Вечный человек

Заседание «Русского военно-политического центра»

Возвращаясь с матча, Толстый улучил минуту, сообщил Назимову время и место заседания «Политического центра». Мужественный бой Андрея с отъявленным уголовником и фашистом произвел на Баки огромное впечатление. Он выслушал и запомнил, что сказал ему Толстый, но мысли его я чувства были все еще на «ринге». Нужны только мужество, вера в свои силы. Что же, Баки постарается быть не хуже Андрея. Да, фашистов можно всюду основательно колотить.

Все же он сильно волновался. Это не было робостью. Нет, он не провалится перед руководителям» «Русского политического центра», на заседание которого его впервые позвали. Перед кем угодно, в любое время, даже разбуженный среди ночи, он сумеет доложить свой план организации массовой повстанческой армии. Его волнение было таким захватывающим, что и сказать нельзя. Тут было все: жажда настоящей борьбы с извергом человеческого рода, и гордое сознание, что ты находишься среди верных друзей, подлинных борцов, и окрыленность надеждой на свободу. Эти чувства переполняли сердце, заставляли мысль работать быстрее. «Ну, а если придется погибнуть? Что ж, даже в этих, казалось бы совсем безнадежных, условиях жизнь твоя не пропадет даром, будет отдана народу. Ты молодец, Баки, идешь правильным путем», — подбадривал он себя.

Назимов до сих пор не знал, кто является руководителем «Русского политического центра»: ему не говорили об этом, а сам он не спрашивал. Только сегодня Николай Толстый сказал с улыбкой:

— Я доложу о твоей готовности моему третьему тезке.

«Третьим тезкой» и был Николай Семенович Симагин — руководитель «Русского политического центра».

Назимов представлял его пожилым человеком — полковником или генералом. Ему почему-то казалось, что Симагин должен походить на волевого и смелого командира той самой дивизии, в которую входил полк Назимова.

Настал день заседания. Волнение Назимова достигло предела. Он несколько раз выбегал из мастерской на улицу, смотрел на часы, установленные на воротах лагеря. Кончив работу, сейчас же побежал к Задонову — посоветоваться, сказать, что очень волнуется.

Заседание должно было состояться после вечерней поверки во Внутреннем лагере, в седьмом бараке, где помещались только русские военнопленные.

С поверки Назимов вернулся усталый и продрогший. Еще раз взглянул на часы над воротами, предупредил старосту Отто, что должен отлучиться.

Прячась в тени бараков, чтобы не увидели часовые на вышках, Баки пробирался во Внутренний лагерь. Кругом пусто, ни души. Даже отзвука голоса нигде не слышно. Казалось, лагерь мертв.

У ворот Внутреннего лагеря его встретил Толстый. Дневальный, стоявший на посту, молча пропустил их.

Они вошли в небольшую комнату, освещенную электричеством. Стены оштукатурены и побелены. В комнате — две койки, стол, несколько стульев. На гвозде висит санитарная сумка.

Вокруг стола сидело пять человек. Ни одного из них Назимов не знал, — может, и встречал раньше в лагере, но лиц не запомнил. Толстый в первую очередь подвел его к мужчине чуть выше среднего роста, лет двадцати пяти, сухощавому, с тонким лицом, широким выпуклым лбом. На нем была старая, латанная-перелатанная, вылинявшая от бесконечных стирок красноармейская гимнастерка, на левой стороне виднелся лагерный номер и буквы «511». Взгляд серых глаз был смелым, прямым, но в сдержанной улыбке чувствовалась какая-то застенчивость.

— Николай Симагин, — негромко сказал он, пожимая руку Назимову.

«Так вот ты каков! — молнией мелькнуло в голове Назимова. — Наверное, бывший секретарь райкома комсомола. А я-то представлял тебя генералом…»

Слева от Симагина сидел человек, с виду неразговорчивый, замкнутый, в остром его взгляде и во всем облике чувствовалась скрытая сила и отвага. Он был в мундире австрийского солдата, но надпись на груди говорила, что он тоже советский военнопленный.

— Степан Бакланов, — представил его Симагин.

По летам Бикланов, пожалуй, был ровесником Симагину, но в плечах он шире и вообще выглядит солиднее. «Этот — офицер и, наверное, служил в армии разведчиком», — прикинул Назимов.

К остальным Назимов успел присмотреться бегло. Не нужно было особого труда, чтобы опознать в этих людях старших офицеров. Хотя лица у них были истощенные, с выступающими от худобы скулами, но взгляд оставался твердым, губы сжаты поволевому.

Не теряя времени, Симагин открыл совещание.

— Товарищи! — тепло и просто начал он. — Чувствуйте себя здесь спокойно, не опасайтесь никаких неожиданностей. Все меры безопасности приняты. Так, Степан?

— Да, — коротко ответил Бикланов. Симагин продолжал:

— Мы собрались сюда, чтобы обсудить очень важный, я бы сказал — первоочередной, неотложный вопрос. И все же, исходя из требований конспирации, мы вызвали не всех членов «Русского политического центра». Наши решения я доведу до каждого из них в отдельности. Потом вместе придем к общим выводам. У нас на повестке дня один вопрос: создание в Большом лагере подпольных воинских формирований из советских узников. Как известно, малочисленные боевые группы мы начали создавать давно. Сейчас речь идет об их доукомплектовании, возможно — о создании боевых соединений. По этому вопросу слово предоставляется подполковнику Баки Назимову. Пожалуйста, товарищ Назимов.

Назимов, точь-в-точь как когда-то на штабных заседаниях, легким движением поднялся с места, выпрямился, руки сами собой потянулись к талии, чтобы подправить ремень, которого сейчас не было, чтобы одернуть гимнастерку. Он сделал это машинально, по привычке, сложившейся за долгие годы службы в армии. Не нащупав ремня, он как-то сразу почувствовал себя неловко. Все, конечно, заметили это, но никто даже не улыбнулся: каждый из них, должно быть, с тоской подумал о широком офицерском ремне с большой звездой на пряжке, который так удобно в былые времена обтягивал талию, придавал всей фигуре собранность.

Взгляд Назимова вдруг посуровел. Узковатые от природы глаза еще более сузились и поблескивали из щелок; чуть рябоватое лицо порозовело от волнения.

Баки связно изложил центру свой план создания воинских частей подполья, ознакомил присутствующих с предложением Зубанова — Королева, а также рассказал об опыте немецких товарищей, организовавших немногочисленные, изолированные друг от друга боевые группы.

— В отличие от немцев-лагерников и заключенных других национальностей, — продолжал Назимов, — у нас, у русских, одно преимущество: почти все наши люди — военные. Нам легче, привычнее создавать воинские части с единым командованием и подчинением. Вот мы с Задоновым и предлагаем сформировать облегченные бригады армейского типа. Первичное звено в бригаде — это отделение бойцов. В целях конспирации условимся называть его группой «О». Она должна состоять всего лишь из четырех бойцов и командира. Вторая группа — «В» — включает в себя три таких отделения, соответствующее число командиров и одного взводного командира. Третья группа, скажем — «Р», формируется из трех взводов, соответствующего числа командиров плюс командир роты. Далее идет группа «Б», во главе которой стоит комбат. И на самом верху — три комбата и командир бригады. Каждая группа знает лишь своего командира и подчиняется только ему. Но сами командиры связаны между собою. Командир бригады назначается «Политическим центром» и ответствен непосредственно перед центром. Формирование подразделений, по нашему мнению, начинается сверху. Вначале кто-то из руководителей центра подбирает людей, способных стать во главе батальона. Затем каждому комбату приказывается подобрать по три ротных командира. И так — вплоть до отделений. Мы с Задоновым подсчитали: в Бухенвальде из русских заключенных можно сформировать примерно три бригады. Две — в бараках Большого лагеря и одну, резервную — на территории Малого лагеря. Имеется в виду также организация особого отряда, укомплектованного только из военнопленных Этот отряд составит резерв самого центра.

Назимов кончил. Ответил на ряд вопросов и сел, ожидая, что скажут ему. Не назовут ли его сумасшедшим. Ведь язык без костей — говорить можно, что угодно, а как на деле осуществить такой план? Но никто из выступавших не назвал план Назимова фантастическим. Наоборот, всем понравился размах организации, четкость ее структуры. В то же время опасность возбуждала в людях дерзость, стремление поскорее приняться за осуществление плана. Вариант Зубанова — Королева был единодушно отвергнут.

Симагин подвел итоги. И тут Назимов впервые убедился в том, что глава центра — человек большого масштаба, достаточно опытный руководитель. Казалось, он не сказал ничего особенного, но после его выступления вопрос окончательно прояснился, возросла уверенность в полной осуществимости плана.

— Предложение Назимова и Задонова, — говорил он, — соответствует целям, поставленным центром. Мы должны принять их схему за основу. Работу начнем с формирования, — он как-то очень мягко улыбнулся, — «Деревянной» бригады из числа людей, живущих в деревянных бараках Большого лагеря. Название «Деревянная» — не совсем удачное, но на обитателей этих бараков можно положиться в первую очередь. Вопрос о создании «Каменной» и резервной бригад рассмотрим позднее. Что касается особого отряда, то можно считать, что в основном он уже сложился. Командиром его, как вы знаете, является Степан Бикланов. О сроке. «Деревянная» бригада должна быть сформирована никак не позднее конца лета. События на фронтах развертываются с невероятно быстротой. Мы должны быть готовы ко всему. Есть поправка к плану Назимова: в целях большей компактности и конспиративности «Деревянную» бригаду создавать пока не из трех, а из двух батальонов. Опыт покажет, — возникнет ли необходимость в третьем батальоне. Вербовку людей начнем в тех бараках где находятся исключительно русские лагерники. Там — надежнее. Что еще?.. Да, тут было высказано пожелание, чтобы группы «О» состояли из трех, а не из пяти человек. По-моему, так будет лучше. Ведь нам нужно отобрать лишь таких, кто и перед лицом смерти останется верным своей клятве. К тому же трех человек всегда удобнее собрать, легче с ними переговорить. Заслуживает внимания и другое пожелание: формировать отделения, взводы и роты по флигельному и барачному принципу. Люди, живущие вместе, лучше знают друг друга, меньше останется возможностей проникновения провокаторов. Подбор старших командиров-комбатов и командиров рот — исключительно важное дело. Это дело мы доверим тем товарищам, которые уже владеют соответствующим опытом. Об оружии. По-моему, если строевики — давайте введем в обиход такой термин — будут заниматься своей прямой работой: формированием подразделений, их обучением, детализацией подготовки к восстанию, — то доставку оружия целесообразно возложить на других людей. У нас уже есть выделенные товарищи, они приступили к этой работе. Могу доложить: мы и сейчас не сидим сложа руки, кое-что успели сделать.

— А где находятся Зубанов и Королев? — спросил кто-то из присутствующих. — Надежные ли они люди? Каково их настроение?

— У нас нет оснований не доверять им, — ответил Симагин. — Но все же мы сочли целесообразным включить их в недавно отправленную этапную группу. Следовательно, в Бухенвальде их уже нет. По нашим точным сведениям, оба они вполне понимают степень своей ответственности и держатся правильно… Итоги. Как я уже говорил, окончательное решение будет принято после согласования со всеми членами «Политического центра». Тогда же будет решен и вопрос о командире бригады. Пока поручим товарищам Назимову и Задонову продолжить начатую ими работу. Пусть уточняют план.

Первым покинул комнату Бикланов. Затем по одному вышли и остальные. Симагин и Низамов уходили последними.

— Ну, желаю успехов! — руководитель центра крепко пожал руку Баки. — Подумаем, как бы избавить вас от этих проклятых значков, — он кивнул на черно-красно-желтые кружки на одежде Назимова. — Это мы сами сделаем. Иначе вы слишком подозрительны для эсэсовцев… Каковы у вас отношения с Отто и Бруно? — Хорошие.

— Верные люди. Коммунисты. Но впредь будьте осторожны. Заводите дружбу лишь с теми людьми, на которых мы будем указывать. Самостоятельных знакомств избегайте. Среди заключенных есть разные элементы.

Время уже позднее. Увидеть Задонова сейчас нет возможности. Но заснуть спокойно очень трудно. Назимов провел тревожную ночь. Во сне он видел фронтовые картины, потом штурмовал со своей бригадой колючую проволоку Бухенвальда…

А проснулся Баки с чувством светлым и радостным, словно уже обрел свободу. За завтраком его ожидала еще одна радость: на столе, рядом со своей пайкой хлеба он нашел записку и пакет с продуктами — галеты, орехи, несколько конфеток.

— Что это? — удивился Назимов. Развернул записку. В ней соседи по бараку, друзья — немцы, французы, поляки, чехи, голландцы, норвежцы, итальянцы, югославы — поздравляли его с днем рождения!

Назимов никак не ожидал такого внимания к себе. И где? В Бухенвальде!.. «Откуда они узнали, что сегодня день моего рождения? — недоумевал Баки. — Какое же сегодня число? Ба, десятое февраля! Значит, сегодня мне исполнилось тридцать четыре года!»

Потом он вспомнил: ведь барачный староста Отто неизменно записывает год, месяц и день рождения каждого обитателя барака.

С молчаливой растроганной улыбкой Баки оглядел своих друзей. Волнение сжало горло.