Вадим два дня готовился к допросу задержанного. Еще бы! Первый настоящий преступник! А против него — ненастоящий следователь. Чувствовал себя на подъеме. Это ведь по его милости продумана и проведена операция по задержанию вора колхозного хлеба.
«Что нужно, — рассуждал Вадим, — состав преступления налицо, оформлю документацию и в суд отправлю. Свое дело сделал».
Юлька тоже поддакивала.
— Чего расстраиваешься? Оформлять бумаги я помогу, — говорила она, глядя на задумавшегося мужа. — Ты заранее напиши на бумаге вопросы, а во время допроса вставляй туда ответы задержанного, потом вместе протоколы составлять будем.
Какие вопросы задают преступникам, или «подозреваемым в преступлении», как прочитал в справочнике, он не знал. Начальник райотдела помог набросать первоочередные вопросы, посоветовал, как вести себя, с чего начать, чем закончить.
Нашпигованный советами и почерпнутыми из юридического справочника знаниями, Вадим сказал дежурному, чтобы доставили задержанного. Тот вошел, поздоровался:
— Здравствуй, Вадим!
От неожиданности следователь опешил. Подследственный был старше на десяток лет. Вадим едва его помнит, в Горшовке появлялся изредка, в памяти заметного следа не оставил.
— Вы меня знаете? — спросил следователь, сразу сбившись с последовательности продуманных вопросов.
— Как же! Горшовские земляки! — радостно заулыбался вошедший.
— Сядьте, чего стоите? Табуретку не двигайте, она прикреплена к полу.
— Везде так, — опрометчиво сообщил о себе важную информацию задержанный.
— Вы уже знакомы с порядками в следственных делах?
— Нет, просто к слову.
Тем не менее веселое настроение задержанного сразу испарилось. Он уселся. Молча уставился единственным глазом на Вадима.
Следователь в душе ликовал: с ходу, так сказать, уловил тему последующих разговоров о судьбе сидевшего перед ним человека. Получил психологическое превосходство, как советовал начальник райотдела.
Вадим выяснил анкетные данные, дал подписать предупреждение об ответственности за дачу ложных показаний. Потом задал первый вопрос, не написанный на листе для протокола.
— Никодим! Интересно, как вы жили в Горшовке, когда были пацанами, что сейчас там изменилось?
Довольный разговорами на отвлеченную тему, одноглазый собеседник предался воспоминаниям. Рассказал, что с образованием колхоза любил бывать на конюшне, водить коней на водопой, помогал убирать навоз, запрягал лошадей.
— Конюшня была моим вторым домом, — говорил он.
— Мне тоже нравилась конюшня. Родственные души, можно сказать! Но я больше времени проводил на пасеке, помогал деду. А вы куда подевались из хутора?
— Отца посадили в тюрьму. Мы с матерью уехали в Урюпино.
— Мать жива?
Задержанный коротко кивнул головой: то ли «да», то ли «нет». Это насторожило Вадима. Он сделал пометку: «Проверить».
— Так там и живете?
— По-всякому, — неопределенно ответил Никодим.
Вадим рассказал о пожаре в Горшовке во время вечеринки. Одноглазый заинтересованно слушал.
— А вы не видели его?
— Нет. Я ушел из Горшовки раньше. Вадим, — сказал подследственный, — зачем лишние разговоры и вопросы? Тебе все ясно. Мне тоже. Оформляй дело в нарсуд, и закончим канитель. Хотел уворовать ворованное, не получилось, виновен.
— Вы не участвовали в похищении хлеба?
— Нет конечно. Был в это время в Урюпино.
— В деле есть показания Хлюста, что транспорт ворам в «готовом виде» доставлялся к Солонешному пруду. Кто это делал?
— Представления не имею.
— Каким образом вам стало известно о месте нахождения ворованного хлеба?
— Слухом земля полнится. По-моему, в Горшовке многие об этом знали.
— Например?
— Ну, зачем же мне кого-то называть. Догадался по разговорам.
— Какая у вас в Горшовке была кличка?
— Кривой. Другой у меня никогда не было. Везде Кривой, — с сожалением ответил Никодим.
Рано утром следующего дня Вадим на милицейской двуколке прибыл уже в Горшовку к Чесночихе. Он составил протокол, в котором подтверждалось, что во время нападения банды Никодим был в хуторе. Следователь узнал адрес его матери в Урюпино и не мешкая, даже не заезжая к дедам, направился в районный центр.
Отыскал нужную улицу, дом, но в саманке в одну комнату с прилепленным из досок коридором никого не оказалось. Пошел к соседке справиться, где хозяйка дома, та ответила:
— Убили ее недели две назад.
Как это произошло, соседка-старушка толком сказать не могла, посоветовала обратиться к подруге погибшей.
Нестарая женщина неприветливо встретила гостя. Однако расплакалась, как только узнала, что приехал следователь.
— Убили родимую, — всхлипывала она. — Ни за что, можно сказать. С сыном у нее произошла размолвка. Какими-то нехорошими делами он занялся, она его пообещала прогнать из дому.
— Что за дела такие, коли мать выгоняет?
— Этого я не знаю. Вечером была у меня, а утром нашли мертвой с разбитой головой. Никто не видел, чтобы приходили к ней чужие люди. В эту ночь сына дома вроде бы не было.
— Где ее сын жил последние годы?
— Перед войной где-то на Украине, во Львове, кажется, там у него семья. Потом был в армии, воевал в Сталинграде. А летом этого года объявился в Урюпино. Я ни разу не видела, чтобы он днем ходил куда-то. А из-за ночных дел поругался с матерью. Собиралась она мне что-то рассказать, да не успела.
— Одноглазых в армию не берут.
— Тогда я не знаю, чем он в армии занимался.
При повторной беседе с соседкой та вспомнила, что видела однажды ночью соседа в компании с тремя мужчинами, Кривой, так она его назвала, что-то быстро и раздраженно говорил, остальные покорно слушали.
В местном райотделе милиции сведения о проживании Кривого в Урюпино отсутствовали.
Вадим возвратился в Батурино поздно вечером. Юля не спала, ждала, сидя за столом.
— Получила от Сергея письмо на твое имя. Ты говорил, что лично тебе он никогда не писал. Читать не стала, честно говоря, тревожно на душе.
— Зря не прочитала. Поздравления нам. Что ни говори, прибавление в семье Бодровых.
Она следила за выражением лица мужа. Он сначала поулыбался, но потом насупил брови, а под конец чтения пододвинул письмо жене — читай! И снова углубился в размышления.
Письмо было написано мелким почерком на двух страницах. Юля с радостью читала чистосердечные поздравления Сергея и Кадена, представила на миг лицо старшего лейтенанта, когда он получил сообщение о ее замужестве. Знала, известие расстроило Кадена. Стало жаль человека, но тут же спохватилась: «Чего это я?» Обратила внимание на поручение Сергея. «Каден, как представитель СМЕРШ, просит досконально день за днем проследить жизненный путь задержанного. Это важно». Посмотрела на Вадима, но он лишь пожал плечами.
Следователь ознакомил начальника райотдела с просьбой Кадена.
— Дело передать начальнику отделения НКГБ?
— Ни в коем разе. Он много болеет, со своими обязанностями справляется еле-еле. Тяни, Вадим Николаевич. Дело, похоже, имеет важное значение.
Ввели задержанного. Следователь сразу отметил, что Кривой прямо-таки преобразился. Сиял, улыбался, приятным голосом пропел: «Легко на сердце от песни веселой…»
— Отчего такое хорошее настроение?
— Пришел к мысли, что невмоготу жить, если раз за разом только и думать о своих промахах.
— Много их у вас было?
— У каждого хватает. Я все-таки думаю, скоро суд, кончится мое одиночество. В лагерях повеселее. Сколько, повашему, мне пришлепают?
— Это дело суда.
— Вы мне не задали вопрос, зачем я пошел на преступление, хотя не такое уж серьезное. Не будь войны, вообще дело ерундовое. Отвечу: нужны деньги. Когда кошелек пустой, жизнь становится такой же. Естественные желания?
— Деньги добываются двояким способом: законным или преступным. Третьего не дано. Так говорит мой дедушка.
— Перед войной я ездил в Таллин. Есть там ресторан «Глория», встроен как бы в крепостную стену. По широкой лестнице поднимаешься в зал. Шик-модерн! Хаживали мы туда! Музыка — умопомрачительная. Мужик один под аккордеон и скрипку пел «Джонель».
И в тоне траурных грез
Рыдала скрипка без слез, —
вдруг запел Никодим известное танго. — Многое можно отдать, чтобы еще раз там побывать. Немцев скоро прогонят. Тогда деньги окажутся нужными позарез. А где их законно заработать?
— С кем же вы в «Глорию» ходили? В Эстонии русских, наверное, мало.
— Дружок у меня есть… то есть был. Хорьком его звали. Жаль, убили. Девочка одна со мною ходила туда. До сих пор живет в памяти.
— Зачем ездили в Таллин?
— К делу не относится.
— Ну, а все-таки?
— Погулять…
— Из Львова?
— Не так уж далеко… При чем тут Львов? — заморгал Никодим.
— У вас на Львовщине знакомые есть?
— Никогда не было, — ответил Кривой.
— Откуда вы с другом ездили в Эстонию?
— К делу не относится.
— Кто-то вас встречал в Таллине? Просто так в чужой город не приедешь. Ни кола ни двора, как говорится.
— Хорек имел дело с Неизвестным, как он его называл, в их разговорах я не участвовал.
— После Таллина куда уехали?
— К делу не относится.
— Друг у вас Хорек. У него настоящее имя есть?
— Зачем мне это знать? Кореш, вот и все.
— В Сталинграде приходилось бывать?
— Чего там делать? Разбито все, разрушено. Зачем вы спросили? — даже подался вперед подследственный.
— Никодим, вопросы мне не задавай. Не положено. А спросил потому, что я там участвовал в боевых действиях, ногу под Орловкой оставил. Просто интересно знать, что в городе другие делали. Откуда знаешь, что Сталинград разбит, разрушен?
— Все это знают. Слышал.
Этим же вечером начальник райотдела связался по телефону с областным управлением НКВД с просьбой проверить, не значится ли по нераскрытым делам одноглазый человек.
Два дня следователь не вызывал Никодима на допрос, ждал ответа из Сталинграда.
Утром третьего дня Вадим вызвал подследственного. Тот пришел в настроении, мурлыкая под нос «Джонель».
— Пропойте, если на языке вертится, иначе будет мешать разговору.
Он говорил ей: — Джонель,
Оставь позорный притон,
Оставь прозрачный притон,
Ты будешь музой моей!
— Честно, неплохо получается.
— Послушали бы вы того певца под аккордеон и рыдающую скрипку!
— Давайте возвратимся к вашему делу. Где взяли лошадей и хлебный ход, оружие?
— Тот дурак, который утонул, отвечал за доставку. Я не в курсе. Вадим, говорю, как земляк земляку: все вопросы задали, бандитскую группу ликвидировали, преступника поймали. Честь вам и слава, а мне дорога в нарсуд.
— Как земляк земляку, вы не отвечаете на вопросы или откровенно врете. Я не знаю, за что вы убили свою мать, почему скрываете, что семья живет во Львове, что делали в Эстонии. И еще, из Сталинграда пришел ответ. Управление НКГБ сообщает: когда немцы были в городе, евреев вылавливали молодчики из Украинской вспомогательной полиции. Среди этих негодяев особой жестокостью отличалась тройка: Хорек, Кривой и Неизвестный. В числе задержанных этих людей не оказалось.
Вадим говорил, внимательно наблюдая за поведением подследственного. Отметил, что прямо на глазах облик Никодима изменился. Из пышущего здоровьем молодого мужчины он превратился в сгорбленного человека с посеревшим лицом, усталой гримасой вместо улыбки.
— С кличкой Кривой на свете много людей, — сказал он хриплым голосом.
Каден ждал разрешения войти в кабинет начальника оперативного отделения войск НКВД фронта. Пытался проникнуть без проволочек, но дежурный офицер остановил, предложил сесть.
— Я — сотрудник СМЕРШ! — кипятился старший лейтенант.
— Есть правило пропусков в штабе, утвержденное начальником войск. Дежурный не вправе отменять его. У Бодрова совещание.
— Земляк! Что за порядки у вас! СМЕРШ вынужден ждать аудиенции! — воскликнул Каден, когда наконец дежурный разрешил войти в кабинет.
— В вашей организации свои порядки, у нас свои. Секретных дел здесь, — указал Сергей на стоявший рядом сейф, — не меньше, чем в любом смершевском. Так что не обессудьте. Какие чаяния привели представителя грозной организации в наши скромные апартаменты?
— Безысходная ситуация. Задержанный в Горобцах Неизвестный молчит, словно пень. Удалось лишь выяснить, что он эстонец, хотя говорит без известного прибалтийского акцента. Не признается, что знаком с Хорьком. Но врет, чую. Когда показал ему фото расстрела девочек, изменился в лице, но ничего не сказал. Причину можно объяснить по-разному. Нужен Хорек, но он затаился. Мой агент, — Каден покосился на Сергея, — каждый вечер патрулирует по улицам со своей подружкой, но без толку. Надо еще поискать в лесу.
— Начальник войск может разрешить крупную операцию, однако времени понадобится уйма. А несколько разведывательно-поисковых групп послать — в моих силах, но с непременным условием: оперативное руководство ими будете осуществлять вы.
— Согласен.
Два дня ходили по лесу шесть РПГ, простукивали и прощупывали снег, землю, осматривали деревья и пни, но безрезультатно. На второй день поиска РПГ-5 обнаружила небольшой конусообразный схрон с вделанной в живом дереве дверкой, но он оказался пустым, хотя оставленные вещи, пара немецких гранат, пестрое одеяло подсказывали, что обитатель бункера был здесь всего пару дней назад. Каден приказал бросить в схрон три фанаты Ф-1, после взрывов которых дерево на уровне выпиленной дверки сломалось и упало.
Хорек в это время преспокойно почивал на печи в доме Марины. Второй день отогревался после мороза, когда в его бункере резко похолодало. Пришел с автоматом, гранатами и сразу же предупредил, что мать и дочь будут выходить из дому по очереди. Если в отсутствие одной за ним придут, пришелец расстреляет заложницу.
К вечеру следующего дня он потребовал от Марины, чтобы она сходила к Устиму и попыталась выяснить ближайшие планы военных властей. Предстояло собрать людей, оставшихся живыми и неарестованными, по списку Опанаса, выявить связи с сочувствующими ОУН в соседних селах. Девушка сказала, что боится идти, но гость потребовал от матери, чтобы она заставила дочь выполнить его требование.
Едва Марина вышла из комнаты, Хорек начал приставать к хозяйке, та оказала сопротивление, но гость предупредил: если не согласится, он изнасилует дочь.
Марина со страхом подошла к купеческому дому, не зная, о чем говорить при встрече. Устим сидел на знакомой лавочке, курил. Не ожидая появления запавшей в сердце девушки, думая о ней, он не сразу заметил ее приближение. Заморгал глазами, только и смог сказать «ой!» Марина разрумянилась, развязала платок. Она молча посмотрела на Устима, обрадованного ее появлением, и заплакала. Лучик искреннего неискушенного чувства к парню мгновенно растопил гнетущее напряжение последних дней, настороженность к чужому человеку, пришедшему в их дом.
— Ты чего, Марина? — с недоумением посмотрел начальник гарнизона на подошедшую девушку. — Тебя кто-то обидел?
— Я боюсь.
— Привидений?
— Хуже.
В одночасье ставшему самым близким человеком она рассказала Устиму о квартиранте, его угрозах расправиться с нею, как с предателем.
Устим обнял девушку за плечи, привлек к себе.
— Пушинка ты моя ненаглядная! Я пока не знаю как, но помогу вам с матерью. Пойдем к тебе домой, я его застрелю, гада.
— Он не пощадит маму, прежде чем ты сделаешь что-то.
— У него есть оружие?
— Автомат и пять гранат, круглых таких, с насечкой для осколков. Он очень хитрый.
— Это мне известно. Поступим по-другому.
Лисячко подошел к радиостанции, передал для Бодрова сигнал «310», что означало «Есть особой важности сведения». Через минуту поступил ответ «Ждите».
Сколько бы времени ни длилось свидание, влюбленным не надоедает уединение. Потому время ожидания прошло для Марины с Устимом слишком быстро. Они говорили обо всем: луне, которая сияла на безоблачном небе во всю свою красу, недавнем детстве, вспоминали веселые истории, и морозная вечерняя тишина то и дело нарушалась приглушенным девичьим смешком. Молодость! Пора и чувства, которые потом остаются в памяти на всю жизнь! Сейчас молодые люди не задавались проблемой будущего. Им было просто хорошо вдвоем.
Часа через полтора прибыл Шведов. Он принял рапорт начальника гарнизона, побеседовал с Мариной.
— Каков из себя ваш гость?
— Глаза у него маленькие, блестящие и злые. Весь несимпатичный.
— Рост?
— Не особенно высокий.
— Не заметили, какой рукой он ест, например?
— Левой.
— Похоже, Хорек, — сделал заключение заместитель командира отряда. — Он очень опасен, — сказал он Марине. — Мы его можем арестовать сейчас.
— Нет, что вы! Он убьет маму, как только увидит вас.
— В таком случае, товарищ Лисячко, вам предстоит исправить свою оплошность, — сказал Бодров младшему лейтенанту, когда Марина вышла по его просьбе в соседнюю комнату.
— Вы думаете, это тот самый, кого мы ищем?
— Он и есть. Хорек его кличка.
— Выманить бы его с теплой печи! Остальное беру на себя.
— Не гоношись! Дело очень непростое. Он тебя однажды уже обвел вокруг пальца за милую душу. Тогда Хорек не был вооружен. Теперь он с автоматом.
— Застрелю, и дело с концом.
— Понимаешь, товарищ Лисячко, он нужен живым. Такие люди обладают обширной информацией, и хвостов за ними тянется много.
— Значит, надо организовать засаду, — сделал вывод Устим.
— Где, по-вашему, ее надо выставить?
— На опушке леса. Он обязательно пойдет туда.
— На опушке леса — это хорошо, если бандит глуповатый или новичок. Умный, как Хорек, тоже пойдет туда, но при подходе приготовится к отражению нападения, будет находиться в полной боевой готовности. В этом случае потерь не избежать да и объект засады, вероятнее всего, будет застрелен. А нам он нужен живой. Поэтому огонь открывать в крайнем случае и лишь по нижним конечностям.
— Как и где, по-вашему, произвести его захват?
— Пойдет бандит, скорее всего, задворками, по хоженой им дороге или вдоль домов. Скорее всего по первому маршруту, наиболее безопасному. Когда он подойдет к крайним деревьям последнего сада на выходе из поселка, его внимание, естественно, переключится на впереди лежащую местность и бандит замедлит движение. Это и есть место и момент захвата. Чтобы не оставить следов, взвод выдвигайте по задворкам соседней улицы до околицы, скрытно подойдите к месту засады со стороны поля. Назначьте три наряда по тройке бойцов во главе с командирами отделений, перекройте ими наиболее вероятные направления прорыва Хорька, для маскировки на снегу возьмите простыни.
— Как заставить бандита покинуть теплое место зимней ночью?
— Девушку проинструктируем, как поступить. Готовьте людей, через час выступайте. Прощайтесь. Потом я побеседую с ней.
Окрыленная скорой перспективой ухода постояльца, Марина бежала к матери. Света в окнах не было. Такое случалось, когда «гость», переходя от одного окна к другому, наблюдал за обстановкой вокруг дома.
Едва она переступила порог, Хорек тут же схватил за руку.
— Чего так долго? — прошипел он.
— Сами пошли бы да узнали по-быстрому, что намерены делать энкавэдисты. За этим же послали!
— О, какая смелая стала! С чего бы это?
— Узнала кое-что, да такое, что забегаете сразу.
— Ну-ну. Интересно.
— Посмотрим!
— Не тяни, дочка. Может быть, в самом деле важные новости.
— Важнее не могут быть. Завтра на рассвете в Горобцах опять будет проводиться операция по проверке документов, причем со всех сторон сразу. Кого-то искать будут. Ночью перекроют все выходы из поселка.
— Кто тебе сказал об этом? — захрипевшим от волнения голосом спросил «гость».
— Устим! Я пообещала еще раз прийти завтра утром, но он ответил, что будет отсутствовать до обеда. С вечера к нему приезжал майор, слышала их разговор.
— Молодец! Из тебя хороший разведчик получится! Еще разок дашь такую информацию — и ты искупишь свою глубокую вину. Но гляди, если соврешь, не сносить тебе этой красивой головки.
Хорек погладил девушку по маковке, заглянул в безвинно смотревшие на него глаза, изобразил колючую улыбку.
— Похоже, мне и впрямь стоит поторопиться. Времени осталось не так уж много.
Мать начала активно помогать в сборах, а когда они закончились, неожиданно для дочери спросила у жильца мягким, приветливым голосом:
— Когда возвратишься?
— Завтра в это же время.
— Хорошо.
Когда он пропал из виду в саду, Марина спросила:
— Что означает такая перемена отношения к пришельцу?
— Ничего ты еще не понимаешь, — ответила мать.
Хорек направился через сады по нетронутому снегу к своей крыевке. «Ночку перекантуюсь под пестрым одеялом, а там опять на печку под бочок хозяйки, а со временем и дочку приручим». Приятному настроению способствовала луна и тихая безветренная ночь. Не нравились, конечно, темные тени в саду, сливавшиеся с кустарником, громкий скрип снега под ногами. Поначалу мерещилась за каждым деревом засада, но он быстро свыкся с обстановкой, пошел не спеша, цепляясь одеждой за кусты и ветви. «Выйду в поле, можно перейти на бег».
Вот наконец последний сад со старыми неухоженными деревьями со множеством сухих веток от земли до верхушек. Пробираться стало неудобно с автоматом в руках, и он повесил его за спину. Показалось поле. «Все ли там в порядке?» Напряг внимание, и в этот миг ему навстречу из-за толстой груши шагнул человек.
— Куда, молодец, путь держим?
Не успев ничего сообразить с испугу, Хорек уткнулся лицом в грудь неизвестному. Дернул плечом, освобождая автомат, но тут же его ударили в ухо прикладом. Грохнуло в голове, и он потерял сознание.
Очнулся сидящим на пне. Увидел перед собою красноармейца на коленях, растирающего его лицо снегом, приговаривающего:
— Я же не очень сильно. Очнись, пожалуйста, отвечать за тебя, гад, не хочется.
Хорек оттолкнул от себя бойца, попытался вскочить, но его тут же сзади вновь придавили к пню. Схватился за карман, где лежали две гранаты, — пусто! Сразу сдали нервы, ослабло тело, заныло в ухе.
— Похоже, отзвенел последний звонок, — услышал он над собою насмешливый голос. — А говорили, хитрый, изворотливый. Оказался сморчок сморчком.
— Остолоп! — оскорбился задержанный. — Дай мне фору три секунды, даже одну, потом посмотрим!
— Гад! Ты и так украл у нас ночь. Мы бы спали сейчас крепким сном, теперь возись с тобой. Не хватало играть в кошки-мышки. Утро скоро.
Гарнизон спал. Только Шведов ходил по комнате взад-вперед, ругая себя: «Надо бы самому возглавить засаду! Младший лейтенант еще неопытный». Вышел на крыльцо, поинтересовался у часового, не замерз ли. В лунном свете вдалеке показались люди. По бодрому и уверенному шагу определил: успех!
Вот и Хорек перед ним! Съежившийся, с бегающими маленькими глазками, запавшими, хоть пальцем выковыривай их из-под нависших бровей.
— Почему Хорек, а не Хорь? — обратился Анатолий к задержанному.
— Я не понял, о чем вы спрашиваете, — безразличным тоном ответил тот.
— Кто вы на самом деле?
— Зачем вам знать такие подробности?
— Чтобы не перепутать. Вдруг задержали не того, кого следовало. Я спросил для интереса, но вам придется ответить, кому это обязательно надо знать.
— Дайте мне пистолет с одним патроном, застрелюсь.
— Вы нам нужны. Застрелить мы и сами могли бы, стоило вам выйти из коридора на крыльцо дома Марины.
— Она выдала? — изумился Хорек. — Вот сволочь! А я поверил.
— Куда вы делись, когда улизнули от засады в темную снежную ночь?
— Провалился в какую-то канаву, сверху снегом засыпало. Вы пошли искать в сторону леса, а я сидел рядом. Спасибо за фуфайку. Я бы не дошел до леса.
— Я за нее взыскание получил.
— А я бы расстрелял своего подчиненного за такую оплошность, — сверкнул глазом Хорек. — Теперь младший лейтенант, с тебя все взыскания поснимают. Так умело организовать засаду далеко не каждый способен.
— Замысел определял майор. Я лишь осуществлял его.
— Самый хороший замысел можно провалить, если исполнитель неумеха.
— Спасибо за похвалу.
— Зря не укокошил тебя там, в чистом поле. Возможно, не сидел бы сейчас на этой табуретке со связанными руками, — сказал Хорек. — Я Марине выдал комплимент, что из нее получится хороший разведчик. Так оно, наверное, и будет. Жаль, не на моей стороне.
— Сделай милость, — обратился Шведов к задержанному, — назови себя. Иначе как мне докладывать? Задержан еще один Неизвестный?
Хорек метнул быстрый взгляд на майора. Чувствовалось, был взволнован, едва сдержался от внезапно возникшего вопроса. Но вскоре успокоился.
— Все осталось в пролетевших годах: имя, хорошее, плохое. А прошлое, как известно, не возвращается.