Ваше благородие

XXVII

Со своим заместителем командир полка осматривал трофеи, свезенные с поля боя и сваленные большой кучей возле землянки начальника арттехвооружений полка. Иностранное стрелковое оружие особого интереса не представляло. Привлек внимание кожаный портфель светло-коричневого цвета с желтыми металлическими застежками. Среди множества ложек, вилок, зубных щеток и прочей мелочи Шалевич обнаружил конверт с листом белой бумаги, сложенным вдвое, с грифом «секретно». На удивление офицерам, текст был отпечатан на русском языке. В нем говорилось, что 12 февраля 1944 года генералом Бреннером подписано распоряжение об отношении немецкой армии к боевикам Украинской повстанческой армии. В документе отмечалось, что между руководством УПА и вермахтом достигнуто соглашение, по которому боевики УПА не будут совершать нападений на немецкие подразделения, а также начнут передавать оккупантам захваченных военнослужащих Красной Армии, партизан и засылать в районы, освобожденные советскими войсками, своих разведчиков. В свою очередь немцы будут беспрепятственно пропускать боевиков УПА на свою территорию, не изымая у них оружия.

— Каково? — закончил чтение вслух замполит.

— Это называется «оппозиционность ОУН по отношению к германскому фашизму», — ответил Мухов.

— В ближайшее время, точнее, весной и летом, можно ожидать активизации деятельности боевиков УПА.

— Вроде бы свои, а уже заодно с немцами. Славяне, славяне, когда поумнеем?

— Говорят, будто полученные от своих раны больнее.

— Может быть, еще опомнятся? Поймут, что идея национализма — бред сивой кобылы.

— Трудно поверить.

— Кому принадлежал найденный портфель? — спросил Бодров.

— Похоже, командиру пехотного полка или убитому эсэсовцу. Надо бумагу почитать красноармейцам.

— Вот этого делать не стоит. Национализм — бомба замедленного действия. Не будем ее закладывать. Национальные чувства нельзя затрагивать даже в шутку. Все люди равны перед богом и законом, но только до момента упоминания о национальной принадлежности. Прочитаем, возможно, фальшивку, а как она отзовется в душах красноармейцев и во что потом выльется, нам не дано знать. Иногда от молчания пользы больше, чем от жарких дебатов. В конце концов нам не с националистами предстоит иметь дело, а с бандитами. К какой бы нации эти люди ни принадлежали, главное не то, что они говорят, а каковы их дела.

Сергей даже раскраснелся от неприятного разговора.

— Мы еще ни разу не посещали наши лазареты, а там раненых предостаточно. Товарищ Шалевич, это ваша святая обязанность.

— Я уже побывал там, и не раз. Могу даже отчитаться: шестнадцать тяжело раненных красноармейцев мы отправили в подвижной фронтовой госпиталь, у нас появился еще один фельдшер, две сестрички.

— Фельдшер — женщина, — подсказал Шведов.

— Ваши кадры увеличиваются, товарищ Боткин, а командир не в курсе, — проявил недовольство Бодров.

Лазарет полковой — две большие землянки, в каждой из которых на соломенных подстилках, покрытых простынями, лежали бойцы. Пышущая жаром буржуйка обогревает помещение. Тепло. В каждой землянке фельдшер, медицинская сестра, санитары. Одно не понравилось командиру — тяжелый воздух со специфическим больничным запахом.

— Наташа, как дышится?

— Не очень. Надо бы трубу вытяжную проложить под потолком и вывести ее наружу, было бы легче. Когда находишься здесь долго, вроде бы неплохо. А со двора войдешь… — махнула она рукой.

— Товарищ Боткин, можем сделать хорошую вентиляцию?

— Все в наших силах.

— Фельдшер Тамара Тропинка, — представилась молодая женщина. Симпатичное лицо, карие несколько раскосые глаза в обрамлении длинных темных ресниц, тонкая талия, стройные красивые ноги.

«Пожалуй, с такими данными в мужском обществе хлопот фельдшер прибавит», — подумалось. А вслух сказал:

— Зайдите, надо познакомиться. Прибыли и не представились.

— Заняты вы все время, — сказала женщина бархатистым голосом, обнажив в улыбке белые ровные зубки.

— Как «ТэТэ»? — спросил Анатолий, когда они остались вдвоем с Бодровым.

— Хороша! Ничего не скажешь.

— Наташка говорит, что к делу относится неплохо.

— Санитаров жаль. Она из них души повынимает.

— Ведет себя совершенно недоступно.

— И за это спасибо. Откуда она взялась?

— Из госпиталя. Контузия нетяжелая.

Бодров возвращался от Николая Михайловича, возле его землянки стояла Тамара. Сергей пригласил гостью войти, усадил на стул. Она без робости последовала за командиром, села, положив ногу на ногу, отчего коленки фарами высветились из-под темной юбки.

Не привыкший к подобного рода сценам, Сергей пересел за приставной стол, из-за которого «фары» не проглядывались. Попросил Тамару рассказать о себе, полученной контузии.

— Откуда вы знаете про контузию? — насупила она брови.

— Командир должен знать все о подчиненных. Из вашего личного дела.

По правде говоря, Сергей в глаза его не видел. Оно было у Световой.

Женщина рассказала, что с подругой Раей вместе учились, добровольно ушли на фронт. С отдельной ротой медицинского усиления участвовали в боях под Сталинградом, бывали в различных переплетах, но всегда удача сопутствовала им.

Так мечтали до конца войны прослужить. Но Днепр спутал все планы.

Тропинка посмотрела на Бодрова, тень печали пробежала по ее лицу. Пошевелила тонкими пальцами, разжала их и вновь соединила в кулак.

— В конце сентября наши войска захватили плацдарм на правом берегу Днепра южнее Днепропетровска. Немцы пытались его ликвидировать, шли исключительно тяжелые бои, появилось много раненых. Наша медицинская рота получила приказ переправлять раненых с плацдарма на левый берег, причем без предоставления плавсредств. Нашлось несколько лодок. На нас не хватило, ими воспользовались другие. Я с санитаром, Рая со своим помощником подобрали валявшиеся поблизости доски, сколотили два плота, подтащили раненых, погрузили по три человека, разделись и стали переправляться на левый берег. Обратно на лодке, плот на буксире, и опять рейс с ранеными. Все это под обстрелом дальней артиллерии немцев.

— Холодно же?

— В напряжении холод не чувствовался. Да и не обращали мы на это внимания, раненых было много.

— Сколько успели сделать рейсов?

— На третьем не повезло. Два наших плота шли рядом. До берега оставалось рукой подать. Ахнуло крупнокалиберным снарядом. Санитара у Раи убило, она одна дотянула раненых до кромки, а наш транспорт вместе с людьми взрывной волной выбросило из воды. Так я с контузией попала в госпиталь, а подруга моя с ротой ушла вперед.

— Как сейчас со здоровьем?

— Нормально.

— Каковы планы? Мечты?

— Найти хорошего мужа. Война скоро кончится, надо будет налаживать нормальную жизнь, — даже не улыбнулась своим словам Тамара.

— Вид у вас довольно привлекательный, вряд ли проблема станет сложной.

— Сейчас мужчин много, а дома одни бабы. Молодых девок полным-полно. Там мы будем старыми девами.

— Вы сами-то вполне на девушку похожи.

— Похожая на девушку и девушка — не одно и то же.

— Какого бы вы хотели мужа?

— Похожего на вас.

— Таких много. А у меня есть жена и сын.

— А Наташа сказала, что вы — холостяк! — с трепетным волнением воскликнула Тамара.

— Она неверно выразилась.

— Не осуждайте меня за откровения, Сергей Николаевич. Женщине трудно на фронте. Все время в напряге, в ласковых взглядах мужчин… А излить душу некому. Одна!..

После ухода Тамары Сергей выключил лампочку, долго сидел в темноте, слушая завывания вьюги, нежданнонегаданно разразившейся за стенами землянки. Он соглашался и не соглашался с собою. Впервые открыто сказал постороннему человеку, что у него есть жена. Получилось естественно, как нечто само собой разумеющееся. В то же время он почему-то противился этому. Ощущая раздвоенность сердцем, не желал в этом самому признаться, но собственное откровение взволновало.

«Нехорошо с моей стороны, — подумал он, — не рассказал Зине в письме о сыне после посещения родного дома Каденом».

Включил свет, придвинул к себе лист бумаги. «Здравствуй, Зина!» — написал буднично, будто последнее послание отправил вчера, а не два с половиной года назад. Он вспоминал ее и разговаривал в мыслях с нею ежедневно и по нескольку раз, потому и думы, которые хотел изложить, оказались повседневными. Их было много, холодок в груди притормозил желания. Получилось обычное письмо о встрече знакомого офицера с сыном, матерью; он упомянул об отце, Анатолии, Наташе, о своем самочувствии. Все уместилось на одной странице.

Возникло желание сходить в гости к чете Шведовых, но., должность командирская накладывает отпечаток на отношения с подчиненными. Неожиданное появление поставит их в неловкое положение. Подумал о Тамаре, ее готовности излить душу.

«Позвать?» — обожгла мысль, и тут же он отогнал ее. Представил, как потом посмотрит в глаза отцу.

«Одно дело в Чижах. Там ты был Ланцов, а тут Бодров. Вроде бы одно и то же, а разница существенная».

В трудах и заботах человек мечтает о минутке свободной, а когда она приходит, не знает, что с нею делать, чем заняться.

Сергей позвонил дежурному, попросил пригласить Фесселя. Тот прибыл незамедлительно встревоженным.

— Ваше благородие, что случилось?

— Ровным счетом ничего. Выкроилось свободное время, хотелось бы побеседовать на вольные темы, если нет возражений.

— О чем речь! Мне тоже приятно провести с вами время.

— Вы беседовали с командиром пехотного полка. Как он реагирует на поражение? Мы, откровенно говоря, не ожидали таких результатов.

Фессель рассказал, что командование группой армий «Юг» планировало прорыв армейской группы с намерением отрезать глубоко вклинившиеся части 8-й гвардейской армии. Однако прорваться через оборону советских войск удалось лишь малым силам. В самый разгар боя полк получил приказ: наступление остановить, на достигнутом рубеже занять оборону. Ковыряли, долбили промерзшую землю, а через три часа прибыл эсэсовец с приказом передать ему командование и продолжить наступление. Огневой и авиационной поддержи не имел. Штурмбанфюрер без знаний и опыта ведения как оборонительного, так и наступательного боя в спешке и бестолково отдавал распоряжения, открыто молил бога помочь ему. С этим он связывал какие-то надежды. Но бог не любит неумех, отвернулся от него и от всех солдат в лесу. А тут еще тяжелые мины с дьявольской методичностью обрушивали на их головы смертоносный металл. От них потерь было больше, чем в оборонительном бою. Сидели всю ночь под танками и ждали очередного взрыва, каждый раз уносившего чьи-то жизни.

— Лес большой, можно было уйти с обстреливаемого участка.

— Эсэсовец боялся, что солдаты разбегутся, потом не соберешь.

— Такая уж плохая дисциплина у ваших соотечественников?

— По-разному бывает. После Сталинграда уверенность в победе пропала. Дисциплина удерживала солдат на месте, когда их методично убивали мины по вашему приказу.

— Осуждаете?

— Война же. Тут успех одних означает поражение других. Такова логика, а она, как известно, эмоций не признает.

— По глазам вижу, переживаете.

— Соотечественники все-таки. Эсэсовец додумался послать танки, чтобы уничтожить громкоговорящую установку. Пленные передают, что моя передача помогла им сделать правильный выбор.

— Надо ли мне поговорить с командиром пехотного полка? Коллега все-таки.

— Не стоит. Поражение уничтожило в нем офицера. Только и делает, что молит бога за спасенную жизнь. Ничего умного от него не дождетесь.

— Вы имеете ученую степень. Как вы относитесь к богу?

— Я не верю в какую-то физическую сущность этого понятия. Если что-то есть, оно должно быть только материальным, а значит, подчиняться объективным законам, а не творить сказочные чудеса. А вот верить в бога как духовный образ нужно и важно с точки зрения психологии. Когда человеку трудно, он взывает к всевышнему о помощи, тем самым концентрирует силу воли, психику на преодоление трудностей, улучшает самочувствие, душевное состояние. Понятно ли я рассуждаю?

— Вполне. Но, скажем, если попросить бога о помощи другому человеку, может получиться какой-либо результат?

— По моему мнению, мысль — своеобразная радиоволна, способная воздействовать на мозг того, о ком думаешь, оказывать влияние на его психику. Но это лишь упрощенная схема весьма сложного явления.

— Скажем так, если я буду часто думать о больном, это может ему помочь выздороветь?

— Для этого важно уметь концентрировать свою волю. Отдельные умельцы с помощью ивового прутика способны отыскать воду даже в засушливых районах. Но это удастся сделать, если искатель будет напряжением мысли видеть воду, как бы чувствовать ее. Сосредоточив волевые усилия на достижении цели, можно, видимо, передать больному импульс положительной энергии и получить соответствующие результаты.

— Выходит, отрицательная тоже способна передаваться?

— Добро и зло — две стороны одной медали.

— Господин Фессель, вы говорите, что люди в Германии живут лучше. Вы здесь, можно сказать, не один год. Я верю вам. Какой вам видится Россия? Интересно все-таки, как мы выглядим со стороны.

— Если бы удалось одновременно окинуть взглядом всю Европу и народы Советского Союза, можно бы отметить: производительность труда у нас выше. Ваш царь Петр расшевелил Россию, многое было сделано в его времена. Вездесущие казаки добрались до берегов Тихого океана, Сталин придал ускорение жизненным процессам, патриархальную страну превратил в могучую державу. Не будь у России нынешних заклятых «друзей», превратила бы она европейские страны в свои союзные республики. Но эти успехи — временное явление. Не получится у вас постоянного подъема.

— В крови заложена медлительность, так вы хотели сказать?

— Нет. В привычке все делать не спеша, с большим количеством праздников.

— Каковы, по-вашему, перспективы наших отношений с УПА? — перевел Сергей разговор на другую тему.

— Мы для них были оккупантами, соответствующим образом и строились взаимоотношения. ОУН и УПА теперь выросли в грозную силу, с ними надо считаться. Вы для них были своими людьми. Но даже сейчас не видно, чтобы они начали разоружаться. Две вооруженные силы на одной территории еще никогда не уживались. Кому-то одному придется уйти, а во что это выльется, одному всевышнему известно. Для нас они были бандитами, всякие попытки утихомирить их, ублажить приводили к прямо противоположным результатам. Расценивалось все это как слабость немецких властей. Кем вы для них станете, трудно сказать.

— Кишка тонка противостоять советской власти, Красной Армии!

— Вы — дитя своего времени, патриот! По-вашему выйдет. Но сколько новой крови может пролиться!

— Война — явление временное. Советская власть будет всегда. Бессмысленно лезть на рожон. Результат известен заранее.

— Узость мышления сатрапов привела к нынешнему побоищу, — воскликнул Фессель, жестикулируя. — Историю нередко делают неграмотные люди, возомнившие себя божествами, пророками.

— Не ведают, что творят?

— Точнее, не способны проникнуть в смысл того, что делают, пока не сорвутся вниз с пьедестала.

Ветер, похоже, изменил направление. Теперь снежные вихри рвались во входную дверь, под их напором она жалобно скрипела, готовая сорваться с петель. Фессель покосился на выход, передернул плечами. Сергей впервые внимательно посмотрел в лицо гостя. Изрезанное глубокими морщинами, оно казалось изможденным, отдавало желтизной.

— Как у нас живется военнопленным, господин капитан?

— Не до жиру, быть бы живу, как у вас говорят.

— Вы числитесь переводчиком у командира полка. Я распоряжусь, чтобы питание вам улучшили.

— Спасибо на добром слове и за доверие.

На удивление быстро от Зины пришел ответ. Если когда-то на его четырехстраничное письмо она отвечала одной неполной страничкой, теперь соотношение изменилось в точности до наоборот. «Хожу сама не своя после получения твоего послания, — писала Зина, — ждала его ежедневно, хоть и без надежды. День был ненастный, сидела у окна, глядела на почтальонку, которая вдруг поднялась на крыльцо, подумала: ошиблась. А тут такое! По-моему, потеряла контроль над собою, пустилась в пляс. Как же, мечта сбылась!» Она писала, что с бабушкиными снадобьями чувствует себя значительно лучше, скоро весна, скучает по Димке, ждет не дождется того дня, когда увидит его. «Но без твоего разрешения я поехать не смогу».

Сергей посмотрел в конец страницы — там как бы с опаской более мелкими буквами было написано: «Целую, твоя Зина». Когда он писал предыдущее письмо, долго размышлял над концовкой, но все же подписался лишь одним словом — «Сергей».

«Уже моя, — подумалось умиротворенно. Ослабло сразу душевное напряжение, не покидавшее последние годы, стоило вспомнить о Зине. — Как всё просто! Надо бы ответить сразу, но сейчас занят, отвечу потом».

«Потом» в скором времени не получилось.

6 марта утром войска 3-го Украинского фронта начали Березнеговато-Снигиревскую наступательную операцию. 8-я гвардейская армия с плацдармов на реке Ингулец наносила удар в общем направлении на Новый Буг. Несмотря на рано начавшуюся весеннюю распутицу, за тринадцать дней войска продвинулись на сто сорок километров, освободили территорию между реками Ингулец и Южный Буг. Столь значительное продвижение фронта за короткое время требовало перемещения вперед всей службы войскового заграждения фронта.

На начальника оперативного отделения и весь штаб войск НКВД навалился большой объем работ с кратчайшим сроком исполнения и полным обоснованием. Сложность возникла с определением ротных рубежей службы в условиях пересеченной местности, особенно на стыках полковых участков. Границами являлись армейские разграничительные линии, хорошо видимые на топографических картах. На местности, где каждый овраг, лесной массив, неровность могли использоваться враждебным и преступным элементом, начало и конец рубежа должны назначаться с точностью до определенного куста, камня, вершины высоты, по одну сторону которых за надежность службы отвечает один командир, а по другую — второй. По карте этого не сделаешь, поэтому стык следовало определить на местности, причем совместно с командирами подразделений первой линии заграждения. Кроме того, возникла необходимость подобрать и осмотреть место для размещения полка и штаба войск НКВД.

Организовать поездку в распутицу — дело сложное. Неизвестно, когда придется возвращаться и что потребуется в пути. Бодров решил выехать с двумя командирами рот на штабном вездеходе и «студебекере», захватив питание, инструмент, охрану в составе двух отделений автоматчиков во главе с командиром взвода. Зашел в медпункт, чтобы подготовили на случай аптечку. Командира встретила Тамара. Красивая и притягательная женщина во все глаза смотрела на Сергея, смело улыбалась.

— Я часто вспоминаю нашу встречу.

— У нас была встреча?

— Я имею в виду знакомство.

— Что же вам запомнилось?

— Все до мелочи, — очаровательно улыбнулась Тамара.

— Приготовьте аптечку человек на двадцать.

— Надолго уезжаете?

— Как получится.

— Далеко? Дорога-то — одна грязюка, — говорила она неторопливо, с сочувствием.

— Вездеход, «студебекер» должны справиться. Завтра утром выедем, к вечеру должны возвратиться. «Назойливая особа», — подумалось.

Вновь поступило сообщение, что при отступлении противник бросил большое количество техники. Николай Дмитриевич вызвался поехать с несколькими водителями на своей машине в разведку, поживиться чем бог пошлет. Транспорта в полку по-прежнему не хватало.

Вечером в землянку к командиру полка пришел Шведов. Поговорили о перемещении на новое место, организации работы разведывательного отделения. Вышли на воздух подышать. Слегка подмораживало. На чистом по-весеннему небе ярко мигали звезды, казалось, весь мир пребывает в спокойствии и ожидании обновления жизни. На то и весна!

— Посмотри повнимательнее на окрестности Березовки. Удобное место для расположения полка и штаба войск, — говорил Шведов, продолжая начатый диалог в землянке. — Вокруг несколько небольших сел, где можно расположить роты. Назначь стык полкам разрушенную мельницу. Она хорошо видна на карте.

— На месте прояснится. Березовка — сугубо нашенское название, а природа вокруг чем-то не похожа на русскую, будто чужая.

— Значит, запах тоже иной. Уже не скажешь словами Пушкина: «Там русский дух, там Русью пахнет».

Сергей остался один. Хотел вернуться в землянку, открыл дверь, но необъяснимое чувство тревоги остановило его. Находясь в темном углублении входа, он прислушался — тишина. Неожиданно от рядом находящейся полуразрушенной землянки отделилась невысокого роста человеческая фигура и, быстро удаляясь, растворилась в темноте.

Бодров позвонил по прямому полевому телефону Анатолию, рассказал о непонятном происшествии.

— Кому надо наш разговор подслушивать? Или это случайность?

— Сейчас же распоряжусь выставить ночной пост охраны у командирской землянки. Зря отказался, — ответил Шведов.

— Нехорошо как-то…

— Не ты назначаешь охрану собственной личности, а я оберегаю командира от возможных неприятностей. Потерпи. Все чрезмерное — нехорошо, в том числе скромность.

— Не хочется лезть в глаза…

— Заместитель тоже имеет право принимать решения.

Когда на востоке обозначилась алая зарница, три автомашины покинули «Рощу». Талая вода застыла в лужицах, по твердому насту колонна быстро покатила на запад.

«Виллис» командира полка с двумя командирами рот, старшими лейтенантами, вооруженными автоматами, шел во главе. Солнце не смогло пробиться через негустые облака, земля не оттаивала, поэтому спешили побыстрее осмотреть намеченный маршрут, добраться до разрушенной мельницы.

Николай Дмитриевич не скрывал радости от изобилия в спешке брошенной немцами техники. Вблизи дороги стояла на вид совершенно исправная автомашина с открытой кабиной. «На обратном пути увезем с собою», — размышлял он. Не выдержал, остановился возле грузовика. Обошел вокруг, заглянул под колеса, открыл капот, нажал кнопку стартера, двигатель завелся. Выключил. «Зальем в радиатор воды, до дому довезет». Подал команду выехавшим с ним шоферам включиться в работу по осмотру других машин.

Вот наконец мельница, которая изображена на карте на открытой местности. Оказалось, ее развалины едва ли не до самого леса окружены густыми зарослями дикого терна.

Остановились в сотне метров, заглушили двигатели, и сразу прибывших окружила давящая тишина. Будто возле отрытой могилы, смолкли громкие голоса красноармейцев.

— Надо спалить эту колючку, — предложил командир девятой роты.

— Сырой терн. Не так-то просто поджечь будет.

— Тут следует постоянно держать заслон или засаду.

Подошли шесть трофейных автомобилей во главе с радостно улыбающимся Николаем Дмитриевичем. Техника понравилась и Сергею.

Командир взвода выстроил цепь, подал команду «Вперед!» Вошли в кустарник, хватавший колючками за одежду.

— Сквозь заросли только зверю под силу передвигаться, человеку не пройти, — доложил он командиру полка.

С тремя автоматчиками и командирами рот Бодров направился к развалинам мельницы по едва заметной тропинке. «Кому-то понадобилось проложить ее», — пришла мысль.

Подошли к нагромождению кирпича и камня, обгоревших бревен. Никого! Ни птичьего крика, ни звериного шороха. Но Сергей уже чувствовал, знал: они тут не одни. И в этот момент со всех сторон одновременно среди развалин поднялось до десятка человек с немецкими автоматами в руках.

— Добро пожаловать! Мы вас поджидаем! — с издевкой в голосе сказал на украинском невысокого роста давно не бритый человек и шагнул вперед, но тут же раздалась короткая автоматная очередь красноармейца. С застывшей презрительной улыбкой мужчина упал. В следующее мгновенье офицеры и дозор оказались сбитыми с ног и со скрученными назад руками. Бойца, только что застрелившего бородатого мужчину, неизвестные начали избивать.

— Мы так с пленными не обращаемся, — сказал Бодров, — он выполнял свой долг.

— Молчать! — озверело крикнул молодой, пышущий здоровьем бандит и ударил Сергея в лицо кулаком.

Вокруг послышались злые голоса: «Повесить!», «Расстрелять!»

— Успеется, — распорядился здоровяк. — Обыскать!

Грязные, вонючие руки заскользили по одежде. У Сергея извлекли из карманов гимнастерки удостоверение, именной пистолет «ллама».

— Ого! — воскликнул обыскивающий. — Вот это птица!

Вся шайка потеряла интерес к остальным офицерам и красноармейцам. «Здоровяк» взял пистолет, повертел в руках, положил в карман, вновь извлек. Затем посмотрел на удостоверение, начал читать по слогам: «Началь-ник от-де-ле-ния».

— Роевой, значит, — догадался он, пропустив непонятное слово «оперативного». — Что ж это ты, — обратился он к Сергею сочувственно, — весь в орденах и медалях, с именным пистолетом, в большом звании, а командир отделения?

— Не везет, — подхватил мысль Бодров.

— Сообщили, приедет командир особого полка НКВД. Куда он делся?

— Животом разболелся, — в рифму ответил Сергей.

— Жаль. Мы бы ему кишки выпустили, облегчили страдание, — хихикнул «здоровяк».

— Передадим ваши слова.

— Уже не передадите. За что подарок от особого отдела?

— Подарил родственник. Невезучему роевому по-другому не получается.

— Это мы еще разберемся, простой ли ты роевой или какой другой. Зачем пожаловали?

— Мельницу надо восстанавливать, зерно молоть.

— Для кого?

— Для армии и местных жителей.

— Уходим! — крикнул «здоровяк», прислушиваясь к чему-то.

— Берите убитого, — указал он двум красноармейцам.

— Чтобы не осквернять память, погибшего несут его друзья-товарищи. Не по-божески заставлять пограничников делать это.

— Ладно, донесем сами, чтобы, правда, не оскорблять.

Сергей шел и молил всевышнего, чтобы бандиты не стали еще раз обыскивать. Обрадованные именным пистолетом, при беглом обыске они не обнаружили за рукавом гимнастерки Зинкин подарок — револьверчик, закрепленный на резинке. Но как выкарабкаться из безвыходного положения даже при наличии револьвера, мыслей не было. За каждым движением постоянно наблюдают несколько пар глаз, руки связаны.

Между зарослями кустарника и лесом ровная, чистая полоса, всего полсотни шагов. Осторожно осмотревшись по сторонам, «здоровяк» быстро двинулся вперед, но тут же беззвучно рухнул лицом вниз, дернулся и затих. Никто не слышал выстрела. Посовещавшись, оставшиеся без вожака бандиты выставили вперед командира первой роты, приказали идти. Тот сделал десяток шагов, ему велели остановиться. Следом вышел один из бандитов, который обыскивал Сергея, но, поравнявшись с убитым, тоже беззвучно уткнулся лицом в землю.

«Похоже, отец! — мелькнула радостная мысль. — Его весточки».

Один из бандитов приказал пленным сесть на землю попарно, спина к спине, не разговаривать.

— Скоро расстреляем, — сказал он.

— Духом не падайте, — шепнул Бодров. — Нас выручат.

Оставшиеся без вожаков шесть бандитов явно не знали, что предпринять, смотрели друг на друга, на задержанных, вытягивая шеи, прислушивались к тому, что творилось за кустарником, но неизвестность от этого нисколько не рассеивалась. Они уселись кружком поодаль, оживленно жестикулируя, вполголоса обсуждали сложившуюся ситуацию. В развалинах уже слышались голоса автоматчиков, лес был отрезан. Ни назад, ни вперед.

Прислонившись спиной к командиру первой роты, Сергей шепнул:

— Попытайся развязать меня.

Тот нащупал узел, потянул за конец веревки, и затяжка на запястьях сразу ослабла. Теперь Бодров проделал ту же работу. Затем он достал из рукава револьвер, встал. Вскочил один из бандитов, схватившись за автомат, но выстрел в лицо отбросил его навзничь. Остальные бандиты с раскрытыми от неожиданности ртами уставились на руку стрелявшего, в которой само оружие едва просматривалось. Шок бандитов тут же был использован освобожденным от веревок офицером. Через мгновенье в его руках оказался немецкий автомат.

— Власть, как видите, поменялась. Встать! — подал Бодров бандитам команду.

Подошли автомашины. Перевязали избитого красноармейца, залили йодом разбитые губы Сергея.

Бодров приказал задержанным отрыть яму, побросали туда убитых. Николай Дмитриевич обнял сына, поцеловал:

— Думал, больше не увижу.

— Тебе спасибо за помощь.

— А как иначе?

Сергей побеседовал с перепуганными задержанными, сидевшими на холмике могилы только что похороненных бандитов.

— От кого стало известно, что командир полка должен прибыть сюда?

— Об этом знал роевой, его убили первым.

— Где находится человек, который давал вашим командирам информацию?

— Нам это неизвестно.

— Знаете, как поступают с бандитами в военное время?

— Мы не бандиты. Мы повстанцы, патриоты.

— Негодяями вас надо величать, а не патриотами.

— Мы за свободу!

— За свободу от кого? От своих братьев по крови и по духу? В угоду националистам? Не в бою, а по наводке напали на выполнявших свои служебные обязанности офицеров и красноармейцев, не имевших к вам отношения. В чем здесь патриотизм?

— Пан майор, — осмелился один из задержанных, — мы ведь действительно не знали, кого следовало задержать. Нам сказали захватить и доставить к командиру четы всех, кто прибудет к мельнице.

— Что потом с нами было бы?

— Для поднятия собственного авторитета планировали повесить командира полка, остальных расстрелять.

— Это же бандитские выходки, а не повстанческие дела.

Обратный путь оказался долгим. Накоротке выглянуло яркое, теплое солнце, и земля начала быстро оттаивать.

Бойцам и задержанным пришлось неоднократно толкать машины. Американские «студебекеры» более или менее справлялись с задачей, немецкие тупорылые могли лишь помогать при буксировании. Ближе к вечеру выбрались на грейдер. Николай Дмитриевич намеревался поехать за трофеями на следующий день, но командир полка не разрешил.

— Подсохнет земля, тогда посмотрим.

Погода тем не менее изменилась к худшему. Пошел дождь, сильнее развезло.