16. И В ЗАКЛЮЧЕНИЕ… О ЛЮДЯХ ТАИЛАНДА

Когда я писал эту книгу, я часто смотрел на ничем не примечательный тополь, растущий перед нашим домом. За тридцать с лишним лет он вытянулся до самой крыши. И маленький скворечник, прибитый к тополю, поднимался все выше. Каждую весну в нем появляются птенцы. Вырастая, они улетают, но обязательно возвращаются. Может быть, они тоже вспоминают о своих путешествиях в теплые страны, о том, что видели, пережили, о том, как прекрасен полет и в голубом небе, и в беззвездной ночи.

Так и люди, которые не только хранят память о чем-то, но и хотят поделиться об этом с другими. Не только впечатлениями, но и просто маленькими и большими радостями, своими заботами, размышлениями. Я часто вспоминаю о стране, где я побывал, и передо мной возникают аэропорты, отели и джунгли.

Но больше всего люди, потому что люди не только граждане своих стран, они к тому же еще и жители вселенной. В чем-то они не изменились с тех времен, когда расселились по всему земному шару. Одни восхищаются красотой и умеют отличить радугу от серой тучи, другие проходят мимо всего прекрасного, что окружает их. Не все способны сохранить чувство юмора и молодость души до самой старости, но мечтают о синей птице, именуемой счастьем…

Во время своего пребывания в Стране белого слона я встречался с немногими таиландцами, но успел полюбить их. Как, к примеру, регулировщика в Бангкоке — его перекресток мы проезжали каждое утро по дороге на работу. Форма ладно облегала его невысокую стройную фигуру; на голове была надета круглая каска, большие черные очки скрывали глаза, а на губах… ну конечно, традиционная улыбка. В тридцатиградусную жару, при сильной влажности он имел совершенно свежий вид (непонятно, каким образом это ему удавалось).

Выразительными жестами, напоминающими плавные движения балерины, он управлял бесконечным потоком автомобилей, торопил зазевавшихся водителей. Однажды в газетах промелькнула его фотография. Стоя на своем посту, он заметил, как молодой парень, оставивший мотоцикл на обочине тротуара, вырвал сумочку из рук засмотревшейся на что-то иностранки. Предупредительный крик улыбающегося полицейского и требование остановиться мотоциклист проигнорировал. Только точный выстрел из пневматического ружья в ногу помешал ему скрыться. С той поры мне казалось, что перекресток нашего регулировщика водители проезжали с особой почтительностью. А он улыбался, стоя под безжалостным бангкокским солнцем.


…Если на свете существует чудо, то нм была Самлуеи. Она была жемчужиной среди «экономок». Кстати, институт «экономок» широко распространен в городах и деревнях Таиланда. К высшей категории относят тех, кто работает у иностранцев; они немного говорят по-английски, честны, потому что дорожат своим местом, отлично готовят блюда тайской, европейской и американской кухни; покупают свежие продукты, и намного дешевле, чем иностранцы, которым приходится покупать их по более высоким ценам в специальных магазинах для иностранцев.

«Экономки» обычно приходят с рекомендацией от семьи, где они до этого работали. Они всегда имеют при себе свидетельство о том, что они не больны никакими инфекционными болезнями. Они исключительно чистоплотны, и труд их оплачивается высоко. «Экономки» типа Самлуеи получают вдвое больше, чем наш знакомый улыбчивый регулировщик; их заработок равен зарплате квалифицированного учителя. Это обстоятельство наводит, конечно, на некоторые размышления.

«Экономки» категории Самлуеи, как правило, содержат многочисленную семью. Получая такую зарплату, они могут позволить себе иметь дома прислугу — обычно это девушка из деревни, для которой место служанки — единственное средство вырваться из деревни, где за ту же работу она не получала бы ни гроша.

У Самлуеи было трое детей. Двое своих и один приемный, сирота. За ними присматривала служанка, пятнадцатилетняя девочка. Мужа она выставила за дверь, когда узнала, что за виски «Меконг» он отдает не только свои последние деньги, но и деньги жены. Все это Самлуеи рассказывала с улыбкой, на ломаном английском языке, однако с достоинством самостоятельной женщины.

Она обычно приходила рано утром в простом, сшитом ею самой платье и с великолепной прической и переодевалась в обычную одежду тайских «экономок»: длинную, до пят, юбку из пестрой ткани — она оборачивала ее вокруг бёдер — и кофточку, которая всегда сверкала ослепительной белизной.

Самлуеи начинала свою каждодневную работу неспеша, однако за день эта женщина успевала сделать великое множество дел.

Хотя Самлуеи было около сорока лет, внешностью и фигурой она походила на двадцатилетнюю девушку; в ней смешалась кровь предков из Лаоса и Китая, и она немного знала эти языки. Самлуеи знала и отлично готовила блюда тайской, китайской и европейской кухни. Одна ее подруга, работавшая в чешской семье, научила Самлуеи готовить жаркое из свинины, кнедлики и сладкие пирожки с творогом.

Она была очень изобретательна, эта плутовка.

…В нашем доме проживала довольно странная пара иностранцев, говорившая по-французски. У них был маленький песик Фифи. Надо сказать, что Фифи был самым уважаемым членом семьи; служанка, приходившая к ним рано утром, здоровалась вначале с супругами и отдельно — с Фифи, говоря ему почтительно: «Доброе утро, Фифи». В ее обязанности входило каждое утро чистить ему зубы пастой и зубной щеткой, а если Фифи изъявлял желание поваляться на траве у бассейна, то она приносила ему туда разноцветные мячики, резиновые игрушки и куклы, чтобы он не скучал. Если хозяева вечером куда-нибудь уходили, она оставалась с ним, чтобы он не боялся темноты.

Самлуеи решила проучить эту пару. Она подговорила детей нашего дома, приехавших из разных стран, и… в один прекрасный день они начали приветствовать эту пару не иначе как «добрый день, господин Фифи» или «добрый вечер, госпожа Фифи». И так каждый день. Вскоре эта пара выехала из нашего дома. Самлуеи и здесь оказалась на высоте.

Последнее известие о ней, правда очень краткое, я получил из новогодней открытки норвежского эксперта, в семью которого она перешла работать. Он сообщал мне, что Самлуеи приготовила такой великолепный праздничный ужин из норвежских блюд, что он напомнил им рождественские праздники в родном Осло. А в Бангкоке была… тридцатиградусная жара.


Бонг. Когда ко мне привели молодого студента и сказали, что его зовут Бонг, то на мой европейский слух его имя прозвучало как удар молоточка по маленькому металлическому гонгу или барабану из традиционного тайского оркестра. У него были коротко стриженные волосы и внимательные глаза. Два курса университета он закончил с отличием. На каникулы он пришел работать в нашу лабораторию. Бонг изучал методы анализа химического состава змеиного яда, выделение тех его компонентов, которые могли бы быть использованы при лечении некоторых болезней.

Работал он с утра до полудня, а вечером занимался переводами с тайского языка материалов для одной зарубежной фирмы. Большую часть заработанных денег он отсылал матери, вдове. Он часто азартно спорил с нами. Бонг стремился познать как можно больше. Он считал, что научный поиск — это нескончаемый процесс познания и те результаты, к которым мы пришли, не являются окончательными и когда-нибудь будут опровергнуты данными, которыми мы пока не располагаем. Истина, к которой выдающиеся умы прошлых эпох пришли уже давно.

Недавно о Бонге написал мне доктор Таит, работавший в университете и делавший, со своей стороны, все необходимое для осуществления нашего проекта. С его помощью мы наладили контакты с научно-исследовательскими институтами и вышестоящими учреждениями.

Доктор Тант стал богатым человеком исключительно благодаря случаю. Его мать оставила ему в наследство дом с огромным садом, через который протекал небольшой клонг. Тогдашняя цена дома была 500 американских долларов. Прошло время, и именно в этом районе стал расширяться торговый центр Бангкока; семья доктора Танта предусмотрительно засыпала клонг, а потом продала участок за большие деньги. Сегодня на месте этого участка стоит один из самых больших универмагов Бангкока. Земельная спекуляция принесла около 100000 долларов доктору Танту. Доктор улыбается… Но его улыбка — не только обычная вежливая улыбка жителей Юго-Восточной Азии, он улыбался потому, что в результате выгодной сделки он обрел спокойствие и уверенность в жизни. В одном из писем Бонг писал мне, что со второго курса доктор Тант оказывал ему материальную поддержку. Так что доктор был не только отличным специалистом, но и человеком, умеющим распознавать и поддерживать истинные таланты.

Ныне Бонг работает в учреждении, соответствующем нашей Академии наук. Во главе этого учреждения стоит мой бангкокский знакомый. Мы часто беседовали с ним о временах, когда он только начинал заниматься наукой.

Он верил в талантливую молодежь и обещал Бонгу в ближайшее время рекомендовать его на курсы повышения квалификации в Прагу — город, который он знал только по фотографиям и по книгам.

Этот человек с увлечением штудировал книги, изучал естественные науки и… жизнь. А потом он… удалился в монастырь на севере Таиланда, где провел несколько месяцев в самосозерцании. Там он постигал философию учения Будды, которое не приказывает, а советует. Он пришел к заключению, что человечество, которое в своем развитии продвинулось настолько далеко, что позволило ему, ученому, производить анализ лунных пород, не может, не должно допустить, чтобы монастырь на севере Таиланда, в котором он мечтал о мире в душе, уступил место таиландской военной базе. Мой знакомый очень много странствовал по белу свету, делил всех обитателей планеты Земля на добрых и злых людей и был убежден, что добрых людей на свете все-таки больше, чем злых.


…Определенно к этой категории людей принадлежал и наш шофер Лерм. У него была многочисленная семья. Он неплохо ее содержал, когда был профессиональным боксером легкого веса. Лерм постоянно находился в полусонном состоянии, он даже мог спать стоя, в углу комнаты. Но, оказываясь за рулем, он тут же оживал.

Ехать с ним в машине было опасно: он считал необходимым почтить все священные места Бангкока, и, когда мы их проезжали, он бросал руль и по-тайски, сложив руки, почтительно приветствовал их. Мы привыкли к этому как к неизбежному злу только спустя несколько недель, однако было забавно смотреть на наших случайных пассажиров, не знавших «привычки» нашего шофера.

В салоне нашего микроавтобуса Лерм каждое утро разбрасывал душистые белые цветы. Хотя он не понимал по-английски ни слова, мне каким-то чудом удавалось объяснять ему, куда ехать. И всегда он был безупречно точен. Свою сонливость Лерм объяснял тем, что ночами он подрабатывал в качестве таксиста. Полагаю, что для этой цели он использовал как нашу служебную машину, так и казенный бензин.

Как-то ему пришлось ждать в машине в безлюдном месте, пока мы закончим официальные переговоры. В них принимала участие и гостья из Франции, оставившая в машине сумочку с документами и значительной суммой денег. Когда мы подошли к машине, Лерм с радостью кинулся к нам и показал неповрежденную сумочку и… огромный нож. С помощью переводчика оп объяснил, что схватился с каким-то бродягой, пытавшимся похитить эту сумочку. После двух-трех ударов вор сбежал, оставив на тротуаре нож. Лерм долго отказывался принять вознаграждение, считая, что он просто «размялся» (ведь оп был профессиональным боксером).

…Одну из наших секретарш звали Кхентхан. Мы не раз задавались вопросом, сколько же она весит — 30 килограммов или и того меньше. По в этой хрупкой фигурке таилась необыкновенная сила. Кхентхан была очень приветлива, прекрасно печатала на машинках с тайским и латинским шрифтом, а вечерами училась. У нее были очень гибкие пальцы — это не редкость у тайских девушек. С помощью правой руки она сгибала средний палец левой руки так, что оп касался верхней части предплечья. Опа всегда смеялась, когда мы начинали считать «один, два, три», загибая пальцы, в то время как тайцы начинают считать с мизинца, разгибая пальцы, что для нас непривычно. Кхентхан училась в вечерней школе и мечтала стать заведующей бюро путешествий в бангкокской авиакомпании. В Южном Таи лайде у нее жила сестра, которую она хотела переманить в Бангкок. Кхентхан встречалась с ней раз в несколько лет: разговаривая, они почти не понимали друг друга — в Южном Таиланде говорят на диалекте тайско го языка, и объяснялись они большей частью с помощью бумаги и ручки.

Я желаю Кхентхан исполнения всех ее сокровенных желаний.


Истинной патриоткой своей страны была доктор Тина. Она работала вместе со мной. Эмансипированная женщина.

Следует отметить, что в Таиланде отсутствует проблема женской эмансипации: женщина занимает равноправное положение в семье и на работе. В университетах, особенно на естественных факультетах, 50 % студентов — женщины. Ну а в торговле они просто незаменимы. Женщины занимают руководящие должности наряду с мужчинами. Штат одного крупного бангкокского банка, за исключением ночного привратника, состоит из… одних женщин.

Доктор Гина происходила из очень обеспеченной семьи, но в отличие от своих коллег, окончивших известные зарубежные университеты, для которых преподавание в родном университете являлось лишь вопросом карьеры, доктор Гина увлеченно занималась наукой и щедро делилась своими знаниями.

Она настойчиво советовала всем иностранцам изучать тайский язык. Тайский язык однослоговый, основан на интонации; например, звук «а» произносится по-разному. Слово «кай» переводится одновременно как «курица», «продать», «дешевый» и т. д. Грамматика тайского языка несложна — нет ни родов, ни склонений. Основной упор делается на спряжение. Некоторые специальные термины не имеют тайского эквивалента и заменяются английскими. В тайском алфавите более 50 букв, напоминающих элементы восточного орнамента.

Всеми этими сведениями о тайском языке я обязан доктору Гине. Она попыталась научить меня правильно произносить название улицы, где я жил. Она называлась Сои Нан Лерт, т. е. улица Господина Лерта, а по-чешски — улица Пана Малого. Доктор Гина смеялась до слез, когда я рассказал ей о своей первой поездке в такси с шофером, ни слова не понимавшим по-английски. Он привез меня на другой конец Бангкока, где была улица… господина Лерта. Она очень заразительно смеялась, хрупкая маленькая Нанг Гина, или госпожа Гина. Кстати, лекции студентам она читала все с той же очаровательной улыбкой.


Я хотел бы еще рассказать о ночных привратниках. В Бангкоке их можно увидеть у любого большого дома. Почти все они — индийцы. Днем они работают разнорабочими. Ночные привратники практически не имеют крыши над головой. Все их имущество — складная постель, противомоскитная сетка и небольшой узелок с одеждой. Они приходят с наступлением темноты, раскладывают во дворе постель, натягивают сетку, отдыхают или дремлют. Однако сразу вскакивают, приветствуя почтительным поклоном — приложив правую руку ко лбу — людей, входящих или выходящих из дома.

Привратники-индийцы живут изолированно и не подлежат налогообложению. Они оставляют семью в Индии и приезжают на заработки в Таиланд на довольно длительный срок, имея на то специальное разрешение таиландского правительства. Однако правом освобождения от налогов пользуются не все иностранцы, которым разрешено работать в Таиланде. Привратники-индийцы получают за свою работу твердую зарплату. Скопив определенную сумму денег, они возвращаются на родину и покупают небольшой участок земли.


Таиландцы — очень веселый, жизнерадостный народ.

…В одной из деревушек Центрального Таиланда проживал человек по имени Тхонгсук Намкао. Он утверждал, что ему 137 лет и он — старейший человек в Таиланде. Хотя его возраст не подтвержден свидетельством о рождении, старый Тхонгсук, или, как его еще зовут, Пхо Ту, пользуется уважением. В своей деревушке он, еще бодрый «телом и душой», выполнял обязанности своего рода «третейского судьи». Старый Тхонгсук убежден, что секрет долголетия — хорошее настроение и любовь, от которой никогда не следует отказываться. И еще: никогда не следует волноваться и скучать.

Многочисленное потомство старого Тхонгсука — наглядное свидетельство принципов, которые он проповедует. При этом он еще успевает следить за событиями в мире, регулярно читает газеты и слушает радио и рассказывает обо всем своим односельчанам.

С теплым чувством я вспоминаю бангкокских студентов. Я читал им лекции, работал с ними в лабораториях; кроме химии мы часто беседовали и на другие темы. Бангкокские студенты привыкли к системе письменных тестов, этим можно объяснить их самостоятельность и широкую образованность.

В Таиланде относительно успешно решена проблема среднего и начального образования, начальное образование обязательно, обучение бесплатное. Начальные школы созданы во всех самых отдаленных уголках страны; кочующие племена также посылают своих детей в школу. В настоящее время в Таиланде практически не встретишь неграмотного молодого человека или девушку, в то время как в 40—50-е годы почти 50 % молодежи было малограмотно. Проблема состоит в том, что лишь 1 % выпускников начальных школ идет учиться дальше, в городские средние школы, а еще меньше их поступает в высшие учебные заведения.

Наибольшее число учащихся приходится на те специальности, которые впоследствии приносят значительный доход, — медицину, право, экономику. Там учатся, как правило, дети из обеспеченных семей.

В последнее время проявляется повышенный интерес и к техническим дисциплинам. С помощью американцев в Таиланде построен атомный реактор, в научных институтах проводятся исследования в области естественных наук.

Студенты гуманитарных, искусствоведческих и технических факультетов в большинстве своем придерживались прогрессивных взглядов и не раз протестовали против правящих классов. В октябре 1973 года мощные политические выступления бангкокских студентов привели к отставке реакционного правительства Т. Кит-тикачона; многие из них погибли в те кровавые октябрьские дни 1973 года.

Я как сейчас вижу студентов нашего факультета, со смехом разучивающих лозунги накануне встречи спортивных команд, выступающих на диспутах в огромном парке Лумпини (почти как в лондонском Гайд-парке), поддерживающих своих фавориток на конкурсах королев красоты. Они составляли научно-популярные передачи для радио и телевидения, устраивали выставки, посвященные научному творчеству студентов.

…В бангкокский аэропорт меня пришли провожать мои друзья. На прощание на меня надели гирлянду из цветов. Мы верили, что когда-нибудь еще встретимся. Перед отлетом я согласно таиландской традиции проглотил семечко лотоса, чтобы еще раз приехать в эту страну. Кто знает, может быть, это пророчество сбудется?

Потом наступила минута расставания с теми, кого я успел полюбить за время своей работы в Таиланде. Мы сказали друг другу «до свидания», а не «прощай». И я подумал о том, что никогда не забуду добрых, отзывчивых людей, которых оставил в далекой стране Юго Восточной Азии.

Загрузка...