Варвар поколения Зет

Глава 12

Каждый праздник когда-нибудь да заканчивается, и снова наступают трудовые будни. Тепло распрощавшись со своей партнершей по постельным утехам (ей теперь предстоит подготовка к скорому замужеству со своим кавалером-недоростком) я отправился в путь. Из вчерашних разговоров я узнал, что праздник урожая предваряет вереницу свадеб, и мои риски возрастают. Каждая пьянка редко обходится без драки, число недовольных будет только нарастать. Обиженные воины развернут горячую агитацию среди молодых людей из своих племен, с призывами восстановить попранную справедливость. Уже дней через десять начнутся молодецкие набеги, вначале единичные, а потом и массовые. Скот угнать, пограбить соседей, пока погода хорошая и продуктов в наличии много. Если фракийцы не отправятся воевать соседей македонцев, то раздерутся между собой. И так будет происходить до самых дождей и холодов, тогда все успокоится и воинственность сойдет на нет.

Оставшиеся десять дней я мыл золото как проклятый. Правда, два дня ушло на дорогу туда и обратно, и охота с рыбалкой и приготовлением пищи также отнимала немало времени. Но 200 с лишним грамм золота я добыл. Особенно помог мне в этом процессе небольшой самородок, потянувший (на глаз) грамм на 20. В последний день я утром на глиняном месте выдавил палочкой несколько земляных форм для литья. Края обмазал глиняной грязью. Вечером на костре в горшке я расплавил добытое золото, словно свинец из детства, и залил себе в приготовленные формы немало золотых колечек. А что делать? Монет тут пока нет, легендарный лидийский царь Крез и будет первым человеком, кто их будет делать, а пока используются рубленные кусочки драгоценных металлов. Некоторые купцы, для ускорения процесса торговли отвешивают стандартные куски и помечают их своими знаками- вот это примитивные протомонеты и есть.

Кроме того, тут активно используют различную ювелирку — кольца на пальцы, браслеты на руки и даже гривны на шеи. Всегда можно отрубить от украшения сколько тебе нужно. А небольшие кольца можно использовать и так. Я попытался сделать кольца примерно по грамм 10 веса, но промахнулся. Угар металла и первичная обработка изделия стоили мне до 10 % добытого золота, так что каждое кольцо вышло весом грамм по 8 или 9. Итого у меня получилось 60 грубых колец приблизительно одного размера.

Свою золото моечную конструкцию я разломал, жерди и ветки пустил вниз по течению реки, а грязные вытертые шкуры просто выкинул. Все равно нести мне груза хватало: лопатка, блюда и горшки, оружие и золото.

Возвращаясь в селение фракийцев я попал под очередной дождь и промок до нитки. Хорошо еще, что еще погода стоит теплая, хотя изнуряющая летняя жара уже давно спала, а то так можно и воспаление легких легко себе заработать. Задерживаться тут смерти подобно, пора двигаться на юг, в след за перелетными птицами. Кто время выиграл — выиграл все!

На остатки соли я уже ничего существенного выменять не мог: взял одну лисью шкурку с зимним мехом и около четырех квадратных метров хорошо выделанной кожи, больше у меня соли не оставалось, а золото здесь светить я побоялся. Попрощавшись с жителями фракийского селения и пообещав при случае приезжать еще, я вышел в Эгейское море. Пора заниматься делами.

Правил я прямо на восток, навстречу утреннему солнцу, этот курс вел меня параллельно берегу материка, а потом направил к большому острову, который я оставил слева по борту в пурпурном пламени заката. Отремонтированный челнок был теперь в управление гораздо лучше, чем прежде, и парус держал несколько большую тягу. Миновав остров, на южном берегу которого я устроил себе небольшую ночевку, на следующее утро я, чтобы срезать путь, повернул на юго-восток- чем больше к югу, тем лучше. Вода у меня есть, еда пока также имеется, так что несколько дней я продержусь. Мягкое роскошное великолепие утра заряжало меня оптимизмом, что я успею проскочить море до наступления осенней непогоды.

Но после обеда погода несколько испортилась, подул сильный ветер с севера, совсем мне не попутный. Ветер навеял воспоминания о мощи северных ветров, и чистом соленым привкусе северных морей. Пришлось большей частью опять грести веслами, словно каторжнику. Повсюду, насколько можно было охватить взглядом, накатывала большая зыбь, и к вечеру волнение еще усилилось. Пришлось и ночью мне не отдыхать, а бороться со стихией. Пару раз чтобы отдохнули руки, я ставил парус, и мою лодку несло на юг. Потом зашла луна, и все погрузилось во мрак. Парус пришлось спустить и довериться силе ветра и волн. К счастью, при утренней заре я заметил очередной остров (Эгейское море просто кишит ими, как бродячая собака блохами) и пристав в уединенной скалистой бухточке мне удалось немного поспать. Остров выглядел довольно большим, так что, вероятно, был населен.

После обеда, пожарив пойманную рыбу на костре и перекусив, я вышел в уже успокоившееся море и направил свой челнок по-прежнему на юго-восток. Видел несколько рыбачьих лодок, но они меня не преследовали. Пока мне везет, хотелось бы, чтобы так продолжалось и дальше. Через три дня плавания после этого острова я наткнулся на азиатский берег, который сразу же узнал по знакомым грядам желтоватых гор. Кажется, я не так уж и удалился от Геллеспонта и разрушенной Трои, ландшафт по крайней мере здесь тот же. Однообразие пейзажа нарушали редкие деревья, низкорослые и высохшие, да сверкавшая небольшой ручеек, подобно змее извивавшаяся в траве.

Здесь я и стал на стоянку, передохнуть после пяти дневного плавания. Далее нужно плыть предельно осторожным — греческая колонизация Малой Азии началась еще при хеттах, и я не знал, как далеко на север простираются поселения этих пиратов. Хотя, если учесть, что первоначально первые из греков — эолийцы прибыли в Малую Азию посуху, переправившись через Геллеспонт, то, возможно, что я уже на их территории. Эти дикари ворвались с запада, как ветер смерти или как стая саранчи, прогнав и истребив здесь местных жителей. Ближе к вечеру я осторожно двинулся на юг вдоль берегов, но ночью вынужден был констатировать, что в темноте тут плавать опасно, и временно прервал это занятие. С утра, еще до рассвета, я отправился дальше. Скоро, к моему неудовольствию, местность начала меняться. Горы стали одеваться прекрасным строевым лесом, и местность выглядела плодородной. Обильно произрастали трава, кустарники и деревья. «Приплыли!» — подумал я.

Чем плохи греки, так тем, что от дикарей они уже уходят, но к цивилизованным людям они еще не пришли. Соли у меня уже нет, но все равно здесь к торговцам относятся к огромным подозрением. Греки неплохо плавают по морю сами и конкуренты им не нужны. Скрепя сердце, они принимают только южных финикийцев за их редкости и диковины. И то, как пишет Гомер, в каждом финикийце греки видели пирата и похитителя людей. А остальных они за торговцев не считают, скорее за добычу. Торговля с соседями осуществляется только через официальную систему проксенов- гостеприимцев. Фактически это гаранты, поручавшиеся своей жизнью и имуществом перед соплеменниками, что чужестранец хороший и мирный. Мне же такого гаранта, чтобы он за меня поручился, вовек не раздобыть. А плыть мимо как-то надо.

Но пока мне везло, если на берегу кто и был, так меня не трогал- поселений я не замечал, так стоит где десяток хижин, а то и вовсе одинокое поместье, пока ничего примечательного. Уровень жизни здесь был так же жалок, как у их фракийских собратьев, обитающих в лесах. Так до ночи я и плыл, никем не беспокоимый.

На следующее утро, я увидел вдали прямо по курсу землю. После нескольких часов плавания стало понятно, что передо мной большой остров, а поскольку я не хотел теперь удалятся от азиатских берегов, то пришлось свернуть в пролив между островом и материком. Остров оказался большим и красивым и, в отличие от встреченных мною ранее островов желтых и иссушенных, был густо покрытым оливковыми рощами и виноградниками. От пляжа до самой вершины остров был залит темной, с бронзовым отливом, зеленью. Кажется, эта местность обладает многочисленным населением. Видимо, хитроумные греки в целях безопасности предпочитают в основном селиться на островах, а не на материке.

Пока я огибал остров с севера, туземцы меня видели, но не трогали. Мне даже удалось спокойно заночевать на азиатском берегу Малой Азии. А утром я так же беспрепятственно продолжил свой путь по проливу, повернувшим теперь на юг. Море казалось на редкость спокойным, солоноватый ветер не менялся, но был бесполезным для меня, восточным. Солнце в ясном небе уже не пекло, а только ласково пригревало. И вот после полудня я понял, почему меня до сих пор не трогали — чтобы я сам прибыл в нужное хитрозадым аборигенам место. Здесь на берегу острова, межу двух уютных удобных бухточек располагалась большое поселение- целый городок на шестьсот человек. И от берега в моем направлении направилась большая лодка.

Да что там лодка — целый корабль. Правда, выдолбленный из одного ствола дерева, но уж очень большого. Может этот ствол даже доставили с материка- на острове такие большие деревья должны быть редки. А с другой стороны, сейчас сделать большой корабль из досок стоит денег несусветных. Мало того, что доски тут тесанные, для их изготовления нужно клиньями разделывать срубленные деревья, а потом подгонять бронзовым топором до готовности. Труд просто офигительный. К тому же еще бронзовых гвоздей на такой корабль пойдет столько, что надо быть не хилым олигархом, чтобы себе такое позволить. Может на богатом юге, у египтян и финикийцев без проблем пойдут на такие расходы, но у нас, на севере, денежку зажилят. Но и так кораблик был хорош. Настоящий парус из ткани был пока свернут, зато слаженно действовали веслами восемь гребцов. Один бородатый мужик сидел на корме и правил большим рулевым веслом — наверное кормчий.

На носу кораблика я заметил пару лучников, итого экипаж судна состоял из одиннадцати человек. А зачем жителям острова посылать на меня больше лодок и людей, если я плыву один одинешенек? Опять же ветер дует в сторону острова, так что от восьмерых гребцов мне никак не уйти, можно даже не пытаться. Мне что-то орут, как резаные. Посыл яростных воплей противника всего один: догнать, связать, а потом с живого снимать кожу. Пора примерять рабский ошейник.

Но торопиться с этим мы не будем. Враги красиво и слаженно гребут, как на олимпийских соревнованиях по академической гребле на байдарках и каноэ. Я сменил тетиву лука на более тугую. «К оружию граждане! Враг у ворот!» — как говорили в подобных случаях древние римляне. Вытащил стрелы и отравил ядом наконечники десяти из них. Пусть будут под рукой. Всего у меня было 16 стрел, но некоторые были небольшие и неформатные. Трофейные, ими можно стрелять только вблизи. Впрочем, я и хотел, чтобы корабль подошел поближе.

Прикрывшись новеньким фракийским щитом, я, согнувшись в лодке, достал свой горшок с порохом и проковырял заделанное в крышке отверстие. Туда вставил короткий фитиль. Сам же пока действовал огнивом, поджигая трут и от него уже небольшую веревочку. Пока я проделывал эти манипуляции, мои противники уже достаточно сблизились, и в мой плетеный щит вонзилось две стрелы. Они пробили его насквозь и застряли в ивовых прутьях. Одна даже воткнулась мне в левую руку ниже локтя. Черт, больно! Где-то на сантиметр вошла в мясо. Учитывая, что лучники из греков никакие, самые лучшие из них- уроженцы Крита на взыскательный вкус степняков стреляют просто ужасно, враг уже давно в зоне моего уверенного поражения стрелами.

Греки с корабля, на время прекратив свой волчий вой и кровожадные вопли, гневно и требовательно кричат в мою сторону:

— Сдавайся варвар! Сохраним тебе жизнь!

Язык варварски исковеркан, разобрать почти ничего нельзя, улавливаю только общий смысл. Я осторожно выглядываю из-за шита. Суда сблизились на расстояние в десять метров. На борту вражеского корабля находятся мелкие загорелые твари, темные волосы вьются, такими крупными носами можно при желании землю пахать. Бородатые, одетые в грубые туники, оставляющими голыми руки. Ноги, наверное, тоже голые и никаких трусов здесь не носят. Ничего, с помощью горшка с порохом и отравленных стрел я отучу этих мерзких негодяев от гнусного обычая заниматься работорговлей. Громко кричу в ответ обрадованным грекам:

— Не убивайте! Я сдаюсь в плен!

Пусть только ближе подойдут, я кое-что для вас припас. «Кто свой скрывает нрав, тот лучше мести служит…» Кораблик подходит еще ближе, я приподнимаюсь в лодке и поднимаю на уровень груди свой керамический горшок с воткнутым фитилем.

— Подарок Вам, нужно почтить богов, за то, что сохранили мне жизнь.

Поджигаю короткий фитиль запальным шнуром, который до этого прячу в руке за спиной и быстро, с дикой силой, закидываю горшок на дно греческого корабля. Резко сажусь вниз, а плетеный щит поднимаю вверх, прикрывая свое тело. Успеваю, туда тут же впиваются две стрелы и одна из них опять вонзается мне в пострадавшую руку, может быть даже и глубже, чем предыдущая. «Да что же это такое — мелькает мысль у меня в голове — мне же этой рукой сейчас стрел…» БУМ!!!

Водный промежуток между моей лодкой и вражеским кораблем уже был метров девять, так что я своей могучей и длинной правой рукой этот убийственный горшок вполне удачно закинул прямо в цель. Об этом меня известил характерный звук взрыва. Морские воды обагрились кровью. Грохот и дым от этого взрыва был так ужасен, что все это показалось подобием ада. На вражеском корабле воцарился полный хаос. К тому же порох был дымный, а пороховой дым был чрезвычайно густ, и никто из забрызганных кровью греков в окутавших их темных клубах хорошо меня не видел.

Пара человек из числа моих врагов от испуга побросались в море, почитая, что лучше утонуть, нежели сгореть от этого адского и непонятного смертельного грохота. Я же воспользовался замешательством своего противника, отбросил щит в сторону и принялся метко поражать своих врагов из лука, начав как раз с контуженных лучников. Лук каждый раз натягивался до предела, и тетива огнем привычно обжигала мои натертые пальцы. Я стрелял с немыслимой скоростью, выпускал по стреле на каждые три или четыре удара сердца, и белые перья так и мелькали перед глазами, уносясь к своей цели.

Пока пороховой дым несколько рассеялся, я уже поразил шесть человек. Не всех насмерть, густой дым мешал и мне нормально прицелиться, но пара вскочивших греков рухнули головой вперед, не сгибая колен, как каменные статуи. Это скорее напоминало бойню, чем сражение. Еще пара противников сильно пострадала при взрыве, двое плескались в море, вместе с одним плавающим трупом, так что мне без особого труда удалось добить одинокого, пока еще не пострадавшего, злобного грека, со стрелой в груди упавшего замертво за борт в морскую воду, где его, наверняка, забрал дьявол, чтобы бесконечно мучить в аду. Как правило, дурная жизнь приводит к дурной смерти! Заодно я прикончил тройку еще довольно бойких раненых.

После этого действия я подвел свой челнок вплотную к судну противника и высадился к врагам. Четверо греков были еще живы, теряя кровь из ужасных ран, и я каждому из них опустил на глупую голову свой тяжелый бронзовый меч. Хрип бессильной ярости или визг неутоленной ненависти были последними звуками, вырывающимися из их уст. Быстро обшарив трупы на предмет трофеев, я разоблачил несколько тел от мало пострадавшей одежды, и ловко вырезав стрелы, вышвырнул мертвые тела в море. Теперь займемся плескающимися купальщиками. Я подобрал один из трофейных луков и тыча им в сторону пловцов крикнул:

— Плывите сюда, гарантирую жизнь!

Крепкие ремешки и веревки хозяева этого корабля уже предусмотрительно подготовили для меня, так что каждого грека, поднимавшегося из воды, я могучей рукой отправлял в нокаут, а затем крепко связывал. Вот Вам и два раба, они ставили на меня западню, а судьба распорядилась так, что эти греки сами запутались в своих силках. Пока же соберем оружие, которого здесь оказалось не так много, как я рассчитывал. Так, все гребцы были вооружены простыми дубинами. Вот уж дикари! А может быть это специальное снаряжение для ловли рабов? Как бы то ни было мне досталось пара луков, к ним десяток стрел, два бронзовых кинжала, пяток бронзовых ножей, три щита и кое что по мелочи. Самое ценное был старый бронзовый меч, уже порядком иззубренный, которым был вооружен кормщик. Ни шлемов, ни доспехов у греков не было, щиты были самые простые, сделанные по той же технологии как и мой.

В общем, ценностей немного, если не считать вражеского корабля. Один парус из ткани стоит немало. И каменный якорь имеется. Другое дело, что таким тяжелым кораблем мне одному никак не справиться. А неуемный ветер подгоняет судно все ближе к берегам острова. Там пока еще не поняли что тут происходит, но нужно убираться отсюда быстрей. А то к второму раунду я уже не готов. А свой челнок придется оставить, но не сейчас, вещи нужно сперва перегрузить. Я крепко привязал свою старую добрую лодку за кормой и начал подготовку к освоению трофейного корабля. Все что могло послужить оружием, я собрал на одном из концов, там буду сидеть я вооруженный до зубов, а заодно и управлять кормовым веслом.

Пленных же я убеждал, что сейчас же прирежу, если они не сядут на весла, и не будут грести на юг. Если они послушаются меня, то я их через месяц просто отпущу на все четыре стороны. И даже раньше! Время пошло, решение нужно принимать быстро! Когда пленники заверили меня в своей полной лояльности, я ослабил им веревки и отошел на корму, схватившись за лук. Забыл сказать Вам, что и нос и корма у этого корабля были совершенно одинаковые, так что я просто перенес весло на противоположную сторону, чтобы оставить враждебный остров теперь за спиной. Освободившись, пленные греки взялись за весла, и тяжелый корабль, как будто нехотя, начал отходить в море от враждебного острова, таща за собой и мою лодку на буксире.

Долго мои греки так не погребут, выбьются из сил. Но за островом можно будет поставить парус. Не за горами вечер, так что в темноте ночи мы сможем затеряться в море, и нас не смогут найти. А завтра уже может и ветер перемениться на попутный. На берегу, а нас за это время довольно далеко снесло в сторону от селения на юг, наши манипуляции пока никакого беспокойства не вызвали. Взрыв могли принять за непонятный одинокий раскат грома, а отдалились мы уже далековато, чтобы можно было рассматривать, что у нас тут твориться.

К тому же большое греческое селение занимало промежуток на основании мыса, между двумя заливами. Сам же мыс был длинным и скалистым, вдававшимся природным волнорезом в морские воды, и сейчас нас отнесло уже так, что вершины его окончания закрывали нас от селения, и нас было плохо видно. Когда минуем этот мыс, то мы снова будем в пределах прямой видимости от поселения, но я надеюсь, что наш корабль уже несколько отдалится на приличное расстояние, при помощи моих новых помощников.

Так что плывем подальше и молимся, чтобы на берегу ничего не сообразили. Мало ли какие дела возникли у команды корабля в море? Может, они захотят отпраздновать свою удачную вылазку на азиатском берегу, пропив свои богатые трофеи?

Мы несколько отдалились от острова, следуя на юго-восток, когда, оглянувшись, я осмотрел отрывающуюся взору вторую бухту. Там плавали в воде залива две небольших посудины, одна так даже с парусом. Кажется, не по нашу душу, особо от берега не отдаляются, кружат на месте- может просто рыбачат. С другой стороны, что я хотел? МЧС поднятую по тревоге? Шестьсот человек населения это где-то шесть десятков хороших воинов. Одиннадцать из них, самых сильных и агрессивных, я уже ликвидировал. Едва ли у греков какая дублирующая команда сидит в порту на чемоданах, чтобы сорваться по звонку и моментально выдвинуться в нужный квадрат. Но расслабляться не стоит, нам еще долго маячить в виду острова, так что очередная банда добровольцев за это время вполне может собраться.

Полтора часа мои пленники гребли на веслах, удаляясь от острова, пока совсем не выбились из сил. Все: бобик сдох, трамвай дальше не пойдет. А я вижу, как довольно большая посудина отчалила от греческого берега. Мне с ней встречаться совсем не хочется. А у побережья материка меня могут зажать где-нибудь в теснине, среди скалистых берегов. Южная оконечность негостеприимного острова располагалась всего в трех километрах на юг от далеко выдающегося в море мыса, у которого и протекала схватка, так что можно считать, что враждебный остров мы уже миновали. Кроме того мне определенно везет — ветер с восточного на несколько делений сменился на более южный. В общем, приказываю распустить парус и пользуясь ветром правлю в открытое море, оставляя остров в километрах двух справа по борту. Пока греки выберутся из своего залива, я уже буду далеко. А там уже буду думать, главное сейчас убраться подальше.

Таким образом, мы плывем до темноты, пока же я беседую с пленниками. Согласно роста и веса я одного из этих невзрачных смуглых людей назвал- Большим, а другого, соответственно, Малым. Мозги скрипят, язык я почти не понимаю, учить поздно. Удалось только разобрать, что остров, на который я так неосторожно наткнулся — знаменитый Лесбос и есть. Естественно, никаких красивых лесбиянок там не имеется, но зато полно таких вот мерзких, мелких, вонючих и кудлатых мужичков с дубьем. А с ними встречаться совсем не интересно. Опять меня развели как последнего лоха. Меньше верить надо тому, что пишут всякие мутные субъекты.

Кроме того, возникла проблема с пленными. «Сколько рабов — столько врагов» — говорили мудрые римляне. И что мне прикажете с ними делать? Захваченный корабль бросать жалко, одному мне с ним не справится. А пленными я потеряю всякий покой и сон. Никаких железных кандалов сейчас нет, связывать их туго веревками — кровообращение нарушится, слабо — легко распутаются. Оружие тут не такое преимущество, как в наше время, когда под дулом пистолета можно любого заставлять выполнять свои приказы. Сейчас мои пленники испуганы и обескуражены моей моментальной расправой над их товарищами, но когда первоначальный шок пройдет, что помешает им подловить удачный момент и отоварить меня тем же веслом по башке? Ничего…

В общем, я заставил пленников спустить парус, потом связать себе ноги, затем один связал другому руки. далее я сам уже связал их по новой, одного привязал к мачте, а второго оттащил подальше на нос и привязал там, чтобы они не смогли зубами ослабить веревки один у другого. Велел спать. И чем мне завтра их кормить? Продовольственных запасов я на корабле не нашел. В большой глиняной амфоре была вода- литра четыре, на день пленным хватит. У меня, конечно, были запасы, но если их тратить на пленных, то и я через пару дней сам буду страдать от жажды. А несет нас прочь от берега и когда будет попутный ветер пока непонятно. В общем, пока пленные отдыхают, перегружу свои грузы и освобожу старую лодку, не таскать же ее на привязи, вместо плавучего якоря?

Закинул сеть, потом перегрузил все со своей лодки на корабль. Груза немало — пришлось потрудится, пока мои новые рабы бессовестно дрыхли без задних ног. Только после этого мне часа три или четыре удалось подремать. Все время приходилось просыпаться и смотреть, не освободились ли рабы, и не несет ли наш корабль на скалы. Тут всяких островов — словно веснушек у конопатого.

Под утро вытащил сеть, констатировал, что если одному мне пойманной рыбы вполне хватало, то теперь пленным придется соблюдать умеренность в еде. Но это не моя проблема. Оглядевшись, и особо не заметив суши по курсу, а до вершин, виднеющихся далеко на юго-востоке нам не добраться из-за отсутствия попутного ветра, я решил бросить свою старую лодку. Но пусть она мне пригодится в последний раз. Одни, более изношенные старые весла я пожертвовал для организации костра и на нем успел пожарить рыбу, пока лодку не охватил огонь. Далее, я отвязал ее от корабля, и оттолкнул наконечником копья прочь. Плыви и прощай.

После этого, я поел сам, оставил жаренную рыбу возле пленных, туда же оттащил и амфору с водой, ослабил веревки и жестом показал им приниматься за работу. Грести на юго-восток к едва видневшейся земле. Прямо не они у меня рабы, а я у них обслуга. Надолго меня так не хватит, спать хочется, и глаза смыкаются. Я умылся забортной водицей, чтобы проснуться и стал рулить кормовым веслом, предусмотрительно держа лук рядом с собой.

Пленники упорно гребли больше часа после завтрака, но из этого особо ничего хорошего не вышло. Северо-восточный ветер все усиливался, болтанка на море нарастала, белых барашек на волнах стало больше. Мы гребли к югу, а нас сносило на запад. К тому же мрачные тучи на горизонте упрямо доказывали, что погода будет портится.

Мои гребцы гребли и отдыхали, отдыхали и снова гребли, а земля не сильно приближалась. «Куда идем мы с Пятачком, большой, большой секрет». Зловещие темные тучи надвигались гораздо быстрее, так что к обеду уже заполонили полнеба, периодически раздавались отдаленные раскаты грома. Волны приняли угрожающий сине-зеленый цвет, потеряли прозрачность, их поверхность перестала быть тягуче-гладкой, разрываемая судорожными и беспорядочными порывами ветра.

Похоже, что вечер, да и ночка будет веселенькой. Я словами и жестами призвал своих рабов заключить перемирие на время шторма. Кому будет хорошо, если все мы утонем? А рабочих рук всех трех человек для такого большого корабля во время шторма явно будет недостаточно. Греки кивнули мне в знак согласия. В честь этого события я даже выделил им немного соленой рыбы из своих личных запасов. Коли нам уже не избежать шторма, надо быть во всеоружии: протянуть штормовые леера, чтобы не вывалиться за борт при сильной волне, хорошо уложить груз, накрыть и дополнительно связать его.

Скоро ветер достиг силы ураганного, поднявшиеся волны грозили перевернуть наш кораблик. Пришлось стараться держать наше судно кормой к волне и следовать за ветром. Несло нас куда-то на юго-запад. Но забортной воды в кораблик брызгами поступало более чем достаточно, так что один из нас вскоре принялся быстро орудовать опустошенным горшком, вычерпывая со дна судна воду. Порывы ветра срезали один за другим гребни волн и бросили на судно облака белой пены. Качка была такая сильная, что все кишки у себя в животах мы растрясли. Погода продолжала ухудшаться, облачная масса расширялась и двигалась в нашу сторону, уже закрывая солнце и создавая угрожающе-мрачный вид. Сразу стало сумрачно, зыбь росла, фронтальные поверхности волн становились более крутыми, их гребни стали заваливаться и падать, сильно раскачивая судно взад и вперед и с борта на борт.

Гряда облаков заполонила всю северную половину горизонта и образовала черную, непроницаемую на вид стену. Вспышки молний внутри туч выглядели адской подсветкой. Я невольно сжал зубы.

Последовавший за ветром проливной ливень, стремительным потоком лившийся из грозных видом мчащихся туч, смешивался с брызгами, сорванными с гребней волн. Апокалиптическая картина, с доставкой на дом. Можно было бы набрать вдоволь пресной воды, но сейчас явно было не до этого. Если нас перевернет, то считай все. Конец.

Большие гребни волн с полосками пены без устали атаковали наш корабль, выглядевший игрушкой на фоне разбушевавшегося моря. Единственное, что мы могли делать — держаться и молится, надеясь, что не будет повреждено ничего важного, и ждать, когда ослабнет ветер. Судно между тем мотало немилосердно, страх холодным лезвием кинжала проник в мою грудь. В моей голове промелькнула картина погружения в воду и неминуемой гибели. Если мы не удержим корабль поперек к волне, то это может перевернуть его и отправить прямиком на дно.

Следующая пара часов была ужасной, чудовищные волны прилагались к ураганному ветру, но каким-то удивительным образом наше судно продолжало оставаться на плаву. Затем ветер пошел на спад. Волны, все еще огромные, стали более упорядоченными, и наш корабль преодолевал их с меньшим напряжением, хотя качка оставалась дикой, и корпус стонал от ударов.

Мы все промокли до нитки и дрожали от напряжения, но все еще пока продолжалось. К тому же светлеть уже не будет — наступит вечер и перейдет в ночь. Поужинать было невозможно, пришлось отставить это дело до лучших времен. День клонился к вечеру, водопад дождя слегка приутих, но небо оставалось покрытым стремительно бегущими черными тучами, с которых низвергались ливневые потоки. Солнце заходило где-то примерно в шесть часов (скоро осеннее равноденствие), но уже задолго до этого совсем стемнело, и наполненный водяной пылью ветер пронизывал все вокруг и проникал сквозь мокрую одежду, заставляя нас ежиться от холода, несмотря на то, что мы находились на курортном юге. Пронизывающий ветер пополам с соленым душем, да еще вместе с бешенной качкой- для меня это чересчур!

Заход солнца принес полную темноту, казалось, мы были полностью отрезаны от остального мира, и все неистовство и ярость шторма и его бешеных волн сосредоточились на нас. Ветер продолжал реветь и свистеть, и из кромешной тьмы перед нами внезапно возникали чудовищные валы, грозившие опрокинуть наш корабль, несущийся куда-то вперед.

По мере того как удалялся ураган, волны стали уменьшаться, и ветер, все еще штормовой силы, потерял свой ужасающий, воющий характер. Но ливневый дождь не прекращался и я все же распорядился пополнить запасы воды. Ослабевшая ярость моря сделала это возможным. Для этого один из греков приспособил парус с моей старой лодки, собирая стекающие струйки дождевой воды прямо в горшки, большинство из которых опрокинулись при шторме и опустели. Темнота ночи была почти могильной, ничего не было видно, и если мы наткнемся на какой-нибудь остров, то просто разобьемся о скалы.

Ураган утих только далеко за полночь, и, обессиленные, мы все уснули. Нам за эти ужасные десять или даже больше часов изрядно досталось.