Глава 14

Без особых приключений за шесть дней мы прибыли в Ксанфос, столицу Ликии. Дорога извивалась к западу на берег, и мы все это время двигались параллельно ему. Терпкий запах травы, неба синяя грусть. Ликия — не страна, а захолустье. От Средиземного моря до Анатолийского нагорья во многих местах от пары до семи километров. Вершины некоторых гор на севере уже покрыты снегом. Живописно. Да и побережье часто каменисто, невысокие горы густо заросли сосновым лесом. При этом, чем выше в гору — тем реже лес.

Когда-то Ликийцы на своих кораблях, в числе остальных народов моря, нападали на Египет. Теперь же только и есть в этой стране хорошего, что плодородная долина небольшой реки Ксанф, где и располагается одноименный город. Население меньше чем Галикарнасе, на мой взгляд около пятисот человек. Зато климат почти курортный, считай преддверие Антальи, но эти курортные места в древности были мало населены. За спиной в море остался последний крупный греческий остров Родос, впереди какие-то Памфилия и более знакомая по названию нищая пиратская Киликия.

Жители в столице выглядели настоящими денди. Никаких тебе шкур, их одеяния, пусть это будет всего лишь рабочее платье всегда нарядны. Украшены складками, вышивкой, кисточками (никаких скальпов — боже упаси). Некоторые люди, принадлежащие к беднейшей части населения, кажутся в этих одеяниях некими остатками былой роскоши. Можно наблюдать множество народа слоняющегося по селению и выставляющие напоказ свои одежды, украшенные кистями самого изящного фасона. Просто какое-то царство торжествующего идиотизма.

Из представленных на местном рынке товаров — преобладают козлиные тушки и виноградные ягоды. Уже довольно холодно и неуютно. В общем, покрутился в городке, переночевал и понял, что здесь мне делать нечего. Мне тут будет скучно, к тому же слухи из Галикарнаса о колдуне меня могут здесь догнать.

Пройду я лучше вперед, сколько смогу успеть до декабря, и там уже стану на зимовку в курортных местах. Попутчиков искал целый день, я еле разбирал их тарабарщину, а Памфилия была дыра дырой и туда особенно не ездили. Скорее тут можно было сесть на судно отплывающее на Кипр, но сейчас для плаваний был не сезон. К вечеру меня надоумили, и я сговорился с владельцем приграничного поместья Луккой, которого вызвали в столицу на суд правителя Главка. Чем-то здешний царь был недоволен и устроил этому Лукке очередную выволочку.

Лукка был представительный мужчина и путешествовал вместе с одним мулом и двумя слугами. На них я привычно скинул своих ослов, так как у меня они постоянно капризничали. Начались холодные дожди, промокнув, мы дрожали от холода. Новая напасть, прямо с рассвета и до самого вечера приходилось брести пешком, и опухшие ноги в мягких чешках уже изрядно ныли и горели. За три дня, проведенных на лесной дороге, подгоняемые пронзительным ветром, мы прибыли в поместье Лукки, в деревню носившую имя Фаселис, где я переночевал и вновь пополнил запасы продовольствия, пожертвовав несколькими бронзовыми вещицами. Но зато Лукка дал мне рекомендации к своему соседу из Памфилии по имени Исар. Приграничные жители иногда враждовали, но в целом старались жить мирно.

Еще через день, замучившись со своими упрямыми ослами бродить среди суровых скал, я уже гостил у благородного Исара. Мои ноги так же порядком устали терпеть колючий шиповник, острые камни и лесные коряги. Здесь уже несколько теплее, в общем-то, Памфилия это будущая Анталия и есть. Другое дело, что хотелось бы перезимовать в более культурном местечке. А тут таких немного- одно из них это селение Перге, из которого впоследствии и вырастит город Анталья. Получив провожатого, у которого в тех краях были какие-то родственники, которых он хотел навестить, я снова отправился в путь.

Дорога шла через лес и горы. Зимнее солнце заливало золотом ветви, качающиеся на сильном ветру, через дорогу один раз пронесся олень, птицы все щебетали свою песню радости жизни. Через четыре дня мы прибыли в это средних размеров селение на 300–400 человек, расположившиеся на берегах речушки Кестр, где правил вождь Калхас. Здесь в этом оазисе местной курортной культуры мне и предстояло провести пару ближайших месяцев. Попутчиков бродить зимой по лесам и горам мне уже не найти, хоть ты тресни.

Мне пришлось несколько растратить золото, полученное от благородного Пиксодара в обмен на лодку. На пару месяцев я снял комнату в доме одной небогатой семьи. Столовался я у них же, причем весьма скромно. Я теперь уже скучал по временам своего рыбного изобилия. Отдал кожевнику кожи для изготовления доспехов по моим меркам, нашел швей, занявшихся моим тканевым панцирем-фуфайкой. Жил я тихо, всем видом показывая, что долго здесь не задержусь и уеду при первой возможности. Прогрессорством здесь решил не заниматься, лишнее.

Тут народец живет диковатый, встречались молодчики совершенно буйного вида, производившие впечатление отъявленных негодяев. Царя Калхаса я посетил всего пару раз, отдарившись бронзовым кинжалом. Пьянствовать с дикарями — особой охоты нет. С женским полом так же все печально — на все селение всего две веселые девицы. Неоднократно посетил каждую из них, но особого восторга от их искусства я не испытывал. В местные храмы тоже не ходил, ничего там хорошего нет. Праздников зимой немного, только Рождество, ознаменовавшее собой поворот зимы на весну. Сейчас оно не Христово, а какого-то Адониса, но суть остается одна и та же. Кажется, больше заняться тут не чем.

Большую часть времени в захолустном Перге я проводил в мечтах: о блеске, славе и удивительных приключениях. Много размышлял о будущем. Дальше северной Сирии без языка пробираться смысла нет. К тому же почти вся Малая Азия покрыта внутреннем нагорьем. А там, в лучшем случае та же степь, что и у нас, а то, что расположена она южнее, так это искупается большей высотой над уровнем моря. В общем, то на то и выходит. Горы же я недолюбливаю.

На уютном южном побережье Малой Азии в узких речных долинах трудно развернуться. Больно все миниатюрное, с одной стороны море, с другой горы. А вот в той же Антакье (в древности Антиохии) в речной долине Оронта есть огромное поле для моей деятельности. И плодородная равнина и горы, полные полезных ископаемых рядом. К примеру, железо и древесный уголь, необходимый для его производства. Селитры я и на месте наберу, а вулканы восточной Турции, полные серы, не так уж далеко на север.

Для начало выберу какой-нибудь стратегически удобный городок, устроюсь там купцом, познакомлю жителей с благородным напитком самогоном и на одном «ерше» буду жить припеваючи. Построю себе большой дом, как у благородного Пиксодара, заведу слуг, может быть, даже прикуплю себе пару симпатичных рабынь. К тому же, с юга накатывается семитское нашествие арамеев. А в такие трудные времена легко будет захватить власть в городке в свои руки, желающих вести за собой войско в первых рядах, в таких исключительных обстоятельствах, будет не так уж много. А при любом завоевании знатные вельможи, чью могущество казалось вечным, разом теряют все: богатство, славу, имя, и даже жизнь.

Далее, организую македонскую фалангу или римский легион, семитов побью и прогоню, и потихоньку начну себе строить классическую восточную империю. Я царь и бог, обширный гарем прилагается и так далее и тому подобное. В общем, лекала стандартные, ничего особо придумывать не надо, на наш век хватит. Может и войду в историю как какой-то Зарин (или Дарий) Великий.

Через полтора месяца кожевенник принес мне готовую кожаную броню, с застежками по бокам, и шлем. Шлем был упрощенной формы, почти шапка. Он низко опускался на лоб, а сзади закрывал шею до спины. Две короткие медные полоски, вшитые в кожу, прикрывали виски. Свой старый войлочный колпак я попросил хозяйку дома постирать и перешить в подшлемник. Когда тот был готов, я снова примерил шлем. Шлем подходил почти идеально, только немного жал в висках. Я снял его и слегка отогнул мягкие металлические пластины, затем вновь надел шлем. Нормально.

Я осторожно повернул голову в одну и другую сторону, проверяя, как сидит шлем. Голове было, в общем-то, легко, поэтому поводов жаловаться не находилось. Я затянул ремни шлема под подбородком. Кожа не могла остановить удар меча так же хорошо, как бронза, но стрелы варваров, вероятно, отразит с большого расстояния. А голова — важная деталь в организме. Если стрела попадает солдату в лицо или шею, то он умирает или сразу же, или через какое-то время. Раны в руки считаются менее опасными, а кожаные панцири и шлемы могут остановить любую стрелу, кроме выпущенной с близкого расстояния.

Я также одел кожаную жилетку и тщательно зашнуровал. Сверху через голову одевался толстый кожаный воротник, защищающий горло от стрел. На руки и на ноги одевались кожаные наручи. Если уж занялся оружием, то заодно проверил луки, перебрал стрелы, решил что нужно еще заказать пяток длинных, опять же нужно заказать для себя новые тетивы. Наточил меч, убрал мелкие зазубрины, убедился, что лезвие острое, затем вытер его тряпкой. Пока на лезвии не образовалось никаких пятен. В конце концов меч все равно полностью потускнеет и потемнеет, но он от этого станет только крепче.

Скоро и фуфайковые доспехи были готовы- три склеенных хитона приобрели твердость бронзы, а плотно нашитые веревки выдержат любой рубящий удар, если он не попадет вдоль полос. На юге будет немного жарковато в таких, но жизнь дороже. К тому же применяемые вместе с кожаными, такие композитные доспехи по своим качествам превосходят бронзовые, а стоят на порядок дешевле.

Что же, заканчивается январь, а вначале февраля уже можно будет двигаться дальше, в соседнюю Киликию. Ослы у меня пасутся на подножном корму, так что сильно меня не обременяют. Так, плачу иногда местному пастуху за тем, что он за ними приглядывает, и все расходы. Сильно они конечно не отъелись, зато хорошо отдохнули.

Через десять дней закончил в Перге все свои дела, попрощался с хозяевами дома, где жил все это время, закупил провианта, нагрузил своих ишаков и двинулся дальше. Правда, пока еще холодновато, иногда идут дожди, но потерплю, тем более, что двигаюсь на благодатный юг. «Меняем реки, страны, города, иные двери, новые года…»

Неделю еще продвигался по территории Памфилии, а после вступил на земли суровой Киликии. Извилистое морское побережье, где находится множество бухт врезающихся в Средиземное море с севера прижато к воде мощным Имбарским хребтом. В горах обитают еще какие-то древние дикари, которые жили тут испокон веков и ни кому не подчинялись. Остальные киликийские племена более окультурены, особенно в восточной, более равнинной части. В Киликии расположены несколько небольших царств, иногда состоящих из одной или нескольких деревенек. В каждом царстве за проход по его территории приходилось платить подарки, так мне пришлось раздать почти все свое запасное оружие. Большая речка в стране одна — Каликадн, поток в мимолетном серебре, который я измучился переходить вброд со своими четвероногими друзьями. Особенно учитывая тот факт, что вода была просто ледяная и сразу пришлось разводить костер, чтобы обсохнуть.

В общем, пока я добрался до восточной Киликии мне пришлось раздать множество мелких вещей и даже продать одного осла. Так что теперь доспехи и оружие приходится таскать на себе. Заодно привыкаю и тренируюсь. Кроме того, в загашнике осталось только фракийское золото и то пришлось одно кольцо уже разменять в местной старинной столице Тархунтассе.

В конце февраля я все же добрался до Аманских гор, отделяющих восточную Киликию от Коммагены (или что там дальше). Последняя страна находилась уже в Северной Сирии. Близится конец моего длительного путешествия. Позади на Киликийской равнине уже начиналась весна — обильно зеленели побеги ячменя и пшеницы, распускали новые усики виноградные лозы, покрылись молодой листвой яблочные и гранатовые деревья. Гиацинты нежно переговаривались с тюльпанами, под огромным сводом небес. Но мне предстоял путь в горы, через Аманские ворота. Что же, не поднявшись на высокую гору, ты не узнаешь высоту неба. Но, в этих горах также обитали дикари, «на лицо ужасные, добрые внутри», они жили на возвышенностях, в густых лесных дебрях.

На одну такую группу мне и посчастливилось наткнуться. Вот что значит, путешествовать одному, без попутчиков. Быстрота не всегда есть преимущество, недаром же говорят: «тише едешь — дальше будешь».

К счастью, десяток кочующих дикарей даже не скрывал свои нехорошие намерения. Одна половина отряда показалась впереди по тропе, а когда я оглянулся, то увидел, что вторая половина отрезала мне путь к отступлению. «Если вдруг муравьи сообща нападут, одолеют и льва, как бы ни был он лют» — гласит восточная мудрость. Что же, я в доспехах и вооружен, не позволю врагам соединить свои силы. Я зашвырнул свое копье в сторону, сейчас мне нужна мобильность, а для этой цели больше подходит лук. Мне понадобится больше стрел. Захватив три дополнительные стрелы из связки в пятерню, я оставил своего груженного упрямого осла на произвол судьбы и быстро побежал вперед, напрягая все свои силы. Главное, чтобы тетива выдержала, не лопнула и не порвалась. А так — пятеро врагов это все же не десяток.

Я немного боялся, во рту появилась мерзкая горечь, как всегда бывало в начале сражения. Смерть могла ждать в нескольких шагах впереди, но я не хотел думать об опасности или о своем решении вступить в схватку. Лишь сделал глубокий вдох, радуясь, что время на размышления закончилось.

Еще не приблизившись на расстояние уверенного выстрела из лука, я пустил первую стрелу, но дикари увернулись, поймав ее на щит. Не надо тратить стрелы зря, целится надо только наверняка, подбегу ближе и положусь на удачу и на прочность моих доспехов! Двое ублюдков-лучников открыли стрельбу мне навстречу. Пока я бежал, они выпустили по мне не меньше шести стрел- две впились в доспехи, одна скользнула по руке, разорвав кожу, а четвертая оставила царапину на налобнике кожаного шлема, когда я резко отклонил голову. Иначе мне бы зарядили точно в лоб.

Хватит, теперь настала моя очередь. Я остановился и быстро стал расстреливать пятерых дикарей из лука. Лук у меня был намного больше по размеру, более тугой, мои руки более сильными и длинными, так что теперь у моих противников уклонятся от выстрелов не получалась. Расстреляв пять стрел, я злорадно усмехнулся. Одного из врагов, хотя он и пытался защитится плетеным щитом, стрела поразила прямо в горло, и он заваливался на бок, окрашивая кровавой пеной, текущей из кривившегося в злобной гримасе рта, свою черную бороду. Второго противника — лохматого и клокотавшего ненавистью дикаря — вооруженного просто большой дубиной, стрела ударила в живот и он явно вышел из схватки. Одному косматому лучнику стрела попала в плечо, другого поразила в руку, копейщику стрела вонзилась в бедро выше колена (тот прикрывал тело большим щитом) и он захромал. Пора мне уже переходить на стрелы с бронзовыми наконечниками, повысив их смертоносность и оставив кость и камень в прошлом.

Я обернулся, вторая группа быстро приближалась. У меня, пробив кожаный воротник, вражеская стрела расцарапала горло, я выдернул ее, но наконечник застрял в толстой коже и стрела сломалась. В колчане оставалось еще шесть стрел и я, приблизившись к раненым, выпустил в них еще три стрелы: поразив задыхающегося от дикой ярости копейщика в глазницу, и утыкав обеих раненых лучников, глаза которых горели бешенством, стрелами в грудь. После чего выхватил свой тяжелый меч и подбежав вплотную, страшным ударом разрубил плечо одного из бойких раненых лучников (вторая стрела попала ему ниже ключицы), кровь ярким фонтаном хлынула на землю. Здесь, в общем, все кончено, но быстро проколем горло тем раненым, кому успею, а то они ненароком укусят меня за ступню или вообще, скрежеща зубами от бессильной злобы, порежут мою ногу ножом.

Я успел воткнуть свой меч в горло двоим, подумав, до чего же страшные вражеские лица, когда пришла пора опять браться за лук. Об этом мне сказала стрела, вонзившаяся мне в плечо и пробившая комбинированный доспех на пару сантиметров. Плечо прострелило болью. Я резко обернулся — обезумевшие дикари бежали на меня, кричали в полную силу и рубили воздух кинжалами, как сумасшедшие. В этой группе лучник был только один, и моя первая стрела предназначалась ему. Торопливо, на пределе возможностей, все три стрелы были быстро выпушены- и все три попали в цель, хотя один из нападавших был только легко ранен в руку. Но двух других варваров зацепило куда серьезней, и напавшая на меня группа врагов развалилась на части.

Один яростных воинов дикарей вырвался вперед и бросился на меня, отчаянно размахивая бронзовым мечом высоко в воздухе. Но до того, как он успел ударить, я отбросил в сторону уже не нужный лук, и моя длинная рука с мечем врезалась в широкую грудь варвара с вытаращенными глазами, и тот спиной вперед упал на землю. Мне немного помогало, то обстоятельство, что все варвары были без доспехов. Щиты они, если они у них и были, явно оставили, перед тем как гнаться за мной.

Следующий косматый варвар резко притормозил и дождался своих неистовых товарищей, чтобы напасть одновременно. В какое-то мгновение я обнаружил, что меня практически окружили трое бешенных дикарей, налетевших на меня словно пчелы на медведя. К счастью, двое из них были ранены, у одного, как уже говорил, я стрелой пронзил мякоть правой руки, и кинжал держать ему было явно неудобно, а у второго обломанное древко стрелы, торчавшее над левым плечом, говорило о трудностях работы с левой рукой. Но один полностью здоровый дикарь, раскрасневшийся от гнева и возбуждения, помчался прямо на меня, выставив вперед здоровенное копье.

Мне и раньше приходилось иметь дело с копьями, и я знал, что нужно только отклонить острие в сторону на несколько сантиметров. Тогда можно выжить. Я шагнул навстречу безумно ревевшему копейщику. Меч я держал низко до тех пор, пока острие копья не прошло над острием меча. Затем я резко поднял меч вверх и попал по древку, как раз позади бронзового наконечника. Копье скользнуло мне по руке. Однако я не выпустил меч, застрявший в копье, и когда варвар столкнулся со мной всей силой своего кряжистого тела, то устоял на ногах и даже зарядил ему томагавком по сгибу отставленного локтя. Раздался противный хруст кости, боль должно быть адская. В тесноте было не взмахнуть мечом, в ноздрях стоял запах крови и едкого пота.

И тут же другой оскалившийся варвар с победным криком подло попытался всадить мне кинжал в открывшийся бок. Я отшатнулся, но зазубренный кинжал рванул мой фуфаечный панцирь, с треском разрывая нашитые веревки. Добавлю, что третий дикарь, рыча, словно зверь, отчаянно тыкал меня своим кинжалом, зажатым в раненой руке прямо в лицо, и я едва успел увернуть в бок голову, отделавшись простой царапиной на щеке.

Главное не упасть, тогда я превращусь в легкую добычу. Хорошо, хоть я физически сильнее каждого из этих дикарей по отдельности. Я резко отшатнулся в сторону, оторвавшись от врагов, и сумел высвободить меч. Неистовый дикарь, словно тигр, обезумевший от запаха крови, тут же мощно ткнул меня копьем в грудь. Почти достал, но я сильно взмахнул мечом и надрубленное ясеневое древко не выдержало, наконечник отлетел, а заостренная деревяшка больно толкнула меня в грудную клетку. К счастью, левую руку варвара я уже сильно повредил своим томагавком, иначе тот мог бы этим ударом вышибить мне весь воздух из легких. А так я опять отступил с кошачьим проворством от назойливых двух раненых воинов, безумно полосующих воздух своими кинжалами, обойдясь на сей раз без потерь.

Во мне вскипела злоба: все, пора заканчивать. Все три врага ранены, у одно в руках деревяшка, а двух других кинжалы, которые гораздо короче моего меча. К тому же у меня руки длиннее и я физически сильнее. Я резко, одним прыжком, сблизился с противником и ворвался в центр группы, рубя мечом направо и налево. Меня охватило безумие битвы, кровавая пелена застилала глаза. Никаких мыслей, никакого страха, просто бей и бей, снова и снова. Своим топориком, заблокировав деревяшку среднего воина я с силой безумца рубанул по раненой руке другого дикаря и почти перерубил ее, выпавший кинжал отлетел в сторону.

Обратным махом я яростным ударом рубанул плечо копейщика, давая выход охватившему меня бешенству. Освободившийся томагавк пытался заблокировать кинжал у третьего врага, но тот ловко выбил его у меня из рук, порезав несколько пальцев. Ерунда, оттолкнув плечом искалеченного копейщика, словно тряпичную куклу, я рубанул наотмашь по голове удачливого дикаря и брызги крови, сопровождавшие мой отчаянный удар, показали, что я все же немного достал его. Мой меч разрубил ненавистному врагу щеку и выбил несколько зубов.

Я по-прежнему, неистово как злобный демон, размахивал тяжелым мечом, но теперь противники пытались отшатнуться от меня. Их дружная тройка развалилась. Один из дикарей недоуменно смотрел, как кровь хлещет из обрубка правой руки, и пытался покинуть поле боя. Бывший копейщик, потерял всякую возможность сражаться, его глубоко разрубленное плечо показывало, что скоро он потеряет слишком много крови и свалится на землю. Третий дикарь был ранен стрелой в плечо и мечем в щеку, и теперь мог только, выставив вперед кинжал, защищать свою жизнь, более не помышляя о нападении. Немного оттянул разгром отставший от своих товарищей воин. Моя стрела поразила его в бок, зацепив легкое, но в горячке боя он сумел доковылял до места нашей схватки и теперь выставлял вперед длинное копье, хотя в уголках его губ уже пузырилась розовая пена.

Схватив копье левой рукой я зарычал и немного отвел его в сторону, и тут же ударил мечем хрипящего угрозы дикаря по руке. Брызнула кровь, и кровожадный воин, лишившийся кисти, закричал. Это не был человеческий крик страха или боли, он тоскливо кричал, как погибающий дикий зверь. А ты не лезь! Теперь все просто, еще один удар и бородатая голова незадачливого припоздавшего копейщика почти отделяется от шеи. Тот рухнул, как гнилое дерево, а на обратном махе я зацепил ногу дикаря с разрубленной щекой, попытавшегося все же, в отчаянном броске воткнуть мне свой надоедливый кинжал в горло. Тот бросился вперед всем телом, нацеливаясь еще на один последний удар. Он был готов ударить по врагу, даже если в результате сам погибнет.

Мы сцепились вплотную, я пропустил его руку с оружием мимо тела, и мой противник, сблизившись, почти сумел увернулся от моего меча. Это был коренастый и сильный воин, но все же не чета мне. Секунду мы молча боролись, как дикие звери, кряхтя от напряжения: наконец, молодость, сила и здоровье победило и я повалил его на землю и ударил рукояткой меча в окровавленное страшное лицо. Враг зарычал в агонии. Теперь уже острием бью в живот и почти все закончилось. Добиваю безрукого копейщика, кричащего от боли и ужаса, а за ним наступает очередь окровавленного однорукого левши.

Все, финал! Все было кончено. Руки дрожали от усталости и возбуждения, мышцы отказывались слушаться. Я тяжело дышал, в голове стоял туман, от повышенного давления кровь заливала глаза, меня тошнило. Голова превратилась в комок боли, и я понял, что не в состоянии держаться на ногах. Пришлось опустится на землю. Такие сумасшедшие нагрузки на организм вредны для здоровья.

Более часа я отдыхал лежа на земле и не в силах пошевелиться. После этого встал, пошатываясь, и начал звать моего упрямого осла, который куда-то запропастился:

— Серый, зараза, где ты? Иди, дам тебе хлебушка!

Найдя своего лопоухого напарника, я смог вдоволь напиться и подкрепить силы. Теперь трофеи: много тащить я не могу, но бронзовые вещички надо унести все. Кто корни срезал — тому и достаются все плоды. И стрел побольше следует набрать, а то часть моих сломалась и испортилась. На этом все — я Вам не грузчик, тем более, здесь ходить, как показывает практика, нужно с опаской, а я еще даже не пересек перевал, носивший гордое название Аманских ворот. Много уже в этот день мне было не пройти — отойдя около километра от места ужасной битвы, на небольшой лесной полянке я остановился на ночлег.

Ночь была неспокойной, несколько раз я просыпался — казалось, что мне перерезают горло. Но рассвет наступил, как и обычно. Все же за ночь я немного восстановил свои силы и поспешил днем наверстать упущенное время. Продукты-то у меня считанные, а тут, в горах, сейчас придорожных харчевен не наблюдается. И вообще, лучше поторапливаться, а то у погибших тут могут оказаться друзья, где-нибудь поблизости. А кровная месть сейчас цветет и пахнет.

К счастью, особых приключений в горах больше не было, если не считать некоторой нехватки продуктов. Пройдя Аманский перевал, я покинул территорию царства Куэ, и теперь перед до мной простирались земли нескольких мелких государств Северной Сирии- прямо Паттина, а левее лежала Ядуйя. Все это были мелкие северо-сирийские царства, до сих пор сохранившие у власти потомков хеттских правителей. Отчего в исторической науке они получили гордое название новохеттских.

Теперь нужно смотреть и слушать, чтобы определиться с местом своего обитания. Фактически, я пока еще в Южной Турции, а вот дальше на юг множество из южных мелких новохеттских государств и княжеств уже захвачено арамеями и эти дикари установили там диктатуру огня и крови. Так что права на ошибку меня нет. Но впереди — Неведомые Земли, все, что я о них знаю, собрано из досужих разговоров по дороге. На реках располагаются всего два больших поселения: на север, в глушь, — Куратепа, а неподалеку от побережья, на юг, — Куналуа. Но последнее располагается совсем недалеко от вражеской территории, в зоне досягаемости арамейских набегов. У самого побережья (что меня бы больше устроило) здесь городов нет, вплоть до самой Финикии, они конкурентов не терпят. Остальные здешние крупные поселения Зинцирли, Арпад и Халаб мной не рассматриваются. Поблизости ни моря, ни реки, а грузы как таскать? На своем горбу? Опять же сейчас глобальное потепление и южные степи превращаются в пустыни, а как всем известно, без воды ни туды и ни сюды.

Загрузка...