ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

1

С совещания в тресте Чжао Ли-мин вернулся на завод к концу рабочего дня. Он сразу же прошел в кабинет секретаря парткома, но того на месте не оказалось. Тогда директор заглянул к Хэ Цзы-сюе.

— Куда ушел Лян Цзин-чунь? — спросил он Хэ Цзы-сюе.

— Он сегодня вовсе не приходил.

— Что же он делает?

— Не знаю.

— Как это ты не знаешь? Раз секретарь парткома не пришел, ты должен был позвонить ему домой и узнать, в чем дело.

Хэ Цзы-сюе поспешно схватился за телефонную трубку и стал звонить:

— Скажите, товарищ Лян Цзин-чунь дома? — Выслушав ответ, он положил трубку и сообщил: — Его целый день нет дома, ушел еще с утра. Может быть, он на совещании в горкоме партии? Сейчас я позвоню туда.

— Не надо, какое там может быть совещание, если все секретари горкома только что вместе со мной были в тресте. — Чжао Ли-мин начал нервничать. — Ну как тут не рассердиться? Ведь получается, что завод лежит только на моих плечах. Сегодня собрание своей партгруппы проводил?

— Нет.

— Почему? Уже несколько дней, как отремонтировали свод на девятом мартене, пора и соревнование разворачивать, а мы никак коммунистов не соберем!

— Мы целый день ждали секретаря парткома, а он не пришел.

— Сегодня же вечером отправляйся в общежитие и проведи там партийное собрание.

— Товарищ директор, вечером все рабочие занимаются в школе, и мы давно приняли решение ни в коем случае не отрывать их от занятий.

— Как вы можете так равнодушно относиться к производственным делам! — сердито сверкнул глазами Чжао Ли-мин.

Хэ Цзы-сюе частенько бывал не согласен с директором, но в таких случаях он всегда прикрывался авторитетом секретаря парткома — я, мол, посоветуюсь с секретарем парткома, — но сейчас ведь этого не скажешь, и, покраснев, он согласился:

— Хорошо, я проведу вечером собрание!

— Ладно уж, — взглянув на огорченное лицо Хэ Цзы-сюе, махнул рукой директор. — Проводи завтра. А то будешь потом говорить, что директор вмешивается не в свое дело. — Он направился было к двери, но, словно вспомнив о чем-то, внезапно обернулся и сказал виноватым тоном: — Я понимаю, что я часто бываю слишком вспыльчивым, что характер у меня плохой. Но я никак не могу быть спокойным, если вижу, что люди не болеют интересами государства. Сейчас со всех основных строек страны к нам прибывают телеграммы — все требуют стали. План у нас напряженный до крайности. Но мы теперь не можем, как обычно, довольствоваться только тем, что выполняем план. Уже стало необходимостью его перевыполнять! День ото дня надо увеличивать также выпуск снарядов для наших народных добровольцев в Корее, разве в этих условиях допустимы даже малейшие проволочки? Новый секретарь парткома сразу же завел порядок — административные работники ежедневно обязаны один час посвящать политическим занятиям, знакомству с текущими событиями. Хорошо, я согласен с этим, но ведь ничего не предпринимается для увеличения производства продукции… Какая же польза от таких занятий? — Чжао Ли-мин повернулся и вышел из комнаты.

У себя в кабинете директор прежде всего подошел к телефону:

— Дайте диспетчерскую… За сколько сегодня выдали плавку на девятом мартене?.. Да ты короче, короче, — нетерпеливо подгонял он собеседника, — просто скажи мне общее время… Значит, семь часов пятьдесят восемь минут, — на лице его появилась улыбка. — Это впервые Чжан Фу-цюань сварил скоростную плавку, надо будет его отметить! — и, постучав по рычагу, он попросил: — Соедините меня с производственным отделом! Сегодня нам удастся перевыполнить план тонн на двести? Никак не удастся? Почему? — улыбку с его лица как рукой сняло, и он зло уставился в трубку, словно вся вина за это лежала только на производственном отделе. — Что? Первый мартен поставили на профилактический ремонт? А кто разрешил? — он зло бросил трубку на рычаг, затем снова взял ее: — Дайте первый мартен! — в голосе его появились металлические нотки. — Это говорит директор, попросите инженера по оборудованию зайти ко мне.

Профилактический ремонт заключался в том, что под печи наваривали заново тремя-четырьмя слоями магнезитового порошка и затем обжигали для прочности. Такая операция занимала не меньше шестнадцати-семнадцати часов. Если ее долго не проводить, то на подине печи могут появиться большие ямы. На заводе существовал точный график профилактического ремонта мартенов, но в нынешних условиях директор распорядился не придерживаться его и делать ремонт не каждые двенадцать дней, а раз в четырнадцать дней. И неожиданная остановка первого мартена на ремонт не могла не рассердить Чжао Ли-мина, тем более что из-за этого не удалось перевыполнить дневное задание.

В кабинет вошел инженер Чжан Цзи-линь. Одет он был в старую прогоревшую во многих местах спецовку. По его покрасневшему лицу было очень заметно, что он чувствует себя виноватым. Директор не пригласил инженера сесть, а сразу же сердито спросил:

— Кто разрешил ставить печь на ремонт?

— Сегодня в три часа на первом мартене выдали плавку, и я увидел, что под там уже никуда не годится, — начал объяснять Чжан Цзи-линь, — и по графику сегодня ее надо было ставить на ремонт. Я искал вас, но вас не было, а производственный отдел не посмел дать разрешение.

— Значит, ты сам это решил? — гневно сверкнул глазами Чжао Ли-мин.

— Товарищ директор, я уверен, что под не выдержал бы уже ни одной плавки, — инженер вынул из кармана спецовки носовой платок и стал вытирать выступивший на лице пот.

— А мне кажется, ты просто не заботишься об увеличении выпуска стали. Что там с подом, я не знаю, но два часа ты мог подождать. Теперь все наши надежды перевыполнить дневное задание пошли прахом! Сколько раз я говорил тебе, что на ремонт нужно получать мое разрешение!

Чжан Цзи-линь знал, что в таких случаях лучше поменьше говорить. Стоит начать оправдываться, как посыплется еще больше упреков.

— Ты должен запомнить следующее, — продолжал директор, — мы обязаны как можно больше давать стали. Пора кончать с отсталыми настроениями — выполнил план, и ладно!

Не успел инженер выйти из кабинета, как вошел Лян Цзин-чунь. Он взял стул, пододвинул его к директорскому столу и сел. Чжао Ли-мин не обратил на него никакого внимания и продолжал просматривать какие-то сводки. На такой прием у директора Лян Цзин-чунь натолкнулся впервые. Он сделал вид, что ничего не заметил, и спокойным тоном сказал:

— Сегодня выдали скоростную плавку, только вот…

— Да, рабочие стараются, — перебил его, не поднимая головы, директор.

— Мне кажется, что инициативы у рабочих сейчас хоть отбавляй, только мы не умеем ее использовать до конца. У них есть еще большие потенциальные возможности, — сказал Лян Цзин-чунь, не возвращаясь к той мысли, на которой его перебил директор.

— Я думаю, что мы никогда их до конца так и не раскроем, — поднял, наконец, голову директор и посмотрел на Лян Цзин-чуня сердитым взглядом.

— Это почему же? — несколько удивленно спросил секретарь парткома и холодно взглянул директору прямо в лицо.

— Потому что мы, руководители, не проявляем никакой активности и не видим, каковы наши задачи в условиях трудового подъема, — снова опустил голову Чжао Ли-мин.

«Что он имеет в виду?» — подумал про себя Лян Цзин-чунь и медленно проговорил:

— Кстати, я хотел бы, чтобы ты высказал свою точку зрения о моей работе!

— Ты сам должен понимать, по чьей вине вышла задержка с развертыванием соревнования! — сказал Чжао Ли-мин и поднялся с места. — Я должен прямо тебе сказать: на промышленном фронте каждая секунда дорога! — он взял со стола какие-то бумаги и протянул их секретарю парткома: — Это все наши контракты. Основные стройки страны требуют от нас все больше и больше стали. Все они перевыполняют свои задания, значит и мы должны увеличивать свой план и повышать выпуск стали. В противном случае многие стройки законсервируются из-за нехватки материалов. Вот какие последствия может иметь каждая секунда проволочки. А разве можем мы оставить без снарядов артиллерию наших народных добровольцев, можем заставить их ждать снаряды?

Лян Цзин-чунь не стал смотреть контракты.

— Все это я уже видел, — спокойно ответил он. — Я чувствую, что ты видишь проявление пассивности в том, что я не сидел целыми днями в своем кабинете. Но я не мог запереться в кабинете сегодня и впредь не собираюсь этого делать.

— Ты не понял мою мысль. Я отнюдь не собирался упрекать тебя за то, что ты не сидел в кабинете. Но ты вовремя не провел партийные собрания, не мобилизовал коммунистов на то, чтобы они заняли руководящую роль в соревновании за увеличение выпуска продукции.

— Я сегодня был в общежитиях, на квартирах рабочих, выяснял там важные вопросы, — Лян Цзин-чуню не нравилась нервозность директора, и говорил он медленно, спокойно, отчетливо — так, что каждое его слово звучало с какой-то особой силой. — Я хочу докопаться до корня, выяснить, почему активность и творческий порыв рабочих еще недостаточно сильны, почему они не проявляются в полную силу. Это один из важнейших вопросов.

— Я согласен с тобой: этот вопрос действительно очень важный. Однако им можно заняться в любое время — и завтра и послезавтра. И я прошу тебя не забывать, что сегодня для нас самое важное — это увеличение производства стали. Прежде всего мы должны думать о том, как повысить дневную выработку, какими методами развернуть соревнование. — Чжао Ли-мин также старался изо всех сил оставаться спокойным, но в конце немного разволновался: — Товарищ Лян Цзин-чунь, должен сказать тебе, что тот, кто не беспокоится об увеличении производства, тот допускает огромную ошибку.

— Да я ведь именно из-за этого и ходил говорить с рабочими, — в тоне Лян Цзин-чуня проскользнули нотки раздражения, но он тут же взял себя в руки. — Я выяснил, что некоторые рабочие недовольны своими бригадирами, поэтому они и не проявляют в полной мере свою творческую активность, и это не могло не сказаться отрицательно на развертывании соревнования.

— Но ведь мы и раньше проводили соревнование, и весьма неплохо!

— Однако не всегда оно приносило успех!

— Я снова спрашиваю тебя: будем мы проводить соревнование или нет?

— Как так не будем? Я обеими руками голосую «за»! Однако главный вопрос соревнования — всколыхнуть всех рабочих, чтобы они пустили в ход смекалку, а не работали по старинке.

— Но весь вопрос в том, как поднять рабочих. Твой метод, когда ты один мечешься туда-сюда, — это кустарщина, — съязвил директор. — Ведь есть испытанный способ: мобилизовать коммунистов, чтобы они возглавили массы, затем найти передовой мартен — и он бросает вызов на соревнование остальным!

— Способов мобилизации масс есть много, нельзя ограничиваться только тем, который ты привел в качестве примера. Я хочу обратить твое внимание и на то, что на этом отличном мартене, который ты имеешь в виду, также не все в порядке, — постучал рукой по столу Лян Цзин-чунь. — Я опасаюсь, как бы они там не опростоволосились. Могут и они не выполнить своих обязательств. С ними такое и раньше бывало.

— На этот раз ничего не случится! — уверенно сказал Чжао Ли-мин, остановившись перед Лян Цзин-чунем. — Их обязательства точно проверены и мной и производственным отделом, так что не может быть никакого сомнения, — тут он улыбнулся. — Я не могу прислушиваться к тем немногим людям, которые шепчутся за спиной, равняться на них было бы ошибочно. На заводе всегда найдутся отдельные отсталые элементы, и мы не можем плестись у них в хвосте. Ты посмотри сам, как все стремятся идти вперед, даже Чжан Фу-цюань сегодня выдал скоростную плавку. Для девятого мартена это имеет немалое значение.

— Но ты ведь знаешь, что сталь именно этой плавки получилась бракованной? — холодно спросил Лян Цзин-чунь.

Чжао Ли-мин быстро снял с рычага телефонную трубку.

— Дайте мне литейный!

— Не надо звонить, я был в мартеновском цехе и интересовался работой вторых смен.

Но Чжао Ли-мин подождал, пока его соединили с литейным пролетом, и спросил:

— Скажите мне: сталь, которая поступила от второй смены с девятого мартена, забракована или нет? — Выслушав ответ, он молча положил трубку на рычаг и не произнес ни слова.

— И еще одно: рабочие первой смены недовольны своим бригадиром и поэтому не очень-то верят в успех соревнования, — спокойно продолжал Лян Цзин-чунь. — В таких условиях нет никакой уверенности в том, что они выполнят свои обязательства.

Чжао Ли-мин встал и с недоверием в голосе произнес:

— Я сам спрашивал всех бригадиров, сам разговаривал с секретарями цеховых партбюро, и все они утверждают, что рабочие очень горячо относятся и к соревнованию и к проблеме увеличения выпуска металла.

— Возможно, что все они говорили только с рабочими третьей смены.

— Я специально интересовался первой сменой.

— Конечно, можно сказать, что и рабочие первой смены настроены по-боевому, однако они только одобрили условия соревнования, но вовсе не обсуждали их!

— Что-то я не пойму тебя.

— Я же говорю тебе, что разговаривал с несколькими рабочими первой смены, интересовался их настроением. И вот что они рассказали. Бригадир подписал взятые обязательства, затем зачитал их всем, а в конце с угрозой спросил рабочих, согласны они или нет… — Лян Цзин-чунь все время тихо постукивал рукой по столу, что свидетельствовало о его сильном волнении.

— Неужели наши бригадиры прибегают к таким методам? — сердито воскликнул Чжао Ли-мин.

— Нет, конечно, этого нельзя сказать о всех бригадирах! — сохраняя спокойствие, ответил Лян Цзин-чунь.

— Значит, ты говоришь, что некоторые рабочие недовольны начальством? — директор изо всех сил старался сохранить спокойствие.

— Это не совсем так. Сейчас рабочие готовы выполнить любое задание именно потому, что они доверяют администрации и партийному руководству. Но некоторые бригадиры только покрикивают да отдают распоряжения и совершенно не поддерживают инициативу рабочих, поэтому-то творческая активность сталеваров и не может полностью проявиться. А сегодня без этого мы не можем добиться увеличения выпуска продукции. Это, я бы сказал, коренной вопрос, и я сейчас занят именно его разрешением.

Чжао Ли-мин опустил голову и категорическим тоном произнес:

— Таких людей надо серьезно предупредить! — он немного помолчал, затем неожиданно поднял голову и спросил: — Так, по-твоему, выходит, что с соревнованием надо еще немного повременить?

— Я думаю, что не вредно обождать несколько дней. Обстановка за это время может улучшиться, Юань Тин-фа сейчас как раз готовится к третьему собранию, посвященному критике и самокритике.

— Подождать несколько дней! Товарищ Лян Цзин-чунь, разве ты не понимаешь, что многие крупнейшие стройки страны из-за нехватки стали приостановили работу?

— Понимаю, — спокойно ответил Лян Цзин-чунь. — У меня на сердце еще тяжелее, чем у тебя! Но я прежде всего должен разрешить вопрос об отношении рабочих к стоящим перед ними задачам. Ты должен это понимать!

Директор тяжело вздохнул:

— Ты — секретарь парткома, и твое дело — прежде всего заботиться об идеологическом воспитании рабочих. Но ведь я, как директор, не могу не беспокоиться в первую очередь об увеличении выпуска продукции. — В это время зазвонил телефон, он поднял трубку, отдал распоряжение и снова повернулся к Лян Цзин-чуню: — Ладно, отложим начало соревнования еще на несколько дней!

2

Был уже поздний вечер, а Чжао Ли-мин все еще сидел в своем кабинете. Он несколько раз звонил по городскому телефону, но никто не отвечал. Сердито бросив трубку, он стал звонить по внутреннему.

— Попросите начальника отдела снабжения. Нет его? Найдите его и скажите, что с ним хочет говорить директор, — и он стал ждать.

В это время в кабинет вошел дежурный инженер У Кэ-сян. Директор взглянул на него, но продолжал держать трубку около уха. Подождав еще немного, он выругался и положил трубку.

У Кэ-сян внимательно наблюдал за поведением директора; услышав, что тот выругался, решил держаться поосмотрительнее.

— Товарищ директор, — робко начал он.

— Ну, что там у тебя? — не поднимая головы от разложенных на столе бумаг, спросил директор.

— Сейчас пятый мартен выдал плавку, — осторожно сказал инженер, — и с подом там не все в порядке, надо бы ставить на ремонт.

— На ремонт! — зло крикнул директор. — Значит, сегодняшнее задание также не удастся перевыполнить! — Он встал, подошел к прикрепленному на стене графику, взглянул на него и еще более рассердился:

— Иди посмотри, даже по графику на этом мартене можно по меньшей мере выдать еще одну плавку. Нет, на ремонт ставить не будем! — категорически заявил он.

— Но под печи не в порядке, — продолжал стоять на своем покрасневший У Кэ-сян. — Инженера по оборудованию сейчас нет, а техник, бригадир и я считаем, что мартен нужно ставить на ремонт.

— Сейчас я сам пойду посмотрю! — и Чжао Ли-мин направился к выходу. У Кэ-сян пошел вслед за ним. «Пусть сам посмотрит, — думал он, — и сам решает!»

Чжао Ли-мин работал на заводе уже больше трех лет. За это время он хорошо изучил технику сталеварения, прочел немало специальных книг. Инженеры и техники внимательно прислушивались к его советам, считая, что в вопросах сталеварения он далеко не новичок. Чжао Ли-мин в душе считал, что инженеры и техники придерживаются устарелых взглядов, заботятся только о выполнении плана, а о его перевыполнении не хотят думать…

В мартеновском цехе директора нагнал начальник отдела снабжения Тао И-син.

— Товарищ директор! — испуганно начал он. — Я был занят проверкой поступившего сырья и не мог сразу подойти к телефону.

— Ты скажи своим работникам, чтобы получше проверяли состав получаемых материалов. Нужно поставлять для шихты доброкачественное сырье.

— Мы очень внимательно проверяем, — вытирая полотенцем пот со лба, ответил Тао И-син, — только вот…

— Так будьте еще внимательнее, — перебил его директор и пошел дальше.

Некоторые мартены только что выдали плавку, и краны вводили в них мульду с шихтой, другие готовились только к загрузке шихты, третьи работали на полную мощность. Пламя мартенов, незаметное днем, сейчас полыхало огромными языками. Казалось, всякий, кто увидит его в эту минуту, забудет об усталости и обо всем на свете и будет только любоваться этой величественной картиной.

Но вот и пятый мартен.

— Открой-ка крышки! — сразу же приказал бригадиру директор. Бригадир не успел и слова сказать, как один из рабочих уже бросился выполнять приказание. Директор надел защитные очки и стал внимательно осматривать под. Затем он повернулся к бригадиру и сказал только одно слово:

— Загружай!

Бригадир с недоумением посмотрел на У Кэ-сяна. Он очень беспокоился: а вдруг под все-таки не выдержит, что тогда?

У Кэ-сян понимал, что с директором спорить трудно. Да и свой долг он выполнил — предупредил. А если теперь паче чаяния случится несчастье, то вся вина падет на директора.

Рабочие же приказу директора обрадовались. Им больше нравилось плавить сталь, чем ремонтировать печь. Ремонт в их представлении был вынужденной, не основной работой.

Между тем Чжао Ли-мин по железной лестнице спустился вниз и теперь медленно шел по сырьевому складу. Ночной ветерок приятно освежал и доносил легкий запах газа. Кругом ярко сияли электрические лампы. Рабочие нагружали вагонетки рудой и железным ломом, а затем вагонетки быстро проносились вверх к зданию цеха. Чжао Ли-мин понимал, что никакой помощи рабочим в их работе он не окажет, но его присутствие, безусловно, подбодрит их. Когда рабочие видят, что директор допоздна ходит по заводу, они работают с большим подъемом.

3

Неожиданно Чжао Ли-мин увидел яркий свет в окнах большого клубного зала, в котором обычно проводились собрания. Это удивило его. Неужели забыли погасить свет? Подойдя поближе, он увидел в окнах фигуры людей. «Неужели там идет собрание? — изумился он и взглянул на часы — было уже половина двенадцатого, и он недовольно поморщился. — Это просто безобразие! Все устанут, а в двенадцать часов людям заступать на смену».

Он решил заглянуть в окно, чтобы узнать, что же все-таки там происходит. Однако рабочие в зале сидели отдельными группами, некоторые вообще стояли, другие взобрались на спинки стульев — это было очень странно. Одни держали в руках газеты, другие — какие-то книжки. В разных местах читали газеты вслух. Было очень шумно, то и дело раздавался смех. Нет, на собрание это было не похоже.

Внезапно со своего места поднялся Цинь Дэ-гуй, взобрался на стул и громко сказал:

— Товарищи, время уже истекает, я хочу сказать вам несколько слов. Куайбани сегодня исполнялись очень хорошо, и все с интересом обсуждали их. Вот только кое-кто не знал, кто такой Даллес. Это значит, что некоторые не читают газет. Такие люди уподобляются тому слепому, который делал все на ощупь. Делать-то он делал, но без всякого результата. Мы не должны быть такими слепыми. — Рабочие, преимущественно молодежь, снова зашумели.

— Мы — сталевары нового Китая, — повысил голос Цинь Дэ-гуй, стараясь перекричать шум. — Это совсем не то, что кустари — владельцы маленьких мастерских, которые целый день трудятся в поте лица своего, а вечером обнимают жену и заваливаются спать на кане — в этом вся их жизнь.

Стихнувший было смех вспыхнул с новой силой, и кто-то громко крикнул:

— А где же твоя жена?

— Сталь, которую мы выпускаем ежедневно, — громко продолжал Цинь Дэ-гуй, не обращая внимания на шутки, — идет на строительство новых железных дорог, плотин, заводов. Одним словом, мы ежедневно участвуем в строительстве нашего государства. Товарищи, принимая личное участие в этом созидательном труде, разве можем мы не заботиться о нашей стране? — он развернул газету и стал держать ее перед собой: — Товарищи, газеты — это то окно, открыв которое, вы сможете ежедневно обозревать просторы нашей родины. Вы увидите, как она идет вперед, как день ото дня она становится все прекраснее, и не сможете после этого не любить ее еще больше. Товарищи, чтение газет является именно таким окном в окружающий нас мир, — это сравнение Цинь Дэ-гуй слышал от секретаря парткома и сейчас решил воспользоваться им.

Рабочие одобрительно улыбались его словам. Цинь Дэ-гуй свернул газету и, размахивая ею, решительным тоном продолжал:

— Мы, сталевары нового Китая, непременно должны ежедневно раскрывать это окно и окидывать взглядом наше государство. Вы согласны с этим или нет?

— Согласны! — весело закричали в ответ присутствующие.

— В таком случае все должны выкраивать время для чтения газет. Выдалась свободная минутка — бери газеты. А неграмотные пусть просят, чтобы им прочли. Мы, грамотные, обязаны и сами читать газеты вслух. — И Цинь Дэ-гуй соскочил со своей импровизированной трибуны.

Рабочие, весело перебрасываясь шутками, начали расходиться, а Цинь Дэ-гуй задержался, чтобы выключить свет. В опустевшем зале его и застал вошедший сюда директор.

— Что это у вас тут за собрание было? — поинтересовался Чжао Ли-мин.

— Это не собрание, товарищ директор, мы здесь просто отдыхали. С тех пор как пришел новый секретарь парткома, здесь организован клуб, и теперь зал не пустует все время, как раньше. — Цинь Дэ-гуй по лицу директора видел, что тот чем-то недоволен, и старался не дать никакого повода для упрека. Поэтому он говорил очень спокойно.

— Превратили зал в клуб? А кто же им заведует? — такое увеличение штата пришлось директору вовсе не по душе.

— А нет никакого заведующего, можно сказать, что это клуб без заведующего, — улыбнулся Цинь Дэ-гуй. — Да и имущества здесь вовсе немного: только плакаты, газеты, брошюры.

Но Чжао Ли-мина не так просто было успокоить.

— Мне кажется, — сердито продолжал он, — что твоя речь сейчас весьма смахивала на ту, которую произносят на собрании, — и он движением руки остановил хотевшего возразить ему Цинь Дэ-гуя. — Ты не спорь, весь твой вид свидетельствовал о том, что ты проводишь собрание. И я говорю тебе, что я не одобряю никаких собраний и обсуждений перед заступлением рабочих в ночную смену.

— Товарищ директор, но ведь это было не собрание и не обсуждение; я только воспользовался тем, что все собрались почитать газеты и послушать куайбани, и сказал им несколько слов, — возразил Цинь Дэ-гуй, стараясь сдержать закипевшее в нем возмущение.

— Я знаю, что ты очень любишь показать себя и в любом месте не прочь выступить! — сверлил его взглядом директор.

Но Цинь Дэ-гуй не испугался директорского взгляда и, чуть повысив голос, ответил:

— Товарищ директор, разве можно говорить, что я здесь стараюсь показать себя? Я агитатор и использую каждую свободную минуту, чтобы поговорить с рабочими…

Но директор не дал ему договорить. Ткнув пальцем в его грудь, он наставительно сказал:

— Прежде всего ты должен помнить, что ты сталевар и никто не позволял тебе слагать с себя эти обязанности.

— А это вовсе не вредит моей работе! — не сдержался Цинь Дэ-гуй. — Проверьте, товарищ директор, с каким делом я не справился. — Он еще никогда таким тоном не разговаривал с директором.

— Ты со всем справляешься, ты быстро идешь вперед… Но смотри, как бы у тебя голова не закружилась от успехов! — усмехнулся директор. — Ты это сам-то понимаешь? Привыкнет человек к почету и без него уже и жить не может. Вот я и хочу охладить тебя немного и напомнить тебе, что главная и основная твоя задача — выплавка стали. Не забывай этого! А сейчас иди принимай смену.

Цинь Дэ-гуй с трудом сдержался, погасил свет и, выходя из зала, с обидой сказал:

— Это поручение дал мне секретарь парткома, и никакой погони за славой здесь нет!

Чжао Ли-мин стал медленно подыматься наверх, в свой кабинет. «Черт бы его побрал! — сердито подумал он о Лян Цзин-чуне. — Целый день с утра до вечера — одни политические занятия, а соревнование до сих пор не начинается! Как он появился на заводе, так каждый день занятия! А сам сейчас, наверно, спокойно спит!

Но в коридоре он увидел, что из раскрытой настежь двери кабинета секретаря парткома падает яркий свет. Он подошел поближе: Лян Цзин-чунь разговаривал с Цинь Дэ-гуем.

— Цинь Дэ-гуй, — невесело сказал сталевару директор, — тебе ведь надо принимать смену, и ты должен еще осмотреть печь, — он был очень недоволен тем, что секретарь парткома задерживает для беседы человека, который должен вот-вот заступить на смену.

— Иди принимай мартен, я тоже скоро подойду к вам, — сказал сталевару Лян Цзин-чунь и заботливо осведомился у директора: — Уже поздно, ты что ж это не уходишь?

— Как тут уйдешь, когда дел куча! — И, не желая продолжать разговор, Чжао Ли-мин повернулся и пошел к себе.

4

Цинь Дэ-гуй, усиленно орудуя лопатой, вместе с остальными рабочими подбрасывал в печь известь. Лян Цзин-чунь с первого же взгляда понял, что сталевар чем-то расстроен. Куда девалось его веселое настроение — лицо было пасмурным, движения порывисты, словно у него на душе какая-то тяжесть. «Неужели у него всегда такое настроение при работе в ночную смену?» — подумал Лян Цзин-чунь, который впервые видел, как работают сталевары ночью.

Закончив работу, Цинь Дэ-гуй с такой злостью отбросил в сторону лопату, что все рабочие недоуменно взглянули на него. Не вытерев с лица пот, он подошел к крышкам завалочных окон и стал внимательно следить за ходом плавки. Медленно переходя от крышки к крышке, он подолгу задерживался у каждой из них. Не слышно было ни его обычного смеха, ни шуток.

Лян Цзин-чунь все больше убеждался в том, что в Цинь Дэ-гуе что-то переменилось.

В это время к мартену подошел техник Чэнь Лян-хан.

— Товарищ секретарь, — обратился он к Лян Цзин-чуню, — уже поздно, что же вы не уходите? Трудновато нам сейчас приходится: нашей стали ждут все новостройки страны, а особенно на строительстве железных дорог: Ланьчжоу — Синьцзян и Тяньцзинь — Чэнду. — Он решил, что секретарь парткома пришел проверить, хорошо ли рабочие трудятся ночью.

Но сам Лян Цзин-чунь полагал, что рабочие не нуждаются в понукании, надо только добиться повышения уровня их политической сознательности. И слова Чэнь Лян-хана пришлись ему по душе.

— Значит, ты изучаешь политику и текущие события? — спросил секретарь парткома.

— С большим интересом! — Чэнь Лян-хану хотелось показать секретарю парткома, что он не отстал в политическом отношении. Но ему казалось, что после восьми часов рабочего дня уделять еще час чтению больших газетных статей очень утомительно. И, опасаясь, как бы секретарь парткома не спросил его о содержании газет, он завел разговор о плакатах, множество которых за последнее время развесили по всему заводу: — Плакаты тоже очень хорошее дело, с первого же взгляда можешь увидеть, что делается в стране! — О строительстве новых железных дорог он также узнал из плакатов. — У нас в клубе на стенах висят плакаты и о строительстве плотин на реке Хуайхэ, и о сооружении Сикан-Тибетского шоссе, и о других стройках. Я думаю, что надо бы еще нарисовать плакаты о наших народных добровольцах, — предложил он в заключение.

— Правильно, такие плакаты мы обязательно нарисуем, и не один, а много, — согласился Лян Цзин-чунь.

— Товарищ секретарь, — загорелся Чэнь Лян-хан, — мне кажется, что при этом надо обязательно сделать такой плакат, где было бы видно, как наши снаряды разрушают вражеские доты. Наши рабочие будут смотреть на такие плакаты с особым интересом. Ведь все знают, что выпускаемая нами специальная марка стали идет на производство снарядов для народных добровольцев в Корее.

— Хорошая мысль, я непременно скажу, чтобы сделали такие плакаты! — и, вынув блокнот, секретарь парткома сделал в нем пометку. — А еще какие предложения есть у тебя?

— Пока только это пришло в голову, — улыбнулся техник.

— Ты давай о производстве — тут наверняка есть о чем подумать. Ты ведь давно работаешь на заводе…

Но Чэнь Лян-хан ничего не говорил, а только смущенно улыбался. Тогда Лян Цзин-чунь решил поставить перед ним конкретный вопрос.

— Что ты можешь сказать о директоре завода? — спросил он с улыбкой.

— Директор Чжао очень неплохой человек, — ответил Чэнь Лян-хан.

— А как ты находишь стиль его работы? — внимательно взглянул на техника Лян Цзин-чунь.

— Он умеет работать! — на лице Чэнь Лян-хана появилось почтительное выражение. — Проявляет нужную смелость при решении вопросов…

— Может быть, иногда директор принимает неправильные решения? — продолжал допытываться Лян Цзин-чунь.

— Бывает, конечно! — улыбнулся в ответ Чэнь Лян-хан. — Об этом лучше знают дежурные инженеры и инженер по оборудованию. Вот и сегодня У Кэ-сян очень обижен, — ему не хотелось продолжать этот разговор. Говорить о недостатках директора с секретарем парткома — это все равно, что говорить об этом в глаза самому директору. Он попытался перевести разговор на другую тему. — Мы ведь должны только упорно овладевать техническими знаниями. Без этого трудно хорошо работать. Поэтому остальное нас уже не касается.

— А на что обижен У Кэ-сян? — с интересом спросил Лян Цзин-чунь.

— Все из-за пятого мартена. Под там стал уже тоньше установленного стандарта, поэтому У Кэ-сян, техник и бригадир решили поставить печь на ремонт, а директор не разрешил, даже не дал согласия, чтобы наварить хоть один слой. А если под не выдержит, что тогда? Ведь нельзя же будет свалить вину на директора!

— Шихту туда уже завалили?

— Конечно, завалили. Такой приказ был.

— А можно еще спасти положение?

— Теперь все зависит от счастливого случая! Повезет, значит выдадут эту плавку! — сказав это, он поспешно отошел к мартену и стал наблюдать за плавкой.

«Как можно так поступать?» — с болью в сердце подумал Лян Цзин-чунь. Прошедшее было чувство недовольства директором вспыхнуло в нем с новой силой. Но если раньше он был недоволен только характером Чжао Ли-мина, то сейчас его возмущало то, что директор так неосмотрительно рискует мартеном и жизнью рабочих. Он знал, что неисправность пода печи может привести к аварии… От таких мыслей Лян Цзин-чуню стало не по себе. Он хотел еще поговорить с техником, но тот ушел к другим печам, и тогда Лян Цзин-чунь поспешно подошел к хлопотавшему около своего мартена Цинь Дэ-гую.

— Скажи мне, можно спасти положение, если на́чало рвать подину? — торопливо спросил он сталевара.

Цинь Дэ-гуй взглянул на взволнованное лицо парторга и с беспокойством спросил:

— С какой печью это случилось? Да говорите же быстрее, товарищ секретарь!

— Да нет, ничего еще не случилось! Меня просто интересует, что можно предпринять в таком положении!

— Ай-й-я, как напугали меня!.. — облегченно сказал Цинь Дэ-гуй и стал вытирать с лица пот висящим у его пояса полотенцем.

— Если, к примеру, под печи стал очень тонким и есть опасность, что он не выдержит, то можно принять какие-нибудь меры предосторожности, чтобы не допустить аварии? — снова спросил парторг.

— Это еще не совсем страшно! — уверенно ответил Цинь Дэ-гуй. — Надо только почаще спускаться вниз и следить за состоянием пода — вот и все меры предосторожности. Опасные места сначала покраснеют. И как только заметишь такую красноту, сразу же подводи ковш и выпускай металл из печи. Говорят, что при японцах больше половины таких несчастных случаев происходило ночью, когда люди сильнее уставали и не следили за подом.

— А вы ночью спускаетесь вниз? — с беспокойством спросил Лян Цзин-чунь.

— Обязательно, иначе я не смогу спокойно работать. Это все равно как в партизанском отряде — все время держишься настороже и часто высылаешь разведчиков. — И Цинь Дэ-гуй тут же спросил у одного из рабочих: — Как там внизу?

— Только что спускался, с подом все в порядке.

— Мы все время меняемся, — объяснил Цинь Дэ-гуй секретарю парткома, — через полчаса моя очередь спускаться вниз.

— На других мартенах поступают так же? — поинтересовался Лян Цзин-чунь.

— Некоторые не хотят лишних хлопот, а большинство считает, что вообще незачем спускаться туда, раз под в хорошем состоянии, — ответил Цинь Дэ-гуй.

— Как же так! — воскликнул изумленный Лян Цзин-чунь и решительно добавил: — Надо отдать распоряжение всем мартенам, чтобы они все время следили за состоянием пода, особенно на пятом мартене.

Цинь Дэ-гуй тут же велел одному из рабочих передать распоряжение секретаря парткома в диспетчерскую, но в последний момент задержал его.

— Товарищ секретарь, — обратился он к Лян Цзин-чуню, — мне кажется, что надо установить точный промежуток времени, через который следует спускаться вниз для наблюдения за подом. Вы согласны на тридцать минут? На своем мартене мы спускаемся каждые полчаса.

— Лучше через двадцать минут, а на пятом мартене пусть осматривают даже через десять! — напутствовал рабочего Лян Цзин-чунь. Затем он позвонил по телефону директору и рассказал о принятых им мерах.

— Меньше надо слушать болтовню техников, лучше было самому осмотреть под после выпуска стали, — сердито ответил директор и повесил трубку.

Лян Цзин-чунь нахмурился. Опасность, угрожающая пятому мартену, не давала ему покоя. Сначала он собирался после разговора с Цинь Дэ-гуем уйти домой, но сейчас решил остаться на заводе на всю ночь. Ему хотелось самому проследить, как будет выполняться его распоряжение. Он вернулся к себе в кабинет и стал звонить жене. Пришлось довольно долго ждать, пока она подошла к телефону.

— Случилось что-нибудь на заводе? — с беспокойством спросила Цю Би-юнь.

— Нет, просто есть неотложные дела, которые требуют моего присутствия.

— Какие это дела? Ты должен следить за своим здоровьем, слишком не переутомляйся!

Лян Цзин-чунь положил трубку и почувствовал, что он действительно устал. Однако мысли о пятом мартене не давали ему покоя, и он снова направился в мартеновский цех. В коридор доносились громкие голоса из кабинета директора, там возбужденно обсуждали вопрос о качестве стали.

Лян Цзин-чунь переходил от мартена к мартену, трудовой энтузиазм рабочих придал ему бодрости, и он вовсе не хотел спать. На некоторых мартенах в его присутствии брали пробу, и он с интересом наблюдал за бурлящим металлом. Бригадиры, техники и подручные, глядя на пробу, по каким-то одним им известным признакам определяли температуру металла. Лян Цзин-чунь с интересом присматривался к их работе. «Если почаще бывать около мартенов, — подумал он, — можно стать заправским сталеваром».

Загрузка...