В полноценную сексуальную и брачно-семейную жизнь франки вступали довольно рано. Девочки, достигшие 12-летнего возраста, и мальчики в возрасте 14–15 лет считались совершеннолетними, могли жениться и обзаводиться потомством. Это, конечно, не означало, что все в этом возрасте именно так и поступали. Например, Карл Великий в первый раз официально женился, когда ему было уже 26 лет, его отец Пипин Короткий сделал это почти в 30. В 26 лет завел семью император Лотарь I, в 23 — Людовик Немецкий. С другой стороны, Людовик Благочестивый стал мужем в 16, что было скорее исключением. Относительно поздние браки мужчин из рода Каролингов не означали, что до того они были лишены полноценной сексуальной жизни. У всех имелись наложницы или постоянные любовницы, как правило, девушки из знатных семей — явление настолько обыденное, что современники даже не обращали на это внимания.
Напротив, девочек выдавали замуж, по возможности, рано. Хильдегарда стала женой Карла Великого в 13 лет. Ирменгарда вышла замуж за Людовика Благочестивого, едва ей исполнилось 14. Столько же было и Юдифи, второй жене Людовика, хотя самому императору на тот момент уже перевалило за 40. По свидетельству его анонимного биографа, прозванного Астрономом, на повторный брак тот решился, чтобы не впадать в «блуд». Другие Каролинги себя не очень ограничивали в подобной ситуации. Едва схоронив жену, 58-летний Лотарь I немедленно обзавелся двумя наложницами из числа королевских рабынь. Причем одна вскоре родила ему сына Карломана. «Другие его сыновья также предавались разврату (adulterium)», — отмечает хронист.
Историки-демографы давно обратили внимание на то, что во франкском обществе VIII–X вв. сосуществовали различные модели брака, сформировавшиеся еще в рамках позднеантичных и древнегерманских традиций. Церковный брак был лишь одним из возможных вариантов, причем являлся далеко не основным. Франкское законодательство различало «юридический брак», ставящий целью рождение потомства, а также долгое публично признанное добровольное сожительство, четко противопоставляя то и другое «разврату» и конкубинату как форме внебрачной связи. Последний, впрочем, не рассматривался исключительно в негативном ключе. Дети, прижитые от конкубин и от «законных» жен, сплошь и рядом жили и воспитывались вместе, получали свою долю наследства и делали неплохую карьеру. Карл Мартелл был рожден от наложницы, но это не помешало ему стать одним из влиятельнейших правителей своего времени и заложить основы будущего могущества Каролингской династии. Историк Эйнхард перечисляет наложниц Карла Великого наряду с законными супругами императора и поименно называет всех его детей независимо от статуса их матерей. Иные его бастарды, например дети от наложницы Регины, пережившие отца, играли заметную роль в политической жизни империи. Так, Дрогон стал архиепископом Меца, заняв одну из важнейших кафедр во Франкском королевстве. А Гуго получил в управление очень значимое аббатство Сен-Кантен. Равным образом Ротхильда, дочь от наложницы Мальтегарды, стала аббатисой Фармутье, одного из старейших и наиболее почитаемых франкских монастырей.
Брачные отношения оставались элементом частноправовой сферы. Никакого обязательного участия в оформлении брака священнослужителей или королевских чиновников в качестве официальных представителей институтов государственной власти не предполагалось. Во всяком случае, ни то, ни другое по источникам не прослеживается. Это не означало, однако, отсутствия некоторых формальных ритуалов. Заключение брака было публичным действом, оно происходило в присутствии свидетелей, совершалось по предварительной договоренности заинтересованных сторон, сопровождалось преподнесением даров и пирушкой. Однако важнейшим конституирующим элементом брачной процедуры являлся собственно половой акт.
В каролингскую эпоху в отношении церковного брака возобладала линия, идущая от Августина и трактовавшая его как допустимое для мирян состояние, как меньший грех по сравнению с иными формами половых связей, как морально приемлемое средство удержаться от «блуда». Церковный брак рассматривался как моногамный и нерасторжимый, а его главной целью было рождение потомства. В целом, эта модель оказывалась достаточно гибкой. Например, вопрос об утраченной девственности в данном контексте отходил на второй план и не считался непреодолимым препятствием к заключению союза. В Западной Европе моногамный церковный брак окончательно утверждается лишь к концу XIII столетия. Применительно к каролингской эпохе его наличие определенно можно констатировать лишь в отношении королевской фамилии, да и то не ранее второй трети IX в.
Насколько сложным и противоречивым был этот вопрос, наглядно продемонстрировало так называемое дело о разводе Лотаря II (835–869 гг.). В 855 г., после смерти своего отца, императора Лотаря I, он унаследовал Лотарингию. Еще до восхождения на трон юноша сожительствовал с некоей Вальдрадой, представительницей знатного франкского рода. Однако, став королем, Лотарь по политическим соображениям женился на Титберге, происходившей из могущественной семьи Бозонидов. Тем не менее через пару лет он окончательно разочаровался в браке, к тому же бездетном, и вновь сошелся с Вальдрадой, которая вскоре родила ему сына. Стремясь узаконить права будущего наследника, Лотарь по решению церковного синода развелся с Титбергой и отправил ее в монастырь. Однако за женщину вступились родственники, не желавшие терять свое политическое влияние. Далее последовала череда мучительных судебных разбирательств и решений церковных соборов, в ходе которых Титбергу обвинили в инцесте и повторно сослали в монастырь, а Лотарю разрешили официально жениться на Вальдраде.
Однако это дело неожиданно приняло общеевропейский масштаб. В него по различным конъюнктурным соображениям оказались втянуты многие лотарингские и западнофранкские епископы, короли Карл Лысый и Людовик Немецкий, император Людовик II Италийский, а также римский понтифик Николай I. Последний, стремясь к повышению политической роли папского престола во франкских землях, категорически настоял на отмене постановлений франкских церковных соборов, отлучил от церкви некоторых лотарингских епископов, принявших «неверное» решение о расторжении брака, и под страхом отлучения заставил Лотаря вернуть ко двору Титбергу. Некоторое время спустя, доведенная мужем до отчаяния, она сама попросила папу о разводе, но получила отказ, ибо к тому не имелось законных оснований.
История эта закончилась плохо для всех сторон. После смерти Николая Лотарь попытался помириться с его преемником, папой Адрианом И, однако безуспешно. Вдобавок король вскоре умер, обе его жены остаток жизни провели в монастыре, а его королевство поделили между собой Карл Лысый и Людовик Немецкий. Скандальное дело о разводе Лотаря II по всем параметрам уникально. Тем не менее оно убедительно свидетельствует о постепенном возрастании роли церковного брака, по крайней мере в аристократических кругах.
С другой стороны, в этой истории очевидна подчиненная роль женщины. Причем подчиненность эта была традиционно закреплена на законодательном уровне, на что указывают, например, еще варварские правды, актуальные и в каролингскую эпоху. Согласно раннесредневековым правовым нормам, мужчина, пожелавший взять в жены вдову, сначала должен был уплатить небольшую сумму (т. н. reipus, что-то вроде символической компенсации) нескольким ее ближайшим родственникам по старшинству. Среди таковых на первом месте фигурировал племянник (сын сестры), затем его старший сын, далее следовали сын двоюродной сестры, дядя (брат матери), брат умершего мужа, а за неимением таковых любые мужские родственники до шестого колена.
Предполагалось, что все они, так или иначе, несут ответственность за женщину. Последняя оказывается всего лишь объектом сексуального, социального и правового воздействия. Причем это характерно для всех слоев общества. За секс с монахиней, добровольный или по принуждению, пенитенциалии наказывали только мужчину. Это же касалось и других разновидностей «блуда», за исключением лесбиянства, да и то покаяние назначалось только активной участнице.
В среде каролингского крестьянства во второй половине VIII и особенно в IX в. отмечается рост числа смешанных браков между сервами, колонами, вольноотпущенниками и свободными. Причем мужья по социальному статусу нередко стоят ниже своих жен. Но поскольку во Франкии статус детей от смешанных браков чаще всего определялся по матери, можно думать, что мужчины таким образом целенаправленно стремились гарантировать собственному потомству более высокий статус. Исследователи, занимавшиеся анализом каролингской антропонимики, обратили внимание, что в именах детей гораздо чаще фигурируют элементы имени отца, но не матери. Равным образом имена сестер зачастую оказывались короче и были менее престижны, нежели имена братьев. Не стоит, конечно, все мазать черной краской, но общая тенденция налицо.
Одновременное сосуществование разных форм брака и сожительства в VIII–IX вв. важно учитывать, если мы хотим понять, какое количество людей жило полноценной семейной жизнью. Эта цифра в каролингскую эпоху была очень высокой и, по мнению многих ведущих историков-демографов, охватывала около 85 процентов населения. Если добавить к этому раннее (зачастую добрачное) начало сексуальной жизни и высокую рождаемость, становится понятно, почему даже при огромной детской смертности и невысокой продолжительности жизни каролингское общество никогда не переживало ни демографического упадка, ни даже демографической стагнации. Напротив, современные исследования фиксируют стабильный прирост населения, пусть и крайне незначительный. Прирост, который периодически сменялся короткими и совершенно необъяснимыми всплесками рождаемости.
Изучение демографических процессов в Каролингской империи позволяет констатировать одну важную вещь. Франкское общество VIII–X вв. было в высшей степени молодым. Население деревень и городов, монастырей и военных гарнизонов состояло главным образом из юношей и девушек, находившихся на физиологическом пике сексуальности. По некоторым данным, примерно две трети населения империи составляли люди моложе 25 лет. Неудивительно, что пенитенциалии, варварские правды, жития, видения, хроники, капитулярии и постановления церковных синодов постоянно фиксируют высокий уровень сексуальной напряженности в обществе. Мужчины охотились за женщинами с какой-то отчаянной и необузданной страстью. Их хватали прямо на улице, догоняли в дороге и насиловали скопом. Совершали вооруженные налеты на запертые дома ради вожделенной добычи — девушки на выданье. Уводили чужих невест из-под венца и даже отнимали жен у живых мужей. Нападали на свадебные процессии и насиловали невест едва ли не на глазах у женихов. Неудивительно, что Салическая правда, нормами которой активно пользовались каролингские судьи, грозит наказанием даже в том случае, если свободную женщину против ее воли схватят всего лишь за палец. Другая статья предусматривала солидный штраф за то, что свободную женщину без каких бы то ни было оснований назвали блудницей. Равным образом в Баварской правде, еще одном варварском правовом кодексе, популярном в каролингскую эпоху, введены серьезные штрафные санкции для тех, кто задрал женщине подол выше колен или сорвал платок с головы, «спутав волосы».
В Мерсенском капитулярии, принятом в 851 г., предусмотрено суровое церковное наказание за «нездоровую страсть»: кровосмесительную связь мужчины с близкой родственницей. Варварские законы относили к таковым тещу, невестку, падчерицу, мачеху, дочь брата, дочь сестры, жену брата и сестру жены. А о родных братьях и сестрах даже говорить не приходится. В пенитенциалиях за секс с сестрой назначалось пятнадцатилетнее покаяние. И не важно, был ли секс добровольным или случился по принуждению. Равным образом осуждалось использование контрацепции и различных способов прерывания беременности. В одном из пенитенциалиев аборт, сделанный после 40 дней с момента зачатия, приравнивался к убийству взрослого человека. Повитух, делавших аборты, а также насильников жестоко наказывали, но это не помогало.
Изнасилования и похищения женщин, судя по частоте упоминания об этих преступлениях в разных источниках, отнюдь не являлись редкостью. Подобных вещей не чурались даже представители высшей знати. В 846 г. некий Гизлеберт, владевший графством в области Мааса, похитил дочь императора Лотаря I, за что был лишен земель и должности. Правда, некоторое время спустя Лотарь, узнав о том, что кража окончилась свадьбой, сменил гнев на милость, а два года спустя и вовсе помирился с зятем. Тем не менее факт примечательный, ибо он показывает, сколь широки были границы допустимого поведения в матримониальной сфере.
С другой стороны, по мере укрепления института церкви во франкском обществе происходил процесс постепенного вытеснения обнаженного тела из различных сфер публичной жизни. В частности, изменился обряд крещения. И если раньше в одной купели могли находиться полностью обнаженные мужчины и женщины, чья нагота должна была напоминать об изначальной невинности Адама и Евы, то теперь это не приветствовалось. Вдобавок из каролингских церквей исчезли изображения полуобнаженного Христа, дабы не вызывать у прихожанок неправедных мыслей.
В Библии Вивиана, выдающемся памятнике каролингского книжного искусства, который был создан около 845 г. в мастерской Тура (сегодня хранится в Париже), на роскошной миниатюре, изображающей историю Адама и Евы, неизвестный ревнитель благочестия старательно затер мужские гениталии и женскую грудь, в результате чего обнаженные тела получились в буквальном смысле бесполыми. Равным образом затерты гениталии принимающего помазание обнаженного короля на одной из миниатюр Штутгартской псалтыри, изготовленной в мастерской Сен-Жермен-де-Пре в начале 820-х гг.
Историки и хронисты каролингской эпохи старательно избегают описания эротических сцен. А ведь еще в первой четверти VIII в. анонимный автор «Книги истории франков» совершенно спокойно рассказывал читателю о спонтанном совокуплении Фредегонды и короля Хильперика, который, уже собравшись на охоту, неожиданно вернулся домой и овладел супругой «промеж ягодиц». Королева в этот момент мыла волосы и не видела лица мужчины, а потому нечаянно спутала его со своим любовником — майордомом Ландериком. Меровингские хроники показывают, что в VII — начале VIII вв. в среде высшей франкской аристократии царили весьма свободные нравы. Причем женщины в плане активности и разнообразия своей сексуальной жизни ни в чем не уступали мужчинам. При Каролингах времена явно изменились. Во всяком случае, открыто говорить об этом стали куда меньше. А если и говорили, то скорее в негативном ключе.
Церковь прилагала огромные усилия для установления максимально полного контроля над сексуальной жизнью паствы. В каролингских пенитенциалиях статьи, посвященные разврату и прелюбодеяниям, идут сразу за статьями об убийстве. И ни одно другое прегрешение не детализируется столь подробно! Для секса в браке годилась только миссионерская поза. Если женщина садилась сверху, мужчине грозило трехлетнее покаяние. Если мужчина овладевал женщиной сзади, то каялся семь лет. Порицались анальный секс между разнополыми партнерами, онанизм и петтинг. За подобные действия устанавливалась дробная шкала наказаний в зависимости от возраста и социального статуса участников, частоты действия, а также от того, закончился ли конкретный акт семяизвержением. Грехом считалось и вожделение, даже если оно ограничивалось воображением или непроизвольно настигало человека во сне. Впрочем, в иных случаях предполагались некоторые послабления. Например, за секс с животным тот, у кого нет женщины, отделывался лишь половиной покаянного срока. А в целом это считалось менее серьезным проступком, нежели онанизм, особенно женский.
Остается лишь догадываться, что испытывал священник, исповедуя своих прихожан на предмет интимных отношений, и какое влияние их рассказы оказывали на его собственное поведение. Вероятно, постоянно выслушивать такие истории, да еще в подробностях, было тяжело. Наверняка многие срывались, несмотря на сан и высокое положение. Случайно ли пенитенциалии столь суровы по отношению к развратным клирикам, дьяконам, священникам, пресвитерам и епископам? И не желанием ли «охладить» телесный жар исповедников объясняется введение пожизненного покаяния за секс в церкви?
Конкретные примеры наказаний за неправильное сексуальное поведение в каролингских текстах встречаются крайне редко. Но те, что есть, указывают на то, что к середине IX в. правоприменительная практика в этой сфере постепенно ужесточалась. В 846 г. в окрестностях Реймса, где как раз собрался церковный синод, поймали молодого парня, совокуплявшегося с кобылицей. Его немедленно судили и заживо сожгли. В 860 г. в присутствии лотарингских епископов, занимавшихся разводом Лотаря II, королева Титберга призналась, что ее брат, граф Хукберт, напоил ее неведомым зельем и склонил к анальному сексу. За это королеву приговорили к пожизненному покаянию и отправили в монастырь.
Осуждаемый церковью «блуд», за которым, строго говоря, стояла нормальная физиологическая потребность в активной сексуальной жизни, являлся неотъемлемым элементом бытовой повседневности. Император Людовик Благочестивый — едва ли не единственный представитель каролингской семьи, сознательно отказавшийся от наложниц, являл собой полную противоположность собственному отцу Карлу Великому, у которого было пять жен и одновременно не менее четырех официальных конкубин. Причем с последней Карл начал сожительствовать, когда ему уже перевалило за 65. Взойдя на трон, Людовик быстро навел при дворе свои порядки, разогнав многочисленных «шлюх» и «развратниц», чем вызвал восторг у представителей высшего духовенства и глухое раздражение среди старых придворных. Он не пощадил даже собственных сестер. Карл Великий, как сообщает Эйнхард, был настолько привязан к дочерям, что отказывался с ними расставаться и ни одну не выдал замуж. Это, однако, не означало, что они жили в девстве. У каждой принцессы рано или поздно появлялся постоянный любовник, на что Карл смотрел сквозь пальцы. А иные союзы, как, например, у принцессы Берты и придворного поэта Ангильберта, будущего аббата Сен-Рикье, продолжались столь долго, что мало чем отличались от обычного нецерковного брака. Тем не менее Людовик посчитал это грехом, упрятал родных сестер в монастыри, а их любовников и гражданских мужей удалил от двора.
Крайнюю обеспокоенность у духовенства вызывало широкое распространение содомии и скотоложества. Тем не менее им постоянно приходилось сталкиваться с этими грехами, от которых никак не спасали даже монастырские стены. Именно об этом визионеру Веттину долго и темпераментно рассказывал ангел.
Практика oblatio, получившая широкое распространение именно в каролингскую эпоху, привела к тому, что в монастырях бок о бок со взрослыми монахами проживало множество совсем маленьких детей. Нет никаких оснований полагать, что они не становились жертвами сексуальной агрессии со стороны старших братьев. При этом мы не встречаем упоминания о педофилии как об отдельном грехе. Причина, скорее всего, кроется в специфическом восприятии детства и представлении о детях как о маленьких взрослых. О том, что между разновозрастными облатами (учениками и их наставниками) могла существовать не только духовная связь, возможно, говорят поэтические строки Валафрида Страбона, крупного каролингского поэта и богослова, аббата монастыря Райхенау, адресованные некоему клирику Лиутгеру:
Нежных достойный услуг и дружественных помышлений,
О Лиутгер, тебе Страб несколько слов посвятил.
Может быть, наши места не очень тебе полюбились,
Все-таки, мнится, меня ты не совсем позабыл…
... Как для родимой сынок, как земля для сияния Феба,
Словно роса для травы, волны морские для рыб,
Воздух для пташек-певиц, журчанье ручья для поляны, —
Так, милый мальчик, твое личико дорого мне…
... Не успокоюсь, пока вновь не увижу тебя.[2]
и в другом послании тому же адресату:
Вдруг, дорогой, ты пришел, и вдруг, дорогой, ты уходишь…
Слышу, не вижу тебя и все-таки внутренне вижу.
Внутренне же обниму беглеца во плоти, но не в дружбе.
Ибо, как прежде ты был, так вечно я буду уверен:
Сердцем ты будешь моим, я люблю тебя сердцем: мне время
Мыслей других не внушит, и тебя на другое не склонит.[3]
Как бы то ни было, но даже за монастырскими стенами далеко не всегда удавалось надежно укрыться от мирских соблазнов и пороков, а борьба с дьяволом могла закончиться и поражением. Человеческая натура слаба — люди, жившие тысячу с лишним лет назад, отлично это понимали.