Вечный слушатель

Когда из рощи Дафна прочь уйдет —

Горнило вспыхнет в кузнице Вулкана:

За тяжкий труд кузнец берется рьяно

И стрелы для Юпитера кует.

Бушует снег, и намерзает лед,

Померк июль под натиском бурана, —

Спустился Феб за пелену тумана

И вдалеке свою подругу ждет.

Злокозненные звезды Ориона

В открытом море губят корабли.

Сатурн и Марс ярятся распаленно.

Трубит Эол во всех концах земли,

Нептун встревожен, мечется Юнона —

Когда Она скрывается вдали.

Но стоит улыбнуться ей, нежданно

Явив пред нами тысячи красот, —

В глубинах Монджибелло труд замрет

Хромого Сицилийца-великана.

Юпитер стрелы кузнеца Вулкана

В колчан миролюбиво уберет;

Восходит Феб на ясный небосвод,

И с ним Юнона вновь благоуханна.

Цветы и травы землю облекли,

Зефир к востоку реет неуклонно,

И кормчим покоряются рули, —

Уходят злые тучи с небосклона,

Узнав Ее прекрасный лик вдали,

Той, по которой слезы лью бессонно.

— Жизнь — это счастье, а утратить честь —

Мне кажется, не столь большое горе.

— Нет! Если честь несвойственна синьоре,

То в ней ничто нельзя за благо счесть.

Она мертва — пусть даже пламя есть

В ее измученном и скорбном взоре.

Дорога жизни в тягостном позоре

Страшней, чем смерть и чем любая месть.

Лукрецию бы я не осуждала,

Когда б она без помощи кинжала

В великой скорби казнь свою нашла. —

Подобных философий очень много,

Все низменны, и лишь одна дорога

Уводит нас от горечи и зла.

Благой король, на чьем челе корона

Наследная, готов громить врага

И обломать поганые рога

Безжалостным сатрапам Вавилона.

И с нетерпеньем ждет родное лоно,

Что Божий самый ревностный слуга

На тибрские вернется берега.

Не претерпевши на пути урона.

Не бойся, что тебе готовят ков:

Твой нежный агнец истребит волков —

Пусть каждый хищник станет осторожен!

Так воплоти мечту сегодня в явь

И Рим в его надеждах не оставь:

Христу во славу меч достань из ножен!

Душа благая, что угодна Богу,

Что прежде в плоть была облачена,

Но не погрязла в суетной гордыне

И менее других отягчена —

Тебе легко отправиться в дорогу;

К обители небесной благостыни

Ты в лодке хрупкой отплываешь ныне,

Отринув от себя соблазн мирской.

Легко и невесомо

Зефиром благовеющим несома

Средь мира, где объемлет род людской

Греховная и тягостная дрема. —

Ты, видя гавань на пути далеко,

Спеша найти покой.

Взыскуешь истого достичь Востока.

Мольбы людские, жалобы и просьбы,

Великим гневом благостно горя,

На суд предстали во святые кущи, —

И все же им одним благодаря

Вовеки на земле не удалось бы

Добиться справедливости грядущей.

Но, на Восток взглянули, Всемогущий

Воспомнит час распятья своего

Там, на священном месте, —

И Карлу новому мечту о мести

Даря, ему готовит торжество;

На помощь ныне ко своей невесте

Грядет Господь, могуч и непреклонен, —

От голоса его

Уже дрожат оплоты вавилонян.

В любом дому — от гор и до Гароны,

От Рейна до приморских берегов

Готовятся к сраженью христиане,

Ярясь во славу Божью на врагов, —

Испания, собравши легионы,

Уже давно в пути на поле брани,

Британия в холодном океане,

Вблизи страны нетающего льда,

Глядит туда, где снова

Звучит святого Геликона слово, —

Ее сыны уже сейчас туда

Спешат во имя замысла благого,

Столь розные по речи и одежде.

Кто видел и когда

Подобный гнев единодушный прежде?

Пусть северные страны как бы дремлют,

Угнетены морозом искони.

Там небо низко и поля бесплодны,

Но там в седые, пасмурные дни

Народы жребий воинский приемлют, —

Они, от страха гибели свободны,

Разобщены, но Господу угодны,

С германской страстью выкуют клинки,

И горе лиходеям —

Арабам, сарацинам и халдеям,

Живущим воле Божьей вопреки,

Чей род одним владыкой тьмы лелеем,

Что низменны, подлы, трусливы, злобны,

Грязны не по-людски,

Да и грешить почти что неспособны.

Прозреть давно пора по всем законам,

Освободясь от древнего ярма,

Которым душу мы себе калечим,

И силу благородного ума,

Что дан тебе бессмертным Аполлоном,

Яви теперь пред родом человечьим

Писаньем или вящим красноречьем, —

И пусть Орфей иль Амфион придет

Тебе на память ныне,

Когда Италия, о Божьем сыне

Мечтой окрылена, копье возьмет, —

Напомни ей великие святыни,

Зажги пред нею светоч путеводный,

Она идет в поход.

Подвигнута причиной превосходной.

О ты, под чьим благословенным кровом

Хранится множество премудрых книг,

Ты древность изучал неутомимо

От дней того, кто вечный град воздвиг

До Августа в тройном венце лавровом,

Чья слава на земле неколебима, —

Обида стран далеких кровью Рима

Оплачивалась прежде много раз,

И нынче неужели

Не примет Рим участья в общем деле, —

Иль набожно воспрянет в этот час,

Как не однажды восставал доселе?

Чем защититься супостат захочет,

Когда Господь за нас,

И нам победу благостную прочит?

Припомни Ксеркса с яростною кровью,

Что двинулся на нас в былые дни

Чрез море, словно грозная лавина, —

И жен персидских после вспомяни,

Познавших в одночасье долю вдовью, —

Припомни страшный пурпур Саламина —

Но пусть восточный нации руина

Ничтожна слишком, — для твоих побед

Вернее нет залога,

Чем Марафон и горная дорога,

Где Леонид врагу сломил хребет, —

Таких примеров бесконечно много;

Мы Господу хвалу несем в молебнах

За то, что столько лет

Ты — наш оплот пред сонмом сил враждебных.

Узри Италию и берег Тибра,

Канцона, — ты мешаешь видеть мне

Не реку и не гору,

Но лишь Любовь, что, представая взору,

Меня томит в мучительном огне

Теперь не меньше, чем в былую пору.

Ступай, не утеряй своих товарок

В благом пути, зане

Любви Христовой пламень столь же ярок.

Здесь пал Икар. Здесь каждая волна

Следы крылатого хранит поныне.

Здесь путь его закончился в пучине,

И поколеньям зависть суждена.

Да, эта смерть вполне искуплена,

Паденье привело его к вершине.

Блажен, кто так погиб, о чьей кончине

Песнь пропоют в любые времена.

Таится радость в неизбывном горе:

Он, словно голубь, взмыл за облака

И принял гибель в голубом просторе, —

Но именем его уже века

Необозримое грохочет море.

А чья могила столь же велика?

Хвала тебе, о брег, — тебя в долине

Ласкает Арно столько лет подряд,

Степенно покидая славный град,

В чьем имени рокочет гром латыни.

Здесь вымещали гнев на гибеллине

И гвельфу воздавали во сто крат

У твоего моста, который рад

Прибежищем служить поэту ныне.

Ты, милый берег, мне милей вдвойне:

На эту почву поступью небесной

Ступала та, что всех дороже мне, —

Здесь я впервые встретил чистый взгляд,

Здесь я вдохнул — мне прежде неизвестный —

Ее волос волшебный аромат.

Я худ лицом, глаза полны огня;

Пытливый взор страданием отмечен;

Уста молчат, достоинство храня;

Высокий лоб морщинами иссечен;

В одежде — прост; осанкой — безупречен;

Привязан ко всему не доле дня;

Угрюм, приветлив, груб, чистосердечен:

Я отвергаю мир, а мир — меня.

Не манит ни надежда, ни забава;

Как радость, одиночество приемлю;

Порою доблестен, труслив порой, —

Я робко голосу рассудка внемлю,

Но сердце бурно тешится игрой.

О Смерть, в тебе и отдых мой, и слава.