Варвар поколения Зет

Глава 13

Проснувшись, я вдохнул полной грудью ароматы соленого свежего и наполненного озоном воздуха. Все тело болело, как будто меня жестоко избили. Море успокоилось, солнце уже жарило во всю, и я растолкал греков. Теперь нужно было определить, куда нас занесло. С другой стороны мы должны быть где-то в середине Эгейского моря, так что плывем на восток и совсем немного на юг и упремся в материк. Вода у нас есть, а соленую рыбу, вывалившуюся из опрокинутых горшков и валяющеюся на дне корабля, все равно нужно доесть. На сегодня нам почти хватит, только на ужин ничего не останется.

Греки вяло поели, попили и взялись за весла. Грести им явно не хотелось, мы продвигались по чуть чуть. А после вчерашнего шторма царило полное безветрие. Промучавшись так до обеда, к востоку мы сильно не переместились. Вскоре после скудного обеда с севера поднялся устойчивый ветерок. Сжалившись над усталыми греками, я приказал поднять парус- проплывем на юг, а я буду рулить к востоку и греки иногда туда же будут подгребать, все равно движемся куда-то в ту сторону, куда мне нужно. А завтра будет новый день.

Чтобы не спровоцировать преждевременный бунт, я объявил грекам, что мне нужно в Милет, а там я их освобожу. Милет они знали, и радостно закивали мне при его упоминании. Еще бы Милет — центр греческих владений Малой Азии. А мне он подходит потому, что расположен где-то на юге, за будущим Измиром. Так что, временно, нам по пути. Греки живут в Милете очень давно, этот древний карийский город был захвачен еще греками ахейцами. Потом, при дорийском завоевании Греции, волна мигрантов из Аттики переселилась туда, спасаясь от войны. Со времен дорийского завоевания у нас тут прошло уже лет двести, если не все триста, если я правильно считаю, так что греки в Милете уже неплохо укрепились.

Но мне в Милет не надо, думаю, проплыву немного южнее в Бодрум. Бодрум и есть столица Карии, в будущем знаменитая своим царем Мавзолом, в честь которого и начали называть мавзолеи. Думаю, что карийцы греков, захвативших значительную часть их страны, не очень любят, и значит могут мне предоставить укрытие, как пострадавшему от нападения греческих пиратов. А там этих пленных молодчиков можно будет и отпустить. Может быть, в Бодруме я и зазимую, а то еще один подобный осенний шторм можно и не пережить.

Вечером обошлись без ужина, а на ночь я опять опасливо связал греков. На утро из еды была только сырая рыба, да и то ее было не слишком много. А вот воды хватит дня на два, не больше, в день ее уходит литров шесть. Земли пока нет, а ветер по-прежнему устойчивый северный. В этот день так же плыли под парусом.

На третий день, ожидаемый мной кризис все же разразился. От сырой рыбы у меня испортился желудок. Когда я плавал один, большой проблемы при этом не возникало, но теперь мне приходилось устраиваться задницей за бортом, держась руками и вдобавок придерживать обнаженный бронзовый меч. К тому же уже после полудня стало ясно, что к вечеру пресная вода закончится. Вот один из греков- Большой и решил рискнуть. Когда я второй или даже третий раз пристроился со спущенными штанами, он внезапно молча вскочил и с поднятым веслом бросился ко мне. И что прикажете мне делать в такой пикантной ситуации?

Я сильно метнул меч греку под ноги и он, запутавшись, упал вместе с веслом на дно корабля. Я вскочил, подтянул штаны, и парой огромных прыжков подскочил к поднимающемуся греку, рука которого ловила ускользающий меч. Все решали секунды, и я мгновенно обрушил острие своего томагавка ему на голову. Лицо грека застыло в гримасе яростной злобы, когда верхний конец лезвия попал ему прямо в глаз и пробил мозг. Пена, полившаяся изо рта негодяя, смешалась с кровью на его бороде. Мерзавец ответил сполна за сломанные судьбы людей, обращенных им в рабство. Гори в аду!

После этого действия я быстро взглянул на Малого, но тот лишь испуганно поднял руки, показывая мне, что подлый поступок своего товарища он не поддерживает. Что же, с одной стороны это несколько упрощает дело, Малого я всегда смогу обуздать, если только глупо не подставлюсь, да и питьевую воду мы немного сэкономили, но плыть теперь можно только по ветру, о веслах придется забыть. Содрав окровавленный хитон, я выбросил тело мертвого грека в воду и пошел снова доделывать так не кстати прерванное дело.

Третий день после шторма начался невесело. Земли по-прежнему не было видно, а всю пресную воду мы уже утром прикончили. Ветер опять был северным, и опять наш корабль несло не совсем туда, куда мне было нужно. И это притом, что я хотел все время плыть вдоль азиатских берегов! Проклятые греки!

Теперь нужно не терять присутствие духа и думать о приятных вещах. Медитировать, так сказать, чтобы не насиловать свой мозг. Вот пойманной рыбы теперь нам двоим вполне хватает. Правда, сырая она мне уже в глотку не лезет. К обеду я уже, чтобы заглушить жажду пытался пить рыбий жир, все же какая жидкость. Грек же скулил, как побитая собака, и вяло ворочал веслами. Пока он еще боится, что я его могу зверски избить, но скоро ему станет все равно. Нужно немного удачи, иначе мое плавание слишком печально закончится.

Мне повезло, ветер вдруг сменился на западный, и я круто развернул наш корабль по направлению на восток. Наступивший вечер, не заставил меня спустить парус, в нашем положении лучше плыть всю ночь, иначе завтра из-за жажды мы будем не в лучшей форме. А разбиться о скалы или сдохнуть от отсутствия питьевой воды- на мой вкус разница небольшая. Все же греку, давно уже забросившему весла, я приказал расстелить запасной парус, чтобы ночью собирать испарившуюся росу. На ночь я все же по-прежнему привязал его к мачте, после чего задремал, сжимая в руках кормовое весло.

Утром с расстеленного паруса я смог слить около 100 грамм питьевой воды- самому мало, но я все же оставил грамм 20, своему греку. Не время портить карму, лучше добавлю для себя рыбьего жира. Есть же мне уже абсолютно не хотелось. Главное, что попутный ветер не спадает и не меняет направление, остальное ерунда, я выдержу. Теперь, присмотревшись, я мог заметить немного правее по курсу какую-то сушу. Скорее всего, очередной остров. Я старался держать курс к нему, так мы плыли, до тех пор, пока солнце не стало склонятся на запад, после полудня. Вскоре впереди я заметил рыбачью лодку, в которой сидело трое греков. Я пригрозил Малому, что перестреляю этих рыбаков без всякой жалости, если он станет себя плохо вести, но попросил обменять у них питьевую воду на один из бронзовых трофейных ножей.

Не знаю, что он там им говорил, я плохо понимаю речь греков, но рыбаки согласились на обмен- Малый передал им мой нож, а они нам — керамический кувшин, в котором было чуть больше литра воды. Впрочем, кувшин сразу же опустел, Малый успел выдуть половину, пока мне удалось отобрать сосуд для себя. Как вы догадались перед лицом свидетелей, мне совсем не хотелось действовать жестко. Но и Малый, впечатленный моими боевыми возможностями, на конфликт не пошел и беспечные рыбаки вскоре отплыли.

Как Вы понимаете, по пол-литра воды дефицит влаги в наших организмах не восполнили. Но впереди была земля и скоро мы могли высадится на сушу, и поискать воду там. К тому же Малый узнал у рыбаков- куда же мы попали.

Он тыкал пальцем в сушу и говорил, что это Самос. Вроде был такой греческий остров. Потом показывал дальше и говорил: «Милет». Значит Милет совсем недалеко от Самоса. Надо же… И что теперь мне делать? Тут вокруг этих злобных греков, как у дурака махорки. Считай, угодил в самую сердцевину, и нет никаких необходимых ресурсов. Даже питьевой воды. Но остров выглядит скалистым, голым и пустынным, только иногда виднеется пятна зелени. Пока не стемнело, мы следовали вдоль острова на юг, а вечером я пристал в достаточно уединенной бухточке.

Отчетливые темные очертания ближайшего острова рельефно выступают на фоне призрачных очертаний более отдаленного островка. В зависимости от расстояний фон становится сумеречно-серым, или темно-черным. Малого, чтобы он не сбежал, я опять связал и привязал к мачте. Потом бродил вдоль берега, пока не наткнулся на маленький ручеек. Я, наконец, сумел вдоволь, от пуза напиться. Вода была такая холодная, что даже ломило зубы. После этого я вернулся на корабль и таскал горшки, наполняя их водой. В темноте я несколько раз оступался, разбил парочку горшков и даже чуть не расквасил себе нос. Затем, вытащив кляп и напоив Малого, остаток ночи я сумел подремать.

Утром, оставив Малого привязанным, я вытащил пойманную рыбу и пожарил ее на костре. Безмятежное утро, бледно-голубое небо. С аппетитом позавтракал, попил, покормил своего пленника. Что делать? Пару рыбацких суденышек я уже видел в водах, омывающих этот большой остров. А на месте сидеть тоже не вариант, когда я набирал воду, то слышал неподалеку лай собак, как бы сюда не заявились любопытные. Придется оставить грека связанным, а самому потихоньку впрягаться в весла — как отплыву подальше от острова- он меня сменит. Буду надеяться, что тут на меня никто не нападет.

Мне повезло, хотя я и натыкался на пару рыбацких суденышек, но они забоялись связываться со мной — особенно когда я корчил страшные рожи и грозил рыбакам мечом. Может быть, они бы и атаковали меня — но их смущали большие размеры судна. Тут явно команды должно быть больше десяти человек. А то, что я один работаю веслами, так может просто заманиваю. Они приблизятся, а хитрая команда скрывается, прячется за бортами, а там как выскочат, как выпрыгнут и только пойдут клочки по закоулочкам. Отплыв немного к югу, и оставив остров Самос позади — а он был узкий в широтном направлении, но зато широкий в меридианном, я освободил Малого и сам сел за кормовое весло. Еда на обед пока есть, воды хватит на два-три дня, западный ветер изрядно спал, но все же продолжает дуть в нужном нам направлении. К тому же Малый рассчитывает, что я отпущу его в Милете, так что пусть старается.

Целый день после Самоса мы под парусом плыли на восток. Самос и рядом лежащий Патмос выглядят одинаковыми. Только Патмос стоит совершенно обособленно, когда выбираешься из путаницы островов, словно из гущи яблоневого сада. Патмос довольно высок, исключительно гол и необитаем. Взгляд скользил по голым вершинам, упиваясь их бесплодием. Когда-то тут обретет свои страшные откровения Иоанн-Богослов. Но, похоже, что я плыву прямо к тигру в пасть. Здешние воды просто кишели греческими судами. Но таких больших посудин, как наша, пока не попадалось.

Мой пленник пока молчал, я воздействовал на него методом кнута и пряника. Во-первых, рассказывал, что взрывать корабли — для меня самое обычное дело, я это могу делать столько сколько мне заблагорассудится. Судя по испуганному виду ошарашенного грека, он меня понял. Во-вторых, я обещал освободить его в Милете, и надежда согревала сердце моего пленника. А как говорят французы: «Надежда льстива, да обманчива». Я же пока мог относительно спокойно плыть в нужном мне направлении. Переночевали мы традиционно в море, а утром на востоке показалась суша. Если мы не у самого Милета, то где-то совсем рядом.

Тут мне пришлось разочаровать своего грека — подул попутный северный ветер и я сразу заявил, что грех этим обстоятельством не воспользоваться, съезжу-ка я в столицу Карии Бодрум, или как там его сейчас называют (Галикарнас?), а в Милет мы попадем на обратном пути. И сразу его отпущу. Тут мой грек помрачнел и заупрямился и мне пришлось его даже пару раз стукнуть (от чего он завизжал, как обезумевшая свинья), а потом связать. Черт с ним, парус несет меня в нужную сторону, кормовым веслом я управлюсь и сам, а в Милет мне соваться смерти подобно. Мне необычайно везло- встречные греческие суда принимали меня за корабль, вышедший из Милетской гавани, а на вопросительные крики я упорно делал вид, что ничего не слышу. Пока никто ничего не сообразил, и я плыл к своей цели, так как местные греки не могли вообразить себе подобную наглость.

К вечеру я рискнул пристать к берегу в безлюдном месте и развязать своего пленника, чтобы тот мог попить и поесть. Немного рыбы я по пути уже наловил и теперь сумел нажарить ее на костре. Уже не так далеко должна быть граница греческих владений и Карии, так что Малому меня лучше не злить, а завтра садится за весла. Я отпущу его, как и обещал прямо в Карии, и он сможет пешком вернуться в Милет, если ему уж так этого хочется. Грек испуганно показал, что он мне поверил. Страх и надежда могут убедить любого человека в чем угодно. Черт с ним, в конце концов, золото всегда при мне, а все остальное я могу бросить в любой момент и пересечь границу налегке. А людей сейчас мало, плотность населения небольшая, так что по суше я имею прекрасные шансы уйти незамеченным.

На следующий день мне повезло и никто к нам не прикопался, так что я смог без особого труда (если не считать капризного неустойчивого ветра) пересечь широкий залив. Там Малый, поговорив с встреченными в море рыбаками, заверил меня, что мы уже в Карии и до Галикарнаса осталось всего два дня пути. Карийцы греков хотя и недолюбливали, но войны сейчас не было, царил хрупкий мир, нарушаемый лишь приграничными разборками удальцов. Сколько же я плыву? Я опять потерял счет дням! Возможно, что сейчас уже самый конец октября, а возможно, что уже начинается ноябрь. Достаточно я рисковал, если Бодрум меня встретит хорошо, то там я и перезимую.

Через два дня наш корабль был уже у Бодрума. Что сказать, все это время пришлось изрядно потрудится нам обоим, впахивая за веслами. Нужно было обогнуть довольно большой полуостров и вдобавок держатся подальше от греческих островов, изрядно меня бесящих своим противным цветом высохшей желтизны. А островов тут было сразу несколько — прямо напротив самого Бодрума лежал большой греческий остров Кос. Иногда мне казалось, что мы просто заперты в густом и тесном лабиринте островов и островков. Но в международных водах было относительно спокойно, никто не безобразничал прямо у своего порога, чтобы не спровоцировать соперника на ответные действия (а карийцы так же были народом мореходным), так что нам удалось благополучно приплыть в столицу Карии.

Что сказать? Это было самое большое селение, которое я пока увидел здесь. Вероятно, здесь проживало человек семьсот, если не больше. К тому же городишко укрывали стены. Правда, не везде каменные, где-то стоял и деревянный двойной частокол с наполнителем из утрамбованной земли, а где- то и просто проемы заполняли рыхлые саманные кирпичи. Высота стены составляла метра три- то есть два человеческих роста. Местность вокруг городка напоминала заброшенный земельный участок. В порту было с десяток лодок, некоторые так довольно большие. Я предупредил Малого, что бы он держал рот на замке, а то я ему быстро язык подрежу. Вернее, обвиню в пиратстве и попрошу карийцев, недолюбливающих греков, его распять на кресте или посадить на кол. При этом я демонстративно глумился над греком, спрашивая, что для него предпочтительней — острый кол или котел с кипящим маслом? А я обещаю его отпустить.

Двое суровых стражника из порта (на вид типичные мелкие азиаты) направились к нашей лодке собрать пошлины и взять плату за портовую стоянку. Когда они говорили, то большая часть сказанного оставалась за пределами моего понимания. К счастью, Малый немного помогал мне при разговоре. Я сообщил, что купец, товар по большей части пришлось выбросить за борт при ужасном шторме, чтобы облегчить судно, команда тоже погибла, а Малый — грек потерпевший кораблекрушение, которого я подобрал после шторма. Так что товаров у меня самый минимум — немного оружия, ношенной одежды (отстиранной Малым от крови), маленько выделанной кожи из Фракии.

Но лупоглазые и низкорослые стражники, с пышными усами и кривыми носами, все равно требовали долю. Чтобы не светить свое золото и не оказаться в положении Остапа Бендера перед возбужденными бранзулеткой доблестными румынскими пограничникам, я отдал воинам в качестве платы трофейный лесбийский бронзовый меч. Несколько двусмысленно звучит. Но стражники остались довольными, даже обежали присматривать за моей лодкой. Ага, доверяй козлу капусту. Я нагрузился оружием, замотав его в тряпки и сложив в мешки. У меня его уже скопилось немало: меч, четыре лука, колчан со стрелами плюс еще вязанка стрел, пять бронзовых ножей (включая мой) три кинжала (с одним моим), копье, к нему несколько запасных бронзовых наконечников и верный томагавк. Топорик уже давно казался мне старым другом. Малый же тащил мои кожи, тряпки и шкуры, в том числе и шкурку лисы.

Мы вошли в городок через огромные ворота. В основном, он состоял из небольших хижин, построенных из речной глины и соломы, хотя дома богатых торговцев и представителей высшего сословия были гораздо больше и состояли из двух этажей. Людей много, а домишки жалкие и грязные улочки. Кругом явные приметы нищеты, при отсутствии самих нищих. Из убогих хибар иногда выглядывали прекрасные девушки, словно лилии и розы, растущие в разбитых горшках. Они выглядели робкими и застенчивыми.

Многие дома окружены глухими стенами, оконца крохотные, зачастую закрыты деревянными решетками вместо стекол. Углубились в путаницу улиц. Главной нет, указателей нет, можно совершенно заблудится. На улочках часто встречаются носильщики, переносящие огромные тяжести. Вьючные животные встречаются реже — чаще всего это ослы, иногда мулы. Люди оживленно болтают. Пытаюсь выяснить, где тут приют для странников или проживает какой гостеприимец.

Наконец, мы добрались до дома благородного Пиксодара (судя по имени Дар какого-то Пикса). Нас принял один из прислужников или родичей хозяина и выделил мне небольшую клетушку темного чулана с земляным полом, где я мог спать и хранить свои вещи. Столоваться при желании я тоже мог у хозяина. В обмен я буду вести торговлю через благородного Пиксодара и отдам ему в уплату часть хитонов. Сложив вещички, я могучим подзатыльником направил Малого на сладкий путь свободы, а сам расстелил на полу шкуры и приготовился отдыхать. Незаметно уснул (плавание мне далось нелегко).

Меня разбудил прислужник- благородный Пиксодар, узнав, что у него гостит житель далекой северной страны, приглашает меня поговорить за его столом. Что же, поговорим, отчего не поговорить? Жилище Пиксодара (олицетворение его силы и могущества) представляла собой внушительный двухэтажный каменный дом, расположенный за небольшим садиком, отделявшим его от чуланов гостей и хозяйственных построек. Впрочем, гости тут были не так часты, как хотелось бы хозяину.

Парень, сопровождавший меня, протащил мимо охранника в дом, затем повел по узкой лестнице на верхний этаж. Как только мы вошли в дом, парень закрыл и запер дверь, потом склонился и вытер влажной тряпкой мои ноги и чуни, стирая с них пыль. Дом казался погруженным в тишину, тут не было посетителей, поджидающих своей очереди, чтобы быть принятыми занятым купцом.

Пиксодар стоял на маленьком балконе и смотрел на Галикарнас. Он был значительно ниже меня ростом, к тому же седовласый купец отличался изрядной полнотой. Лишний жирок вокруг талии свидетельствовал о том, что это богатый человек. Надменное лицо, черная с проседью борода, ястребиный нос, острые темные глаза завершали портрет карийского вельможи.

Я что-то прохрипел, надеясь, что изданные мной звуки прозвучали как приветствие, потом застыл на месте. Один из самых важных и богатых людей в городке внимательно осматривал меня с головы до ног — так, как если бы выбирал лучшего раба из плохой партии.

Пиксодар произнес несколько фраз, но поняв, что мне трудно улавливать суть разговора, довольно легко перешел на фракийский диалект жителей северных областей Малой Азии. Так-то намного лучше.

Хозяин проводил меня в обеденный зал в задней части дома. Низкорослые обитатели дома легко проходили в дверные проемы, но мне приходилось нырять под каждой балкой. Там я увидел большой стол, накрытый только на двоих. Служанка средних лет принесла мне чашу с охлажденной водой.

— Пожалуйста, садись, Зарин. — На Пиксодаре был довольно миленький наряд, с вышивкой красными и синими нитями по вороту. — Ты много странствовал, поэтому вначале нам следует поесть, а потом уже поговорим. Что-нибудь выпьешь?

— Ты прав, почтеннейший моя родина- далекая Киммерия, степная северная страна. Мне есть, что порассказать жителю юга.

Слуги начали подавать еду, по одному блюду. Мне это показалось несколько странным, но я ел медленно, подстраиваясь под темп хозяина дома, опуская маленькие кусочки разогретых овощей в растительное масло со специями, привезенное из какой-то далекой страны на востоке. Во время трапезы по большей части говорил Пиксодар, расспрашивая меня про годы жизни и многочисленные места, которые я видел во время своего путешествия. Он даже спросил про северные степные кланы, о их обычаях, о том, что это за люди и почему они живут так, как живут. Я тоже осторожно пытался разузнать текущую обстановку вокруг.

Что сказать? Я в очередной раз чуть не вляпался в неприятности. Думал, что тут нет греков, а они большей частью и есть хозяева этого города. Но, расскажу все по порядку. Как известно, карийцы представляют собой смесь древних туземцев и завоевателей хеттов. Хетты ребята наши, европейские, тысячу лет назад пришли из Фракии и покорили местных дикарей, от чего я немного понимаю здешний язык.

Во всех местах былого хеттского владычества меня, с грехом пополам, могут понять, отчего понятно, что дальше Северной Сирии мне лучше на юг не соваться, арабским и ивритом я совершенно не владею. Далее, когда наши земляки греки-ахейцы из Северного Причерноморья завоевали в Греции местных эгейцев или пелазгов, то толпы беженцев переправились через море и нашли укрытие в этих местах. Первые нашествия полудиких эгейцев были отброшены, но скоро карийцы сообразили, что из них выйдут прекрасные рабы и пелазги были допущены для жизни в Карии.

Потом в Греции, уже намного позже, дорийское завоевание заставило переправиться массы ионийцев на острова и на побережье материка несколько севернее, где они захватили часть страны и основали город Милет. Но и сюда, в Гарикарнас, лет шестьдесят назад переправилась большая дружина завоевателей дорийцев и с ходу захватила город. Естественно, что все греки живут между собой как кошка с собакой. Дорийцы и ионийцы друг друга ненавидят и в поисках союзников завоеватели решили ближе сойтись с местными карийцами. Они брали себе в жены женщин из местной элиты и сейчас городом правит хунта из детей или даже внуков завоевателей. А политически главная линия- Галикарнас по прежнему столица единой Карии, а другие греки- враги. Хоть это хорошо.

И еще важная информация- до курортной Антальи остается приблизительно 300 км пути- 15 дней пешего хода. То есть я могу продать корабль и переждав зимние штормы купить лодку и перебраться дальше или купив пару вьючных ослов перебраться прямо сейчас туда по суше, при наличии попутчиков. Уже лучше. Естественно, что я упросил благородного Пиксодара помочь мне продать лодку и все оснащение: весла, парус, возможно сеть, емкости для воды и прочую дребедень. Большую часть оружия я тоже хочу продать. А взамен я прошу, чтобы его слуги сделали мне доспехи — пока самые примитивные: несколько хитонов склеиваются вместе костным клеем, а на верхний из них плотно нашиваются веревочки. Если еще заказать у кожевника шлем и панцирь из моей кожи, то получиться прекрасный композитный доспех, мало уязвимый для здешнего оружия. Еще из глобальных известий — в Ассирии по слухам правит какой-то царь Ашшурдан, но мне его имя ничего не говорило, да и сами ассирийцы пока как военная сила не котируются.

Еда оказалась самой лучшей из всего, что когда-либо я пробовал, с тех пор, как попал в это время. Но вино, как и блюда, подавали в малых количествах, так что я еле наелся. После еды я уже был более благодушен, спрашивал, как раздобыть тут женщину, какие тут развлечения. Развлечения в этих местах оказались самые простые: война, кровавая резня, и не менее кровавые ритуалы служения странным богам. Такого нам не надо, навоевался. Одну из своих рабынь благородный Пиксандр обещал направить мне за соответствующую плату завтра вечером в мой чуланчик. Хоть что-то!

С утра я проснулся в благодушном настроении. Жизнь налаживается! Но все же это просто транзитная зимняя стоянка, так что не время пускать здесь корни. Найдя управляющего, я отнес свои хитоны служанкам для изготовления доспехов, отдал парню прислужнику лишнее оружие для продажи, а сам вместе с управляющим проследовали в порт, проведать мой корабль. Там этот хитрый прохиндей облазил его от носа до кормы, обнюхивая каждый уголок. Ему предстояло заниматься продажей судна, поэтому он хаял мой корабль немилосердно.

— Да, а покажи мне лучше? У Вас в порту только два судна могут сравниться с моей красавицей! — в ответ указывал я хитрозадому азиату на очевидные вещи.

Пообедав после этого в припортовой харчевне похлебкой с овощами и сыром, я продолжил знакомство с городом. Планов у меня вырисовывалось просто громадье. К сожалению, все пошло псу под хвост.

Отпущенный мной на свободу пленный грек, нашел убежище у своих земляков. Там он не сумел сдержать свой язык за зубами (не даром я хотел его подрезать), а стал распространять про меня всяческие вздорные слухи. Самое худшее было то, что он выставил меня каким-то злобным колдуном, повелителем громов и молний и это несколько возбудило местный народец. Когда я вечером пришел к себе в чуланчик, где грыз полученную от слуги Пиксодара свежую лепешки и предвкушал встречу с веселой девицей, меня побеспокоили.

Слуга попросил меня выйти, так как на улице собралась небольшая толпа, у которой имелись ко мне вопросы. Засунув за пояс бронзовый меч и верный томагавк, я стал собираться на разборку. Когда я вышел, то застал перед входом небольшую толпу. Тут был сам Пиксодар с охранником, его управляющий, пару слуг и какой-то противный мелкий грек с двумя прислужниками, которого подзуживала небольшая толпа зевак из десятка человек. Грек, на загорелом бородатом лице которого холодно поблескивали спокойные темные глаза, а на щеках и лбу белели шрамы, свидетельствующие о бурной, полной приключений жизни, все время цветасто разглагольствовал. Вопрос стоял всего один: колдун, ли я и опасен ли для жителей этого города?

Пока все еще на уровне голословных обвинений, причем сам обвинитель струсил и не явился на стрелку, из-за чего народ просто вяло переругивался, сильно не принимая полученную информацию близко к сердцу. Когда Пиксодар растолковал мне предъявленные обвинения, то я спокойно отвечал окружающим, бесстрастный, как старый палач:

— Мы, северяне, любимцы истинных богов, недаром же так легко покоряем все другие народы. Если же нас кто-то пытается обидеть, то боги не в силах оставаться безучастными и являют свою грозную волю. А с божьей волей, людям не совладать! Вы уверены, что хотите продолжать свои обвинения, чтобы всемогущий бог испепелил Вас молнией?

При таких весомых аргументах желающих поспорить не нашлось, и народ стал медленно расходится по своим делам. Но репутацию я себе уже в этом городе испортил. Здешним миром правят насилие, злоба и месть. Величественный коротышка Пиксодар подозвал меня и властно объявил, что утром мне лучше покинуть его дом. Что же, покинуть, так покинуть. Минуй нас вновь и барский гнев и барская любовь! Судьба, неумолимая и неизбежная, опять все решила за меня. За свой корабль, вместе с содержимым, оружие и одежду я получал пять золотых колец (мало, но что легко пришло- то легко ушло, и я не стал торговаться), двух вьючных ишаков, один из которых будет нагружен провиантом. А так же рекомендации к одному из торговцев, утром отбывающем в соседнюю Ликию. Тому как раз пригодится в пути такой громила как я.

В общем, вместо ночи любви, пришлось мне тасовать свои вещи. С собой взял только шкуры, бурдюки для воды, пару горшков и фракийскую кожу. Еще немного запасного оружия, вдобавок к полному комплекту: меч, кинжал, нож, копье и лук со стрелами. Так я нагрузил одного осла, другой будет нагружен водой и провиантом. Наступившая ночь уже была на редкость холодной и дождливой.

Утром я присоединился к карийскому торговцу Идрию, который с тремя вооруженными прислужниками и караваном из трех ослов и одного мула, направлялся в соседнюю Ликию. Ликийцы находятся рядом, где-то через шесть дней пути мы прибудем в поселение Ксанфос, столицу местных племен, составлявших такую же смесь местных туземцев с хеттами, как и карийцы, так же немного разбавленную греками.

Мне же на хитон только начали нашивать веревочки, но сразу бросили, так что я пока без доспехов. Зато вооружен до зубов, но ословожатый я совсем плохой, так что мы применили разделения труда: один из слуг Идрия занялся моими ослами, а я с луком в руках выступал в качестве авангарда для нашего каравана. Нужно быть постоянно начеку и в полном вооружении. Надеюсь, что моя зверская варварская рожа отпугнет всех разбойников в округе!