Вавилонская башня

…И ЧИСТЫЕ РУКИ

Семен Петрович Хомяков, депутат питерского Зак-Са и успешный предприниматель, имел семь классов образования. А также две «ходки», то бишь судимости. Ни того ни другого от журналистов он не скрывал. Было бы что скрывать! Неполное среднее? Так нам, не в пример некоторым, липовых дипломов и дутых золотых медалей не надобно. Диплом — тьфу, бумажка. Мы сами, своим умом все необходимое превзошли. Судимости? Так к тому, за что мы сидели, теперь из Кремля каждый день призывают. Опять же и законами сподручнее заниматься человеку, который от «системы» сам пострадал…

Внешность, правда, у господина Хомякова была не слишком фото-и телегеничная. Наверное, это сказывалось нелегкое детство. С беспутной матерью и дедом-тираном. Коммунальная квартира, холодный пол, деревянные игрушки… Помните олимпийского чемпиона родом из Бразилии, который был вынужден слишком рано оставить легкоатлетический стадион, поскольку в детстве недоедал и спустя годы это сказалось? Что-то в таком же духе имело место и здесь. Только в данном случае бывший голодный ребенок выглядел так, словно с тех пор всю жизнь отъедался. Наружность Семена Петровича удивительно соответствовала фамилии. Он был среднего роста, с крепким брюшком и смешными отвисшими щеками, чуть не лежавшими на плечах. Хомяков имел привычку еще и надувать их, когда напряженно о чем-нибудь размышлял. Сколько не самых глупых людей здорово «попали» на том, что проморгали за безобидной внешностью цепкий и безжалостный ум!

Скажем по секрету: молодость Семена Петровича прошла достаточно бурно. Теперь господин Хомяков вел размеренную жизнь, уважал мягкие кашемировые пальто и блондинок с грудью такой высокой, чтобы яблоко не скатывалось на пол. Еще он любил свой шестисотый «мерседес» и водил его сам, да не просто водил, а летал — мастерски и бесшабашно. В аварии Семен Петрович не попадал никогда, ну а то, что порою творилось за кормой упорхнувшего «мерса», его волновало меньше всего…

Он был человеком авторитетным, в определенных кругах его имя произносилось с сугубым уважением, и это сказывалось во всем. В каждой мелочи его нынешнего бытия.

Вот и теперь, как только черный «шестисотый» со спецномерами бесшумно подкатил ко входу в фартовое заведение «Забава», из недр ресторации мгновенно возник самолично директор — и приветил дорогого гостя еще на гранитных ступенях. А вся обедающая сволочь вскочила с мест и стояла навытяжку, пока он проходил общим залом в свой персональный. Пустячок? Да, и притом почти незаметный. Но — приятный…

Нынче Семен Петрович был не один. Помимо «пристяжных» — телохранителей и экипажа джипа сопровождения — рядом с ним чинно шествовал «порченый высоковольтный». Обычно так называют руководящего сотрудника милиции, по какой-то причине пришедшего к сотрудничеству с преступным сообществом. Однако Хомяков и в этом плане на шаг опережал конкурентов. При нем был не какой-нибудь «красноперый», а самый что ни есть натуральный, то бишь в натуре, федерал.

Самое смешное, что они не особенно и скрывались. И зачем бы? Депутат Законодательного собрания пригласил друга-чекиста на небольшое семейное, можно сказать, застолье…

А вы что подумали?

Циники говорят, будто у каждого человека есть цена, за которую его можно купить. Соответственно, продавшиеся от не-продавшихся отличаются только тем, что для первых кто-то заинтересованный эту самую цену сумел успешно подобрать, а для вторых — пока еще нет. Не будем ни поддерживать, ни опровергать это утверждение. Его истинность или ложность пусть каждый определяет для себя сам…

Так вот, цена данному конкретному чекисту, чью личность в интересах повествования мы пока не раскроем, оказалась на первый взгляд поистине смешная.

Он элементарно любил пожрать.

Это трудно было заподозрить как по его телосложению, вполне поджарому и спортивному, так и по бытовым привычкам, доступным взгляду коллег. Возможно, он страдал разновидностью булимии, сиречь неукротимого аппетита, но разновидностью весьма специфической. Наш персонаж не уминал по ночам у себя на кухне черный хлеб с цельными батонами колбасы. Если бы!.. Его неукротимый аппетит требовал гораздо более дорогостоящих жертв, в основном почему-то морепродуктов. Изысканной рыбы. Икры, желательно черной. Омаров… Каракатиц и маленьких осьминогов по-корейски… И всякого такого прочего — не вдруг разбежишься даже на его далеко не нищенскую зарплату.

…Помнится, была телепередача о «хождении по мукам» графа Алексея Толстого. Имелись в виду тяготы и лишения его эмигрантской жизни в Париже. Так вот, пресловутые муки в основном заключались, насколько можно было понять, в том, что у несчастного л итератора не всегда хватало денег на хождение в ресторан с устрицами его любимого сорта. Когда выяснилось, что устриц ему в любом количестве могут предложить большевики, ненавидевший революцию граф мгновенно сделался «красным»…

Так что мы, читатель, не особенно и приврали. И такое на свете бывает. И еще не такое.

Дубовый стол покрыла снежно-белая скатерть. Сравнение со снегом в данном случае — не дежурный штамп при описании белой материи, а реальное положение вещей. Скатерть была шелковой и выглядела так, словно ее не пресловутым «Тайдом» отстирывали от следов предыдущей трапезы, а всякий раз заново изготавливали к приезду особо важных гостей. Ткали вручную, уморив паром все новые коконы шелкопрядов…

Начальство «Забавы» было, естественно, заранее предупреждено о внеплановом четверге[21]. На скатерти тотчас возникло старинное серебряное блюдо с рыбным ассорти, стоившим определенно больше антикварного блюда. Взять хотя бы холмик черной икры, влажно блестевший посередине. Это была не какая-нибудь убогая порция на один бутербродик, вытряхнутая из полуторатысячной баночки; таким количеством можно было наесться ложкой от пуза. Поставив неподалеку хрустальные емкости с салатами из трепангов и крабов, халдеи принесли муаровые океанические устрицы и лимон к ним, разместили на специальных тарелочках клешни лобстеров и раков… Все вместе напоминало рыбный отдел очень хорошего современного магазина, где на чистом снегу (вот она, скатерть!) возлежат в естественном охлаждении драгоценные семги и осетры.

Наконец прибыли корзиночки с хлебом и вазочки масла. Наполнив бокалы искрящимся «Шабли», служители пожелали посетителям приятного аппетита и отчалили.

Семен Петрович, улыбнувшись, широким жестом обвел гастрономическое великолепие и сказал, имитируя кавказский акцент:

— Угащайся, дарагой.

Повторять не пришлось. Оба знали, что угощение было гонораром за консультацию, необходимую Хомякову, — те же деньги, только претворенные в наиболее удобную форму. А посему гостю не было никакого резона отказываться и стесняться. Все на этом столе принадлежало ему, о каком стеснении речь?

Он приступил к реализации гонорара очень по-деловому и в то же время, не побоимся этого слова, чертовски красиво. Между прочим, в тонкости застольного этикета он некогда вник именно по долгу службы, состоявшей, не в пример Скудину, отнюдь не в бегании по джунглям с гранатой. И скрупулезно соблюдал сейчас все эти тонкости. Не потому, что ресторанная обстановка обязывала. Семен Петрович отнесся бы с пониманием, влезь он хоть с ногами прямо на стол, на эту вьюжно-метельную скатерть… Дело было в другом. Долгая практика давно и неколебимо убедила профессионального проглота, что вот так — совершая все ритуалы, намазывая отдельно каждый кусочек — было еще и гораздо вкусней…

Когда на рыбном блюде образовалась достаточно заметная убыль, Хомяков (отведавший всего по чуть-чуть, просто из вежливости, чтобы сотрапезнику не было одиноко) повел речь о деле.

Повел он ее весьма специфически.

— Тут намедни чувак захарчеванный людям порядочным…

Что в переводе на традиционный русский язык означало: человек, выдающий себя за знатока воровских обычаев, — настоящим ворам-законникам или же лицам, тесно связанным с оными. Семен Петрович Хомяков одинаково свободно чувствовал себя и на трибуне Законодательного собрания, и среди тех самых «порядочных людей», признававших только один закон — воровской.

Поэтому основную часть его речи мы приводим в адаптированном варианте, уходя от подробного комментария и надеясь, что все будет понятно и так.

А дело было в том, что означенный кадр засветился с «корабельником» — чеканной золотой монетой времен Ивана Третьего. Казалось бы — ну и что? А вот что. Монета сия была известна всему нумизматическому миру… в одном-единственном экземпляре. Это следует знать каждому, кто намеревается промышлять старинными золотыми. Так ведь можно и в неловкое положение угодить. Попав в переделку, кадр «раскололся до жопы» и запел, что «взял ее гоп-стопом на хапок до кучи с перевесом у косящей под вольтанутую прикинутой смешно самостоятельной марьяны. И цепку из рыжья уже загнал, а бляху не успел». Все сказанное проверили. И когда убедились, что в дом жизнерадостных недавно действительно поступила невменяемая девица, одетая так, словно сбежала со съемок хорошего костюмного фильма о пятнадцатом веке, то ненадолго «впали в распятье», а потом…

Итогом последующих хлопот и стал внеплановый рыбный день в ресторане «Забава».

— Это дымка. — Чекист отодвинул опустошенное серебряное блюдо и пояснил Семену Петровичу: — По-научному фиг выговоришь — энергоинформационное образование. Ну а мы по-простому — дымка и дымка… Не знаю, откуда пошло, но вот прилипло.

Хомяков недоуменно поинтересовался:

— А бляха рыжая здесь при чем?

— А гоп-стопом где ее взяли? — усмехнулся гость. — Не на Новоизмайловском где-нибудь?

— В парке Авиаторов, — слегка оторопев, кивнул Семен Петрович и уморительно надул щеки. Так происходило всегда, когда его мысль начинала работать на полную мощность. И несколькими мгновениями позже был сделан совершенно правильный вывод, заставивший депутата аж вспотеть: «А ведь корабельник-то небось подлинный…»

Тем временем принесли черепаховый суп. Аромат от него исходил настолько безумный, что застольный этикет на мгновение оказался забыт. Федерал нетерпеливо зачерпнул прямо из супницы и вздрогнул всем телом, дуя на ложку, а Семен Петрович прозорливо подумал, что его гость переживал нечто вроде оргазма. Тем не менее чекист справился с собой, прикрыл дразнящую крышку и прояснил ситуацию. Оказывается, в последнее время из-за «дымки» начали возникать коридоры, по которым стало возможно перемещение в альтернативные хронологические пояса.

«Перемещение… — задумался Хомяков и пуще прежнего надул вислые щеки, наблюдая, как достойно, небольшими порциями, черепаховый суп перекочевывает в тарелку, а из нее — в желудок собеседника. И куда, спрашивается, в человека столько влезает? Но вот влезает же. Обед стоил целое состояние, однако Хомяков был весьма далек от сожалений о потраченных деньгах. Он нутром чуял: затраты окупятся сторицей. — Хронологические пояса… Перемещение…»

После супа принесли форель на вертеле в раковом соусе, шашлык из молодого осетра по-астрахански, зеленый салат «Фиалка Монмартра» и красное вино «Лыхны».

— Над проблемой целый отдел бьется. — Чекист запил восхитительно нежную рыбу бокалом терпкого вина. — Только ни хрена у них не выходит, что у наших, что у американцев. Говорят, не хватает математической базы. А я так думаю, мозгов у них не хватает.

Вот тут он попал в самую точку. Ученые действительно до сих пор не знали, что делать. А Семен Петрович Хомяков с семью классами образования — знал. Перед его мысленным взором уже появились решительные молодые люди с автоматами Калашникова, берущие на гоп-стоп целые караваны, битком набитые высокопробной старинной рыжухой и столь же высококачественной наховиркой. Затем проплыли вереницы белокожих древнерусских красавиц в кокошниках, сдаваемых в аренду зарубежным любителям экзотики. А под конец в голову полезло такое, от чего натурально перехватило дух. Куда там гастрономическому оргазму его сотрапезника!.. Хомяков мысленно шарахнул двухкилограммовой гранатой ПГ-7В прямо в бритую харю позднеримскому цезарю-извращенцу. Потом в капусту покрошил калибром пять сорок пять сенаторов с охраной. И вот, как говорили древние, «финне коронат опус» — конец венчает дело, царствуй, дорогой Семен Петрович, на долгие годы, «кум део» — с Богом то есть…

Возвращение к реальности оказалось, правда, довольно суровым.

— А самое непонятное — это то, что с мозгами происходит по ходу перемещений во времени, — рассказывал «порченый высоковольтный». — Нам недавно в дурдоме прибывших демонстрировали… Не поверишь, люди из разных исторических эпох, говорят, тысячи лет их разделяют. Но все как один — шизанутые напрочь. И глаза у всех от ужаса — по полтиннику. Хотел бы я знать, что им там привиделось?

«Ну уж нет. Пускай дураки это выясняют…» Семен Петрович понял, что размечтался несколько рано. Следовало подумать еще. Может быть, подождать. Ну что ж… Он подумает и подождет…

Когда они встали из-за стола, скатерть, не оскверненная ни единой капелькой или крошкой, была по-прежнему девственно бела и чиста. Как свежевыпавший снег. Как совесть чекиста.