В тени Альгамбры

Зрелища вместо хлеба

Не одна только церковь, проповедуя терпение и послушание и обещая царство небесное смиренным и набожным, помогает удерживать значительную часть испанского народа в повиновении режиму. Франко обладает и другими, внешне безобидными, зато тем более действенными средствами отвращения масс от опасных намерений, а тем паче поступков.

«Хлеба и зрелищ!» — гласил девиз императорского Рима. Хлеба в Испании мало, зато зрелищ предостаточно. Правда, финансируются они не государством, а за счет самих зрителей. Однако, не видя просветов в своем существовании, люди с жадностью, прямо-таки с одержимостью набрасываются на этот эрзац, помогающий им хоть на миг забыть о своих невзгодах.

На горе Тибидабо, с вершины которой открывается великолепный вид на Барселону с окрестностями и на море, то и другое — церковь и игрище — стоят бок о бок. Построенная на самой верхушке горы церковь Святое Сердце Иисусово, несмотря на свои скромные размеры, подобно базилике Сакре-Кёр на Монмартре в Париже видна почти отовсюду и служит отличительной приметой каталонской столицы. Однако вблизи она многое теряет и не очень привлекает посетителей. Зато в великом множестве барселонцы поднимаются на фуникулере в парк, где всегда полным-полно народу. Там крутится гигантское колесо, едва ли уступающее по величине знаменитому колесу в венском Пратере, и вместительные кабины возносятся в небо и снова летят к земле. Там кружит над бездной самолет, и вагоны на русских горах устремляются в пустоту, словно навстречу катастрофе. Дело в том, что весь парк с его тирами, палатками и рестораном разбит на крутом склоне горы. Парк на Тибидабо далеко не самый большой в Европе, скажем, с «Тиволи» в Копенгагене его и не сравнить. Однако расположение и планировка скромного барселонского парка уникальны, прямо-таки сенсационны, нигде еще вы не ощутите с такой определенностью: если что-нибудь не так, прости-прощай, божий свет! У испанцев, любителей сильных ощущений, такое щекотание нервов чрезвычайно популярно.

Та же любовь к сильным ощущениям влечет еще большие массы народа и к «наиболее испанскому» из всех зрелищ — бою быков. Здесь игра действительно идет не на жизнь, а на смерть, правда только лишь для актеров. У быка с самого начала нет никаких шансов остаться в живых, но и его противники, особенно матадор, подвергаются немалой опасности. Разумеется, у корриды есть и своя элегантная сторона. Яркие шелковые костюмы бойцов, легкие, прямо-таки танцующие движения пеонов и матадора, кроваво-красная мулета способны привести в восторг и самого сентиментального зрителя.

Коррида, которую мне довелось увидеть на мадридской арене, не относится к числу особо торжественных представлений, в которых выступают первые тореадоры, а сидящие на лучших местах дамы стремятся затмить друг друга праздничными нарядами. Забивают новильо — черных быков не более трех лет от роду. У них нет той силы, той яростной ожесточенности, какие проявляют в бою взрослые быки. И все же как доблестно защищают они свою шкуру!

Особенно необузданный темперамент выказывает третий новильо (всего их восемь), сравнительно небольшой бык с на редкость длинными и острыми рогами. После того как пеоны прячутся за дощатую перегородку, он, подобно своим предшественникам, бросается к стоящей поблизости от рампы жалкой кляче пикадора. Туловище лошади, как и наездника, защищено толстым кожаным поясом, а глаза завязаны, так что она не видит быка. Атака быка дает пикадору возможность поковырять пикой в спине животного. Однако в пылу борьбы бык словно вовсе не замечает этого безобразия, поддевает рогами лошадь под брюхо, отрывает ее вместе со всадником от земли и швыряет на песок! Подоспевшие служители с трудом ставят дрожащую клячу на ноги и уводят ее с арены, а быка, которому, по-видимому, пустили еще слишком мало крови, натравливают на запасную лошадь. Через несколько секунд бык опрокидывает и ее вместе с пикадором.

Однако не слаще приходится и матадору. Во время игры красным полотнищем маленькая черная бестия, уже несущая в спине четыре бандерильи — пестрые палки с крючками, позволяет себе внепрограммный фланговый удар, всаживает в бок тореро один из своих рогов и чуть не опрокидывает его. Тореро весьма негероично пускается наутек, бык резво преследует его и наносит удар в зад. Тореро летит наземь, а бык готовится окончательно разделаться с поверженным врагом, который лежит, не смея пошевелиться. Лишь подбежавшие пеоны, отвлекая быка мулетой, в последний момент спасают матадору жизнь. Вид у матадора плачевный. Бык в клочья изодрал его великолепные розовые шелковые штаны, они едва прикрывают его голый зад. Он хромает, с трудом стоит на ногах и бледен как мел. И хотя он мужественно продолжает бой, чистой работы уже не жди. Вместо того чтобы поразить быка в сердце одним или двумя ударами шпаги, он тратит на него целых семь шпаг! Одна из них отскочила, наткнувшись на кость, остальные, наполовину уйдя в тело живучего зверя, так и остались торчать в нем. Этот плачевный, многократно освистанный бой будет стоить несчастному матадору карьеры, ибо такие провалы не прощаются. Мертвого же быка, победившего морально, когда конная упряжка уволакивает его с арены, публика награждает аплодисментами.

Надо сказать, и из прославленных матадоров не один был убит быком. Таков знаменитейший матадор Манолете. Уже закончив свою карьеру, он по желанию Франко выступил еще раз в Кордове в пользу Красного Креста. После этого его уговорили дать последнее представление — как рассказывают, в Линаресе, — и там, в самую последнюю минуту, судьба настигла его в образе могучего быка, который сделал выводы из полученных ранений и совершенно неожиданно кинулся не на красную тряпку, а на человека. В Кордове Манолете поставили великолепный памятник…

Подобно многим крупным матадорам, Манолете умер очень богатым человеком — мультимиллионером. Между тем нанимаемые самими матадорами и составляющие единую труппу бандерильеро, пикадоры и пеоны зарабатывают весьма скромно. Кроме матадоров на корридах обогащаются импрессарио и скотоводы — большей частью помещики, разводящие боевых быков, за которых заламывают баснословные цены, в двадцать и в пятьдесят раз превышающие цены на обычный скот. Однако народ платит, хотя входные билеты необычайно дороги. Коррида, на которую я попал, имела почти полный сбор, хотя в ней не выступала ни одна знаменитость. Бои быков устраиваются лишь в теплое время года, и богачи, разумеется, сидят на теневой стороне, а бедняки, прикрыв головы бумажными шляпами, жарятся на солнце на «дешевых» местах. Шахтеры Линареса рассказывали нам, что они тоже идут на всяческие ухищрения, лишь бы посмотреть бой быков: по целой неделе голодают, влезают в долги или, если представится случай, в последний момент продают заблаговременно купленные билеты по более высокой цене.

У иностранцев коррида нередко вызывает отвращение. Вот и сейчас позади меня сидит просто одетый человек, не разберу, какой национальности, и не переставая ругается на плохом испанском языке:

— Это варварство! Позор! Мучительство животных! Это низость! Им следовало бы стыдиться!

И так далее и тому подобное. Однако испанцы не остаются в долгу и немедленно отвечают.

— Заткнитесь! — кричат они. — Вы что, не кушаете бифштексов? Зачем вы тогда здесь сидите? Зачем вы вообще сюда пришли? Человек тоже умирает! Вы ничего в этом не смыслите! Заметьте, вы в Испании!

А какой-то мелкий буржуа, по всей вероятности фашист, распалившись, хвастливо заявляет:

— Мы, испанцы, справились с Наполеоном, справимся и с такими вот иностранцами!

Впрочем, бой быков не нравится и некоторым испанцам. Как-то раз я разговорился о смерти Манолете с одним испанцем, правда, он приехал на родину лишь погостить. «Мне не жалко этих мясников, — сказал он мне. — Напротив, я готов кричать браво быку. Наконец-то нашелся один, который отомстил за себя. Ведь как жестоко они обходятся с этими животными!»

Разумеется, есть что-то отталкивающее в том, что убийство живого существа делают предметом народного развлечения. Но если разобраться по сути, коррида не является изобретением франкистского режима. Традиция боя быков намного старше испанского фашизма и несомненно переживет его. К сожалению, в настоящее время она исправно служит ему, хотя, впрочем, не столь превосходно, как футбол — пришедший из-за границы вид спорта, который за последние десять лет далеко превзошел в популярности отечественную корриду. Большая арена для боя быков насчитывает от 15 000 до 30 000 мест, большой стадион— до 100000, причем пустующих мест, как правило, не бывает. Хотя билеты на футбол довольно дороги — одна только плата за вход составляет в среднем 35 песет, а доплата за сидячее место достигает 180 песет, — они все же намного дешевле билетов на корриду. За последние годы испанские футболисты добились сенсационных успехов и в международных состязаниях, прежде всего благодаря прославленной команде «Реаль-Мадрид», которая пять раз подряд выходила победителем в чемпионате Испании и впоследствии неоднократно завоевывала кубок Европы по футболу, но затем все же проиграла команде «Бенфика-Лиссабон.»

Мой друг Хосе — заядлый болельщик и обожатель «Реаль-Мадрид». Я видел, в каком глубоком унынии сидел он в парижском бистро, когда команда-чемпион проиграла матч молодым португальцам. Он был уверен в победе «Реаль-Мадрид» и даже заключил на этот счет несколько пари. Страсть к футболу не то чтобы ослепляет непреклонного старого республиканца, а делает его удивительно нечувствительным к теневым сторонам этого вида спорта. Теневым сторонам? Да. В таких спортивных клубах, как «Реаль-Мадрид», «Атлетико-Мадрид», «Барселона», числятся действительно превосходные игроки. Однако все эти испанские команды, так же как французские и итальянские, — команды профессиональные. Люди привлечены в них за огромные суммы, особенно это относится к многочисленным иностранцам, как правило затмевающим своих испанских коллег. Зачастую иностранцев натурализуют или снабжают дедом — испанцем, чтобы освободить место для новых иностранцев. Между прочим, все крупнейшие звезды «Реаль-Мадрид» — южноамериканцы Ди Стефано и Дель Соль, швед Симонссон не испанского происхождения. К настоящему спорту все это имеет весьма малое отношение, это показуха, причем показуха, совмещенная с интенсивным бизнесом и выполняющая определенную роль в обработке масс франкистской диктатурой.

Впрочем, в начале сезона 1962/63 года основные испанские команды явно переживали кризис формы. Мы видели довольно скромную игру «Атлетико-Мадрид», которая выступала при свете прожекторов на огромном стадионе «Эстадио метрополитано» против чемпиона острова Мальта — очень слабой команды «Хайбэрниэнс», игравшей с девятью защитниками. «Реаль-Мадрид», к отчаянию Хосе, также потерпела вначале несколько неожиданных поражений от противников, которые считались намного слабее ее. Это и неудивительно. Ведь известно, что даже самый богатый спортивный клуб — а «Реаль-Мадрид» чудовищно богат! — не спешит списывать со счетов игрока, за которого заплачены миллионы. Однако и такая звезда испанского футбола, как Ди Стефано, один из самых дорогих игроков в мире, с каждым годом делается на год старше. Ди Стефано, которому со следующего сезона отводится лишь роль тренера при клубе, чтобы он мог полноценно заместить уезжающего в Италию Дель Соля, будет стоить немалых хлопот и, вероятно, больших денег. Игроки «Ре-аль-Мадрид» несомненно стары, хотя они и сумели еще раз с величайшим напряжением сил занять первое место в списке лучших спортсменов Испании, полагаясь где на свою удачу, где на невезение сильнейшим конкурентам.

Разумеется, в Испании можно увидеть и другие зрелища. Мы не удосужились посмотреть испанское кино. Названия фильмов — среди них наряду с испанскими много заурядной американской продукции — звучат не ахти как привлекательно. К тому же нам не улыбалось простоять час в длиннющей очереди, растянувшейся на десятки метров перед билетной кассой.

В области театра, казалось бы, дела должны обстоять не намного лучше. Однако я с изумлением убеждаюсь, что по крайней мере здесь интеллигенты и люди искусства добились за последние годы известных свобод и умело пользуются ими.

Все мы знаем о том, что в первые дни гражданской войны франкисты подло убили величайшего из испанских поэтов XX века Федерико Гарсиа Лорку. Всего лишь три года назад едва ли можно было купить в испанском книжном магазине книгу этого поэта-гуманиста. Вот почему я был приятно поражен, увидев на одном из крупных книжных киосков на Рамбла плакат, большими буквами извещавший о продаже полного собрания сочинений Лорки. Это был однотомник на тонкой бумаге, отпечатанный, правда, в Аргентине. (Кстати сказать, этот же книготорговец рекламировал и романы Бласко Ибаньеса, числящиеся в ватиканском списке запрещенных книг). Но удивительнее всего то, что в Мадриде, в театре «Бельяс артес», совсем рядом с Испанским банком, идет в отличной постановке трагедия Лорки «Boda de sangre» («Кровавая свадьба»).

«Кровавая свадьба» — пьеса из крестьянской жизни, выносящая суровый приговор родовой вражде и кровной мести. Основное в ней — это отказ, который корыстный отец дает бедному жениху в пользу богатого молодого человека. Пьеса написана необыкновенно выразительным языком, идущим от народной речи и вместе с тем поэтически приподнятым, увлекающим читателя своим свободным ритмом. Заключительную сцену, потрясающий плач мертвых, скорее лирического, чем драматического характера, в ее подлинном звучании вообще очень трудно воспроизвести в переводе, в ней столько горького отчаяния, что мы склонны расценивать его как обычное преувеличение и без того многословных южан.

Пока что у постановки очень мало зрителей. Возможно, мадридские театралы не любят чересчур трагических пьес. А быть может, они еще побаиваются открыто интересоваться пьесой, автор которой до последнего времени стоял вне закона как противник франкистского режима.

Зато публика валом валит в театр «Инфанта Исабель», билеты в который раскупаются на много дней вперед. Сейчас в нем идет пьеса популярного автора комедий Альфонсо Пасо «Las que tienen que servir». Название это проще всего перевести как «Служанки». Это очень лихой, но отнюдь не безобидный бурлеск. Главные героини, испанки, служат в одной из многочисленных американских семей, въехавших в страну с сооружением в ней американских военных баз. Янки стремятся навязать «недоразвитым» американский образ жизни, что приводит к гротескному столкновению двух миров и самому безжалостному осмеянию американизма, какое только можно себе представить. Нет таких унижений, через которые автор не протащил бы американцев. Например, хозяин дома не выходит на сцену, а, накачавшись виски, буквально вваливается в дверь и падает в объятия служанки, а после ужина засыпает на столе. Испанцы — возлюбленные девушек, ожесточенные не вовсе безуспешными попытками двух американцев соблазнить их невест пошлыми и лживыми посулами, ничего не хотят знать о виски, а все более непреклонно вливают в себя вальдепеньяс и, набравшись духу, учиняют потасовку, которой так не хватало. Публика то и дело взрывается смехом. Чем круче приходится «защитникам», тем сильнее вопят и неистовствуют зрители. Глубокая, по-видимому укоренившаяся во всем испанском народе антипатия к американцам торжествует здесь поистине изумительный триумф!

В своем программном вступительном слове Пасо заявляет, что, поскольку его правительство заключило с Соединенными Штатами договор, он обязан видеть в них доброго союзника. «Таким образом, конкретно меня может беспокоить лишь то, что они пытаются изменить мой мир, мои идеи, мои склонности и весь мой образ жизни». Какова затрещина союзнику Франко?!