Вавилонская башня

НУ ВОТ Я И ЗДЕСЬ!

Священные Дельфы предстали перед глазами Корнецкой только к вечеру следующего дня. Цель своего путешествия она увидела издалека. Сам город уже спрятался в густой тени гор, но белоколонный храм Аполлона ярко рдел в лучах предзакатного солнца и казался устремленным в небо. Поневоле вспоминалась та версия древней легенды, согласно которой юный светозарный Бог именно здесь вступил в единоборство с чудовищем Пифоном, убил его и на могиле порождения Аида основал святилище, чтобы прорицать волю своего отца Зевса.

Сперва Жене показалось, что храм был совсем близко, но, как водится, до него оставалось еще топать и топать. Пока она одолевала последние подъемы и спуски, крылатые кони солнечной колесницы покинули свою заоблачную дорогу, спустившись за горизонт. К тому времени, когда усталая и босая Корнецкая поднялась по широкой мраморной лестнице, круглая как килик луна уже заливала все вокруг бледным разбавленным молоком, и остывшие колонны излучали холодное серебро.

Была когда-то дивная по остроумию карикатура. Сидят два астронавта на краю лунного кратера, вид у обоих унылый. И один говорит другому: «Ну вот мы и здесь. НУ И ЧТО?..»

— Ну вот я и здесь, — вслух, хотя и негромко, повторила Женя по-русски. — Ну и что?..

Ворота святилища были уже закрыты. Женя медленно двинулась в обход и скоро заметила на западной стороне бронзовый лист, висевший на короткой цепи. Глубоко вздохнув, она трижды ударила в него кинжалом Леонтиска. Терять ей было особо нечего, и, наверное, поэтому в голову лезли всякие рожки и ножки насчет обычаев древних — начиная от убежища, которое в греческих храмах предоставляли спасавшимся от погони, и кончая новгородским вечевым колоколом, в который мог ударить любой взыскующий справедливости. В конце-то концов, зачем они повесили тут этот гонг, как не затем, чтобы люди при необходимости пользовались? И что уж такого с ней сделают, если она придется ну в хлам не ко двору и не ко времени? Ну, выгонят. Не убьют же, действительно.

Звон еще витал в ночном воздухе, когда с той стороны послышались шаги.

«Если есть в этих стенах хоть какая-то святость…»

Вот приоткрылась незаметная дверь, и низкий мужской голос спросил:

— Путь, проделанный мною, был тернист и опасен… — Женя поднесла руку к лицу, закрываясь от бившего прямо в глаза света факела.

Сейчас же дверь широко распахнулась. Появился бородатый мужчина огромного роста, одетый в снежно-белый хитон. Более не задавая вопросов, он повел Женю длинным сумрачным коридором. Пока Женя прикидывала, не длинноват ли был этот коридор для внешних габаритов храма, они вышли в небольшой, ярко освещенный круглый зал. Факелы по стенам горели бездымным ароматическим пламенем — ай да древние греки!

В самом центре зала на черном каменном полу белым мрамором был выложен круг — символ бесконечности повторений колеса судьбы. В этом кругу стояла молодая, удивительно красивая черноволосая женщина в ярко-красной накидке. Жене сразу бросилось в глаза, до какой степени отличалась ее красота от чувственной прелести той же Анагоры или Леэны. То есть она, несомненно, была хороша, но достоинство духовности, помноженной на высокое знание, делало ее просто прекрасной. Жестом велев Корнецкой приблизиться, женщина приказала:

— Сними все с себя. Не бойся.

Ее гибкие, сильные пальцы уверенно коснулись завязок хитона на Жениных плечах. Вот на обнаженное тело упал свет факелов, и черноволосая, внимательно вглядевшись, воскликнула:

— Свершилось! Предначертанное свершилось!

Не давая Корнецкой одеться, она взяла ее за руку и повела за собой. Скоро, миновав ярко освещенное пространство зала, они уже спускались по узкой каменной лестнице в необъятные глубины храмовых подземелий. Жене было не привыкать ходить босиком, так что гранитные плиты совсем не казались ей уж такими холодными. А вот от полного непонимания происходившего ее то и дело прохватывала мелкая. дрожь.

— Не бойся ничего, — чувствуя Женино состояние, еще раз коротко проговорила спутница. И вывела ее в небольшой сумрачный зал, перегороженный плотной тканью надвое. — Богоречивый, предначертанное свершилось…

Черноволосая склонилась в низком поклоне. В ответ из-за занавеси послышался сиплый, задыхающийся мужской голос:

— Тиорида, дитя мое, освети же ее…

И Корнецкая почувствовала, как кто-то невидимый пристально осматривает ее тело, освещенное пламенем факела.

— О Боги, черный день, и вправду свершилось… — Жене показалось, что голос за перегородкой сделался скорбным, но уже в следующее мгновение она от изумления даже вздрогнула, услышав негромкое: — Подойди ближе, «хорошо рожденная». Дай мне руку.

От неожиданности ноги натурально перестали повиноваться. С трудом сделав шаг, Женя приблизилась к занавеске вплотную… Одно время чуть не на каждой станции питерского метрополитена красовались якобы каменные «древнегреческие» рельефы в виде мрачноватой физиономии со вздыбленными волосами и разинутым ртом. В этот рот надо было засунуть руку, после чего опустивший монетку клиент получал бумажку с «пророчеством». Друзья много раз подначивали Женю испытать таким манером судьбу, но она неизменно отказывалась. И вовсе не из суеверных соображений. Прорицания автоматического оракула для нее были такой же фигней, как и туманные посулы цыганок. Ей просто казалось, что дурацкая машина должна была обязательно обжечь ее или уколоть. Или вовсе сломаться и намертво защемить ее руку…

Вот и сейчас, просунув ладонь в узкую щель, Женя еле сдержала бешеное желание сразу же отдернуть ее. И, в общем, не зря. Ее плоти коснулись человеческие пальцы, покрытые чем-то, напоминавшим старую, пересохшую клеенку. Корнецкая мгновенно вспотела, ее заколотил озноб.

Зато голос за занавесью вдруг стал красивым и сильным:

На мгновение повисла тишина, затем голос, снова ставший отталкивающе-скрипучим, с трудом выговорил:

— Иди же в свой круг Хроноса, Евгения. Тиорида позаботится об этом…

И Корнецкая услышала, как что-то подобное огромной змее, шурша чешуей, медленно поползло за занавесью в потаенную глубину храма…

Вот тут ее заколотило по-настоящему. Какие, к бесу, подземные пары из разлома, якобы содержавшие наркотические газы для одурманивания неграмотных пифий! Черноволосая окутала ее плечи широким, благословенно теплым химатионом и повела Женю в боковой проход. Там ярко горели двухпламенные лампионы, а в воздухе разливалось благоухание ароматных смол. Там снова был нормальный, живой, ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ мир, и Женя готова была целовать каждый его камень. Вот так и оценишь, только побывав у подобной завесы…

— Это придаст тебе сил. — Тиорида подала Корнецкой чашку теплого козьего молока, смешанного с медом, напитка, которым, согласно легенде, вспоила Зевса в критской пещере божественная коза Амальтея. Подождав, пока Женя выпьет, жрица начала объяснять: — Знай же, есть четыре формы Хроноса. Первая — это непредсказуемое, изменчивое его течение в эпоху Хаоса. Ее сменяет свободное, резко перескакивающее, расчлененное время Урана. Следом наступает жесткая предопределенность царства Кроноса. И, наконец, время становится законом под властью громовержца Зевса…

Заметив, что Корнецкой захотелось добавки, рассказчица чуть заметно улыбнулась, налила из гидрии еще и внимательно посмотрела Жене в глаза.

— Все формы Хроноса живут в человеке, и не потому ли душа его может заглядывать в будущее, не забывая о прошлом и пребывая притом в настоящем, а осознание не ведает границ и не подвластно пространству и времени… А теперь, Евгения, слушай внимательно, здесь тайна. — Тиорида скинула красное покрывало, и на ее голове засверкала диадема верховной жрицы-пифии. — Есть на Гее места, где Хронос и Топос едины, век там неотличим от мгновения, а люди подобны Богам. Осознай суть легенды. Вот здесь, — черноволосая показала рукой себе под ноги. — Аполлон лучезарный уничтожил змея Пифона, разорвав временное кольцо. Тем самым он наделил понимающих властью над вечностью… Пойдем же.

Она поманила Женю рукой, и, миновав небольшой, узкий коридор, они оказались перед запертой бронзовой дверью.

Сняв со стены лампион, Тиорида отворила дверь. И, высоко подняв руку, осветила небольшую комнату, сплошь заваленную различной одеждой. Корнецкая пригляделась и ахнула. Среди прочего добра валялись… малопоношенные джинсы фирмы «Rifle».

— Да, «хорошо рожденная», ты не ошиблась, — с улыбкой проговорила пифия. Оказывается, она внимательно наблюдала за Женей. — Мы знаем будущее, но вмешаться в него мы не в силах. Это удел в нем живущих…

И добавила очень серьезно:

— Торопись.

Корнецкая уже успела почувствовать себя в пресловутом секонд-хенде «У Раскладушкина». Причем перед самым закрытием, когда продавцы уже складывают товар в большие полиэтиленовые мешки и пересчитывают выручку. Не мешкая, не брезгуя и особо не привередничая, она натянула на себя чьи-то брюки и свитер с чужого плеча, обулась в безразмерные боты «привет с кладбища»… И, памятуя, что на ее исторической родине в момент отбытия приближалась зима, накинула на плечи толстую шубу из искусственного меха.

Внимательно посмотрев на нее, Тиорида сняла с Жениной шеи ожерелье из огненно-красного граната, подарок Леонтиска. Женя почувствовала себя окончательно осиротевшей и хотела что-то сказать, но пифия коротко пояснила:

— В вашем времени его нет.

Отворила толстую каменную дверь в глубине комнаты и жестом пригласила «хорошо рожденную» следовать за собой.

Спуск по узкой мраморной лестнице был долог. Женю даже успел заново пробрать страх, уж не спускаются ли они опять в сумеречное царство человека-змеи?.. Но потом лестница не то чтобы кончилась — дальше ее ступени уходили, как в воду, в густую пелену белого искрившегося тумана. Здесь пифия остановилась и снова заглянула Корнецкой в глаза.

— Евгения, дальше иди не торопясь и представляй мысленно свое время — людей, книги, улицы… И не бойся ничего.

Она улыбнулась одними губами.

— Гелиайне — прощай…

Женя вдруг отчетливо поняла, насколько старше и мудрее ее была Тиорида.

— Гелиайне… — еле слышно прошептала она. — Спасибо за все…

Собралась с духом, шагнула вперед — и начала медленно погружаться в осязаемо плотную туманную купель.

Надо было сосредоточиться, как велела ей жрица, но какое там! В голову, как студенту на экзамене по плохо выученному предмету, упорно лезла всевозможная чепуха. Вспомнился дурацкий сон — небоскребы и готический старик в инвалидной коляске, завертелись отрывки из каких-то фильмов, чуть ли не про Хищника и Чужого. Женя едва не шарахнулась назад, понимая, что этак недолго и «промахнуться», зевнуть свой единственный шанс и вылететь вообще неизвестно куда…

Туманная пелена внезапно рассеялась. Корнецкая очутилась в узкой, вытянутой пещере. Там царила кромешная темень, но это была вполне нормальная, «посюсторонняя» темень, а впереди брезжил свет. Он озарял на стенах большущие кристаллы льда — желтые и коричневые. Женя невольно оглянулась… Пещера как пещера, никаких волшебных туманов.

Корнецкая вздохнула (она сама не взялась бы сказать, с облегчением или с тоской), и изо рта вылетело плотное облако пара. В пещере стоял самый натуральный мороз. Женя двинулась вперед и вскоре выглянула в узкую расщелину.

Природа была как в кино! Величественные кедры, верхушки которых уже убелила сединой ранняя зима, мохнатые сосны, замершие в торжественной неподвижности… И синее, невероятно глубокое небо, настежь распахнутое навстречу стратосферному холоду.

«И почему не догадалась, дура, прихватить шапку?..» Еще, наверное, не лишне было бы припасти в дорогу харчей, ведь зимний поход неизвестно куда по тайге, где растут кедры, — наверняка дело нешуточное. Ну так зря ли говорят: знал бы прикуп, жил бы в Сочи… Спасибо и на том, что зима не успела завалить лес снегом метра на полтора, да и плевок пока еще не замерзал на лету, — с чего, как говорят, по мнению жителей таких мест, только начинаются серьезные холода… Тем не менее стоять на месте было ни в коем случае нельзя, ноги в затрепанных ботах и так уже мерзли. Подняв воротник шубейки до самых ушей, Женя двинулась чуть заметной тропинкой вдоль каменистой гряды. И вскоре поняла, что зэковская баллада припомнилась ей не случайно.

С противоположного конца широкой просеки явственно доносился рев бензопил, вгрызавшихся в древесину. Изредка раздавался предупреждающий крик, и тогда на землю, задевая соседей прощальными взмахами веток, валился очередной красавец-кедр: легкие планеты лишались еще одной альвеолы. Шаг, другой — и Корнецкая почувствовала на себе тяжелый взгляд обладателя черного нумерованного бушлата.

«Во дает жизнь, откуда здесь пушнина?» — отчетливо прозвучала в Жениной голове мысль заключенного. Что касается пушнины, Корнецкая сперва истолковала было это слово применительно к своей искусственной шубе, но скоро поняла, до какой степени заблуждалась. Зэк преисполнился несбыточного вожделения:

«Ща сейф лохматый с Колюхой по тихой возьмем…»

Женя помахала зэку рукой. Она его ничуть не боялась.

И тут раздалось грозное:

— Стой, стрелять буду!

На Евгению Александровну изумленно уставились два молодца с рожами такими же красными, как и погоны на их обтянутых шинелями плечах.