной жизни властителя. Персональный состав таких собраний установить довольно трудно. Далеко не всегда источники называют их участников по именам. Однако известно, что в состав этого совета входили люди, исполнявшие высшие дворцовые службы, а также некоторые близкие родственники государя. Например, ближайшими советниками Карла Лысого были его дядя (граф Нитхард) и тесть (герцог Адельхард). А граф Септимании Бернард, занимавший при дворе Людовика Благочестивого пост королевского камерария, и вовсе считался в империи «вторым после короля».

Каролингская империя представляла собой сложный конгломерат различных территориально-административных образований, таких как «королевства», провинции, графства, округа и пограничные марки-дукаты. Административное деление империи складывалось во многом спонтанно, и король лишь отчасти принимал участие в этом процессе. Только в некоторых германских землях, прежде всего в Саксонии, а также на заэльбских территориях это происходило явно «по воле короля». Основная часть территории делилась на графства, которых насчитывалось несколько сотен (по мнению современных ученых, эта цифра колебалась от 110 до 700). Они были самыми разными по размеру. Наряду с такими гигантами, как графство Овернь, были такие крохотные, как графство Санлис.

Графами часто становились люди, с детства воспитывавшиеся в королевском дворце или, по крайней мере, тесно с ним связанные. Когда Карл Великий в 781 г. назначил трехлетнего Людовика Благочестивого королем Аквитании, то одновременно в самых значительных аквитанских графствах он разместил самых верных своих «людей из народа франков». Аналогичным образом поступил и Людовик, передав в 814 г. аквитанскую корону своему сыну Пипину. В «Чудесах св. Бенедикта» упоминается случай, когда массовое назначение придворных графами в провинции буквально опустошило дворец. Однако даже во времена наибольшего могущества Каролинги вынуждены были широко привлекать к соучастию в управлении местную аристократию, далеко не всегда тесно связанную с двором. Так было в Аквитании, в Италии, в Саксонии. Например, аквитанская знать очень ревниво относилась к чужакам из Австразии и нередко оказывала им вооруженное сопротивление.

Изнурительная Саксонская война закончилась лишь с переходом местной знати на сторону Карла Великого. Однако начавшаяся после этого активная франкизация Саксонии, сопровождавшаяся, в том числе, появлением франкской администрации, привела в 841–842 гг. к восстанию Стеллинга и восстановлению старых порядков. Со второй половины IX в. франкские короли уже последовательно опирались здесь на местную аристократию. Именно из ее среды вышли Людольфинги, саксонские герцоги, которые уже в 919 г. взошли на королевский трон.

В своем должностном округе граф обладал широкими полномочиями. Прежде всего, он являлся главным судьей и выносил решения по любым вопросам, в том числе по уголовным преступлениям, а также делам, связанным с земельной собственностью. Он же контролировал исполнение приговора. Также граф следил за сохранением внутреннего мира, собирал местное ополчение и возглавлял его, контролировал взимание податей, руководил общественными работами по починке мостов, дорог или строительству укреплений. Кроме того, он являлся основным связующим звеном между королевским двором и своей провинцией. На областных сходах он сообщал государевым подданным о королевских постановлениях и решениях общегосударственных собраний. Наконец, граф приводил к присяге местное население, составлял списки присягнувших и доставлял их во дворец.

Графства делились на сотни (в романских землях) или викариаты (в германских), во главе которых стояли, соответственно, сотники и викарии. Они назначались графом и были ему подотчетны. Представители низшей администрации обладали тем же кругом полномочий, что и граф, только действовали на меньшей территории. Никаких особых функций у них не было.

Поскольку граф часто отсутствовал, находясь при дворе, на войне или отправившись с посольством, его функции в графстве исполнял заместитель — вице-граф или виконт. И даже в обычное время виконту поручалось ведение тех или иных дел в разных частях графства.

Графства были важным, но не единственным элементом политико-административной структуры империи. Они накладывались на систему церковных провинций и округов. Зачастую границы тех и других совпадали, хотя и не повсеместно. В реальности это означало, что сохранение внутреннего и внешнего мира, суд, военное командование, сбор налогов и организация общественных работ не являлись исключительной компетенцией представителей светской администрации. Те же самые обязанности сплошь и рядом лежали на лицах духовного звания. Епископы и аббаты, а также их викарии обладали публичной властью. Подобно графам, они осуществляли судопроизводство и взимали налоги, командовали войсками и участвовали в посольствах. Впрочем, миряне также действовали в тех сферах, где их, кажется, не должно было быть. Например, типичным явлением для того времени был граф-аббат, мирянин, руководивший монастырем без посвящения в сан.

Итак, на одной и той же территории действовало одновременно довольно большое количество должностных лиц, клириков и мирян, обладавших более или менее одинаковыми полномочиями. Около 775 г. Карл Великий предоставил монастырю Сен-Дени право взимать пошлину в Парижском округе и одновременно запретил это делать «всем епископам, графам, аббатам, викариям, сотникам, сборщикам пошлин и другим представителям публичной власти, имеющим земельные владения в пределах Парижского округа, а также остальным верным». Людовик Немецкий около 855 г. просил графов Алеманнии позаботиться об отправлении правосудия в делах, касающихся Санкт-Галленского монастыря. Епископ Майнца Лул в 775 г. построил монастырь на своей собственной земле и немедленно передал его со всем имуществом под защиту короля. Последний в свою очередь запретил епископам, архидьяконам, графам или их поверенным останавливаться там на постой или заниматься судопроизводством. Иными словами, новый монастырь, даже основанный на частной земле, немедленно оказывался в сфере притяжения самых разных властных сил.

Граница между частным и публичным в сфере власти была крайне размытой. Аббат Прюма Асоарий в 797 г. попросил короля предоставить ему некоторые земли королевского фиска, утверждая, что они являются его родовыми владениями, наследством матери и бабки, которое в свое время было несправедливо узурпировано. Земли аббату передали, но вскоре выяснилось, что они никогда не принадлежали его предкам. И по решению королевского суда он был вынужден возвратить их. Правда, вскоре государь все же пожаловал их Прюмскому монастырю.

В каролингскую эпоху широкое распространение получил иммунитет. Специальным королевским постановлением конкретная территория изымалась из сферы действия публичной власти и закреплялась за строго определенной группой лиц. Об этом убедительно свидетельствуют иммунитеты, предоставленные епископским округам. Здесь епископы получают исключительное право суда, рынка, чеканки монеты и сбора пошлин. Размытой оказывается также граница между подвластной территорией и живущими на ней людьми. Последние не подчинялись королевским чиновникам, даже если они находились вне иммунитетной территории. Они не платили государственных налогов и не подлежали публичному суду.

Неупорядоченность властных отношений приводила к тому, что представители власти, действующие на одной и той же территории, нередко конфликтовали между собой. В 50-е гг. VIII в. разгорелся спор между графом Парижа и монастырем Сен-Дени. В 753 г. в королевский суд поступила жалоба от аббата Фулрада на то, что, вследствие чрезмерных поборов, собиравшихся с купцов городскими властями, сократилась торговля и резко снизились доходы аббатства, поступавшие в монастырскую казну в виде рыночных пошлин. Из монастырских архивов были представлены документы, подтверждавшие исключительное право Сен-Дени на получение пошлин — его дал еще король Дагоберт. А затем на протяжении ста с лишним лет регулярно подтверждали короли Хлодовей, Хильдерик, Теудерик, Хлотарь, Хильдеберт и майор дом Гримоальд. Фулрад заявил, что графы Парижа собирали их «по обычаю» и, в сущности, противозаконно. Король Пипин подтвердил полномочия монастыря.

Однако история на этом не закончилась. Граф Герард упорно отказывался уступить право сбора пошлин монастырским агентам. В 759 г. по иску аббата дело вновь оказалось в королевском суде. Граф утверждал в присутствии короля, что не только он, но и все его предшественники на этой должности всегда обладали данным правом. Представители монастыря, между тем, доказывали обратное. Да и сам король Пипин подтвердил, будто с детства был свидетелем того, что пошлины поступали в пользу Св. Дионисия. Однако граф «с этим никак не соглашался». Понадобилось созывать специальное собрание, чтобы уладить многолетний спор. Права монастыря вновь были признаны и подтверждены королевской грамотой. Однако еще и четверть века спустя спор не был улажен окончательно, а к разрешению конфликта вынужден был подключиться Карл Великий.

Эта история позволяет несколько иначе взглянуть на характер взаимоотношений королевской власти и графов. Герард принадлежал к дому Этихонов, позднемеровингской династии графов Парижа, и по знатности ничуть не уступал Каролингам. Он раз за разом отказывался считать себя простым «министром» короля, считал возможным открыто противоречить государю и не подчинялся его персональному повелению. Не менее примечательным в данной ситуации оказывалось и поведение короля: он убеждал Герарда отказаться от сбора пошлин, впрочем, безуспешно.

Казус Герарда показывает, какую огромную роль в вопросах власти играла традиция. Графы Парижские на протяжении нескольких поколений собирали пошлину, и по меньшей мере семь королевских дипломов, в течение полутора веков подтверждавшие передачу данного права монастырю, оказались недостаточным основанием для изменения устоявшегося правила. В таком контексте становится более понятной и практика регулярного переподтверждения иммунитетных пожалований, столь обычная в каролингское время. Грамота с королевской печатью обладала ограниченной легитимностью, поскольку гарантировала защиту и покровительство со стороны строго определенного правителя.

Недостаточность общих привилегий была очевидна для современников. Характерно, что монастыри, уже имевшие иммунитеты, при случае стремились обзавестись дополнительными грамотами для конкретных надобностей. Так, аббаты Кемптенского монастыря просят сначала Людовика Немецкого (около 844 г.), а затем Арнульфа (в 889 г.) предоставить им налоговый иммунитет для трех кораблей и шести повозок, отправляющихся за солью. С аналогичной просьбой к королю в 858 г. обращался и Лоршский монастырь.

В административно-территориальном отношении графства-паги и епископские округа являлись основной формой организации власти на местах в каролингское время. Однако над ними надстраивались другие территориальные структуры — «королевства» (regna) и «герцогства» (ducatus). К первым современники относили Аквитанию, Баварию, а также Северную Италию (бывшее Лангобардское королевство). Вторые представляли собой либо части этих «королевств», либо образования, располагавшиеся на периферии каролингского мира, главным образом в германских землях.

«Королевства» представляли собой полуавтономные территории с собственной устойчивой политической традицией, с которой Каролинги были вынуждены считаться. Устранив прежних властителей (аквитанского и баварского герцогов, а также лангобардского короля), некоторое время спустя Каролинги восстанавливали разрушенные структуры и возвращали в «королевства» государей. Правда, теперь таковыми становились исключительно представители правящей династии.

Герцогства-дукаты восходили к племенным образованиям меровингского времени. В VIII и IX вв. они еще воспринимались как некая территориальная целостность, хотя уже не связанная напрямую с герцогской властью. В источниках фигурируют Эльзасский, Мозельский, Рипуарский, Аламаннский и другие дукаты. Они управлялись главным образом графами, иногда королевскими посланцами. Огромную роль здесь играла также власть местных архиепископов. Титул «герцог» в каролингское время указывал главным образом на особые полномочия его носителя, прежде всего как военного предводителя, под командованием которого находилось несколько графов. В остальном его властная компетенция ничем не отличалась от графской. Собственно территориальная герцогская власть появилась не ранее конца IX столетия.

Отдельные образования представляли собой пограничные марки. С одной стороны, они находились в исключительном ведении королевской власти. С другой — примыкали к «королевствам». Марки создавались по воле короля. Их территория менялась по мере того, как расширялись границы королевства. Во главе пограничных областей стояли маркграфы. Подобно любому другому Должностному лицу, маркграф не являлся лишь главой пограничного округа. По приказу короля он мог нести военную службу в разных частях королевства или за его пределами, участвовал в государственных собраниях и посольствах. Иногда у марки не было единого руководителя. В этом случае она управлялась несколькими графами. Маркграфы происходили из знатнейших аристократических фамилий королевства, а их потомки нередко фигурировали в числе тех, кто основывал новые герцогские, княжеские или даже королевские династии. Таковыми стали, например, Людольфинги в Саксонии и Лиутпольдинги в Баварии.

Вполне отдавая себе отчет в ограниченности собственной власти, Каролинги, тем не менее, стремились наладить контроль за деятельностью местной администрации. Государи постоянно разъезжали по территории королевства. С одной стороны, это объяснялось экономической необходимостью. Для содержания двора требовались значительные ресурсы. А при плохом развитии транспортной инфраструктуры проще было потреблять хозяйственные запасы там, где они производились, чем свозить их в одно место. С другой стороны, во время разъездов король имел возможность лично участвовать в управлении страной. В такие моменты он буквально подменял собой графов и сотников. «Фульдские анналы» содержат подробный рассказ об одной из таких поездок, совершенных в 852 г. Людовиком Немецким. Сначала во Франконии король вместе с князьями и графами разбирал судебные дела, затем отправился в Саксонию, где занимался тем же самым, поскольку местные судьи не проявляли должного рвения в этом вопросе. Далее он пересек области ангров, гарудов и швабов и на каждом постое «судил дела народа».

И, наконец, добравшись до Тюрингии, на очередном местном собрании Людовик постановил, что ни один граф в своем графстве, ни один судья в своем округе не может выступать в качестве адвоката одной из тяжущихся сторон.

Сам факт прямой подмены королем местных должностных лиц указывал на отсутствие четкой должностной компетенции, а также на довольно зыбкую иерархичность административных структур. Разница между низшими и высшими носителями публичной власти пролегала не там, где она проходит сейчас. Она определялась не соответствующими административными полномочиями — все они являлись, по сути, эманацией королевской власти, — но социальным происхождением носителя власти, а также размерами территории, на которой он эту власть реализовывал. Однако значение королевских разъездов не стоит преувеличивать. По данным исследователей, король никогда не посещал более девяноста процентов подвластной территории и постоянно осуществлял личное присутствие лишь в незначительном количестве графств и округов.

В первой половине IX в. большое распространение получил институт королевских посланцев (missi dominici). Миссии предназначались для исполнения самых разных поручений. Они участвовали в посольствах, командовали войсками, разбирали судебные дела на местах. Словом, выполняли все то, что делали любые другие чиновники. С 802 г. на несколько десятилетий (до 60-х гг. IX в.) миссии действовали на постоянной основе. Появились даже специальные округа (missatica), которые регулярно инспектировались. Они располагались в землях, составлявших ядро каролингской державы, не выходили за пределы меровингского трехкоролевья и практически целиком совпадали с находившимися там архиепископствами.

Постоянные или ординарные миссии состояли из двух, позднее четырех и даже шести человек, мирян и клириков. Это были представители аристократии, занимавшие высшие административные посты в своих округах. Одним из посланцев непременно становился местный архиепископ, зачастую являвшийся также аббатом ряда крупных монастырей. Миссии контролировали деятельность местной администрации, следили за порядком судопроизводства, отменяли несправедливые, с их точки зрения, решения, смещали низших должностных лиц. Более того, порой они в буквальном смысле слова подменяли собой графов: принимали присягу у местного населения, сообщали народу о постановлениях государственных собраний, разбирали судебные дела, касавшиеся свободных людей.

Наконец, очень существенную роль в политической жизни огромной страны играли общегосударственные собрания знати. Они проводились раз или два в год. Наиболее представительные съезды созывались весной. Здесь обсуждались различные политические вопросы, принимались законы, заслушивались отчеты графов и королевских посланцев, присягали на верность и вершили суд. На таких встречах король много времени уделял личным беседам с герцогами и графами, епископами и аббатами, щедро одаривал их и, в свою очередь, принимал от них подарки, пировал вместе с ними и отмечал важнейшие религиозные праздники (Пасху и Рождество).

Вот как описывает собрания Гинкмар: «Знатным, а также вельможам королевства, чтобы не казалось [им], что они созываются без достаточных оснований, как в том, так и в другом указанном собрании, предлагалось по уполномочию короля на обсуждение и рассмотрение в форме обозначенных и расположенных в определенном порядке глав то, что исходило по божьему внушению от самого короля или что было сообщено ему из разных мест в особенности после их отъезда [после предшествующего собрания]. Занявшись этим, [они заседали] иногда в течение одного дня, иногда двух, иногда даже трех дней или более, смотря по важности дел, выслушивая [предложенное на рассмотрение] от направленных [к ним] для этого вышеуказанных дворцовых слуг, расспрашивая [их] о том, что казалось [неясным], получая ответы. Никто из посторонних не допускался [к ним] до тех пор, пока каждое в отдельности законченное [обсуждением] дело не докладывали достославному государю, [передав] на его священное благоусмотрение, и какое бы решение он по мудрости, данной ему от бога, ни выбрал, тому все следовали…

Пока же это происходило в отсутствие короля, сам король был занят с остальным народом, принимая подарки, приветствуя знатных, разговаривая с теми, кого давно не видел, проявляя серьезность со старшими, шутя с молодыми, [а также] занимаясь и другими подобными делами, как духовными, так и светскими; все же всякий раз, когда бы собравшиеся отдельно ни выражали желание, чтобы [король] пришел к ним, а также пробыл с ними столько времени, сколько им хотелось, он приходил к ним, и они совершенно свободно докладывали, как они считают необходимым решить отдельные [вопросы], и откровенно рассказывали, какие между ними возникли по тому или иному поводу разногласия, споры или дружеские пререкания.

Следует упомянуть, что если была ясная погода, то собирались под открытым небом, если же нет, то в разных отдельных помещениях, где с удобством и те, кто собирался особо, и прочий народ могли бы заседать отдельно, но прежде всего [нужно было обеспечить], чтобы другие низшие лица никоим образом [там] не присутствовали… Оба же приемных [помещения] для высших были так разделены на две [части], чтобы, прежде всего, все епископы, аббаты или подобные наиболее почетные клирики могли собраться, не смешиваясь совершенно со светскими лицами; равным образом графы и подобные им знатнейшие начинали рано утром собираться, соответственно их почету, отдельно от прочего народа, пока не наступало время [заседать]. Тогда упомянутые знатные приглашались — обычно клирики в свою, а светские в свою установленную курию, где им с одинаковым почетом были приготовлены кресла. Отделенные от прочих, они были властны заседать то вместе, то раздельно, смотря по характеру дел, подлежащих их рассмотрению, духовные ли, светские лица, или смешанные. Равным образом от них зависело призвать кого угодно, чтобы узнать что-либо или расследовать [с тем, что] после того, как сведения были получены, тот удалился бы. Вот что о тех [делах], которые им предлагались королем для обсуждения.

Другое, к чему стремился король, это расспрашивать о том, что достойного донесения или нового обсуждения приносил с собою каждый из той части королевства, откуда прибывал, потому что им [участникам собрания] не только позволялось, но и строго внушалось (поручалось), чтобы каждый старательнейше разузнавал [обо всем], пока не вернется снова [на собрание], как в пределах, так и за пределами королевства, разведывал не только через своих, но и чужих, как через друзей, так и через врагов, не будучи очень придирчивым к лицу, через которого разведывается. [Король расспрашивал], нет ли волнений среди народа в какой-либо части области или [отдаленном] углу королевства, какова причина волнений, не ропщет ли народ и не раздаются ли какие-нибудь ненадлежащие толки, о чем необходимо было бы поговорить на общем совете, и о прочем, тому подобном; о внешних же [делах] — не хочет ли какой-либо покоренный народ восстать, или восставший — покориться, не замышляет ли еще [народ] пограничный каких-либо козней против королевства, не проявляется ли что-либо в этом роде. И во всем том, что грозило какою-либо опасностью, особенно выявлялось, в связи с чем возникало то или другое».[15]