Ваше благородие

XXIV

Пришел Новый 1944 год. Еще накануне была оттепель. Деревья покрылись белоснежным инеем, все вокруг приобрело праздничный вид. В ночь пошел негустой снег, огромные снежинки на легком ветерке словно гонялись друг за другом, порхали, не желая опускаться на землю. Фронт в полсотне километров, «Роща» — глубокий тыл. Немецкая авиация не беспокоила, потому не придавали особого значения светомаскировке. Тут и там через окна и раскрытые двери свет вырывался наружу. Неважно, кто по какую сторону баррикад. Новый год для всех праздник!

В большой штабной землянке, освещенной по углам четырьмя электрическими лампочками, подключенными к автомобильным аккумуляторам, собрались подчиненные Николая Михайловича. Столы поставили буквой «Ш». Во главе застолья — начальник штаба, вновь назначенный его заместитель, начальники отделов и отделений. Стараниями Боткина на столе красовались бутылки шампанского, французского коньяка, настоящей водки «Русская горькая». На закуску — аппетитная жареная картошка, консервы, помидоры зеленые, капуста соленая, компот. Долго не садились, не вышло время. Толпились возле входа. Сергей рассказывал Кавригину, как Фессель помог справиться с задачей по захвату последнего опорного пункта и помогает в расследовании расстрела двух девочек.

— Мне кажется, — говорил он, — капитан в большей мере принесет пользу у нас, в оперативном отделении. Нового он вам ничего не скажет, у меня же работы по психологическому воздействию на противника — непочатый край. Переводчик мне нужен толковый.

— Не торопи события. Будет приказ на сформирование полка, станешь командиром, способным издавать собственные приказы, тогда и заберешь. Сейчас у тебя должности для него нет, а ходатайствовать перед начальником войск — дело многотрудное. Засветишься с ним, политотдел может вмешаться, вмиг отправят на сборный пункт военнопленных. А у тех сейчас безработица, примут с радостью, но не отдадут потом ни за какие шиши.

— Чем сейчас занимается «Гидра»? Мои им поздравления.

— Встречает Новый год.

Боткин позвал к столу. Долго и шумно рассаживались. Наконец голоса стихли. Сергея пригласил сесть рядом с собою Николай Михайлович. По другую сторону оказался новый заместитель майор Картавцев. Бодров хотел поменяться местами, так сказать, по чину, но полковник придержал его: сидите. Налил каждый себе по желанию. Боткин поставил перед Сергеем бутылку коньяка, сам налил ему бокал. Начальник штаба постучал вилкой по фужеру:

— Прошу тишины!

Он говорил о том, что уходящий год ознаменовался великими победами, и предложил первый тост выпить за то, чтобы в следующем году этот день встречать дома.

Известно, наиболее точное время — на часах начальника. Николай Михайлович смотрел, как секундная стрелка заканчивает последний круг в минувшем году. Когда она достигла верхней точки, произнес:

— С Новым годом! С новыми успехами!

Сергей выпил вместе со всеми. Коньяк подействовал быстро. Решил больше не пить, но начальник штаба вновь поднялся.

Несколько раз призывал к тишине с помощью вилки и фужера. Он вышел из-за стола, медленно покачиваясь на ногах, громко сказал:

— Давайте, друзья-товарищи, поздравим Сергея Николаевича. Вчерашним приказом начальника Главного управления войск НКВД по охране тыла создается отдельный мотострелковый полк оперативного назначения во главе с майором Бодровым! От души поздравляю!

Громкое «ура» было ответом. Сергей тоже вышел из-за стола, присутствующие сочли нужным подойти и лично поздравить со знаменательным событием.

Еще не все. Я поздравляю майора Шведова, назначенного заместителем командира полка, и майора Мухова, он начальник штаба.

Подошли Анатолий с Наташей. Она поочередно обняла Сергея, Анатолия.

— Прости, что не могу отстать, — сказал Шведов. — Опять вместе! Надоел, наверное.

— Если бы мне дали другого заместителя, не согласился бы на должность. Один не справлюсь.

— Я тоже рад, что не придется разлучаться.

— Толя! Завтра же составь представление на присвоение офицерского звания Наталье. У нее работы прибавится. Надо будет разворачивать полковой медицинский пункт. Начальник штаба сказал, что организация полка новая, потому немедленно надо дать предложения по его структуре. К сожалению, меня не освобождают от должности начальника оперативного отделения. Тебе придется тянуть лямку в качестве коренного.

Шведова отозвали в сторонку очередные поздравители. Наташа взяла за руки Сергея, заглянула в глаза.

— Сережа, мне жаль Зину, а равно и тебя. Скажи откровенно, уходит она из твоего сердца?

— Она живет не в сердце, а в душе моей. Если уйдет, образуется вакуум, который начнет втягивать в себя все, что попадется на пути. Без хвастовства, не могу и не хочу этого.

— Когда ты напишешь письмо в Михайловку?

— Не знаю.

— О чем мне написать туда?

— Что и как тебе видится. Зине, безусловно, будет приятно читать о нашем житье-бытье.

В этот момент вздрогнул всеми своими бревнами блиндаж, на головы присутствующих густо посыпалась земля. Через мгновенье из серого пыльного полусвета собравшиеся на новогоднюю встречу сослуживцы ринулись на свежий воздух. Вокруг вспугнутая тишина, слышен лишь затихающий звук летящего самолета. Без верхней одежды, разморенные теплом, отряхиваясь, отплевываясь и чертыхаясь, люди сгрудились у входа, оглядываясь на воронку в паре десятков метров от них. Усилившийся ветер теребил волосы на непокрытых головах, мороз начинал пощипывать за уши. Один за одним сослуживцы возвратились в теплую землянку. На столах и на закуске слой пыли, резкий ее запах чувствовался в воздухе.

Николай Михайлович отыскал глазами Бодрова, кивнул резко головой снизу вверх. Разберись, значит.

Сергей вновь выскочил на свежий воздух. Подбежал дежурный офицер, набросил на плечи командира шинель, подал шапку-ушанку.

— Где вы их взяли? — с удивлением рассматривая свою одежду, спросил Бодров.

— Бомба попала в ваш блиндаж. Подобрал на снегу.

— Куда еще?

— Пока не знаю.

На месте землянки, где лежали выздоравливающие красноармейцы, зияла огромная воронка, возле которой в легком платье стояла рыдающая Наташа. Сергей передал женщине свою шинель.

— Шестеро… — сказала она, ни к кому не обращаясь, тупо уставившись на дно воронки. — Шесть человек!

Бодров в подобранной шинели рядового и дежурный обошли «Рощу». Кое-где виднелись огоньки.

— Прикажите немедленно погасить свет, следите за светомаскировкой, — распорядился он.

Подошел к своей бывшей землянке. Выброшенные взрывом вещи разбросаны вокруг на десятки метров. Остановился возле штабной, где на праздник собрался командный состав, через маленькое оконце у входа пробивался яркий лучик от висевшей поблизости лампочки.

Прерванное застолье тем не менее вскоре возобновилось. Смахнули пыль, выбросили несъедобное. Главное, зелье в бутылках осталось целым и невредимым. К тому же фронтовикам, повидавшим всякое, какие-то три бомбы, сброшенные в качестве новогоднего подарка на «Рощу», не могли испортить настроение и аппетит.

Но не все возвратились на свои места.

Полковник Волынов с раздражением выслушивал доклад новоиспеченного командира полка о результатах бомбежки.

— Кто отвечает за светомаскировку?

— Заместитель по тылу, дежурный офицер.

— Вы лично видели проблески света накануне вечером?

— Видел, да не придал значения. Точнее, не заострил внимания. Не воспринял как опасность. К спокойной обстановке быстро привыкаешь.

— Первый день полка, а в нем уже потери! Надо бы наказать вас, да неудобно с этого начинать. Непосредственных виновников накажите. Где теперь жить намерены?

— В кабинете своем, пока блиндаж не восстановят, а Шведов сам о себе позаботится.

Не уходила фельдшер Светлова от глубокой ямы. Как ока-залось, в момент бомбежки в землянке с ранеными находились еще два санитара, ее ближайшие помощники. Она представляла жизнерадостные лица выздоравливающих ребят, обещавших подарить исцелительнице на Новый год нормальную температуру.

— Подарили… — вновь расплакалась Наташа.

С дежурной ротой Шведов вел поиск останков бойцов, разбросанных взрывом по лагерю. Тягостные чувства вызывали застывшие части человеческих тел. Закаленные нервы Сергея не выдержали, он не смог сдержать слез: «Надо же, на Новый год!»

Уже на следующий день Бодров с заместителем и начальником штаба подработали давно подготовленные наброски штатной структуры отдельного мотострелкового полка, а через несколько дней она была утверждена начальником войск.

В полку числились два стрелковых батальона, две роты усиления, одна резервная, вооруженная автоматами, артиллерия и тыл. В батальоне — три роты и взвод станковых пулеметов, в каждом из трех взводов отдельный ручной пулемет и два пулеметных отделения. Начальнику тыла подчинялась автомобильная рота — 64 единицы, не считая трофейных. Штатная численность полка 2016 человек.

— Войско, да еще какое! — воскликнул Шведов.

— Наш бы полк да Дмитрию Донскому! — ответил Мухов. — Похлеще засадного будет, хотя в нем числилось сорок тысяч человек.

— Кутузов бы тоже не отказался!

— А Суворов бы не взял. Куда нам по горам?!

— Упросили бы.

— Надо Боткина зажать в угол, пусть выполняет приказ Хрулева, — сказал Мухов, когда Бодров ушел.

— О чем?

— Боевые сто граммов на нос при сформировании части.

— Он говорит, когда выйдет приказ номер один по полку. В нем должно быть это отмечено.

— Надо поговорить с Сергеем Николаевичем.

— Он не пойдет на нарушение. Ходит злой после злополучной бомбежки.

В это время Бодров с Николаем Михайловичем решали вопросы организации подразделений. Отдел кадров войск НКВД выделил в распоряжение полка на должность командиров батальонов капитанов Лютова и Плешакова, командира автороты старшего лейтенанта Захаричева.

— Остальные штаты заполняйте своими выдвиженцами, ответили мне в кадрах, — сказал Николай Михайлович. — Так что со своими замами доводите дело до конца.

— Надо бы назначить Николая Дмитриевича командиром взвода «студебекеров», — предложил Шведов. — Кому как не ему непосредственно работать с шоферами.

Однако Бодров-старший наотрез отказался от должности.

— Я командиром отделения уже побывал, ничего путного из этого не получилось. А тут взвод! Вот механиком — в самый раз.

— Машины нам дадут, а с шоферами — завал, — сказал командир полка. — Па! Придется тебе взяться еще и за подготовку водителей. Подбери себе пару помощников и начинай с сегодняшнего дня.

— Свой «студебекер» я никому не отдам. Когда нужно, сам стану ездить.

Прибыли и представились два командира батальона. Сергей сразу же узнал капитана Лютова, его бывшего командира роты, с которым вместе встретили войну в неизвестном лесу где-то на границе Латвии и Белоруссии.

— Товарищ капитан, — раскрыл объятия Бодров, — рад вас видеть в нашем полку.

— Что-то припоминаю, но столько людей прошло перед глазами!

— Старшего сержанта Бодрова помните? Бандитов искали вместе?

— А, тот, кто на мотоцикле шустрил? Взводом командовал? Как вы в майора, моего командира превратились?

Сергей кратко рассказал о своем боевом пути, командовании ротой, заградотрядом, штрафным батальоном.

— Как у вас судьба сложилась?

— Не повезло. Был ранен в начале сорок второго, длительное лечение через год повторилось. Был командиром батальона в полку по охране тыла, теперь к вам.

— Рад приветствовать боевого командира, профессионала и товарища!

Плешаков Сергей — пограничник, бывший начальник заставы, с первых дней войны на фронте, тоже долгое время провел в госпиталях. Живой ум, остер на язык, худощав, выше среднего роста, он с первых дней в полку снискал к себе уважение. Батальон боготворил его.

Через десять дней после получения приказа на сформирование полка Бодров подписал приказ № 1, в котором поздравил бойцов и офицеров со столь важным событием, назначил знаменщика и ассистентов, определил время торжественного церемониала — представления полка командованию.

Первое построение полка в полном составе! В начищенных до блеска сапогах, стройные и подтянутые красноармейцы смотрелись не по-фронтовому, сверкали на солнце офицерские погоны. День выдался как на заказ: солнечный, с легким морозцем, тихий. В качестве гостей прибыли начальники войск, штаба, политотдела войск по охране тыла, заместитель начальника политуправления 3-го Украинского фронта. Вместо трибуны подогнали «студебекер», в кабине которого сидели Николай Дмитриевич и фельдшер Наташа Светова.

Сергей подал команду «Под знамя! Смирно!» Знаменщики во главе со Шведовым пронесли знамя вдоль строя. Новенькое красное полотнище с наименованием полка, торжественность момента не оставляли равнодушными собравшихся людей. Вновь не удержался от слез Николай Дмитриевич.

Руководство фронта и войск НКВД поздравило личный состав с началом боевого пути отдельного мотострелкового полка оперативного назначения. Затем прозвучала команда «К торжественному маршу…», которая во фронтовых условиях слышится довольно редко. Чеканя шаг, Бодров прошел впереди знаменщиков мимо трибуны, свернул круто вправо, встал на трибуне радом с начальником штаба. Находясь в строю, в движении, подавлял эмоции, сейчас же он с бешено колотившимся сердцем едва мог сдержаться от слез.

— Крепись! — подсказал Николай Михайлович. — У вас сегодня будет еще много поводов для слез, а командиру не положено расстраиваться. Он должен быть несгибаемым, как штык.

После прохождения полка торжественным маршем генерал подошел к кабине «студебекера», позвал шофера, подал ему руку.

— Спасибо за сына! Я на твоем месте тоже прослезился бы, — сказал он, увидев покрасневшие глаза сержанта.

Состоялся праздничный обед, вспомнили приказ Хрулева. По торжественному случаю с разрешения начальника войск превысили норму к большому неудовольствию Боткина.

Сергей, как именинник и хозяин застолья, постоянно находился рядом с генералом. Когда тот собрался уезжать, спросил:

— Какие есть вопросы?

— Надо бы командиру первого батальона присвоить звание «майор».

— Что за спешка?

— Взводным он был моим командиром роты. Вместе начинали войну, отступали, ловили бандитов. Чувствую себя неловко.

— Пиши представление. А неловкость проявлять негоже. Ты командир отдельного полка да еще начальник оперативного отделения войск НКВД фронта! Я тебе скажу, это величина! Мы тебя включим в военный совет! Не оглядывайся по сторонам.

Талант у тебя есть к военному делу. Это дано не каждому офицеру. Помнишь слова грузинского поэта Шота Руставели из «Витязя в тигровой шкуре»: «Каждый мнит себя стратегом…» Но не каждый имеет соответствующую голову. Чтобы больше я не слышал разговоров о чувстве неловкости.

— Есть!

— Молодость — не помеха в больших делах! Звучит несколько высокопарно, но по сути своей изречение верное, — улыбнулся генерал. — Дел у нас слишком много, не до сантиментов.

Вечером Сергей побывал у Анатолия с Наташей, «в кругу семьи». Хозяйка зажарила щуку, невесть как попавшую в «Рощу».

— Вездесущий Боткин расстарался, — ответила она на восторженное восклицание гостя.

Пока женщина занималась ужином, мужчины углубились в нескончаемые проблемы. Сейчас стоял вопрос о формировании разведывательного отделения полка. У командира и заместителей не было единого мнения по кандидатуре его начальника. Сергей полагал, надо просить штаб войск НКВД 4-го Украинского фронта откомандировать в его подчинение Евтеева, ушедшего туда из «Гидры». Анатолий считал, что дело это долгое, предлагал поручить младшему лейтенанту Лисячко занять ответственную должность.

— У него есть Марина, преданная подруга из местных жителей, — убеждал он. — С ее помощью можно приобрести добровольных помощников, создать бригады содействия в Горобцах и окружающих селах.

— Пусть будет по-твоему. Вызывай, говори, предлагай. В ближайшее время проведем чекистско-войсковые операции в Крынках, Борщевке, Галушках, других хуторах и поселках. Поручи Лисячко организовать разведку в этих населенных пунктах, необходимо знать, у кого есть оружие, а также выявить пособников врага, дезертиров, других преступников, действия членов УПА во время оккупации, их поведение в настоящее время. Подбери ему пару помощников. Лучше будет, если он останется в Горобцах. Обязанности командира взвода возложи на его заместителя. Если справится, присвоим ему очередное звание. В указанных поселках выставь взводные гарнизоны. Задачу эту поручи командирам батальонов.

— Наталья подает сигналы, чтобы разговоры прекратили. Надо выполнить требования жены.

Устим с присущей молодому человеку энергией принялся за дело. Вскоре возле дома купца по вечерам начала собираться молодежь. Один из парней оказался гармонистом, хотя и неважно, но добросовестно наигрывал вальс, танго, фокстрот. Сначала одни девушки, а потом и парни начали принимать участие в танцах.

Марина с Катюшкой, ее неразлучной подругой, — заводилы веселья. Снег не снег, мороз нипочем. Наскучило сидеть по домам, новостей накопилось — куча, не поделиться ими нет сил. Бойцы сначала робко, но потом активнее приглашали девушек на танец. Поселок давно уже не слышал веселья, смеха.

Через несколько дней Лисячко уже знал: к тетке Дуньке приехал племянник — отпускник с погонами ефрейтора, но на танцы идти отказывается. Этой же ночью «отпускника» задержали патрули, оказался он без документов.

— Ты кто такой? — спросил Лисячко.

— Украинец.

— Я тоже принадлежу к этой нации. А поточнее?

— Дезертир.

— Чего ради? Ведь наступаем!

— Опротивело все.

— Какие строил планы?

— Записаться в УПА и принести Украине больше пользы, чем в Красной Армии.

— Оттуда тоже дезертируешь?

— Если надоест, уйду из УПА.

— Твой путь теперь в штрафную роту.

— Я везучий.

— Не похоже.

На одном из пацанов были замечены немецкие сапоги. При обыске в доме обнаружилось еще шесть пар. Он оказался мародером, орудовавшим на окружавших поселок высотах.

Катюшкина двоюродная сестра жила в соседнем селе Крынки.

— Ты часто ходишь в гости к сестре? — спросил Устим.

— Раз в неделю бываю.

— Среди молодежи есть у тебя подруги?

— Все свои. Вечерами вместе время проводим, когда бываю там.

— С Мариной можете в селе организовать танцы?

— Гармониста там нету.

По распоряжению Шведова в полку отыскали несколько бойцов, умевших играть на гармошках. Шалевич через политотдел войск и политуправление фронта сумел раздобыть четыре инструмента, и вскоре в Крынках, Борщевке, Ястребках возле расположения взводных гарнизонов по вечерам кучковались парни и девушки. С помощью Марины и командиров взводов в селах были выявлены сочувствующие советской власти молодые женщины. После бесед с ними они были определены доверенными лицами. По их наводке к концу января стало возможным задержать четырех уклонистов от службы в армии и двух дезертиров, скрывавшихся в родных стенах.

От Горобцов до Крынок на север около шести километров. Ближе к селу дорога идет через широкий участок редкого леса с зарослями кустарника. Крынки расположены как бы на поляне в их обрамлении. С опушки леса можно наблюдать едва ли не за каждым из пятидесяти дворов. Дом сельского совета, построенный чуть более десяти лет назад из материалов раскулаченных хозяйств, стоит в самом центре. Жилые постройки в поселке оштукатурены, побелены, а сельский совет голыми бревнами, будто ребрами, ярко выделяется среди собратьев. Здесь разместился взвод седьмой роты. Сюда во второй половине дня пришли Лисячко с Мариной. Девушка намеревалась повидаться с Катиной двоюродной сестрой. Устим вместе с командиром взвода приступили к составлению схемы расположения поселка в преддверии чекистско-войсковой операции.

Сделать наброски схемы поселка, когда весь он как на ладони, дело несложное, но скрупулезное. Младший лейтенант не заметил, как кончился короткий зимний день. Спохватился, когда начало темнеть. А тут уж чуть раньше, чуть позже — разницы никакой. Командир взвода дал указание покормить молодых людей перед дорогой.

— Оставайтесь на ночь, — советовал он.

— Всего полтора часа, и мы дома, — возражала Марина.

Начала собираться молодежь. Гармонист с румянцем во всю щеку тут как тут. В Горобцах Устиму с девушкой танцевать не приходилось. Там у него другая задача — вести наблюдение. А тут такая возможность! Упустить — грех!

— Одно танго, и все, — сказала Марина.

— И вальс еще. Добуду мотоцикл, станем ездить сюда на танцы.

Где два танца, там и три. Начали собираться в дорогу, еще раз провальсировали и, не останавливаясь, пошли по дороге.

Устиму хотелось побыть с девушкой наедине. Погода позволяла. Легкий морозец, дорога накатана, слабый ветерок и глазастая луна, куда еще лучше!

Скрип снега слышался за сотню метров. Парень притягивал к себе Марину. Останавливались, целовались.

Вошли в заросли, когда вокруг потемнело, светилась луной лишь дорога.

— Мне боязно. Вдруг волки!

— У меня пистолет с собой.

Устим переложил оружие под гимнастерку для согрева, тяжелый ТТ скользнул, повис стволом вниз, придавленный к животу брючным ремнем. Взял руку девушки в свою, опустил их вместе в карман шинели — так спокойнее. Пустынная дорога, белая и безжизненная, навевала тревожные мысли. Лисячко обернулся: не повернуть ли назад? Но мужское самолюбие пересилило здравый смысл. Пригнув голову, словно набычившись, продолжал идти. Марина в валенках с калошами едва поспевала за ним.

Впереди показался дуб, от которого дорога поворачивала к Горобцам. Под деревом столетней давности скамейка. Служила она местом отдыха пеших путников, встречи влюбленных. Люди уже забыли, кто и когда ее сделал. «Скамейку свиданий» знали стар и млад. Если назначалась встреча под дубом, вопросы не возникали, каждый знал, о чем шла речь.

— Присядем на «скамейку свиданий»?

— Надо бы идти побыстрее…

Свернули к дереву, и тут вдруг от ствола шагнули навстречу двое. Устим ойкнуть не успел, как неизвестные железной хваткой вцепились, заломили руки назад. Из-за кустов появились еще два человека. Они набросились на девушку, пытавшуюся освободить спутника.

Чужие быстрые руки ощупали Устима, наткнулись на пустую кобуру.

— Где оружие? — с ехидцей в голосе спросил обыскивающий.

— Пистолет тяжелый, а идти далеко. Оставил на службе.

— Везет нам на идиотов!

— У тебя какое оружие? — обратился тот же человек к девушке.

— Какое у дитя оружие? — ответил Лисячко за Марину, прижавшуюся к парню.

— Помолчи, заступник. Иначе схватишь вот этого дрына, — погрозил увесистим колом стоявший до сих пор молча один из напавших. Заметный акцент выдавал в нем прибалта.

Задержанных посадили на скамью, четверка отошла в сторону. Устим попросил девушку отвернуться, достал через гульфик теплый пистолет.

— Зря ввязались в пустое дело, — раздраженно сказал «ехидный».

— Он должен быть вооружен. Промашка получилась.

— Что будем делать с ними? — задал вопрос взволнованным голосом один из четверки.

— По намеченному плану. Пока их отыщут, уйдем в большой лес, — ответил «прибалт».

— А кто это сделает? Жалко все-таки.

— Я, — отозвался человек с колом. — Дело пустяковое. Не впервой.

Группа стояла в пяти-шести метрах от задержанных. Говорили вслух, не скрывая своих намерений.

— Как только кто-то двинется к нам, — шепнул Устим, — становись на колени, будто молишься. Начну стрелять — ложись.

Услышав приговор, Лисячко громко крикнул:

— Могу напомнить Уголовный кодекс: за нападение на офицера Красной Армии — расстрел.

Громким смехом банда встретила его слова.

— Посмотрим, как расстреляют, — сказал «прибалт». Ударом о свою ладонь он опробовал дубину и двинулся к молодым людям.

В двух шагах от себя Устим выстрелил в лицо бандиту. Тот плюхнулся всей тяжестью в снег. Палка отскочила к коленям Марины, не успевшей лечь. Лисячко выстрелил в сторону разбегавшихся людей, один из них упал, другие исчезли в кустах.

Тут же раздалась длинная запоздалая очередь из автомата. Но стреляли с противоположной от скамейки стороны. Пули просвистели у самой земли, глухо ударили о дерево. Потом послышались торопливые шаги уходивших по снегу людей.

Марина плакала. Устим прижимал ее голову в себе, целовал мокрые от слез щеки и губы, успокаивал. Он стоял лицом к девушке.

— Ой! — вдруг со страхом вскрикнула она.

Лисячко резко обернулся. Второй упавший после выстрела из пистолета сидел на снегу. Младший лейтенант схватился за оружие, но сидевший торопливо заговорил:

— Не стреляйте! У меня нет оружия!

— Бандит, ты ранен? — спросил Устим, удерживая пистолет в готовности к стрельбе.

— Нет. Я испугался. Думал, пуля угодила в меня, а попала в борт пальто. Похоже, меня мать родила в рубашке.

— Поднимись на колени. Руки — вверх!

Устим обыскал задержанного, проверил одежду убитого. Оружие и документы отсутствовали. На поясе лежавшего без движения человека он обнаружил обмотанную вокруг тела тонкую веревку.

— Это зачем?

— Должны были повесить на дубу девку в назидание другим.

— Как я вписывался в ваши планы?

— Забить колом до смерти и посадить под ноги повешенной.

— Откуда вы взялись?

— Были вместе с вами на танцах. Когда вы начали собираться в дорогу, мы ушли раньше вас на несколько минут.

— В Крынки откуда пришли?

— Мы с Захаром местные, а этот, — задержанный пренебрежительно ткнул носком сапога в бездыханное тело, — и тот, что с автоматом, живут где-то в лесу. Они пришли, чтобы в нашем селе сформировать для УПА рой, отделение значит. Думали, у вас с девкой есть оружие.

— Кто организовал наш захват?

— Захар. Он у нас командир роя.

— В других селах есть подобные вербовщики?

— Слышал, что командир у них какой-то Хорек, где он, не знаю.

— Как зовут?

— Янко.

— Вот что, Янко, сейчас вместе потащим на веревке убитого. Не рыпайся, иначе застрелю!

Луна по-прежнему ярко высвечивала зимнюю дорогу. По ней веревкой медленно тащили убитого бандита двое мужчин, сзади бодро шагала женщина с пистолетом в руке. Для надежности веревка вторым концом была привязана к брючному ремню задержанного.

Через пару дней Марина с Катюшкой вновь пришли в Крынки к родственнице и знакомым ребятам по танцам у сельсовета.

Этим же числом Бодров подписал приказ, запрещавший офицерам покидать пределы подразделений и полка без вооруженного сопровождения. За легкомысленное поведение, лишь по счастливой случайности не приведшее к гибели, начальнику разведывательного отделения Мухов объявил выговор.