Вавилонская башня

ПЕРВЫЙ ЗВОНОК

Домой Юркан добрался далеко за полночь. По Московскому было опять не проехать из-за «северного сияния», вовсю — с перекрестка видать — полыхавшего над башней сгоревшего института. Водители уже относились к таинственному явлению примерно как к очередной стройке или ремонту, давшему метастазы на проезжую часть. Ругались и сворачивали на Витебский. Однако и по Витебскому нынче было не проехать, только и удалось разглядеть, как за цепью милицейских мигалок ворочалась тяжелая техника. Юркан лишь головой покачал, нутром угадав, что и эти ночные мероприятия имели прямое отношение к «Гипертеху», и мысленно прикинул еще более дальний объезд…

В общем, пока добирался к себе самыми что ни есть «огородами», по Правому берегу и запруженной, несмотря на поздний (или уже ранний?) час набережной, Юркан заново проголодался, причем зверски. Шашлык успел превратиться в эфемерное воспоминание под общим девизом «давно и неправда»: организм, подстегнутый серьезной работой и стрессом, требовал дополнительных порций горючего. Юркан поставил на плиту ковшик, достал из морозилки пельмени, привычно отсчитал дюжину, мысленно махнул рукой — и вывалил в бурлящий кипяток целую пачку. Когда всплыли, щедро добавил масла, сыра, перца… И, ощутив наконец в животе приятную теплую тяжесть, закурил и уселся у телевизора.

Специально для таких, как он, полуночников давали американский фильм. Не ахти какого высокого полета, из тех, где поднаторевший зритель без большого труда предсказывает сюжет на три хода вперед, — именно то, что и требуется для приятного душевного расслабления перед сном.

Фильм был про то, как не пойми какие деятели — то ли мафия, то ли секретные службы — грохнули важного мужика, но, как водится, «зевнули» случайных свидетелей. После чего принялись убирать их одного за другим. И вообще всех, кто теоретически мог что-то видеть и знать. Да не просто выслеживали и мочили: людей как бы вычеркивали из информационных баз бытия, искореняя все данные о том, что такой-то вообще ходил по земле. Толи жил человек, то ли попросту на свет не рождался!

В общем, смотри, зевай, подремывай на диване. Однако не тут-то было. Минут через двадцать Юркан вдруг поймал себя на том, что начал радоваться рекламе. Когда же кругом главного героя стала конкретно стягиваться тугая петля, он оглянулся в сторону прихожей и почувствовал, что досматривать, чем кончится дело, у него никакого желания нет.

Рука потянулась к пульту дистанционного управления… Покрутила его — и опустила обратно. Палец кнопку так и не надавил. Юркан понял: если сейчас он выключит телевизор, то долго потом будет вертеться в постели, прислушиваясь ко всяким шорохам и соображая, чем же завершился фильм. А когда наконец уснет, ему, чего доброго, все это еще и приснится…

И в этот момент фильм прервали ради экстренного выпуска новостей.

— Ф-фух! — вслух вырвалось у Юркана. От звука собственного голоса морок вроде немного рассеялся. — Ну, что там у вас экстренного?.. Рассказывайте быстрее — и спать!

К большому несчастью, новости оказались весьма «в струе» прерванного фильма. Заэкранное измерение властно вторглось в реальность. Кто-то — неведомо кто — похитил известного депутата. Крупного бизнесмена. Видного политика… Одним словом, Анания Шкваркина.

На экране возникла самодовольная физиономия человека, давно привыкшего каждый день тратить больше, чем другие зарабатывали в течение года. И — хуже того — давно позабывшего, что где-то есть целый мир без «мерседесов» с эскортом, личных бассейнов и VIP-залов в аэропортах.

За похищенного никто не назначал выкупа, не выдвигал требований. Диктор не говорил прямо, но определенно подразумевалось самое плохое: скорее всего похищенного попросту укокошили, а труп надежно, чтобы концы в воду, спрятали куда подальше. Однако Ананий Шкваркин был человек настолько известный, влиятельный и уважаемый, что его друзья и подельники, то бишь коллеги по бизнесу, объявили премию в десять миллионов долларов за любой конкретный результат по делу отыскания кореша. Соответственно все сыскные агентства, частные детективы, дилетанты-любители, а также лучшие силы ГУВД и ФСБ (да кабы еще не ЦРУ с ФБР в придачу…) устремились на поиски. Напоследок диктор даже позволил себе выразить уверенность, что не сегодня-завтра Шкваркин — а будет на то соизволение Божие, и негодяи, его похитившие, — хоть на дне морском, а отыщутся.

Юркан тупо посмотрел на пульт у себя в руке и только тут обнаружил, что успел встать с кресла и торчит столбом посреди кухни. А по спине бегают вполне отчетливые мурашки.

Когда-то в далеком розовом детстве Юркану довелось читать — в подлиннике, между прочим! — тогда еще не переведенный «Талисман» Стивена Кинга. Он хорошо помнил, как часа в два ночи поднял голову от жуткой и увлекательной книги и вдруг со всей определенностью понял: «Сейчас полезут…» Из какого именно угла, оставалось неясно, но что непременно полезут — это никакому сомнению не подлежало.

Дальнейшая жизнь не раз сталкивала Юркана с гораздо более реальными и грозными страхами. К примеру, в Афганистане. Или на чердачном промысле, в ту ночь, когда был найден злосчастный золотой чемодан. То, что он испытывал сейчас, выглядело очень скверным гибридом мистических киношнокнижных страшилок и вполне вещественного ощущения дула, нацеленного в затылок.

А не Анания ли, случаем, Шкваркина он сегодня малой скоростью в последний путь кантовал?.. В памяти всплыла тяжесть явно дородного тела, даже вроде бы запах дорогого парфюма, мимолетно просочившийся сквозь плотный брезент. Так вот, коли вправду Анания, значит, есть реальный шанс очень скоро с покойничком встретиться. За десять миллионов долларов не только ФБР из Америки в полном составе приедет. Так что тот, кто Шкваркина заказал, если не совсем дурак, сейчас примется рубить концы. То бишь для начала уберет всех исполнителей. И тех, кто мочил, и тех, кто копал…

«Так-так… — Мурашки по спине сменились каким-то убийственным спокойствием. Юркан, не садясь, вытащил из кармана мобильник, хотя рядом на столе лежал городской телефон. Набрал номер «трубы» Бородина. Столь же приятный, сколь и казенный девичий голосок сообщил ему, что абонент не отвечает или находится вне зоны действия. — Так-так…»

Юркан глянул на часы, подумал о разных вариантах недосягаемости абонента, в том числе о тонких мирах, вздохнул и с тяжелым сердцем набрал бородинский домашний. На сей раз ему долго не отвечали. Зато уж потом ответили по полной программе. Противным женским голосом, причем с хорошей порцией визга. То, что эта дама думала о Витьке и о причинах его отсутствия дома, было полностью непечатно. Как и ее мнение о некоторых его друзьях, звонящих посреди ночи.

Подробности выслушивать Юркан не стал. Нажал отбой, покурил, подумал. О том, до чего повезло Витьке с женой, и еще о многом, более важном. Сходил умылся, опять подумал, покурил… и наконец задремал здесь же, на кухонном диване, словно в окопе между боями. Идти в комнату, разбирать постель и вообще притворяться, будто продолжается мирная жизнь, у него никакого желания не было.

Спал недолго, всего часа, может быть, два. Проснулся без всякого будильника, хоть и с тяжелой головой, но сразу, не испытывая искушения поваляться. Есть, против обыкновения, тоже не хотелось. Видно, организм предпочитал идти в бой налегке. Юркан не стал его насиловать, сварил крепкого кофе — и пошел вниз, к машине.

Мерзкий холодок полз вдоль хребта, становясь все сильнее, все отчетливее, все тревожнее…

И, как вскоре выяснилось, не обманул. Интуиция, эта записная лежебока, проснулась в душе Юркана не зря. Возле «копейки» он наклонился якобы проверить, не сдулось ли колесо, и вот тут сердце екнуло и не то чтобы ухнуло в пятки, — бывали ситуации и похреновее! — просто заколотилось вдвое быстрее обычного. Под передним колесом машины лежала досочка с кнопкой от звонка. Беленькая такая кнопочка, обыкновенненькая, словно на дверном косяке… От кнопочки тянулись проводки и исчезали под брюхом машины. Куда именно они тянулись, Юркану объяснять не требовалось, — в жизни видел и не такое. Наверняка к чему-нибудь типа тринитротолуолового заряда граммов эдак в двести пятьдесят, устроенному под водительским местом. Так что кнопочка эта беленькая под колесом не простая была — от звоночка в вечность…

«Ладно, гады, ладно». Юркан похлопал себя по лбу, как бы изображая забывчивость — на всякий случай, если кто смотрит, — неспешно развернулся и пошел домой. В глубине души он чувствовал подобие обиды. «Вот ведь гниды, за полного придурка держат. Даже на заряд с дистанционным подрывом не сподобились…»

Дома он стал действовать обдуманно и деловито, особо не мешкая, но и не торопясь. Вытащил старый рюкзак, погрузил харч, бельишко, одежду, сменную обувку, еще кое-что по мелочи, не забыл про деньжата. Потом, невольно оглянувшись, подался в ванную и вытащил из тайника пистолет, ухоженный, офицерский, в промасленной тряпице. Какой же чердачник без оружия! Да еще нюхнувший крови в Афгане!.. Пистолет он не в рюкзак положил — сунул в карман: дорога ложка к обеду. Потом Юркан включил телевизор. Мимолетно подумал, что больше на этом диване ему перед экраном, скорее всего, не сидеть… А если и сидеть, то очень не скоро. Отрегулировал громкость так, как сделал бы, занимаясь чем-нибудь по хозяйству. Запер квартирную дверь — придется ли отпирать? — на цыпочках спустился в подъезд — и рванул наружу. Конечно, не через парадную дверь, а через заднюю, что выходила к помойке.

На улице было вовсю утро. Дворники на помойках гремели лопатами, тявкали и грызлись бродячие собаки, урчали, визжали тросами машины спецтранса, забирая переполненные пух-ты. Начинался новый день. Поплутав на всякий случай дворами, Юркан вышел к метро и отправился на «Московскую». Глупость, конечно, эмоции, но ему не терпел ось добраться до кладбища, увидеть Дюбеля, Ливера, Штыка, предупредить… Кореша не кореша, но все-таки живые души, хоть и «негры», но уж точно не худшие из россиян…

На Московской площади он долго ждал «Икаруса», влез наконец в желтую кишку и, уже вдыхая солярочные миазмы, тоскливо глянул на часы: «Как пить дать, опоздаю…»

Действительно, когда он слез с автобуса и миновал елки у здания администрации, народу у контейнера Сан Саныча было уже полно. У Юркана были зоркие глаза, он отлично видел, как Ливер что-то заливал Дюбелю, а Штык прикуривал папироску у незнакомого, видно, нового «негра». Вот Сан Саныч открыл двери контейнера, начал раздавать лопаты и ценнейшие указания, и вдруг…

Юркан на мгновение ослеп. Впереди, затмевая все краски дня, полыхнул солнечный протуберанец и расцвел огромный, выше старых деревьев, огнедышащий цветок. Потом ударил по ушам грохот, свистнули во все стороны обрывки лепестков, поднялся в воздух тяжеленный ребристый контейнер, предназначенный для морских перевозок… Чтобы, перевернувшись, гулко опуститься на то место, где полсекунды назад толпился народ…

…Юркан не впал в ступор и не ударился в панику. Спасительный инстинкт заставил его развернуться — и в хорошем темпе, но не настолько стремительно, чтобы привлечь нежелательное внимание, рвануть прочь. Он понимал: тот, кто подорвал мину в контейнере, наверняка был где-нибудь поблизости, наблюдал…

На его счастье, в этот утренний час на кладбище оказалось порядочно посетителей. Так что к выходу он бежал не один. И, что характерно, не у него одного болтался за спиной набитый рюкзак. Люди, приехавшие поухаживать за могилками, привезли с собой кто лопату, кто коробку с рассадой, кто полиэтиленовое ведро. И не таков закаленный многими бедами россиянин, чтобы чуть что пожитки бросать!

В автобус грузились не то что без паники — даже с меньшим, нежели обычно, скандалом. Юркан сначала подсаживал внутрь каких-то бабок и дедок, наконец влез сам. И поехал обратно в город чуть ли не на том же самом «Икарусе», на котором прибыл сюда.

Едва свернули с Волхонского шоссе, как навстречу с сиренами и мигалками промчалась милиция.

— Оперативно, — похвалил кто-то.

«Ага, — подумал Юркан. — Только подрывник, может, с нами сейчас в автобусе едет. Под старого дедушку переодетый…»

Домой, к гадалке не ходи, было нельзя. Не замочили с первого захода — исправятся во второй. Друзей, таких, чтобы приютили, нет. Сами с ребятишками по коммуналкам. А снимать жилье — не вариант, деньги есть, но это пока, и только на прокорм… Юркан тяжело вздохнул, глядя в окно и начиная на всем серьезе чувствовать себя загнанным волком. Или, что прозаичней, кандидатом в обитатели пресловутой Говниловки… Потом вдруг мотнул головой и улыбнулся впервые со вчерашнего дня.

Он вспомнил о Натахе.