В Таиланд не ездят, в Таиланд летают: каждый, взглянув на карту и представив себе расстояние между Прагой и Бангкоком и разницу во времени, согласится, что самолет — это единственно возможный вид транспорта.
Первые анкеты я заполнил в середине 1967 года. Пока шло оформление документов, я прошел курс медицинской первой помощи, чтобы быть подготовленным к работе в тропиках. Потом я запаковал и отправил багажом все необходимое для жизни в Бангкоке: больше половины вещей мне не пригодилось вообще, а те, что были полезны, пропали, что случается не только в тропиках. Теперь, пожив в Бангкоке, я твердо знаю: нельзя объять необъятное, нельзя все предусмотреть и запастись на все случаи жизни; если едешь работать в чужую страну, все, что тебе потребуется, купишь там.
Выполнив все формальности, я выехал в Париж, где прослушал множество инструктажей и лекций в маленьком замке Шато дю Буа дю Роше, выучил все, что касалось OOН и ЮНECKO, проблем развивающихся стран и всего мира вообще, затвердил свои обязанности и права. Во время лекций нам рассказывали и о практических вещах: некоторые сотрудники и эксперты ЮНЕСКО, читавшие нам лекции, уже работали в странах, куда нам предстояло ехать.
Но чаще всего многие из моих коллег вспоминали советы управительницы замка, на которой лежало обеспечение нам культурной программы и организация неофициальных вечеров. Ей за свою жизнь довелось увидеть многих экспертов, отправлявшихся в разные страны, и она напутствовала всех такими словами: «Самое высшее искусство — импровизация, и самое важное — воспользоваться ею вовремя и к месту».
Прошло еще немного времени, и я получил паспорт ООН, который был незаменим на все случаи жизни. На его обложке было написано по-французски «Лэссэ-пассэ», эти слова повторялись еще на четырех языках на каждой странице и означали, что все учреждения ООН, все учреждения доброй воли должны оказывать содействие и всяческую помощь владельцу документа.
Когда все необходимые бумаги были у меня на руках, я наконец купил билет на самолет компании «Эр Франс», летевший по маршруту Париж — Токио с посадкой в Бангкоке. Напоследок мне вручили саквояж с лекарствами и брошюрку о первой помощи при различных тропических заболеваниях. Брошюра была инструктивная, ее предупреждения звучали весьма пессимистически, а эксперты, которым назавтра предстояло вылететь на место назначения, нуждались в «порции» оптимизма, так что было просто необходимо смягчить горечь расставания несколькими бутылками божоле. Все эксперты в полном единодушии последовали этому призыву. А потом мы собрались у станции метро «Площадь Инвалидов», сели в автобус авиакомпании «Эр Франс», доехали до аэропорта Орли, выполнили все необходимые формальности и поднялись в самолет. Здесь нас встретила тихая музыка и приветствовала стюардесса с фигурой Анжелики и голосом ангела.
Рядом со мной через узенький проход сидели два австралийца, эксперты какой-то компании по смазочным маслам; они направлялись на год в один из эмиратов на Аравийском полуострове, где строго запрещено употребление и хранение любых алкогольных напитков: должно быть, поэтому в Париже и в самолете они пытались накачать свой организм этим запретным продуктом на весь предстоящий год. За мной сидели три японца, которые все время улыбались, один из них говорил по-французски и улыбался, два других молчали и улыбались. Они улыбались и во время посадки в Афинах, и когда отказывались от предлагаемых им европейских блюд и напитков. Австралийцы же, напротив, сначала съели и выпили все, что входило в цену билета, потом стали заказывать порцию за порцией спиртного. Мой сосед, англичанин, пожаловался: они говорят на таком английском, что он едва их понимает.
Когда мы приземлились в Бахрейне, австралийцы были уже так веселы и алкоголь в их крови настолько превышал все другие вещества, что стюардессам пришлось помочь им выйти на пропитанную нефтью землю.
Алкоголь, который у меня в крови, я имею право привезти в любую страну, и наплевать мне на запреты», — гордо заявил один из австралийцев на трапе, с трудом выговаривая слова. В конце концов прощание с австралийцами прошло без происшествий. Потом Тегеран приютил наш самолет минут на сорок, и в лицо нам дохнул ночной жар Ирана. Большая часть пассажиров осталась в самолете, и лишь немногие прогулялись по аэропорту, освежились ледяной ананасовой водой, заглянули в сувенирный киоск, который для удобства путешественников открыт и ночью.
Затем появились новые очаровательные стюардессы и стали предлагать тем, кто хотел спать, одеяла и подушки, другим за небольшую плату наушники, которые можно подключить к розеткам в ручках кресел и послушать любую из записанных на двенадцати магнитофонных лентах многочасовых программ с эстрадной и камерной музыкой, классическими операми и симфониями или звуковое сопровождение фильма на английском или французском языке, а вернее, на французском или английском, поскольку компания все же «Эр Франс». Рядом с кабиной пилота натянули экран, и было хорошо видно даже с дальних кресел. Фильм несколько раз прерывался, пассажирам объясняли, что самолет летит в зоне муссонных бурь: он то и дело проваливался в воздушные ямы; одни следили за действием фильма, другие, прильнув к иллюминаторам, наблюдали за молниями, которые поминутно освещали самолет. И тем и другим было страшно. Фильм продолжался дольше, чем буря, спавшие пассажиры проснулись и чувствовали себя отдохнувшими, и все с удовольствием прослушали сообщение, что мы сейчас приземлимся в Карачи, а командир корабля и весь экипаж благодарят пассажиров за дисциплинированность и прощаются с ними, потому что в Карачи их сменяют.
Когда самолет коснулся земли, фильм как раз приближался к развязке, но показ картины прервали, а мы все сидели и ждали, чем же кончится фильм, но, как оказалось, напрасно. Пассажиры стали просить позволения досмотреть фильм, тем более что они заплатили за наушники. Но нельзя было ничего сделать: фильм принадлежал сменившемуся экипажу. Три японца, сидевшие за мной, с помощью своего представителя, говорившего по-французски, с завидной настойчивостью требовали, чтобы им дали досмотреть до конца фильм или вернули деньги. В салоне самолета вот-вот должна была разразиться буря, но ее легко предотвратила новая, тоже очаровательная, стюардесса в кимоно, объяснившая, что из-за муссонной бури самолет летел с большей скоростью, мы прибыли в Карачи раньше положенного времени и поэтому не успели досмотреть фильм.
После двадцати часов, проведенных в воздухе, мы наконец приземлились в Бангкоке.
Так я оказался в городе, куда можно прилететь из самых разных частей света и самыми разными маршрутами. Из Европы быстрее всех доставляет в Бангкок шведская компания SAS, потому что ее самолеты летают через Ташкент. Мы вышли на летное поле разбитые, невыспавшиеся. В Бангкоке было уже утро, 9.30 по местному времени. Солнце палило так, как и полагается в тропиках, где утром оно неожиданно возникает над горизонтом и нещадно припекает до самого вечера, пока так же внезапно не исчезнет за горизонтом. В Таиланд, конечно, можно прилететь в любое время дня и года. Это зависит от того, из какой части света и самолетом какой авиакомпании приходится лететь. Если же есть время, можно воспользоваться и океанским лайнером, потому что в Бангкоке имеется большой порт. В сущности, эта глава должна была называться не «Как и зачем попадают из Европы в Таиланд», а «Как я прилетел из Парижа в Бангкок в полдесятого утра».
В ней, кроме того, должно быть сказано о цели моего прибытия в Бангкок. ЮНЕСКО в плане своей деятельности в развивающихся странах обращает особое внимание на введение современных методов обучения в высшей школе и модернизацию исследовательской работы в области естественных наук, имеющих фундаментальное значение для развития многих других отраслей знания. С этой целью при участии консультантов из многих стран было разработано несколько обширных, так называемых кардинальных проектов: по физике с центром в Сан-Паулу, Бразилия, по биологии — в Найроби, Кения, по химии — в Бангкоке, Таиланд. «Хозяином» проекта по химии для Таиланда, созданного в лабораториях, институтах, заводах экспертами многих стран и учеными Таиланда, стал университет Чулалонгкорн, а вернее, его химический факультет.
К выполнению этих проектов были привлечены и молодые, подающие надежды ученые, работавшие в университетах главным образом азиатских стран, и некоторые эксперты, участвовавшие в создании проектов, из других частей света, где уровень обучения и уровень самой науки, в данном случае химии, более высок. Они читали лекции, проводили исследования в лабораториях, создавали учебники, учебные фильмы и стремились научить «стратегии исследовательских работ», показать, «как преподавать химию». Короче, ставили своей задачей создать научный центр, где бы проходили подготовку будущие ученые из стран Азии. На основе этого проекта впоследствии был создан крупный научно-исследовательский институт в рамках обширной программы ООН для Азии, главным образом Юго-Восточной.
Все это означало, что меня ждет много работы, удач и огорчений, связанных с ней, как и при любой научно-исследовательской работе, много организационных хлопот, поездок по странам — участницам проекта, посещение учреждений, выразивших желание помогать осуществлению проекта, встреч с представителями организаций, присылающих к нам на учебу студентов. Поскольку я уже и раньше сотрудничал с ЮНЕСКО, то мне поручили возглавить руководство этим центром, называвшимся «UNESCO Pilot Project for Chemistry and Science Teaching and for Chemistry Research». Это название всегда будет напоминать мне Азию с ее многочисленными легендами и неторопливостью при реализации некоторых этапов работы. Длинное название центра мы сократили и назвали его «Бангкок проект». Именно под ним названием я вспоминал о нем позже, когда работал в ЮНЕСКО в Париже и следил за его дальнейшей судьбой. Под таким же названием вспоминал о нем и дома, в Чехословакии. «Бангкок проект» и был той причиной, которая привела меня в Таиланд в половине десятого утра.
Первый день в Бангкоке можно было провести по-разному: можно было попытаться привыкнуть к разнице во времени и температуре и лечь спать в отеле, устроившись у бассейна с чистой синей, как глазурованные изразцы, дезинфицированной водой, или же, не обращая внимания на усталость, дать себя соблазнить предложением совершить ознакомительную прогулку по городу. А во время прогулки как хорошо поболтать обо всем, что может быть интересным для человека из Центральной Европы, впервые попавшего в Таиланд. Я поступил опрометчиво. И тем самым вызвал широкую улыбку, осветившую лицо моего таиландского коллеги. Мы отправились на прогулку по Крунгтепу (в переводе с тайского «Город ангелов»), из-за множества каналов его еще называют Восточной Венецией; десятую часть его трех с лишним миллионов жителей[1] составляют выходцы со всех концов света. Город состоит из двух частей: Бангкока и Тхонбури (бури означает город), разделенных рекой Чао-Прайя. Город занимает 173 квадратных километра «по азиатским масштабам еще совсем молод — ему примерно четверть тысячелетия. Сегодня это типичным город-космополит, соединяющий в себе черты наисовременнейшего порода с восточной экзотикой, поражающий контрастами — вызывающей роскошью богатых кварталов и нищетой покосившихся лачуг бедноты. Бангкок — это двадцатиэтажные отели для богатых туристов, кинотеатры с кондиционерами, сотни ночных заведений, гигантские, многоэтажные магазины и тысячи мелких лавчонок, университеты, старинные храмы, множество ресторанов и харчевен, где белоснежную скатерть заменяет утоптанная глина, а еду подают в деревянных мисках, широкие бульвары и темные, подозрительные улочки.
— Знаете, — сказал мой компаньон, улыбаясь, — если вы хотите акклиматизироваться в Таиланде, лучше всего это сделать сразу. В Бангкоке все очень просто, если вы говорите по-английски: будете жить как в Европе и платить за все услуги. Здесь привыкли к иностранцам. За пределами столицы сложней: там лучше не вести себя как иностранец, хотя вы и иностранец. Посмотрите на эту девушку, — показал мой коллега на прекрасную молодую особу в мини-юбке, самой короткой на всем побережье Сиамского залива; прохожие могли любоваться ее красивыми ногами. — В столице все можно. Не скрестить вот так ноги где-нибудь в деревне по нашим традициям абсолютно немыслимо даже для мужчины. Это будет воспринято как страшное оскорбление окружающих, особенно если носок туфли направлен в сторону кого-нибудь из присутствующих. По нашим поверьям, это приносит несчастье. Кстати, — заботливо предупредил он, — когда в институте вы встретите кого-нибудь из сотрудников, приветствуйте его по-тайски и скажите ему «Вай». Вы доставите коллеге огромное удовольствие, и он сразу запомнит вас. Вот так. — Он сложил ладони перед грудью, выдвинул их немножко вперед, поклонился и, приветливо улыбаясь, сказал: «Саватди». — Если же вы хотите показать свое особое расположение, скажите «Саватди кап», это означает что-то близкое к «Будьте здоровы», «Приветствую вас», «Надеюсь на скорую встречу». Если при знакомстве вы кому-нибудь пожимаете руку, то пожатие должно быть легким, воздушным. Крепкое рукопожатие у нас не принято и может быть понято как желание нанести обиду. Не забывайте, что наша страна еще в прошлом столетии была изолирована от всего мира, и даже в условиях технического прогресса традиции и привычки не меняются за одно столетие, — заключил он свою речь, учтиво намекая, что мы находимся среди народа, история и традиции которого исчисляются тысячелетиями.
Потом он мне объяснил, что у тайцев первое имя короткое, а второе длинное и сложное, поэтому даже на официальных приемах обращаются друг к другу только по первому имени. Почтение к старшим, высокопоставленным выражается следующим образом: голова человека, стоящего на более низкой ступени иерархической лестницы, должна быть опущена ниже головы высокочтимого. Например, когда учитель сидит, ученик проходит мимо него с поклоном. В некоторых тайских семьях до сих пор сохраняется обычай: горничная сервирует стол и присутствии хозяев с низко опущенной головой.
— И министры на официальной аудиенции у короля низко склоняются перед ним, а иногда приближаются к его трону ползком, — дополнил мой собеседник свою информацию о светских обычаях.
Он предупредил меня, что в храмах и других святых местах при входе снимают обувь. Мы с ним посетили один из главных храмов Бангкока Ват По. В нем находится статуя отдыхающего Будды, его лицо выражает покой и отрешенность от всего земного. Он как будто призывает задуматься над тщетностью суеты, которая так подчинила себе людей в наше время. Задуматься об уравновешенности и невозмутимости. Возродить такие уже забытые слова, как несуетность и неторопливость.
У нас тоже не было времени остановиться и задуматься, мы спешили к следующему объекту нашей экскурсии — стадиону. Мы ехали к нему по проспектам и улицам с большими и маленькими домиками, обязательно окруженными небольшими садами, где росли кокосовые пальмы, бананы и деревья с колючками и ярко-красными цветами, которые называют «огнем пустыни» или «огнем леса», вдоль каналов с водой, отливающей зеленым цветом, мимо королевского дворца; мы остановили машину возле маленького ресторанчика, где съели несколько свежих манго и выпили ледяного кокосового молока. Мой сопровождающий рассказывал мне, что в это время года плоды манго наиболее вкусны, и тут же предупредил, чтобы я был осторожен и не пил воду где попало, лучше всего пить содовую воду, и никогда не ел свежих овощей и фруктов, пока сам их не вымою с дезинфицирующими средствами под проточной водой, и вообще лучше пока мне ограничиваться только вареными, печеными и жареными овощами и фруктами.
Мы говорили о том, какая работа меня ожидает, и о том, что в дни рождения короля и королевы освещается весь Бангкок и каждое дерево украшено гирляндами цветных лампочек. Вдруг я заметил, что мне приходится напрягать внимание, чтобы отвечать на вопросы, а когда я произносил название чехословацких городов, то повторял их по два раза, и язык с трудом слушался меня. В машине все время работал кондиционер, но, несмотря на это, от жары и усталости у меня стали слипаться глаза.
Солнце уже зашло, когда мы вернулись в отель. Бангкок начал жить ночной жизнью, по тротуарам непрестанно двигались люди, людской муравейник утихает лишь под утро, потому что многие рестораны работают до утра. Мы вышли из машины, и меня поразила странная смесь запахов: выхлопные газы тысяч машин, запахи вареных и жареных овощей, рыбы, различных пряностей. Казалось, эти запахи вытекали из маленьких улочек, паутиной опоясывающих широкую магистраль, сверкающую огнями тысяч витрин. На главных улицах неоновые огни рекламы оповещали о товарах, доставленных в Бангкок со всего света. Город стал перекрестком, куда стекаются туристы всех континентов, и, видя названия знакомых товаров и известных фирм, они забывают о расстоянии, отделяющем их от дома При неоновом освещении побледнели и силуэты башен храмов, они как бы окружали город, закрывая горизонт. Мой компаньон сказал, прощаясь:
— Прошлое настоящее и будущее… Есть ли между ними граница? И где она?
Он подал мне руку и по-европейски крепко пожал мою. Потом мы оба поклонились, сложив ладони перед грудью, в традиционной тайской манере. Потому что Бангкок — город-космополит и расположен в Юго-Восточной Азии.
Была уже ночь, когда я, засыпая на ходу, с балкона восьмого этажа смотрел на Бангкок. Город сиял и жил в ночи. Только небо было тихим, темно-синим с серпом месяца, расположенным так, как его обычно рисуют, когда хотят показать ночь в тропиках. На перилах балкона сидел тропический мотылек с черно-пурпурными крыльями. Спал. Как будто он тоже впервые прилетел в Бангкок и, закончив первый осмотр города, смертельно устал. Но он не был иностранцем, которых тайцы называют «фарангами».