В тени Альгамбры

Слуги божьи

Господствующее положение над уэртой под Мурсией занимает Монтеагудо, не очень высокая, но издали заметная гора с остатками старинной мавританской крепости на ней. На развалинах крепости воздвигнута огромная, в четырнадцать метров высотой, статуя Христа. В одну линию, как если бы они составляли сплошную перекладину, распростер свои руки Спаситель. Он не висит на кресте. Он стоит как владыка, как судья — и горе жертвам, которых приколачивают к этому кресту! Ибо здесь стоит не Христос Нагорной проповеди, несущий в мир любовь, не друг бедных и угнетенных и, уж конечно, не бунтарь, можно даже сказать, революционер, образ которого явственно просматривается сквозь напластования евангельских легенд. Здесь стоит Христос — символ, если не сказать главная приманка, испанской церкви, наиболее властолюбивой, жестокой и запятнанной кровью клерикальной организации всех времен, ближайшего союзника и пособника Франко и компании, разделяющего полную ответственность за его злодеяния.

Свои властолюбивые притязания испанское духовенство воплощало не только в монументах Христа, среди которых монтеагудский лишь один из наиболее броских, но и в многочисленных, порой весьма роскошных церквах. И все же самые великолепные с точки зрения искусства здания Испании возведены не христианами, а маврами. Выполненная в красноватом камне гранадская крепость Альгамбра, несмотря на свою объемность, внешне хотя и импозантное, но довольно-таки невидное сооружение. Зато христианские зодчие и художники не противопоставили ничего равноценного фантастической, выдержанной в сказочно нежных тонах восточной орнаментике ее зала послов, расцвеченного узорами 152 различных образцов, ее разбитого вокруг заколдованного пруда миртового двора, или львиного двора, окруженного 124 колоннами, с фонтаном из черного мрамора, украшенным двенадцатью львами. Особенно наглядно это видно на примере дворца эпохи Возрождения, который Карл V построил рядом с Альгамброй на месте снесенного (!) крыла мавританской крепости. Где-нибудь еще в Испании этот дворец с его двухэтажным, окруженным колоннами круглым двором мог бы произвести великолепное впечатление (знатоки считают его лучшим архитектурным памятником эпохи испанского Возрождения). Однако рядом с волшебным миром тысячи и одной ночи здесь, на горе, он выглядит невероятно сухим и скучно прозаичным, как неожиданно объявляет вам даже официальный туристский путеводитель.

Бесподобна, несмотря на безобразную переделку, — добавление барочных хоров и капеллы, для чего пришлось снести 63 колонны, — и служащая ныне собором кордовская мечеть с ее уходящим в полумрак и оттого кажущимся бесконечным лесом из 856 колонн, которые связаны в продольном направлении красно-белыми подковообразными арками и с каждым шагом меняют свою перспективу. Это здание было главной мечетью западного ислама и, имея базис 179 на 129 метров, являлось одной из самых больших мечетей в мире. Но, разумеется, христианские строители не сидели сложа руки. В готическую эпоху наряду с барселонским, а также самым большим по размерам севильским собором они создали в Бургосе шедевр архитектуры, почти ничем не уступающий лучшим соборам Франции. Своего рода памятником в честь победы христианства над маврами — их столица Гранада пала в 1491 году — явился по-настоящему красивый и — что было в те времена исключением — не изуродованный вычурной барочной капеллой дворец эпохи Возрождения в Гранаде, в котором похоронены так называемые католические короли Фердинанд, Изабелла, Филипп Красивый и Хуана Безумная. Широко известен начатый в раннем романском стиле и законченный в стиле пышного барокко собор Сантьяго де Компостела в Галисии, в котором в серебряном ларце якобы хранятся останки апостола Иакова.

Внушительным сооружением в стиле барокко с классическим интерьером является также великолепно расположенная на берегу Эбро в Сарагосе церковь Нуэстра Сеньора дель Пилар, привлекающая к себе многочисленных паломников. Ее большой центральный купол окружают десять куполов поменьше, выложенные парцеллановыми плитками, по углам стоят четыре выразительные башни. В церкви нашла приют дама, играющая в некотором роде роль национальной героини Испании и одновременно— общепризнанной покровительницы полиции (!). Это Virgen del Pilar, или Пречистая дева на колонне, в виде изящной алебастровой статуэтки XV столетия, которая установлена на обшитой серебром мраморной колонне в особо торжественно украшенной капелле. На этой самой колонне 2 января 40 года божья матерь якобы явилась апостолу Иакову, который направлялся в Компостелу!

В тот день, когда я наношу деве визит вежливости, колонны не видно, она скрыта под своего рода кринолином или абажуром из дорогой глянцевитой ткани. Голова мадонны окружена ярким сверкающим ореолом, бесчисленные свечи, зажженные перед алтарем верующими, — целый лес свечей — льют в полумрак свой таинственный свет. Все устроено очень ловко, и нельзя не признать: сарагосская дева имеет у публики исключительный успех. Нигде в Испании в будничный рабочий день я не видел так много коленопреклоненных людей, как перед этой алебастровой фигуркой; сложив руки, они неподвижно стоят на коленях, закрыв глаза, либо как зачарованные созерцают чудо, время от времени крестятся и, прежде чем двинуться дальше, отвешивают глубокий поклон. Разумеется, здесь много стариков, особенно старух, но есть и удивительно молодые люди. А когда верующие проходят дальше, уже через несколько шагов их чувства подогреваются двумя висящими на стенке гранатами, двумя из трех, которые, согласно надписи, были якобы брошены в святыню 3 августа 1936 года «красными» злодеями и, как видно, не взорвались.

Но меня больше интересует то, что происходит за задней стеной капеллы, обращенной прямо в церковный зал. Здесь перед довольно глубоким отверстием в стене стоят в очереди богомольцы, опускаются один за другим на колени и, как мне кажется, засматривают в дыру. Что они там видят? Дав волю своему любопытству, пристраиваюсь в очередь и я. Подойдя к отверстию, хоть и не становлюсь на колени, но все же низко наклоняюсь, чтобы заглянуть в него. К моему изумлению, я ничего не вижу, кроме куска материи, который закрывает отверстие с той стороны стены. Я протягиваю руку и пытаюсь отвести материю. Она хоть и колышется, но не подается. Так, не солоно хлебавши, я уступаю место следующему в очереди — молодому человеку, судя по внешности, рабочему, и внимательно наблюдаю, что он станет делать. И тут все разъясняется: он касается материи губами, он целует ее! Гигиеничный обычай, нечего сказать: ведь сколько людей тут проходит! Оказывается, отверстие устроено прямо за колонной со святой девой, а этот кусок ткани — подол ее кринолина, который — как же иначе? — обладает чудотворными свойствами…

Для церковного строительства в Испании находят деньги и в наши дни, даже когда речь идет не только о починке прохудившихся крыш. Обе угловые башни сарагосской церкви, выходящие на берег Эбро, построены лишь в 1962 году; 12 октября этого года в день национального праздника, учрежденного в честь открытия Америки Колумбом, они были освящены с небывалой помпой, при невиданном скоплении народа. В Барселоне продолжают работать и над осуществлением проекта Храма святого семейства, начатого в 1882 году в новом буржуазном квартале, — самой абсурдной церкви, какую мне когда-либо приходилось видеть.

Проект грандиозен. Храм будет иметь двенадцать колоколен от 100 до 115 метров высотой, увенчанных разноцветными звездообразными маковками, и главную башню в 160 метров высотой, в безвкусном неоготическом стиле. Эти башни устремлены ввысь и представляют собой чудовищное скопление слипшихся вертикальных громад. Все стены храма, в особенности порталы, покрыты патологическими проростами пластических изображений на библейские темы, омерзительной мешаниной декоративных элементов в виде растений, морских раковин, птиц, огромных корней зубов и т. д., так что в голову невольно приходит мысль о раковой опухоли. Гротескная, разнузданная оргия безвкусицы! Строительный камень почти нигде не выявлен в неискаженной плоскости. На человека с неизвращенным восприятием этот труд жизни архитектора Антонио Гауди, который в кругу своих обожателей слывет гением и превозносится до небес, производит в лучшем случае курьезное впечатление. К счастью, пока что готов лишь «Фасад рождения», абсида и несколько порталов. Большинства запроектированных башен и крыши еще нет, но стройка идет!

Патроны этого Храма искупления хвастают тем, что его строительство финансируется исключительно за счет пожертвований и доброхотных даяний. И вот в проспекте для иностранцев читаем следующее обращение:

«Набожный христианин! Ты, который радуешься первым шагам в сооружении этого Храма искупления, посвященного Иисусу, Марии и Иосифу, ты, который из всего вышеизложенного можешь составить себе представление о том, какое чудо хочет поднести человек своему Господу Создателю для поклонения ему, во искупление бесчисленных оскорблений, наносимых ему, и забвения, которому его предают, и молчания, которым его обходят, помоги и ты подаянием, дабы строительство святого Храма могло быть продолжено и завершено. Путник, любующийся памятником и искусством, его оживляющим, прояви в великодушной щедрости благородство своего возвышенного сердца!»

Но не одни только церковные постройки поглощают деньги. Широко разветвленный аппарат паразитирующего духовенства, начиная от мелких деревенских священников и кончая архиепископами и кардиналами, многие из которых живут отнюдь не аскетами, требует еще более крупных сумм. И вот в домах божьих без конца идет вымогательство и поборы! Каждый мало-мальски популярный святой обязательно имеет где-нибудь собственную кружку для пожертвований. В этом отношении за стеной капеллы «Пречистой девы на колонне» дела тоже идут куда как бойко, ибо возле куска ткани, к которому в конвейерном порядке прикладываются богомольцы, стоит ящик для сборов, и никто не проходит мимо, не бросив в него монету, а то и целую бумажку (я как исключение лишь подтверждаю правило). Разумеется, немалые барыши получает церковь и от торговли свечами, которые верующие жертвуют богу. А в связи с открытием в Риме церковного собора не только в Линаресе, но и по всей Испании продавались значки в пользу Всемирного съезда католического духовенства. Особенно много киосков я видел на улицах Мадрида, пестро украшенных, увешанных призывами, возле которых стояли элегантные дамы, из благотворительности посвятившие себя служению благородному делу. Только в столице за один-единственный день было собрано на «Domund», как называлось это мероприятие, 10 миллионов песет!

Испанская церковь бдит. Она делает все возможное, чтобы поддерживать в простых людях веру в лучшую жизнь в загробном мире и таким образом удержать их от борьбы за лучшую жизнь в этом — борьбы, которая опасна и для духовенства. Однако и у церкви есть свои трудности. Наш гранадский приятель Фернандо несколько сгущает краски, утверждая, будто вся Испания стоит на коленях и молится.

Одна провинциальная католическая газета опубликовала весьма неутешительное сообщение своего лиссабонского корреспондента. «Если сегодня португальцы являются католиками, — пишет он, между прочим, — то ничто не свидетельствует о том, что они останутся католиками завтра. В Португалии также идет опасный процесс обмирщения общественного мнения». А «Национальный секретариат катехизиса», то есть церковного воспитания, заявил: «Печальная истина состоит в том, что в стране, называющей себя католической, более 70 % молодежи не принимает участия в церковной жизни и пребывает вдали от бога и его церкви». Если эта цифра верна, замечает корреспондент, то к 1970 году, когда население Португалии возрастет до 12 миллионов человек, среди них будет лишь 4 миллиона действительно верующих, посещающих церковь католиков. Что и говорить, очень мало для народа, который столь многим обязан католицизму!

Провинциальный священник, с которым я разговорился вскоре после опубликования статьи, на мой вопрос, не наблюдается ли нечто подобное и в Испании, откровенно признал:

— К сожалению, у нас дела обстоят не лучше. Значительная часть молодежи уходит из-под нашего влияния. Мы утратили правильный подход к молодым людям, не умеем по-настоящему заинтересовать их, наши методы устарели, несовременны. А рабочие и подавно относятся к нам враждебно.

Об этом повсюду, не в одном только Линаресе, говорили нам и сами рабочие. Один мадридский рабочий-металлист сказал мне:

— Испанский рабочий не ходит в церковь, у него просто нет на это времени, если б даже он и хотел. Женщины — те, конечно, ходят, но главным образом для того, чтобы поболтать с подружками и развлечься.

Страх перед окончательным отчуждением народа от церкви — одна из причин, побуждающих отдельных представителей духовенства, подобно вышеупомянутому ондарскому священнику, искать путей сближения с народом. Вот еще один конкретный пример, о котором мне рассказали. Весной 1962 года на одном крупном заводе в Севилье вспыхнула забастовка. Заводской священник уже не раз выражал свое недовольство бесчеловечным поведением заводской администрации. Оно, по его мнению, было причиной ничтожной посещаемости еженедельной мессы в заводской капелле. После поражения забастовки ему было бы совершенно невозможно оставаться на заводе. Поэтому он не возвратился к исполнению своих прежних обязанностей, а предпочел открыто солидаризоваться с рабочими. Известно также письмо 339 баскских священников своим епископам от 30 мая 1960 года, в котором они протестовали против методов дознания (пыток), применяемых испанской полицией в отношении «нарушителей зачастую маловажного или несправедливого закона». А во время забастовки горняков весной 1962 года власти были даже вынуждены прибегнуть к арестам среди священников, так как некоторые из них весьма резко выступили в защиту бастующих.

Надо сказать, высшее, и уж во всяком случае низшее, баскское духовенство издавна занимает совершенно особое положение внутри испанской церкви. Уже во время гражданской войны оно в значительной своей части стояло на стороне республики, как и вообще все баски — в высшей степени сознательное национальное меньшинство.

Однако верхи испанского духовенства никогда не пойдут на подлинные уступки, хотя, исходя из чисто тактических соображений, и могут в некоторых случаях, например в вопросе о цензуре, рекомендовать режиму Франко известные послабления. И большинство простого народа, по-видимому, прекрасно отдает себе в этом отчет. Более того, безошибочное чутье, в той или иной мере свойственное простым людям, подсказывает им, что в лице «слуг божьих» они чаще всего имеют дело с циничными лицемерами, не заслуживающими ни малейшего доверия. Во всяком случае мы сами, я и Хосе, однажды наблюдали в кордовской мечети сцену, которая лишила нас последних иллюзий На этот счет, нас, отъявленных скептиков, все же склонных допускать наличие искренних убеждений даже у противника.

На хорах, которые победоносное христианство так нелепо втиснуло в лес мавританских колонн, собрались певчие, одетые в черные костюмы. Они сидят на великолепных резных стульях, расставленных вдоль трех внутренних стен хоров. Спереди хоры открыты, а за нешироким проходом видна помпезная главная капелла, перед которой сейчас никого нет. Лишь несколько мальчиков, одетых в Красно-белые костюмы, деловито снуют по проходу взад и вперед. Певчим кажется, что они укрыты от посторонних взоров, и они нисколько не подозревают, что мы — именно мы! — стоим в тенистом уголке перед хорами, наполовину скрытые какой-то статуей.

Эти господа собрались здесь затем, чтобы в торжественном песнопении восславить господа Иисуса Христа, его мать и его святую церковь, напомнить многочисленным туристам, а также и самим испанцам, любующимся мечетью, что они не в мусульманском, а в католическом храме. И основная масса певцов действительно поет что-то монотонно-невыразительное, с уныло-неподвижными лицами, явно механически, словно отбывая повинность. Много минут подряд тянут они все на одной ноте, и лишь под конец их в общем-то недурные голоса повышаются и складываются в нечто похожее на мелодию, которая тоже, впрочем, не отличается богатством вариаций. Однако нескольким певчим, сидящим позади у короткой стены, это занятие явно наскучило. Поначалу их трое. Это господин с воинственными черными усами, полный каноник с гладко выбритым розовым лицом слева от него и господин с огромной лысиной — справа, очевидно самый старший из троих. У них, несомненно, превосходные голоса, однако они не поют, а болтают между собой, сдвинувшись головами. Точнее говоря, один из них все время рассказывает, а двое других жадно слушают. Затем все трое начинают хохотать, и их смех отчетливо слышен в зале даже на расстоянии, сквозь громкое пение хора. Вновь и вновь покатываются со смеху священники, а толстяк даже придерживает молитвенником живот — чего доброго, еще лопнет…

— Посмотри на эти жирные рожи, — шепчет Хосе, — Держу пари, они рассказывают друг другу последние анекдоты!

Похоже, Хосе прав, во всяком случае ничего набожного в их смехе нет. И надо сказать, веселье их заразительно: мы с Хосе тоже начинаем смеяться, хотя совсем по другим причинам. Двое певчих, сидящих в одном ряду, откладывают молитвенники, осведомляются о причине потехи и, получив разъяснение, тоже начинают весело похохатывать. Лишь когда в проходе между хорами и капеллой появляется несколько посетителей мечети, слуги божьи унимаются, толкают друг друга в бока, указывая головой на зал, делают благочестивые лица и разом принимаются петь «ad majorem Dei gloriam»[7].

He такими представляют себе певцов верующие, которые вместе с нами слушали набожное пение в церковном зале. Жаль, что не все католики Испании имеют возможность время от времени наблюдать эту поповскую комедию. Тогда актеры окончательно вышли бы у них из доверия!