ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

Когда Цинь Дэ-гуй пришел на вокзал, уже стемнело. Всюду зажглись фонари. По путям с грохотом проносились длинные составы. Железнодорожная станция была хорошо знакома Цинь Дэ-гую. Сегодня на душе его было особенно хорошо, мягкий свет ламп казался ему нежной улыбкой, а свистки паровозов — мелодичной песней. Радостно возбужденный, с улыбающимся лицом, он приветливо смотрел на пассажиров, и все они казались ему родными, с каждым хотелось поздороваться.

Вчера в это время он сидел на уроке в вечерней школе и, чуть склонив голову набок, записывал в тетрадь химические формулы. Мысли о том, что сегодня он пропускает уроки и что придется немало потрудиться, чтобы наверстать упущенное, ненадолго омрачили его радужное настроение — на его темном от загара лице вновь заиграла улыбка. Он нащупал в правом кармане куртки письмо и хотел было уже его вытащить, но подумал, что в таком людном месте этого делать не следует, и опустил руку. Это было письмо от сестры. Он все время мысленно упрекал ее за то, что она не сообщила имя выбранной для него невесты.

Всю неделю он проработал в вечернюю смену, а завтра был его выходной день. Вот он и решил воспользоваться им, чтобы съездить домой. Цинь Дэ-гуй уже полгода не был дома. В выходные дни он обычно вместе с другими рабочими катался на лодке на пруду в парке, играл в баскетбол на стадионе, ходил в кино. Поездка домой была довольно хлопотным делом: надо было несколько часов трястись ночным поездом, а затем десять ли[3] идти пешком. Из-за этих неудобств он и не ездил домой. Но на этот раз не поехать было просто нельзя. Письмо было написано так тепло, что ему во что бы то ни стало захотелось побывать дома.

Он не мог долго усидеть в зале ожидания и отправился к билетной кассе посмотреть, не начали ли уже продавать билеты. Вернувшись, он увидел в зале ожидания секретаря заводского парткома Лян Цзин-чуня и, подойдя к нему, приветливо поздоровался.

Коренастый, с несколько полноватым лицом и веселыми глазами, Лян Цзин-чунь, несмотря на свои тридцать восемь лет, был полон юношеского задора. Он сразу располагал к себе, и с первых же его слов даже совсем незнакомым людям начинало казаться, что они его давно знают.

Лян Цзин-чунь уже более десяти дней работал на заводе, но только сегодня получил письмо от жены, в котором она сообщала, что уволилась с работы и с тремя детишками выезжает к нему. Он подсчитал время и решил, что они должны приехать сегодня вечером. До прихода поезда оставалось полчаса. Найдя в зале ожидания свободное место, он достал из кармана журнал «Учеба» и углубился в чтение. Надо сказать, что у него в карманах всегда лежала новая книга или свежий журнал, и, когда выдавалась свободная минута, он обязательно читал независимо от того, в какое время и в каком месте он выкраивал эту минуту.

— Зачем ты всегда набиваешь свои карманы книгами? — с удивлением спрашивали у него некоторые знакомые.

— Я настолько занятый человек, — отвечал он шутливо, — что мне некогда пойти в библиотеку, и не остается ничего другого, как носить «библиотеку» в кармане.

Но на этот раз долго почитать ему не удалось. Не успел он прочесть и страницы, как к нему подошел Цинь Дэ-гуй. Секретарь парткома очень обрадовался этому и подвинулся, пригласив Цинь Дэ-гуя сесть рядом, а журнал он снова спрятал в карман.

При взгляде на этого темнолицего, широкоплечего, крепкого молодого парня с большими руками и неизменной веселой улыбкой на лице Лян Цзин-чунь каждый раз испытывал какое-то приятное чувство. Заходя в мартеновский цех, он любил подойти к девятому мартену и полюбоваться работой Цинь Дэ-гуя. Каждое движение молодого сталевара было исполнено особой силы и красоты. А когда он с лопатой в руках бежал впереди своей бригады, чтобы загрузить в печь известь и руду, он напоминал знаменосца. И у рабочих его бригады работа всегда спорилась. Для Цинь Дэ-гуя не существовало таких слов, как «трудно», «сплоховали», «неудача». И Лян Цзин-чунь чувствовал, что каждая встреча с Цинь Дэ-гуем придает ему самому сил и бодрости.

— Ты уезжаешь или встречаешь? — спросил он Цинь Дэ-гуя.

— На прошлой неделе получил из дома письмо, просят приехать, завтра как раз мой выходной день — вот я и решил навестить своих, — ответил Цинь Дэ-гуй и слегка покраснел.

— Ты женат?

— Нет еще.

— Так надо поскорее найти девушку по сердцу, ты что ж это плохо стараешься?

— Да никто не идет за меня, — и оба громко рассмеялись.

Цинь Дэ-гую понравилось, что секретарь парткома человек мягкий и простой в обращении. Он хотел рассказать о полученном письме, о причине, по которой он едет домой, и заодно спросить, удобно ли брать в жены девушку, не состоящую ни в партии, ни в комсомоле. Однако у него не хватило храбрости начать такой разговор.

— Я все время ищу случая поговорить с тобой, но ты ведь очень занят, — начал разговор Лян Цзин-чунь. — Ты обожди здесь, а я пойду куплю сигарет.

Когда он вернулся, на их местах сидели две женщины с детьми, а Цинь Дэ-гуй стоял в сторонке.

Лян Цзин-чунь закурил сигарету и поинтересовался:

— Ты много скоростных плавок выдал?

— Немного. Обычно на плавку затрачивается девять часов, — смущенно ответил Цинь Дэ-гуй. — А иногда и все десять…

Лян Цзин-чунь затянулся, выпустил струйку дыма и задумчиво спросил:

— А можешь ты закрепить свой рекорд?

— Это очень трудно, товарищ секретарь, — покачал головой Цинь Дэ-гуй, — Сегодня я установил рекорд, а завтра потратил на плавку целых десять часов… — И брови его сошлись у переносицы.

— А ты понимаешь, почему так происходит? — взгляд секретаря парткома, казалось, хотел проникнуть в душу сталевара.

— Нет, — со стыдом признался Цинь Дэ-гуй. — Целый день я занят: если не на работе, то на собрании, а ведь еще и учиться надо. Приходится изучать не только технику… Я ведь не очень-то грамотный.

Лян Цзин-чунь снова затянулся и, понизив голос, задушевно сказал:

— А все-таки надо найти эту причину. У нас сейчас такая эпоха, что только успевай думать!

Цинь Дэ-гуй снова покраснел.

— Да я уже думал над этим, но боюсь, что слабая техническая подготовка не позволяет мне докопаться до сути. И я не вижу другого выхода, как изо всех сил приналечь на учебу.

— Приналечь на учебу — это правильное решение, но ты можешь к решению этого вопроса подойти и с другой стороны. Я понимаю, что варить сталь — дело нелегкое. Вот ты сейчас говоришь, что на плавку иногда уходит по десять-одиннадцать часов. Как же так? Разве у вас не восьмичасовые смены?

Цинь Дэ-гуй понял, что Лян Цзин-чунь еще хорошо не знает организации работы на мартенах, и начал охотно объяснять:

— На каждом мартене у нас работает три смены, сталь варится без перерыва и днем и ночью. Люди отдыхают, а мартен — нет. Если я говорю, что у меня на плавку ушло десять часов, то это значит, что два часа здесь работала другая смена.

Лян Цзин-чунь удивленно поднял брови и тихо спросил:

— А в тот раз, когда ты установил рекорд, вся плавка приходилась на твою смену?

— Вся плавка, — торопливо ответил Цинь Дэ-гуй. — От завалки мартена до выпуска стали все делала моя смена.

Лян Цзин-чунь хлопнул сталевара рукой по плечу.

— Вот тут-то, товарищ Цинь Дэ-гуй, и может быть загвоздка. Когда тебе сдают смену, а сталь продолжает вариться, тебе нравится все, что было сделано до твоей смены?

— Иногда я бываю очень недоволен, — почесав затылок, ответил Цинь Дэ-гуй.

— Значит, здесь кроется секрет!

Цинь Дэ-гуй горел от стыда за то, что до сих пор не разобрался в этом деле. Лян Цзин-чунь сделал глубокую затяжку и с ударением повторил:

— Именно в этом и кроется секрет! — он посмотрел на удрученное лицо Цинь Дэ-гуя и уже мягче продолжал. — Три ваши смены подписали новые обязательства, а могут они вызвать другие мартены на соревнование? — Он хотел получше выяснить отношения между тремя сменами.

— Да, мы можем вызвать на соревнование другие мартены.

— И вы гарантируете, что выполните ваши обязательства?

— Гарантируем!

Лян Цзин-чуню нравились простота и твердость ответов сталевара, и он не удержался от улыбки. Взяв Цинь Дэ-гуя за локоть, он спросил:

— Ты ведь знаешь, что, кроме твоей смены, на мартене работают еще две смены? Ты можешь поручиться за них?

— Мы ведь обсуждали это на совместном собрании, почему же мне не поручиться за них?

— А разве раньше вы не обсуждали совместно ваши обязательства? Почему вы раньше не всегда их выполняли? — Секретарь парткома внимательно посмотрел в глаза Цинь Дэ-гую.

— Это происходило потому, что между нами не было согласия, — огорченно ответил Цинь Дэ-гуй. — Да и работали не всегда отлично.

— Значит, Юань Тин-фа и Чжан Фу-цюань не стремятся к согласию? — Но тут Лян Цзин-чунь заметил, что все встали со своих мест и поспешили к окошкам касс. Он заботливо спросил: — Ты купил уже билет? А то еще опоздаешь из-за меня.

— Юань Тин-фа иногда бывает просто невыносим. В его смене есть два любителя скандалов, так недавно он решил «передать» их в мою бригаду, — ответил Цинь Дэ-гуй и, направляясь к кассам, спросил: — Товарищ секретарь, а вы куда едете? Я возьму вам билет.

— Я никуда не еду, я встречаю своих…

Цинь Дэ-гуй встал в хвост небольшой очереди и хотел было еще что-то добавить, но к нему вдруг подошла девушка.

— А-а, ты тоже едешь домой? Я возьму тебе билет, хорошо? — улыбнулся ей в ответ Цинь Дэ-гуй и снова обернулся к стоявшему рядом Лян Цзин-чуню:

— Юань Тин-фа очень любит, чтобы все к нему хорошо относились, а случится какая-нибудь неприятность — ворчит прямо до тошноты. — Он снова обратился к девушке: — Ты давно не была дома? Я, например, очень давно.

— Работы страшно много — разве найдешь время для поездки? Но сегодня получила письмо из дома, пишут, что мать заболела, — при этих словах девушка слегка нахмурилась.

Лян Цзин-чунь взглянул на нашитую над грудным карманчиком полоску белой материи, на которой было написано «Завод электрооборудования. Сунь Юй-фэнь». На вид девушке можно было дать лет двадцать. Она была чем-то возбуждена, и ее лучистые глаза сияли. На нее нельзя было не оглянуться, настолько она была привлекательна. Лян Цзин-чунь бросил взгляд на занятых беседой молодых людей и, спросив у Цинь Дэ-гуя фамилии двух рабочих, о которых он только что упоминал, распрощался и ушел.

2

Сунь Юй-фэнь родилась, когда в ее семье уже были один сын и три дочери. Узнав, что родилась еще одна дочь, отец ее, Сунь Да-фа, сказал: «Придется утопить», — и, взяв мотыгу, вышел из дома.

Мать вытерла слезы и попросила соседку, принимавшую ребенка:

— Тетушка Цинь, узнай, пожалуйста, может, кто-нибудь возьмет девочку? Пожалей меня и спаси ей жизнь.

Однако японские захватчики до того довели крестьян, что каждый лишний рот был тяжелым бременем для любой крестьянской семьи. И матери пришлось самой спасать свою дочь. Так и жила девочка никому не нужная, всегда голодная и холодная. Отец старался не замечать ее. Если она плакала, то он хмурил брови и выходил из комнаты.

Научившись ходить, Сунь Юй-фэнь целыми днями бродила подальше от дома. Ей доставляли радость и летящие в небе стаи уток и бредущие по склону гор буйволы. И только на суровое, неприветливое лицо отца она не любила смотреть. Иногда вместе с мальчишками она играла в войну. Она была очень упорной и в игре не успокаивалась до тех пор, пока «противник» не обращался в бегство. Раскрасневшаяся, вся перемазанная грязью, она налетела однажды во время игры на Цинь Дэ-гуя, который был старше ее на четыре года, и, свирепо размахивая кулачками, пыталась заставить его отступить. Но он не стал обороняться и даже выбросил из рук «оружие» — комки грязи, которые в этих играх заменяли враждующим сторонам пули и снаряды.

— Ты что не обороняешься? Боишься? — свирепо закричала на мальчика Сунь Юй-фэнь.

— Да ты совсем как одержимая, — рассудительно ответил Цинь Дэ-гуй. — Мы же понарошку, а ты набрасываешься так свирепо, как будто в самом деле убить меня хочешь.

Когда Цинь Дэ-гуй стал пасти помещичьих свиней, она вместе с ним часто уходила далеко в горы. Она очень хорошо относилась к Цинь Дэ-гую, потому что он никогда не обижал ее. Его мать ласково встречала девочку. Она обычно говорила: «Вот ты и выжила, маленький бесенок!» — или же просто молча гладила ее по головке. Если девочка не была в поле, то обязательно шла в дом к Цинь Дэ-гую.

Когда деревню покидал партизанский отряд, девочка страстно захотела уйти вместе с бойцами. Но ей было только двенадцать лет, и ее не взяли. Она со слезами на глазах шла вслед за отрядом, а потом долго смотрела им вслед до тех пор, пока партизаны не скрылись в дальнем лесу. Горько рыдая, она вернулась в деревню. Она не могла простить себе, что не родилась на несколько лет раньше.

Когда после Освобождения Сунь Юй-фэнь узнала, что в городе требуются работницы-женщины, она поехала туда и поступила ученицей в цех электроизмерительных приборов завода по ремонту электрооборудования. Здесь требовалось хорошее знание техники, но старый мастер Чжан Да-чунь не любил передавать свой опыт другим, особенно девушкам. «Это пустая трата времени, — говорил он обычно. — Ты ее обучаешь, а она выскочит замуж, и всему конец. Разве для ухода за детишками необходимо знание техники?»

Поэтому Сунь Юй-фэнь и другим ученицам мастер поручал самую несложную работу. Сунь Юй-фэнь пожаловалась на это начальству, да еще и на собрании выступила.

— Меня освободила коммунистическая партия, руководимая Председателем Мао, — говорила она с трибуны. — И сейчас я должна идти за партией, должна на всю жизнь стать рабочей и никогда не оставлять завод. Некоторые говорят, что стоит девушке завести семью, как все пропало. Но ведь это не так! — и она расплакалась.

Получив от начальства нахлобучку, мастер Чжан Да-чунь ничем не выказывал своего недоброжелательного отношения к женщинам, но учил их кое-как, не отвечая даже на задаваемые ему вопросы.

Сунь Юй-фэнь горячилась и ругала мастера за глаза «твердолобым». Мастер узнал об этом и еще больше невзлюбил строптивую ученицу. Стоило ему увидеть разбросанный инструмент, как он начинал сердито ворчать: «Ох, уж эти мне члены НДСМ!»[4]

Под влиянием организации НДСМ Сунь Юй-фэнь и другие ученицы изменили свое отношение к мастеру и попытались перевоспитать его. Теперь они приглашали его на свои собрания. Вначале Чжан Да-чунь садился в самом дальнем углу и с недовольным видом слушал выступления девушек. Но однажды на собрании, посвященном самокритике, он услышал, как его ученицы критиковали свои недостатки. И здесь тон задавала Сунь Юй-фэнь. Заинтересовавшись, мастер подвинул свой стул поближе. В конце концов их самокритика так на него подействовала, что он сам выступил с критикой своих недостатков.

После этого собрания отношения между ученицами и старым мастером намного улучшились. Они часто приносили ему обеды из дальней столовой и относили туда порожнюю посуду. Мастер повеселел. С этих пор старый мастер начал обучать девушек тайнам их профессии и постепенно стал поручать им более ответственную работу.

Хотя Сунь Юй-фэнь и работала в одном городе с Цинь Дэ-гуем, но встречались они теперь очень редко. Девушка работала днем, а отдыхала по воскресеньям. А Цинь Дэ-гуй работал неделю в утреннюю, неделю в вечернюю, а неделю в ночную смены, и выходные дни его чаще всего приходились не на воскресенье. Работая в утреннюю смену, он несколько раз встречал Сунь Юй-фэнь по дороге на завод, но ее всегда окружали подруги, и он только здоровался с ней, а поговорить им так и не удавалось.


И вот, неожиданно встретившись, они вместе едут домой. Оба обрадовались такому стечению обстоятельств. В поезде было много людей, и они с трудом нашли одно место. Усадив Сунь Юй-фэнь, сталевар встал рядом. На станциях выходили пассажиры, освобождались места, но Цинь Дэ-гуй продолжал стоять около девушки. И только когда освободилось место рядом с ней, он сел. Однако тут же встал, уступив место пожилой женщине.

Сунь Юй-фэнь встала и хотела на свое место усадить Цинь Дэ-гуя, чтобы он немного отдохнул. Но Цинь Дэ-гуй отказался.

— Ты не думай… Мне совсем нетрудно стоять, ведь около мартена мы ни на минуту не присаживаемся.

— Но ведь нам еще надо будет пройти десять ли!

— Что такое десять ли? Мы в партизанском отряде за ночь проходили по сто!

Сунь Юй-фэнь посмотрела на его крепкую фигуру, на жизнерадостное лицо и ласково улыбнулась.

3

Когда они сошли с поезда, была уже ночь. Стояла прохладная безветренная погода.

…Года три назад Цинь Дэ-гуй приехал на эту станцию днем. Он неожиданно встретился здесь с Сунь Юй-фэнь и еще одной девушкой, и они вместе пошли в деревню. В то время Сунь Юй-фэнь еще не работала на заводе и проявила большой интерес к его заводской жизни. Она была очень обрадована встречей с Цинь Дэ-гуем и сразу же засыпала его вопросами.

Видя ее такой интерес, Цинь Дэ-гуй не удержался от того, чтобы не прихвастнуть:

— Ты должна знать, что мы, сталевары, даже обед варим на камнях.

— Ай-й-я! На камнях? — удивленно воскликнула девушка, но через минуту рассмеялась. — Ну и что, ну и что! Ты ведь имеешь в виду уголь?

— Стал бы я говорить об угле! Мы варим еду вот на таких камнях! — И Цинь Дэ-гуй показал на лежащие у обочины булыжники.

Говоря по правде, очень мало сталеваров не ходили обедать в столовую, а подкреплялись тем, что приносили из дому. Они-то и разогревали свою еду на раскаленных докрасна кирпичах около печи. Конечно, у них там были огнеупорные кирпичи, а не булыжник, как говорил Цинь Дэ-гуй.

— Вздор все это, вздор! Я не верю! Ты покажи нам, как они горят.

— Ай-й-я! До чего же ты непонятливая! Ведь там камни раскаляются газом. А если не веришь, сходи посмотри. Мы, сталевары, можем даже эти камни превратить в жидкость. Ты не думай, я не хвастаюсь!

— Обязательно приду и посмотрю.

И сейчас, неожиданно вспомнив тот разговор, Сунь Юй-фэнь рассмеялась.

— А я обошла весь ваш металлургический завод!

— Что же я тебя не видел?

— Мы с нашим мастером ходили к вам чинить электропроводку. Я побывала во всех цехах, но тебя не встретила.

— Значит, в тот день я был в ночной смене, — ответил Цинь Дэ-гуй и рассмеялся, вспомнив давнишний разговор. — Ну и как, убедилась в том, что камни можно превратить в жидкость?

Но Сунь Юй-фэнь вдруг посерьезнела.

— Стоит войти в ваш мартеновский цех, как сразу становится страшно.

— Что же там страшного? Привыкнешь, и даже забавно может показаться.

— А что там забавного?

— Ну как же, ведь никакой фокусник не сможет превратить камень в жидкость, — снова рассмеялся Цинь Дэ-гуй.

— Не смейся, пожалуйста! — возразила Сунь Юй-фэнь тоном, каким обычно произносят речи на собраниях. — Разве можно сравнивать работу с балаганом? Ведь работа не рассчитана на то, чтобы вызывать смех.

Сама Сунь Юй-фэнь относилась к работе очень серьезно. Сейчас она трудилась на сборке реле. После сборки каждое реле надо было проверить на испытательном стенде. Однако в цехе таких стендов было очень мало, а реле монтировалось много, и если их проверять одно за другим, то можно было не выполнить месячную программу. И вот Сунь Юй-фэнь вместе с Вэнь Юй-лань, работницей той же бригады, решили подключать к стенду одновременно по два реле. Раньше это никогда не делалось, и девушки очень беспокоились за успех своего нововведения. Однако все прошло благополучно, хотя они и натерпелись страха.

— Ты не поняла! — ответил Цинь Дэ-гуй. — Человеку вредно бездельничать. Раз есть силы, то надо работать. И если в работе тебе сопутствует удача, то это куда приятнее любого развлечения.

Ответ пришелся ей по душе, но она не удержалась от насмешки.

— Ты не совсем прав. Вот ты сейчас несешь узел, тебе это приятно или лучше было бы идти с пустыми руками?

У Цинь Дэ-гуя своих вещей почти не было, и он, естественно, нес ее узелок.

— Конечно, приятно! Да я готов его пронести не только десять, а все сто ли!

Раньше, года три тому назад, Сунь Юй-фэнь обязательно съязвила бы еще раз и ответила бы примерно так: «Когда я следующий раз поеду домой, то обязательно приглашу тебя с собой!» — но сейчас почему-то она сочла это неудобным.

Пройдя немного, она спросила:

— Дэ-гуй, ты, наверное, не любишь ходить в кино?

— Кто это тебе сказал?

— А почему же я никогда тебя там не встречала?

— В кинотеатре народу много, вот и не замечала…

— Я перед началом сеанса всегда разглядываю публику, надеясь встретить кого-нибудь из своих земляков.

— Очень странно, и я никогда не видел тебя, хоть и не пропускаю ни одной новой картины.

— У нас на заводе есть один старый мастер. Очень уж он странный, не ходит ни в театр, ни в кино, ничем не интересуется…

— Это японцы искалечили таких, как он, — они хотели превратить их в рабочие машины. На нашем заводе тоже есть такие мастера. Нам с тобой повезло, что мы живем в эпоху Мао Цзэ-дуна!

— А я раньше горевала, что родилась так поздно, особенно когда меня не взяли в партизанский отряд. Ох, и наплакалась же я тогда!

Дорога тянулась между полей гаоляна. Во мраке стрекотали невидимые кузнечики. Луна иногда заходила за тучу, и тогда все покрывалось кромешной тьмой — и дальние горы и видневшиеся в стороне селения. Оба путника в таких случаях подымали головы и всматривались в чернеющее небо.

— Как бы дождь не пошел! — испуганно промолвила Сунь Юй-фэнь. — Давай я понесу узел!

Но Цинь Дэ-гуй не обратил внимания на ее слова и спросил, продолжая шагать по дороге:

— Что у тебя в узле, он такой тяжелый!

— Ничего особенного, — со смехом ответила Сунь Юй-фэнь. — Материя, чулки, мохнатые полотенца, мыло. Когда едешь домой, всегда приходится везти подарки родным и родственникам. Да еще моя двоюродная сестра Дин Чунь-сю передала кое-что для своей матери. Ты не знаешь Дин Чунь-сю? Ее муж работает на вашем заводе.

— А как его зовут?

— Юань Тин-фа.

— А-а-а, мастер Юань! Хорошо знаю, мы работаем на одной печи. Жену его я видел, только не знал ее имени.

— Я слышала, как они говорили о тебе. А ты почему никогда не заходишь к ним в гости?

— А что они обо мне говорили? Наверное, не очень лестное… — рассмеялся Цинь Дэ-гуй.

— Ругают только тогда, когда ты действительно в чем-нибудь виноват!

— Мы в последнее время частенько с ним ссоримся.

— Да, у Юань Тин-фа характер неспокойный.

Цинь Дэ-гую не хотелось больше говорить об этом, и он перевел разговор на другую тему:

— А в какой деревне живут родители твоей сестры?

— В Динцзятуне, это от нас в трех-четырех ли.

Цинь Дэ-гуй поправил на плече узел и рассмеялся:

— Да, человек ты предусмотрительный! А я всегда домой возвращаюсь без подарков, с пустыми руками. Я просто отдаю им деньги, и они сами покупают все, что им нужно.

— Сколько ты сейчас зарабатываешь в месяц?

— Основная моя зарплата — триста пятьдесят тысяч юаней[5], добавь сюда надбавки за перевыполнение плана, премии — и получится больше четырехсот.

— О-о, это очень много! — удивилась Сунь Юй-фэнь. — Поэтому вы, сталевары, всегда такие веселые!

— А мы особенно не заботимся о зарплате! — громко произнес Цинь Дэ-гуй. — Сколько, например, надо мне одному? На питание я не трачу ни гроша. Сходишь два раза в неделю в кино — на это не уйдет и пяти тысяч юаней. Одежды мне нужно не больше двух-трех пар. Вот и получается, что деньги некуда тратить.

Они шли по мосту, и шум реки заглушал его слова. Перейдя через мост, он продолжил свою мысль:

— А веселые мы всегда потому, что мы — сталевары эпохи Мао Цзэ-дуна. Ты сама подумай: китайские народные добровольцы бьют американцев снарядами и патронами, сделанными из нашей стали, наша сталь применяется на всех стройках страны — нам есть чем гордиться!

— Не только гордиться! Я смотрю, ты даже немного зазнаешься! — улыбнулась Сунь Юй-фэнь.

— Ну, это уж ты хватила! Как же это я могу зазнаться? — разгорячился сталевар. Он даже замедлил шаги. — Если бы я зазнался, то разве стал бы тащить твой узел?

Но Сунь Юй-фэнь улыбалась и ничего не говорила. Цинь Дэ-гуй понуро побрел за ней, ворча на ходу:

— Я никак не пойму, как ты могла додуматься до такого? Ты хоть скажи, в чем мое зазнайство проявляется?

— Сейчас этого нет.

— А когда же?

— Скажи, мы с тобой встречались на улице?

— Встречались раз десять, а то и двенадцать.

— Не только. Несколько раз ты просто не захотел замечать меня. А если и заметишь, то только поздороваешься и тут же убегаешь. Разве это не зазнайство?

— Ай-й-я! — рассмеялся Цинь Дэ-гуй. — Да я не говорю с тобой просто из-за трусости. Как увижу тебя, окруженную толпой ваших девушек, так и не знаю, что сказать. Ну и убегаю со стыда.

— Ну уж ты скажешь! — возразила Сунь Юй-фэнь. — А я, наоборот, считаю, что все сталевары смелые. Когда я встречаю кого-нибудь из них, всегда находят о чем поговорить. Перебросишься с ними двумя-тремя фразами, и уже готово — приглашают тебя в кино.

— А кого ты знаешь из сталеваров? — недовольно спросил Цинь Дэ-гуй.

— Ли Цзи-мина и Чжан Фу-цюаня. Ты их хорошо знаешь… — Сунь Юй-фэнь подняла на него глаза.

— Почему я должен их хорошо знать? — холодно возразил Цинь Дэ-гуй.

— Вы же работаете в одном цехе, живете в одном общежитии, встречаетесь каждый день. Как же ты можешь не знать? — с некоторым удивлением спросила девушка.

— Видимся мы действительно каждый день, но в кино они почему-то меня еще ни разу не пригласили! — не удержался он.

Они прошли некоторое время молча, наконец Сунь Юй-фэнь спросила:

— А как они работают?

— Тебя интересуют Ли Цзи-мин и Чжан Фу-цюань? — холодно переспросил юноша.

— Да, конечно.

— Но ты так хорошо знакома с ними, что, я уверен, знаешь их не хуже меня.

— Если бы хорошо знала, то не стала бы спрашивать. — Сунь Юй-фэнь как-то сразу поникла. — Да и какое там знакомство у нас, просто здороваемся при встречах!

— И даже в кино не ходите?

— Да когда я с ними ходила? — рассердилась девушка.

— Сама только что говорила.

Она ничего не ответила.

Они прошли уже большую часть пути. Людей навстречу им попадалось мало — все это были крестьяне, идущие на поезд.

Тучи разошлись, и на небе ярко светила луна. Деревни и сады казались нарисованными черной тушью на синем фоне неба.

Вот они миновали школу, такую шумную днем и такую безмолвную в этой ночной тиши. Теперь уже до их деревни оставалось пройти совсем немного.

У ворот своего дома девушка взяла у него свой узел.

— Давай я внесу его в дом, — предложил Цинь Дэ-гуй.

— Нет, не надо.

— Обратно ты поедешь завтра вечером?

— Да.

— Если у тебя будут вещи, то я помогу тебе.

— Будут, и очень тяжелые.

— Это неважно, я любую тяжесть унесу.

— Спасибо, — и девушка с улыбкой протянула ему руку.

4

Цинь Дэ-гуй подошел к своему дому и постучал в дверь. Отец встал с постели, зажег лампу и пошел открывать. Увидев сына, поднялась с кана обрадованная мать.

— Ты не устал? Ведь уже время третьей стражи[6]. — Она подумала, что радостный вид сына и скорый его приезд явно говорят о том, что сватовство будет успешным.

— С чего бы это я устал? На заводе мы частенько работаем в это время.

— Я сейчас тебе разогрею поесть, ты ведь голоден, наверно.

— Нет, я не хочу есть! — Цинь Дэ-гуй уселся на кане и передал отцу привезенные с собой деньги.

— В прошлом месяце опять получил премию? — довольным голосом спросил отец.

— Получил! — ответил Цинь Дэ-гуй и, бросив взгляд на спящую сестру, понизил голос: — Все здоровы? Как брат?

— Все здоровы, — ответила мать. — Видишь, как почетен твой труд на заводе. Твой брат стал завидовать тебе и тоже требует, чтобы его отпустили на завод. Я рассердилась и говорю ему: «Вы, мужчины, уедете в город, так ты хоть жену оставь здесь, чтобы она помогла нам, старикам, работать в поле».

— А сама она согласна остаться? — спросил с улыбкой Цинь Дэ-гуй.

— Нет. Но ее согласия и не требуется! — убежденно ответила мать и пошла на кухню.

«Похоже, что и меня хотят женить только для того, чтобы моя жена работала на нашем поле», — подумал про себя Цинь Дэ-гуй.


Цинь Дэ-гуй проснулся от шума, который подняла в комнате его сестра Дэ-сю. Солнце стояло уже довольно высоко. Он снова закрыл глаза и недовольно проворчал:

— И зачем так шуметь? Я сегодня в ночной смене, мне надо выспаться.

— Да ты сейчас дома, братик! — рассмеялась Дэ-сю.

Матери тоже очень хотелось, чтобы он поскорее проснулся, но все же она прикрикнула на дочь:

— Не буди его, пусть еще немного поспит!

— Ты только посмотри, как высоко стоит солнце! А нам еще надо так далеко идти! — возразила матери Дэ-сю.

Цинь Дэ-гуй сразу же понял смысл ее слов, но перевернулся на другой бок и притворился спящим.

— Он очень устал, — пожалела его мать и стала успокаивать дочь: — Ты не спеши, иди пока запрягай лошадь.

— Хорошо, — ответила Дэ-сю и побежала во двор.

Жена старшего брата, услыхав топот Дэ-сю, рассмеялась.

— Спешит так, словно сама хочет поскорее выскочить замуж!

Дэ-сю было шестнадцать лет. Девушку, которую сватали за ее брата, она видела в деревне, где жил ее дядя. Она даже когда-то играла с ней. Когда мать сказала ей, что она поведет брата смотреть невесту, Дэ-сю очень обрадовалась и после этого каждый день ждала приезда брата. Дэ-сю радовалась, что именно эта девушка станет женой ее брата, так как она ей очень нравилась.

Сейчас она покормила лошадь, запрягла ее в телегу и снова вошла в дом. Брат еще спал. Она обеспокоенно спросила мать:

— А ты говорила ему об этом? Может быть, он забыл?

— В письме все было ясно написано, как же он мог забыть? — однако тон матери был не совсем уверенным.

— Я думаю, что он все-таки забыл. Иначе как он смог бы снова уснуть? — убежденно сказала Дэ-сю и начала будить Цинь Дэ-гуя:

— Брат, вставай, вставай! Разве ты забыл?

— О чем забыл? — раскрыл, наконец, глаза Цинь Дэ-гуй.

— Ай-й-я, он все забыл! — девушка повернулась к матери. — Ведь отец в письме тебе писал, чтобы ты приехал для того… — тут она замялась.

Цинь Дэ-гуй снова закрыл глаза, словно не понимая, о чем она говорит.

— Мама, — не выдержала Дэ-сю, — да объясни хоть ты ему, о чем писал в письме отец.

— Дэ-гуй, разве ты забыл? — начала мать. — Вставай скорее и поедешь вместе с сестрой. Эта девушка живет в той же деревне, что и твой дядя.

Дэ-сю снова стала трясти брата. Он раскрыл глаза, однако продолжал молчать.

— Брат, — не отставала от него Дэ-сю. — Поедем скорее, ты увидишь ее и будешь доволен.

— Она очень нравится и дяде твоему и тете, — сказала мать. — Очень трудолюбивая, умеет и в поле работать и шить одежду.

— И пять лет училась в школе, знает куда больше иероглифов, чем я! — добавила Дэ-сю.

— Нам в доме очень нужна такая сноха, — продолжала мать. — И твой отец и я год от года стареем, а жена твоего брата одна не управляется по хозяйству, ей нужна помощница.

— А красавицы такой, как она, нет во всей деревне! — снова вмешалась в разговор Дэ-сю.

— И люди они очень хозяйственные — экономят и на одежде и на еде! — уговаривала его мать.

— Что же они никак не решатся выдать ее замуж?

— А как решиться расстаться с такой хорошей дочерью! Только когда узнали, что наш сын работает на заводе, они согласились. Теперь такое поветрие: все обязательно хотят выдавать своих дочерей замуж за рабочих. Но я думаю, что если все будут ценить только рабочих, то кто же станет обрабатывать землю? Для нашей Дэ-сю мы непременно подыщем деревенского парня.

— Мама, что ты говоришь? — покраснела Дэ-сю, обидевшись на мать. Она отвернулась к брату и снова начала его тормошить.

— Вставай скорее, я уже лошадь запрягла.

Понимая, что при таком шуме больше не уснешь, Цинь Дэ-гуй встал. Мать подала ему умыться, а сестра поставила на кан низенький столик с едой. Цинь Дэ-гуй сел завтракать.

Дэ-сю вышла посмотреть за лошадью. Войдя в комнату, она увидела, что Цинь Дэ-гуй вовсе не торопится кушать, и снова забеспокоилась.

— Я тебе вот что скажу, — не выдержал ее укоризненного взгляда Цинь Дэ-гуй, — сегодня я никуда не поеду.

Решив, что он просто подшучивает над сестрой, мать остановила его.

— Дэ-гуй, не надо шутить. Сестра уже столько дней ждет твоего приезда, она каждый день высматривала тебя на дороге. Узнав, что эта девушка будет твоей женой, Дэ-сю очень обрадовалась.

— Я думаю, что ему просто неловко, — сказала Дэ-сю.

— Что значит неловко? — рассмеялась мать и сказала сыну: — А если неловко, то ты не вступай с ней в разговоры, а только посмотри на нее, и ладно. Там такая девушка, что понравится любому. Мы с отцом уже думали сами все порешить, без тебя, но побоялись пересудов…

— Мама, все-таки лучше, чтобы он съездил посмотрел. А то неудобно получится, вы все видели ее, а он нет, — настаивала Дэ-сю.

— Да я сейчас вовсе не собираюсь жениться! — не подымая головы от тарелки, промолвил Цинь Дэ-гуй.

— Дэ-гуй, что ты сказал? — воскликнула мать. — Ты не думаешь жениться? Да ты понимаешь, что говоришь? Тебе уже двадцать четыре года, на заводе у тебя дела идут хорошо, почему не жениться?

Дэ-сю, услышав слова брата, стала белее мела и, не проронив ни слова, опустилась на кан.

— Ты, наверное, все-таки шутишь? — переспросила мать, не отводя взгляда от его лица.

— Мама, — поднял на нее глаза Цинь Дэ-гуй, — я и не собираюсь шутить.

— Дома все прямо извелись, волнуясь за него, а он, нате вам, не желает! — сердито покачала головой мать. — Ты что, всю жизнь собираешься быть холостяком?

— Нет, почему же, женюсь когда-нибудь, — неестественно улыбнулся Цинь Дэ-гуй.

— И на ком же, интересно? — подала, наконец, голос пришедшая в себя Дэ-сю.

— Правда, на ком? — поинтересовалась мать.

Но Цинь Дэ-гуй до сих пор не задумывался над этой проблемой. Он немного помолчал и потом нехотя ответил:

— Сначала надо с ней познакомиться; если она действительно придется но душе и мне и всем домашним, то можно и жениться.

— Вот и хорошо! — захлопала в ладоши Дэ-сю. — Она с первого взгляда тебе понравится! Мне и то нравится.

— Правильно, поезжай, сынок, посмотри на нее, — обрадовалась мать.

Но Цинь Дэ-гуй ничего не ответил и снова уткнулся в тарелку.

— Ты сходи пока покорми лошадь получше, — посоветовала мать дочери.

— Мама, — быстро поднял голову Цинь Дэ-гуй, — раз я сказал, что не поеду, значит не поеду.

— Ты каждый день варишь свою сталь, и сердце твое стало тоже стальным, — рассердилась мать. — Никак с тобой не сговоришься.

— Мама, я просто боюсь, — улыбнулся Цинь Дэ-гуй.

— Чего ты боишься?

— Я боюсь того, что встречусь с ней… и вдруг она мне не понравится, что тогда?

— Неужели ты думаешь, что ослепнешь, если взглянешь на нее? Где еще найдешь такую хорошую девушку? — укоризненно произнесла мать.

— Ни в одной из окрестных деревень не найдешь такой! — произнесла с порога Дэ-сю.

— Поручиться за это никто не может, — стоял на своем Цинь Дэ-гуй. — А если она мне все-таки не понравится, то родители ее обидятся, скажут, что я зазнался…

— Я вижу, ты действительно зазнался. Девушка нравится всем, а ты чего-то заранее упрямишься, — обиделась мать.

— Скажи уж правду: небось в городе завел себе девушку? — спросила вдруг Дэ-сю.

— Не хочу я сейчас жениться ни на городской, ни на деревенской! — решительно ответил Цинь Дэ-гуй и, отодвинув от себя тарелку и куайцзы, добавил: — Поговорим об этом через год-два.

— Зачем же ты тогда приехал сегодня? — сердито спросила мать.

— У меня выходной, вот и приехал навестить вас.

— Если бы ты не приехал, это меня меньше бы расстроило, чем теперь.

Цинь Дэ-гуй молча слез с кана, взял в углу за дверью мотыгу и вышел из дома. Он боялся, что мать и сестра не отстанут от него до вечера, а ему хотелось помочь отцу и брату.

Отец был равнодушен к женитьбе сына. Он считал так: сын знает, что делает. Ушел парень в партизанский отряд, затем — на завод, и все в его жизни идет хорошо. Пусть сам решает свою судьбу. Он только заботливо сказал Цинь Дэ-гую:

— Ай-й-я, ты ходишь без шапки, а ведь солнце нынче припекает!

— Ничего, — махнул рукой Цинь Дэ-гуй. — У нашего мартена куда жарче.

5

Дома Сунь Юй-фэнь узнала, что ее мать вовсе не больна, и успокоилась. Однако в душе была недовольна обманом: «Зачем они написали, что мать тяжело заболела?» — но промолчала.

— Ты уже больше полугода не приезжала, и мне очень хотелось тебя повидать! — объясняла мать. — Я боялась, что ты и на этот раз откажешься приехать, — на худом лице матери появилось страдальческое выражение.

— Как бы там ни было, а я приехала, — всю злость дочери как рукой сняло. — И теперь целый день проведу с тобой, мамочка.

Утром первым встал ее отец Сунь Да-фа. Он пошел во двор и зарезал большую желтую курицу.

— Ай-й-я, зачем спешишь? — начала отчитывать его жена. — Хотя бы меня спросил, ведь это несушка!

— Я вижу, жирная, ну и решил зарезать! — ничуть не смутился Сунь Да-фа. — Ты сама посмотри, какой из нее обед получится.

В доме разговаривали шепотом и ходили на цыпочках, боясь разбудить Сунь Юй-фэнь. Но по привычке она проснулась рано. Она лежала в постели, наблюдала за суматохой в доме и с затаенной гордостью думала: «Смотри, как встречают, словно дорогого гостя!»

Вскоре она услышала разговор жены старшего брата с матерью на кухне:

— В семье Циней тоже приехал второй сын. Сегодня он отправится на смотрины, его сестра уже и лошадь запрягла. Я думаю, что скоро нам придется погулять на свадьбе. Родители уже давно все обговорили и ждали только, чтобы он приехал посмотреть на невесту. Говорят, она такая красивая, что можно заранее поручиться за счастливый исход сговора.

Сунь Юй-фэнь сначала думала воспользоваться выходным днем и подольше поспать, но при первых словах жены брата сон с нее как рукой сняло, и она прислушалась.

— Как переменилось все в мире! — ответила снохе мать. — Раньше он даже и во сне не мечтал бы жениться. Все было бы как в той пословице: «Есть на примете хорошая девушка, да без денег о ней и думать нечего». Да, совсем другие времена. Возьми хоть нашего отца, разве он раньше дал бы дочери съесть хоть одно яйцо?[7] Нет, продал бы его. А сейчас курицу режет для нее, да пожирнее.

Сунь Юй-фэнь подумала, что действительно в детстве она не съела ни одного яйца. Она видела, как дети из богатых семей едят яйца, но сама не знала их вкуса. Но жизнь изменилась: сегодня вот ей подадут даже курицу. Однако аппетит у нее почему-то пропал.

За завтраком она только после настоятельных просьб матери положила себе в миску кусочек курицы. Отец тоже не выдержал и положил ей кусок получше.

— У нас на заводе очень хорошо кормят, — отказывалась она. — Мы часто едим курятину.

— Да, дочка, теперь можно считать, что ты вышла в люди! — сказала мать. — Жаль, что твои три старшие сестры уже замужем, а то я бы их тоже отправила на завод. А раньше сколько тяжелых дней мы пережили! Ведь женщины считались хуже свиней. Свинья могла принести поросенка — все прибыль хозяйству…

Когда после обеда отец собрался по делам на станцию, она твердо решила ехать вместе с ним. Как мать ни просила ее остаться до вечера, она не согласилась.

Глядя вслед Сунь Юй-фэнь, мать сказала с горечью снохе:

— Она и в детстве была своевольной, а выросла — совсем с ней сладу нет. Я частенько подумываю о том, чтобы подыскать ей жениха, но вижу, что лучше не вмешиваться в это дело.

— Она сама пробила себе дорогу, сама и замуж выйдет, — с завистью проговорила сноха.

6

Под вечер Цинь Дэ-гуй зашел к Сунь Юй-фэнь, чтобы вместе идти на станцию. Около дверей дома он встретился с ее матерью:

— Давно я не видел вас, тетушка. Дома у вас все в порядке?

Тетушка Сунь очень обрадовалась ему.

— Входи, посиди, выпей чашечку чаю! — она внимательно посмотрела на его новый костюм.

Цинь Дэ-гуй охотно вошел в дом, ожидая встретить улыбающуюся Сунь Юй-фэнь. Он уселся на кане, а девушка все не появлялась. Спросить ему было неловко, и он стал осматривать комнату. Она была чисто выбелена. На стенах висели портрет Мао Цзэ-дуна и какой-то заводской пейзаж. Ясно было, что это дело рук Сунь Юй-фэнь.

Тетушка Сунь потрогала белую рубашку Цинь Дэ-гуя и чистосердечно призналась:

— Я завидую твоим родителям, что у них такой хороший сын. Ай-й-я, я совсем забыла, — вдруг вспомнила она, поднимаясь с места, — сейчас принесу тебе сигареты.

Но Цинь Дэ-гуй остановил ее, сказав, что он не курит. Он то и дело поглядывал на дверь в другую комнату, полагая, что Сунь Юй-фэнь находится там.

— Молодец, что не куришь, — похвалила тетушка Сунь. — А вина выпьешь?

— Нет, я не пью! — Цинь Дэ-гуй встал, намереваясь заглянуть в другую комнату и узнать, чем же все-таки занята Сунь Юй-фэнь.

— Садись, садись, ты сколько дней собираешься побыть дома?

— Вот уже возвращаюсь на завод.

— Ай-й-я! Все вы так: уедете из дома и не вспоминаете о родителях, — погрустнела тетушка Сунь. — Моя Юй-фэнь такая же. Ждешь ее чуть ли не полгода, а она приедет… и дня дома не побудет — спешит обратно на свой завод.

Цинь Дэ-гуй испугался, что тетушка Сунь может оставить Юй-фэнь на ночь дома, и тогда ему придется одному возвращаться в город.

— Тетушка, вы на самом деле не представляете, сколько дел на заводе, — поспешно сказал он. — Один только день не выйдешь на работу, а государство уже несет большой урон. И мы все настолько уже привыкли к заводу, что никто из нас не может сидеть сложа руки.

— Но совсем забывать о доме тоже нельзя, — с обидой в голосе проговорила тетушка Сунь.

— А вы попросите Юй-фэнь, чтобы она чаще приезжала.

— Я теперь вовсе не буду ждать ее. Приехать и сразу же уехать — так лучше вовсе не приезжать. Одна трепка нервов!

— Сегодня можно поехать попозже, — мягко успокаивал ее Цинь Дэ-гуй, — скажите ей, чтобы осталась еще немного. — Он нарочно говорил громким голосом, чтобы его было слышно в другой комнате.

— Если бы Юй-фэнь была такой хорошей, как ты… — продолжала сердиться тетушка Сунь. — А она просто бессовестная дочь. — На глазах ее выступили слезы.

— Не надо так ругать ее. Я знаю, что у них на заводе очень много работы, — пытался как-то оправдать девушку Цинь Дэ-гуй.

— Я бы не ругала ее, будь она немного повнимательнее к матери. — Тетушка Сунь вытерла рукавом глаза и продолжала изливать свою душу. — А то не успела положить куайцзы после обеда, как тут же поспешила на поезд, не захотела и минуты задержаться.

— Так она уже ушла! — изумленно воскликнул Цинь Дэ-гуй. — Ну, это уж совсем нехорошо! — Он встал и собрался распрощаться, но тут в комнату вошла сноха тетушки Сунь.

— Вот хорошо, что ты еще не ушел! — радостно воскликнула она. — Только что пришли из семьи Дин и просят, чтобы Сунь Юй-фэнь передала Дин Чунь-сю пару туфелек. — Ты знаешь Дин Чунь-сю? Говорят, ее муж работает на вашем заводе. Если ты ее не знаешь, то отдай туфельки Юй-фэнь.

Цинь Дэ-гуй взял туфельки, попрощался и отправился в путь. Широкими шагами он шагал по освещенной лучами заходящего солнца дороге. «Мы же договорились! — размышлял он. — Почему она уехала без меня?» Ему было как-то не по себе. Перед его глазами все время стояла освещенная луной девичья фигурка, он всячески старался прогнать этот образ, но из этого ничего не получилось. И от этих мыслей на сердце было и сладостно и горько. Он расстегнул куртку и подставил разгоряченную грудь порывам прохладного ветра.

В поезде Цинь Дэ-гуй переходил из вагона в вагон. Еще на станции он понял, что в этом поезде ее нет, но стоило ему увидеть в каком-нибудь вагоне девушку в белой кофточке, как он не мог удержаться от того, чтобы не пройти мимо и не взглянуть на нее.

Загрузка...