Варвар поколения Зет

Глава 9

Обогнув далеко выдающийся в море мыс, располагающийся неподалеку от Синопской бухты, я увидел, что берег снова круто поворачивает на юго-запад. Вот и славно, чем южнее — тем лучше, а то, по моим впечатлениям, половина лета уже прошла. Теперь начинается гонка со временем, нужно успеть проплыть как можно больше до наступления осенней непогоды. Еще через дюжину дней после отплытия из Синопа, высадившись на галечном пляже, что бы пожарить себе рыбки, я обнаружил на этом пляже странные черные камни. Для того, чтобы проверить свою догадку я бросил несколько найденных камней в костер- они знакомо горели. Скорее всего, я в окрестностях турецкого Зангулдака, именно тут где-то рядом добывали каменный уголь. По качеству не очень хороший, не антрацит, но все же топливо. Но я добывать его не буду — мне он ни к чему.

Утром, при восходе солнца, окружающий вид самый величественный. Опять плыву. Прелестное утро, голубое небо и море. Тепло, как у нас в конце июля и даже больше. Море тихое, солнце горячее. Такую погоду можно встретить только в раю. Слева виднеется горное побережье. Места дикие, красивые, но начали попадаться населенные пункты. Виднеются лодки под настоящими парусами. Это сколько же ткани! Я тут никогда столько и не видел до сих пор. Но я их не заинтересовал, а сам я нападать не решился. Жаль, ткань, да и подобные лодки мне бы пригодились.

Моему взору открывается чудесная бухта, окруженная высокими горами. Селение на берегу имеет какой-то пиратский, корсарский вид. Оно смахивает на отлогую скалу, покрытую птичьим пометом — все домишки белые. Вид неземной, но, тем не менее — вот он. Сажусь за весла и усиленно гребу, стараясь как можно быстрей миновать это опасное место. Когда бухта скрылась из вида, я облегченно вздохнул, и вытер пот со лба. Далее следую вдоль каменистых берегов самого ужасного и уединенного вида, какой себе можно себе представить. Унылые холмы, никакой зелени, из деревьев видны только старые смоковницы.

Вечером прошел вдоль маленького необитаемого островка. Высадился на берег и спал здесь, слегка поджарив рыбу на кустиках сухой травы. Все пусто и голо, воды нет, как и растительности, но хотя бы можно спокойно вытянуть свое тело на мягких шкурах. Отлично выспался этой ясной южной ночью, под небом, где бриллиантами сверкали звезды.

Следую вдоль побережья, на каменистых склонах виднеются характерные силуэты стройных кипарисов. Спокойствие водной поверхности нарушает только легкая рябь. Очередной чудный день. На холмах заметил несколько овечьих стад и пастухов.

Скоро завершится очередной этап моего трудного путешествия — впереди пролив Босфор. Когда, по моим расчетом, я уже должен был приблизиться к проливу, ночью опустился густой и сырой туман. Ничего не видно, а в узости пролива течение довольно сильное. А мой челнок плохо управляется. Будь проклята слепота! Пришлось приставать к берегу, почти на ощупь. Но тут я услышал где-то рядом лай собаки. Высадившись, я прошелся по берегу и нашел пастуха, греющегося у костра. Я сел у огня и сказал:

— Я купец иду в проливы, но меня задержал туман. Дело дрянь!

Пожилой пастух ответил мне, с видом благочестивого смирения:

— Все в руках богов — и продолжил молча смотреть как пляшут языки пламени.

Так у костра мы и провели эту ночь. Я угостил его солью, он меня свежим сыром. На следующий день, ближе к полудню, под легким бризом туман начал медленно рассеиваться. Наконец, все вокруг прояснилось, и я сумел отплыть. Дул легкий северный попутный ветерок, когда я вошел в пролив, где сходятся лицом к лицу Европа и Азия. Пейзажи вокруг ознаменуют собой помпезное шествие природы, как будто Европа и Азия стараются выставить напоказ все самое лучшее, не желая проигрывать в этом соревновании вечной красоты.

Мирты, кедры, зеленые минареты кипарисов — везде радует глаз пышная вечная зелень. Оба континента почти не отличаются друг от друга, только Азия выглядит более потасканной — словно уволенной на пенсию. Дельфины играют над синей водой, стаи птиц реют в голубом небе, совершая военные эволюции. Солнце сверкает. Лепота! Берега- естественные пристани. Можно остановиться у подножия ущелий, в глубоких зеленых водоемах, тут целая галерея пристаней и бухт, образованных чередованием мысов и заливов. Неудивительно, что мы, русские, посреди своих темных елей, всегда вздыхали по этим вечнозеленым миртам. Добавлю, что тут еще, в добавок ко всему прочему, в диком виде растут лавровые деревья.

Миновав пролив, вышел в Мраморное море. Наступившая ночь застала меня дрейфующим на его спокойных внутренних водах. На следующее утро меня ждал неприятный сюрприз- огромные косяки рыбы пеламиды кончились, оставшись позади на севере. Теперь уже особо не из чего выбирать и выбрасывать обратно в море большинство особей из пойманного улова. Но все же, голод мне пока не грозит, только бы не съесть какой ядовитый местный аналог японской рыбы фугу. Следующую ночь я ночевал, удобно расположившись на одном из безлюдных островков Мраморного моря. Кажется, они называются Принцевы, или что-то в этом роде.

Темп моего плавания изрядно замедлился, попутного течения нет, ветер по большей части не попутный, да и парус мой неуклюжий, неоднородный, расползается по швам, а грести я длительное время не могу, все же работать рабом на галерах не нанимался. Вся конструкция с балансиром опять разболталась, не смотря на то, что, я ее подтягиваю при каждом удобном случае, а прикрепленный для повышения плавучести сухой камыш, по большей части намок, сгнил и был выброшен за ненадобностью. Похоже, что мое каноэ скоро утратит свой балансир, эта конструкция долго не протянет. Но все же медленно, но верно я двигаюсь в длинный и узкий пролив Геллеспонт. В этом мне помогает слабое течение, которое в данном проливе направлено в сторону Эгейского моря. А вот обратно, в Мраморное море, перемещаться будет тяжело. Но мне пока в тут сторону не надо.

Ширина пролива во многих местах не превышает 1,6 км. Кажется, английский поэт Байрон на спор пересек вплавь где-то здесь водную преграду за 1 час 10 минут. К счастью, вдобавок к течению, сегодня часто дует легкий попутный ветер, так что я спокойно наблюдаю как проплывают мимо меня холмистые берега. Преобладающая на них краска — мягкая желтизна. Так, пора приставать к берегу. С той стороны будет знаменитый Галлиполи (сейчас часть огромной Фракии), где высадились союзники в годы первой мировой войны, а с этой, азиатской стороны, я посмотрю разрушенный мега полис древнего мира Трою.

Когда-то Троя контролировала проходящие проливом суда, взимая с них неплохую пошлину. В этом им немало помогало то обстоятельство, что корабли должны были в этом месте долго ждать попутного ветра, чтобы преодолеть течение Геллеспонта, при проходе на север. Троянцы были — этакими пиратами-рэкетирами, криминальными боссами эпохи бронзы. Жило тут, паразитирую на транзите, не то две, а может и все три тысячи человек. Понятно, что почти все греки объединились, чтобы разрушить такое плохое место и изгнать таких жадных людей.

Теперь настала полная благодать, в череде войн и набегов на это теплое место кандидатов не находится, берега почти безлюдны. Высадившись на азиатское побережье, я встретил двух похожих на котов небольших усатых береговых стражников в длинных желтых одеждах, отороченных мехом, вооруженных щитами и короткими копьями с бронзовыми наконечниками. Они оказались очень ленивы, чтобы от меня убежать (как сделал бы я на их месте, увидев похожего на гориллу гиганта) и рассказали мне, где я могу увидеть старые развалины.

Греки или фракийцы, или еще какая смесь. Но понять их речь можно было без особого труда. Видно охраняют границу, но транзитных гостей, следующих с севера на юг или с востока на запад, не трогают, так как иначе они оттопчут ноги очень многим и тогда недовольные объединятся и начнут их жестоко бить. Прецеденты уже бывали…

Спустя час я бродил на холме среди развалин в Троянской долине. На небе ни облачка, глубокая синева и ясность. Удивительная чистота воздуха, пустынно и тихо. Камни осыпались грудами, но зато куски известковой штукатурки, когда-то скреплявшей эти булыжники между собой, приобрели более чем каменную твердость. Роща каменных столбов, щедро обгаженная голубями, пока уцелела. Внизу колонны покрывает плесень и зеленоватые лишайники. Ближайший ко мне большой бугор- якобы погребальный курган знаменитого греческого героя Ахилла.

Познавательно, но я не турист. В некоторых местах замечаю покрывающую землю белый кристаллический порошок. Похоже на селитру, вызревающую на жарком юге в местах древних кладбищ, скотомогильников, городских свалок и старых сортиров. Лето было жарким, а дожди, смывающие селитру с поверхности почвы, были редкостью. Вот Вам и неплохой урожай готов — пора собирать его в закрома. За час работы набрал в мешок около семи горстей пылеобразных белых кристаллов. У меня ничего не пропадет.

Пора в путь, теперь держусь европейского побережья. Азиатский берег, тянувшийся высокими грядами желтоватых гор, маячит где-то позади. По моим ощущениям, лето уже закончилось, но тут на юге пока еще жарко и тихо, так что время у меня пока есть.

Европейский берег резко обрывается и уходит обратно на север. Правлю к ближайшему острову, становлюсь на стоянку, за ночь меня никто не беспокоит. Если тут кто и проживает, то жалкая горстка людей, пытающихся ловить в море рыбу. Островок уж больно каменистый, для сельского хозяйства он не очень подходит.

На следующий день, проплыв побережье острова сталкиваюсь с проблемой — почти по курсу на юго-западе виднеется земля и другая несколько ближе, но несколько позади, на северо-западе. И куда теперь плыть? Островов в Эгейском море целая туча, тут и потеряться можно. Оглядываю запасы пресной воды и сеть-кормилицу, и решаю рискнуть и плыть в открытое море прямо на запад, мимо материковой Греции не промахнусь. Еще бы знать, куда меня вынесет. Все же из осторожности немного забираю вправо, чтобы побыстрей наткнуться на берег, который, как я помню, выгнулся в этих местах огромной дугой на северо-восток.

Оставляю северный остров по правому борту- он выглядит желтым и иссушенным как и тот на котором я ночевал. Греческие острова выглядят настолько потасканными и истощенными, словно жизнь закоренелого наркомана, потерявшего всякий интерес к существованию. Устал ворочать веслами, пытаюсь ставить парус, чтобы поймать ветер. А он неустойчивый то юго-восточный, то юго-западный и куда меня несет в море, где не видно земли? Отдохнув, снова пытаюсь выгребать веслами на запад и совсем немного на север. Становится неуютно, когда к вечеру горизонт так и не прояснился. И где я? Ночью буду дрейфовать по воле волн. Чтобы уменьшить скорость передвижения на воде, делаю из запасных весел плавучий якорь, привязываю их к снятой мачте и выбрасываю на веревке в воду. Все же этот плавучий якорь несколько замедлит снос лодки, пока я буду дремать этой ночью.

Следующий день похож на предыдущий, я опять упорно гребу на запад, ставлю парус при любом попутном ветерке. Совсем выбился из сил, а впереди все так же маячит пустота моря. Иди туда, куда ведет тебя судьба, и в конце пути тебя ждет награда! Рыба есть, хотя приходится есть ее в виде суши, воду уже приходится экономить. Молю морского бога, чтобы не начался шторм, никакого берега, чтобы укрыться от непогоды, упорно не наблюдается. Тумана и облачности нет, так что западное направления плавания я старательно выдерживаю. К счастью, на закате впереди я все же увидел желанный скалистый берег. Вечером все так же греб к нему, чтобы не потерять утром из виду, но потом, измученный, все же задремал, выбросив в воду плавучий якорь.

Утром просыпаюсь, и первым делом ищу взглядом спасительную сушу, затем не жалея рук работаю веслами, в надежде приблизиться. Ветер держится неудобный, так что мачту не поставишь. В очередной раз, задолбавшись до кровавых мозолей отдыхаю, и рассматривая лежащий перед мной берег. Он не слишком гостеприимен — просто огромный скалистый горный хребет, полузатопленный и далеко выступающий в море. Похоже, что на один из длинных мысов-пальцев я и выбрался. Знать бы еще на какой. Но без разницы, мне все равно нужно огибать его с севера и поскорей искать место для высадки, хочется поесть жареной рыбки, которая пока должна наловиться в мои сети.

Где-то в этих местах, кажется, погиб флот персидского царя Дария (или Ксеркса?), разбившись при шторме о скалы. Вот и мне нужно поторапливаться, а то погода, похоже, портится. Подул резкий восточный ветер, к счастью теперь попутный для меня, так что я поставил парус и стал огибать длинный скалистый мыс с северной стороны. Проплывая мимо негостеприимных берегов, я внимательно искал маломальское укрытие, а то погода мне жутко не нравится. Чахлые кусты, усеивающие каменистые склоны и горные вершины напоминали мне людей, потерпевших кораблекрушение, и в поисках безопасного места, отчаянно цепляющихся за скалу, омываемую водяными валами. К счастью, скоро сильный ветер стих и опять установилась прекрасная погода. Море утихомирилось вместе с ветром. В этих краях сильные ветры летом продолжаются недолго. Пришлось опять браться за весла. Каменистый берег сух и стерилен, отдает выцветшей желтизной, словно старая дева, слишком поздно потерявшая свою девственность.

Наконец, нахожу приличное место среди зазубренных скал и высаживаюсь на берег. Рифов и отмелей вдоль берега не наблюдается, так что все проходит штатно. Вторая половина дня у меня посвящена отдыху: жарю рыбу, на топливо пошли вырубленные чахлые кусты, подтягиваю ослабевшие ремни на своей лодке, отдыхаю, моюсь в морской воде, чтобы охладится, сушу отсыревший груз и вещи. Ночую я тут же.

На следующий день продолжаю свое плавание. Воду я здесь не нашел, так что есть повод торопиться. Плыву вдоль голых скал, к счастью, погода установилась хорошая, воздух прозрачен, а южное солнце обжигает щеки. Довольно скоро убедился, что попал, куда мне нужно, никаких других пальцев впереди не наблюдается, значит мой самый северный. К вечеру прибываю к удобной маленькой бухточке, где и ночую. Впереди — Фракия.

Все еще плыву, но теперь уже жестоко страдаю от жажды, пресной воды так и не наблюдаю. К полудню использую свой последний глоток, теперь остается только терпеть. Небо и язык пересохли так, что казались какими-то инородными телами, засевшими во рту. Местных аборигенов тоже не наблюдаю, фракийцы такие же бездарные мореходы как и кавказцы. То есть рыбу не ловят, в море не выходят, и даже берега их мало интересуют из-за отсутствия дичи. Ядро их владений находится в глубине страны. Греки же пока еще не плавают дальше своих островов, временя легендарного Одиссея давно прошли, а времена ранней колонизации Средиземного моря пока еще не начались.

У фракийцев же присутствует нездоровое пристрастие к охоте, в ущерб другим видам деятельности. Как и у всяких дикарей у них нет никакой бережливости, никакой предусмотрительности; беспечный варвар живет одним днем, не заботясь о своем будущем; предаваясь своим причудам, он не ищет для них разумного обоснования, и будет охотиться на крупную дичь, пока последний из этих четвероногих не отдаст ему свою шкуру. Фракиец как дикий зверь. Все, что он видит, должно попасть ему в зубы, но, даже умирая от голода, он не станет тяжко трудиться для себя или своей семьи… Земледелие и скотоводство только трудами женщин начинают занимать подобающее место в жизни фракийцев.

К вечеру мне попалась долгожданная речка с пресной водой. Я на месте? Вряд ли, речка слишком маленькая, морской берег все так же уходит дальше на запад, так что это еще не Фракия. Или уже она. Напившись, выкупавшись в холодной горной воде и простирав свои заскорузлые от соленого пота вещички, я пытаюсь промыть пробы песка в одном из освободившихся горшков. После нескольких попыток понимаю, что тут ничего хорошего нет. В смысле — золота. Значит, следующая река точно моя. Собираясь, замечаю вдали пару воинов-лазутчиков. Похоже, что эта речка приграничная для их племени. Вступаю с подошедшими в разговор на расстоянии — мы неплохо понимаем друг друга. Тут с ходу научишься носом чуять любую пакость. Воины подходят ближе, знакомимся. Угощаю их солью, а они меня сыром и спелым инжиром. Все в порядке, Стримон или Струме находится дальше, не так уж далеко отсюда- километров 25, день пешком.

Фракийцы парни простые, варвары, но на них приятно смотреть. Они выше, чем большинство азиатов, светлее, лица более умные и открытые. Носы нормальные, а не как у носорогов. Язык почти не отличается от языка племени Зарина. Да и имена похожи на русские. Одного из воинов, что выглядел помоложе и повыше звали Вискар (Искра), другого постарше и по приземистей — Макала (Микула, сокращение из нескольких слов означающих Свободный, как языки пламени). Они из племени бизалтов. За пограничной рекой на юго-запад находятся земли, иногда посещаемые греками, приплывающими туда с островов Эгейского моря, но постоянных колоний там пока еще нет.

Местное земледельческое и скотоводческое племя — детайи- не позволяют грекам селиться на их территории. Самим плодородных земель не хватает, а предложить грекам пока нечего, кроме вина, сами сейчас такие же дикари. Сейчас Фракия — все что находится северней Македонии и до самого Дуная. А также после Дуная- Косматая Фракия- хрен знает куда, за Карпаты и еще дальше. Где-то в степной Молдавии они соседствуют с киммерийцами. Фракийцы сами на этих южных землях пришлые завоеватели. Варварской ордой из-за Дуная они вторглись на эти земли несколько сот лет назад, залили их кровью, и выбили проживающих тут родственных им Мизийцев и Фригийцев в Малую Азию. По слухам, это было где-то лет 200 или 300 назад, в общем, давно, никто не помнит.

Воины одеты в звериные шкуры, кожу и рубахи из мешковины. Как и в степях, здесь используют растительные волокна- конопли, крапивы и льна для изготовления одежды. Лен еще не очень окультуренный, а об остальном и говорить нечего, так что ткань получается грубоватой. До сих пор фракийцы не собираются складывать оружие, часто уходя в грабительские походы на юг и на запад, чтобы грабить чужие племена. Воровство и убийство тут выставляется напоказ с довольно наглым цинизмом. Как правило, местные представления о войне заключается в том, что надо убивать все, что шевелится, а что не шевелится — сжигать. Только так и не иначе. Тепло попрощавшись с разведчиками, я отплываю дальше.

Вот я в глубине большого залива, в который впадает большая река. Природа тут более богатая, чем покинутом мной на полуострове: сосны, кипарисы, кедры. Невысокие горы вдали обильно заросли лесом. Выше по реке замечаю варварское селение. Никуда не спешу, нужно познакомиться с хозяевами, сейчас ко мне кто-нибудь выйдет. Скоро вижу небольшую делегацию, комитет по встрече. Когда поясняю, что я купец торгующий солью, то меня приглашают погостить в их селении, которое носит гордое название Девять Путей, воспользовавшись гостеприимством уважаемого вождя Медка, сына благородного Ситалка.

Следую за своими вожатыми, таща челнок за веревку против течения реки, словно бурлак на Волге. Да, давненько я в такой дыре не бывал! Деревня небольшая, на вид в ней обитают не более 150 человек, из них взрослых мужиков чуть больше тридцати. Общего частокола нет, но подворье вождя окружают хлипкие укрепления, куда при большой нужде могут спрятаться женщины и дети, больше туда никому не втиснутся. Хижины — деревянные полуземлянки, топящиеся по черному. Впрочем, пока тепло, так что еду готовят на кострах, на открытом воздухе. Вождь Медок — полноватый лысеющий мужик средних лет, с развевающейся шевелюрой и нечесаной бородой, тепло приветствует меня. У него вид неотесанного, грубого человека; но зато какой мужественный характер, гордый, неукротимый! Какая решительность и упорство сквозит в его взгляде. Впрочем, нос великого вождя сияет подозрительной краснотой, но на поясе висит тяжелый бронзовый меч.

В моем поведении нет ни излишней дерзости, ни подобострастия. Я выделяю несколько килограмм соли в обмен на гостеприимство, в том числе проживание и питание. Что у них буду покупать, я посмотрю по ходу дела. Фракийцы рады такой щедрости и тут же приглашают меня к столу. Отведать, что послали им боги в лучший из сезонов. Жареное мясо, фрукты (начался сезон инжира и яблок), сыр, молоко, лесные орехи, мед. А вот со спиртным здесь тяжело — вместо него идет слабо хмельное кислое пиво.

Пока мы пируем прямо на свежем воздухе, я пытаюсь разузнать обстановку. Восточный берег Струмы низкий, западный высокий. Понятно, из-за вращения земли реки всегда подмывают западные берега. Но мои хозяева банкуют на восточном берегу. Река граница, за ней живут родственные бизалты, с воинами которых я уже встречался. Но у родственников, естественно, все имущество врозь. Куда мне надо? На восточный берег или на западный?

Только на восточном я могу попытаться мыть золото в речных отложениях, так что останусь пока по эту сторону реки. Меня посвящают в хитросплетения местной политики на этом берегу. Племя называется сатры, но оно состоит из четырех более мелких частей: дерроны к которым принадлежат жители деревни, выше по течению орески, еще выше эдоны, и после них ихны. Затем живет другое большое и сильное племя одоманты, а северней них меды, из числа которых выйдет знаменитый Спартак. Все это хорошо, но меня больше интересуют горы поближе к низовьям реки Струмы. Есть такие! Пангейские! Чуть выше по течению, в лесной глуши. Кажется, еще континент такой был древний Пангея, легко будет запомнить.

Далее началась банальная пьянка, в ходе которой вождь Медок почтил меня секретным известием, что он самый великий вождь четырех сторон света и всего подлунного мира. Дикие песни фракийцев проходили под аккомпанемент гуслей или лиры, с дружным хлопаньем в ладоши, и топаньем ног, от чего во всей деревне, возбудившись, лаяли все собаки. Я же предпочитал оставаться трезвым, чтобы контролировать обстановку. В финале вечера Медок даже сплясал, как он выразился, танец Сатрийского волка, величайшего из воинов.

— Никто не может сравниться в величии с королем дерронов Медком Рубакой, который восседает на древнем троне храбрых сатров! — громко вопил раскрасневшийся вождь — В молодости я ходил в поход в землю трусливых македонцев и там убил сразу пятерых могучих воинов!

Я с досадой передернул плечами. Вот уж героическая эпоха! Разговор о делах на сегодня откладывается.

Вождь тем временем начал энергично дергаться, вопя самым устрашающим образом, прыгая одновременно на двух ногах и гневно потрясая оружием, с которым он, кажется, составлял сейчас единое целое. Во время этих прыжков, криков, исступленных гримас воин конвульсивно растягивал мускулы лица, перекатывал с одной стороны на другую сверкающие, безмерно выпученные глаза и скрежетал зубами, как если бы он находился в пылу битвы. Прямо — вылитый танцор диско. Наконец, вдоволь натанцевавшись Медок устал и снова сел рядом со мной, передохнуть.

Воспользовавшись такой теплой обстановкой я спросил как тут обстоит дело на счет секса для чужестранца. А то три месяца воздержания начали сказываться. Медок радостно ответил мне, что с сексом у них все обстоит хорошо, просто замечательно. Нужно только дождаться праздника урожая, через три недели. А сейчас пока никак, все женщины готовятся к празднику и не хотят гневить богиню плодородия.

Как я понял, тут процветал вариант восточного культа священной проституции. Это когда жрицы в храмах отдавались любому чужестранцу, за плату местным богам. Вот и здесь женщины целый год готовились к празднику, а потом напивались и отдавались чужакам на ложе любви. Те же специально спешили посетить данное мероприятие. Полученный подарок или жертвовался богам, или оставался у девицы на добрую память.

Секс во время этого праздника фракийцы считали делом нужным, обязательным, и девушки, занимающиеся им, внушали огромное уважение окружающим. Причем праздник был в большей мере для девушек, желательно девственниц. Замужние женщины праздновали его как хотели. Что же, такое веселое мероприятие грех оставлять без внимания, поэтому я не стал договариваться о репетиции праздника со мной за соответствующую плату. Надо уважать местные народные традиции.

Ночевал я у вождя хижине, а он еще долго продолжает куролесить снаружи, пока к полуночи не заявляется спать, тяжело обрушившись на шкуры, словно упавший сундук. Вскоре я услышал богатырский храп, вождь спал безмятежным сном младенца.