ВЕЛИКИЙ ПАТЕРИК. Сокровищница духовной мудрости преподобных отцов Церкви. Том II. Главы XI-XXVII.

ГЛАВА XX. Об образе жизни святых мужей

1. Однажды авва Антоний молился в своей келии, и был ему голос: «Ты еще не достиг меры литейщика из Александрии». Авва Антоний встал утром и, взяв пальмовый посох, отправился к литейщику. Как только он пришел в город, так сразу отыскал дом литейщика. Тот, увидев его, смутился, а старец спросил: «Скажи мне, что ты делаешь?» Тот ответил: «Я не знаю за собой ничего хорошего, разве только то, что утром, принимаясь за работу, говорю про себя: „Весь этот город, от мала до велика, войдет в Царствие Небесное за свою праведность, и только я один унаследую мучение за свои грехи“. И вечером, перед сном, я говорю то же самое». Услышав это, авва Антоний сказал: «Поистине ты, как хороший чеканщик золота, сидя в своем доме, без усилий наследовал Царствие. А я, будучи нерассуден, всю свою жизнь проведя в пустыне, не достиг твоей меры».

2. К авве Арсению пришел однажды блаженный архиепископ Феофил с каким-то начальником и просил старца сказать им слово на пользу. Старец, немного помолчав, спросил их: «А вы исполните то, что я вам скажу?» Они ответили: «Исполним». Тогда старец сказал им: «Если вы где-то услышите об Арсении, то не ходите к нему».

3. В другой раз архиепископ, желая видеть старца, послал сначала узнать, откроет ли он ему. Старец ответил архиепископу: «Если придешь, то открою тебе дверь, но если открою тебе, то и всем открою, и тогда уже не останусь здесь». Услышав это, архиепископ сказал: «Если я своим приходом прогоню старца, то лучше мне не ходить к нему».

4. Двое из отцов просили Бога показать им, какой они достигли меры. И был им голос, сказавший: «В одной египетской деревне есть мiрянин по имени Евхарист и жена его, которую зовут Мария. Вы еще не достигли их меры».

Старцы пришли в эту деревню, начали всех расспрашивать и нашли хижину этой семьи. Дома была только жена, и они спросили ее: «А где твой муж?» Та ответила: «Он пастух, пасет овец», и пригласила их войти. Когда настал вечер, Евхарист вернулся, пригнав стадо овец. Увидев старцев, он приготовил им трапезу и принес воды, чтобы омыть ноги. Старцы сказали ему: «Мы ничего не станем есть, пока ты не откроешь нам свое делание». Евхарист смиренно ответил: «Я пастух, а это моя жена». Но старцы продолжали его упрашивать, однако он не хотел им отвечать.

Наконец они сказали ему: «Бог послал нас к тебе». Услышав эти слова, он испугался и сказал: «Эти овцы достались нам от наших родителей. И если Господь дает нам какой-нибудь доход от них, то мы делим его на три части: одну отдаем нищим, другую тратим на странников, а третью употребляем на наши нужды. Жена моя остается девой, и каждый из нас спит по отдельности. Ночью мы надеваем власяницы, а днем носим обычные одежды. И до сих пор никто из людей этого не знал».

Услышав это, старцы изумились и ушли, прославляя Бога.

5. Авва Феодор Византийский рассказывал, что еще в юности, двадцати лет от роду, принял монашество, будучи в Константинополе. Чрез три года после этого пришел ему помысел сходить в Иерусалим, и он, найдя корабль, плывший в Ионнию, сел на него. Шесть дней они плыли благополучно, потом поднялась буря, и корабль четыре дня носило по морю, пока не выбросило на александрийский берег. Тогда был январь месяц, и авва Феодор решился провести зиму в скитской пустыне.

Он пришел к авве Нилу, и тот дал ему небольшую келию недалеко от своей. Когда настала Четыредесятница, Феодор сказал ему: «Авва! Дай мне заповедь на эти святые дни». Старец отвечал ему: «Столько уже дней, как ты здесь, и не просил заповеди, а теперь просишь?» Феодор сказал: «Теперь Четыредесятница, и я хочу подвизаться». Старец ответил ему: «А остальные дни года разве не святы, разве они непотребны и нечисты? Или только в эти дни светят солнце, луна и звезды, а в прочие нет? Я, сын мой, слышу, что говорит божественное Писание: „Твой день и Твоя ночь“,[167] и „Благословлю Господа во всякое время; хвала Ему непрестанно в устах моих“,[168] и еще: „Всякий день буду благословлять Тебя“,[169] и апостол говорит: „Непрестанно молитесь. За все благодарите“.[170] Итак, если для тебя лишь эти дни святы и являются временем подвига и труда, а прочие дни – покоя и утешения, то блажен ты!

Я, чадо, знаю в христианах три чина: рабов, наемников и сынов. Раб всегда должен служить своему господину со страхом и усердием; наемник также, если хочет получить плату, всегда должен работать без лености и ропота, не давая себе покоя ни зимой, ни летом, ни весной, ни осенью. Чадо мое, если ты раб, то триста шестьдесят пять дней в году обязан работать со всем усердием и любовью; если ты наемник, то также должен весь год работать неленостно, чтобы обогатиться добродетелями; если же ты сын, то должен всегда чтить отца своего, чтоб стать его наследником, а не так, чтобы иногда чтить отца, а иногда оскорблять его. Истинно говорю тебе, чадо, Бог требует от монахов, чтобы они всегда подвизались, непрестанно молились, читали и размышляли со вниманием и трезвением и в великие праздники, и в Пятидесятницу, и в воскресенье, и в субботу. Раб ленивый не удостаивается свободы; неверный наемник лишается платы; и сын, не покорный отцу, теряет наследство».

Феодор ему сказал: «Авва, если ты не затворишь дверей, я всегда буду приходить к тебе беседовать».

Он ответил: «Не деревянная дверь преграждает вход демону и грехам, и не беседа с подобострастными людьми отвергает его. Когда хочешь, приходи и, когда хочешь, уходи».

Так старец и не дал ему заповеди. Возвратясь в келию, авва Феодор безмолвствовал до дня Сорока мучеников. В этот день он пришел к авве Нилу, и, когда после молитвы они сели, Феодор сказал: «В монастыре моем, авва, бывает великое торжество сегодня и на Благовещение Пресвятой Богородицы, и мы разрешаем вино, масло и рыбу». Старец спросил: «Почему вы это делаете?» Феодор ответил ему: «В честь святых, Пресвятой Богородицы и Предтечи».

Старец сказал: «Много светлых воскресений вы празднуете: Предтечу, святых мучеников, день Богородицы, Неделю Ваий, Великий Четверток, четырнадцать суббот и воскресений в семь недель поста и еще Светлое Воскресение Спасителя Иисуса! Итак, если в сии двадцать пасх вы разрешаете вино, рыбу и масло, то как поститесь в другие дни?» Феодор ответил: «В монастыре нашем, авва, три дня не вкушают ни хлеба, ни вина, ни масла; в субботу и воскресенье бывает варево с маслом, а во вторник и четверг мы едим плоды и овощи».

Авва Нил сказал: «Не хлеб рождает грех, и не овощи – праведность. Но скажу тебе, чадо: бывает, что постящиеся по два дня едят за три и спят за четыре и что вкушающие овощи и воздерживающиеся от хлеба душою и телом вооружаются друг против друга и друг друга поедают, омрачают свой ум, отягчают свое сердце многоспанием и уязвляют свою совесть. Полагая, что они постятся, они чревоугодничают; что бодрствуют – спят еще более; желая почтить мучеников – доставляют телу лавры многоядением и многоспанием. Мученики претерпевали всякого рода муки: биение жилами, вешание, обжигание, выкалывание очей, отсечение пальцев, строгание ребер, сжимание главы, кипячение в смоле, мор голодом и холодом, а они вместо всего того предаются утешениям, разрешая рыбу, вино, масло, сикер и мед.

Чадо, если желаешь почтить мучеников, Пресвятую Богородицу и Предтечу Иоанна, почти их воздержанием и бдением, а не чревоугодием, почти молитвою, лощением и терпением, а не многопитием, почти чистотою, целомудрием и девством, а не утешениями и роскошью. Представим Богу в час молитвы трезвенный ум, сердце, не омраченное скверными помыслами, светлую совесть, отгоняющую худые мысли, возбужденную мысль, свободную от сосложения с худыми воспоминаниями, – и мы возрадуем Бога, привлечем на помощь ангелов, приобретем заступление Пресвятой Богородицы и Предтечи Иоанна и сделаем своими друзьями и покровителями святых мучеников! Когда же, постясь по два дня, потом едим втрое и спим впятеро, между тем как ум остается в мечтаниях, злые помыслы бьют, как из ключа, сердце оскверняется, совесть омрачается, язык поет спешно и глаза блуждают туда и сюда, – тогда диавол утешается, демоны радуются, а мы тщеславимся, не замечая своей пагубы».

6. Некто по имени Павел, человек знатный, имевший достойную себя жену и великое богатство, возымел намерение сделаться монахом. Призвав жену свою и детей, он сказал им: «Я хочу продать вас». Они сказали: «Поступай как знаешь». Он взял свою жену и пол-имения и, придя в женский монастырь, говорит сестрам: «Я хочу продать вам ее». Поняв его благое намерение, они с радостью согласились, и, когда заключили договор, он отдал игумении и жену, и пол-имения своего. Подобным же образом он и детей своих отвел в другой монастырь. Наконец, в последней обители он сделал то же самое и с самим собой. Потом сказал авве: «Если позволишь, я бы хотел один войти в дом молитвы». Авва согласился. Войдя внутрь и затворив двери, он простер руки к небу и воззвал к Богу: «Боже! Ты знаешь, что я от всего сердца моего предался Тебе». И был к нему глас: «Знаю и всемилосердно принял тебя».

Так жил он в киновии, как раб, исполняя любую работу и будучи ниже всех. За такое смирение он был превознесен Богом: по его смерти истекло мν́ро и совершались многие другие знамения.

7. Пришел некогда авва Макарий Египетский из Скита на Гору Нитрийскую. В это время там совершал литургию авва Памво, который сказал: «Авва, скажи братиям слово». И тот ответил: «Я еще не стал монахом, но видел монахов. Однажды я сидел в келии в Скиту, и напал на меня помысел, говоривший мне: „Ступай в пустыню и посмотришь, что ты там увидишь“. Пять лет я воевал с этим помыслом, говоря себе: не от бесов ли он? Но так как помысел не отступал, я пошел в пустыню.

Там я набрел на озеро, посреди которого был остров. Пришли к этому озеру дикие звери на водопой, и между ними я увидел двух нагих людей. Меня охватил страх, потому что я подумал, что это злые духи. А они, увидев, что я испугался, сказали мне: „Не бойся. Мы тоже люди“. Я говорю им: „Откуда вы и как попали в эту пустыню?“ Они ответили: „Мы из киновии, но по согласию переселились сюда и живем здесь уже сорок лет. Один из нас египтянин, а другой ливиец“.

Потом они спросили меня: „Как дела в мiре? Приходит ли вода в свое время?[171] И есть ли в мiре достаток?“ Я ответил им, что все хорошо. Затем сам спросил их: „Как я могу стать монахом?“ Они ответили: „Если человек не отречется от всего, что в мiре,[172] то не сможет стать монахом“. Я возразил: „Но я немощен, и нет у меня таких сил, как у вас“. Они ответили: „Если ты не можешь жить, как мы, то сиди в своей келии и оплакивай грехи свои“.

Я спросил их: „Когда наступает зима, не мерзнете ли вы? И когда бывает зной, не обгорает ли ваше тело?“ Они ответили: „Бог так промыслил о нас, что мы ни зимой не мерзнем, ни летом нас не угнетает зной“.

Вот почему я и сказал вам, что я еще не стал монахом, но видел монахов. Простите меня, братия».

8. Авва Витим передавал рассказ аввы Макария о том, что к нему, когда он жил в Скиту, пришли два молодых чужеземца. У одного борода уже была, а у другого только пробивалась. Они подошли к старцу и спросили: «Где келия аввы Макария?» А он спросил: «Почему вы ищете его?» Они ответили: «Мы слышали о нем и о Ските и пришли его увидеть». Тогда он говорит им: «Я Макарий». Они поклонились старцу и сказали: «Мы хотим остаться здесь». Видя, что они изнежены и из богатых семей, он сказал им: «Вы не сможете здесь жить». Старший ответил: «Если мы не сможем здесь жить, то пойдем в другое место».

Тогда авва Макарий помыслил: «Зачем я их прогоняю и ввожу в соблазн? Они сами убегут от трудностей», и сказал им: «Так идите, стройте себе келию, если сможете». Они ответили: «Покажи нам место, и мы построим». Он дал им топор, мешок хлеба и соль, а потом показал на скалистый утес и сказал: «Вот здесь ваша каменоломня, а деревья можете носить с озера. Как возведете крышу, так селитесь». Авва Макарий думал, что они убегут от тяжелых трудов, но они спросили: «Каким рукоделием здесь занимаются?» Он ответил: «Плетут корзины» – и, принеся лозу с озера, показал им, как начинать плетение и как дальше заканчивать. Потом сказал: «Делайте корзинки и отдавайте стражам,[173] а они будут приносить вам хлеб».

Затем авва удалился, а они терпеливо сделали все, что он им сказал, и после не заходили к нему три года. Авва Макарий боролся с помыслами и задавался вопросом: «Что у них за делание, если они ни разу не зашли ко мне спросить о своих помыслах. Люди издали приходят ко мне, а они живут рядом и не заходят и у других не бывают, разве только в молчании посещают церковь ради святых Даров». Старец молился Богу, постясь на протяжении недели, чтобы Он показал ему их делание. По прошествии недели он отправился к ним посмотреть, как они живут.

Когда он постучался, они отворили ему и молча его поприветствовали. Авва сотворил молитву и сел. Старший кивнул младшему, чтобы тот вышел, а сам сел плести корзину, не говоря ни слова.

В девятый час [174] он постучал посохом, младший вошел и приготовил немного вареной пищи. По знаку старшего он накрыл стол, положил три лепешки, а затем в молчании встал рядом. Авва Макарий сказал: «Давайте поедим». Все приступили к трапезе, а младший принес флягу с водой, и они утолили жажду.

Когда наступил вечер, братия спросили старца: «Ты уходишь?» Он ответил: «Нет, заночую здесь». Они постелили ему циновку в углу и, сняв пояса и аналавы, легли на циновки напротив. Когда братия легли, авва Макарий снова помолился Богу, чтобы Он открыл ему их делание.

Тут кровля раскрылась, и стало светло как днем, но братия не видели света. Полагая, что старец заснул, старший толкнул младшего в бок, они встали, препоясались и воздели руки к небу. Авва смотрел на них, но они этого не замечали. Авва Макарий видел бесов, которые, как мухи, нападали на младшего. Одни садились ему на уста, другие на глаза. Видел он и ангела Господня, держащего огненный меч, который ограждал молящегося и отгонял от него бесов. А к старшему лукавые духи не могли даже приблизиться.

Под утро они легли опять. Авва Макарий притворился, будто только что проснулся, так же поступили и они. Старший лишь спросил старца: «Хочешь, пропоем двенадцать псалмов?» Авва Макарий согласился. Младший спел пять псалмов по шесть стихов и «аллилуиа». На каждом стихе из уст его вырывался язык пламени и восходил на небо. Так же и у старшего, когда он открывал уста в пении псалмов, оттуда словно вырывался поток огня, восходящий до небес.

Уходя, авва сказал: «Помолитесь обо мне». Братия молча ему поклонились. Старец понял, что старший уже достиг совершенства, а с младшим еще воюет враг. Через несколько дней старший брат почил, а на третий день скончался и младший.

После этого, когда кто-либо из отцов заходил к авве Макарию, он вел их в келию этих братий и говорил: «Пойдем посмотрим на место подвига юных чужестранцев».

9. Некогда авва Макарий молился в своей келии, и был ему глас: «Макарий, ты еще не достиг меры двух женщин из такого-то города». Утром старец встал и, взяв пальмовый посох, отправился в город.

Узнав, где живут эти женщины, он постучался к ним в дверь. Одна из них вышла и провела его в дом. Когда он сел, к ним подошла и другая. Он подозвал их, и они обе сели рядом. Старец говорит им: «Ради вас я совершил этот долгий и трудный путь из пустыни. Скажите мне, каково ваше делание?»

Они ответили ему: «Поверь нам, авва, никто из нас не избегал ложа своего мужа до сего дня. О каком делании ты хочешь от нас услышать?» Старец поклонился им до земли и умолял открыть их делание. Тогда они сказали ему: «По родству мы чужие друг другу. Случилось так, что мы вышли за двух братьев по плоти и вот уже пятнадцать лет живем в этом доме и не помним, чтобы мы когда-либо бранились или сказали друг другу дурное слово. Был у нас помысел оставить мужей и вступить в чин дев. Мы сильно упрашивали наших мужей отпустить нас, но они не согласились. Не преуспев, таким образом, в этом нашем намерении, мы положили завет между собой и Богом до смерти не произносить никакого мiрского слова».

Авва Макарий, услышав это, сказал: «Поистине нет дев и замужних, монахов и мiрян. Бог требует от человека лишь сердечного расположения и всем подает Святого Духа».

10. Авва Пимен рассказывал, как авва Антоний говорил об авве Памво, что страх Божий, который тот имел, позволил Духу Святому обитать в нем.

11. Авва Пимен сказал: «Многие из отцов наших преуспели в аскетических подвигах, но в тонком различении помыслов – лишь единицы».

12. Он же сказал: «Я знал три телесных делания аввы Памво: ежедневные пост до наступления вечера, молчание и рукоделие».

13. Об авве Пимене рассказывали, что если сидели у него старцы и в беседе упоминали авву Сисоя, то он говорил: «Оставьте авву Сисоя. Нет таких слов, которыми можно было бы рассказать о его мере».

14. Об авве Памво говорили, что как Моисей воспринял образ славы Адама, когда прославилось лицо его,[175] так и у аввы Памво лицо сияло, подобно молнии, и был он величествен, как царь, сидящий на престоле. Той же меры достигли авва Силуан и авва Сисой.

15. Когда авва Роман приблизился к кончине, собрались к нему ученики и спросили: «Как нам жить дальше?» Старец ответил: «Никогда я не начинал говорить что-либо кому-то из вас, прежде не убедив свой помысел не гневаться в том случае, если слушающий не исполнит моего повеления. И таким образом все время наше мы прожили в мире».

16. Когда авва Сисой жил на Горе аввы Антония, его послушник как-то раз замедлил прийти к нему – и десять месяцев старец не видел ни одного человека. Ходя по горе, он встретил жителя Фарана, который охотился на диких зверей. Старец спросил его: «Откуда ты пришел и сколько времени уже здесь?» Тот ответил: «Поистине, авва, вот уже одиннадцать месяцев я охочусь на этой горе и не видел ни одного человека, кроме тебя».

Услышав это, старец удалился в келию, ударяя себя в грудь и говоря: «Сисой, ты думал, что совершил нечто, но не достиг и меры этого мiрянина».

17. Рассказывали об авве Сисое, что, когда он умирал и отцы собрались у него, его лицо просияло, как солнце и он сказал: «Вот пришел авва Антоний». Затем говорит: «Вот пришел лик пророков». И его лицо просияло еще больше. Потом сказал: «Вот пришел лик апостолов». Сияние, исходящее от его лица, удвоилось, и он как будто с кем-то разговаривал.

Старцы спросили его: «С кем ты беседуешь, авва?» Он ответил: «Ангелы пришли, чтобы забрать меня. А я прошу их оставить меня еще хоть немного для покаяния». Старцы говорят ему: «Тебе нет нужды в покаянии, авва». Но он сказал им: «Поистине я не знаю, положил ли я даже начало покаянию». Тогда все поняли, что он достиг совершенства.

Затем лицо его просияло, как солнце, все испугались, а он сказал им: «Смотрите, Господь пришел и говорит: „Несите ко Мне сосуд пустыни“». И тотчас он испустил дух, просветившись, как молния, и вся келия наполнилась благоуханием.

18. Тот же авва Сисой, когда сидел в келии, всегда запирал дверь. А если его кто спрашивал об авве Памво, то он отвечал: «Памво велик, велик в делах своих».

19. Некто из отцов рассказывал, как один человек встретил авву Силуана и, увидев, что его лицо и тело просияли, как у ангела, пал ниц. Он также сказал, что и другие старцы стяжали этот благодатный дар.

20. Говорили об авве Сармате, что часто он по сорок дней проводил в посте, по совету аввы Пимена, и что эти дни проходили для него незаметно. Придя к нему, авва Пимен спросил: «Скажи мне, что ты видел, когда совершал столь великий труд?» Тот ответил: «Совершенно ничего». Авва сказал: «Не отпущу тебя, пока ты мне не скажешь». И тот ответил: «Одно только я увидел, что, когда говорил сну: „Ступай прочь“, он отступал, а если говорил: „Приди“, он приходил».

21. Авва Матой говорил об авве Тифое: «Не посмеет ни один человек раскрыть уста свои и обвинить его в чем-либо; но как чистое золото меряется на вес, так и авва Тифой».

22. Сказал авва Филором: «С тех пор как я родился от воды и Духа, до сего дня я не ел чужого хлеба даром, но своим трудом добывал его; и от трудов рук своих я раздал прокаженным двести златниц». Он был весьма искусным писцом и не прекращал переписывать книги даже на восьмидесятом году жизни, а между тем ум его никогда не отдалялся от Бога.

23. Авва Псентаисий, авва Сур и авва Псой говорили: «Слушая слова отца нашего Пахомия, мы получали великую пользу, подвигнутые к ревности о благих делах. Мы, видя его жизнь, замечали, что, даже когда он молчит, его деяние становится словом. Все монахи удивлялись и говорили друг другу: „Мы думали, что все святые творят подвиг по воле Божией, что от чрева матери своей они непреложно святые и не имеют собственного произволения. И также думали, что грешники не могут жить благочестиво, потому что они как будто такими и созданы. Но вот мы ясно увидели благость Божию, явленную на нашем отце: как он, происходя из рода идолопоклонников, стал весьма богочестивым и облекся во все заповеди Божии“. Так что и мы все можем последовать ему, как он следует за святыми. Разве не сказано в Писании: „Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас“.[176] Мы умерли вместе с этим человеком и оживем вместе с ним, так как он прямым путем ведет нас к Богу».

24. Говорили об авве Оре, что он не только никогда не лгал, не клялся, и не божился, но и не говорил без нужды.

25. Авва Op говорил своему ученику Павлу: «Смотри, никакого чуждого слова не приноси в свою келию».

26. Говорили об авве Оре и об авве Феодоре, что они всегда полагали благое начало и непрестанно благодарили Бога.

27. Был один отшельник, который ел траву на пастбище вместе с антилопами. Он помолился Богу, говоря так: «Господи, научи меня тому, чего мне недостает». И был ему голос, сказавший: «Ступай в такую-то киновию, и что повелят тебе там, то и делай». Он пошел в киновию и остался там. Он не умел исполнять послушаний братий, и младшие стали учить его, говоря: «Сделай это, невежда. Сделай то, юродивый старец». В скорби он снова начал молиться Богу, говоря: «Господи, я не умею служить людям. Отправь меня назад, к антилопам». Бог отпустил его, и он опять вернулся на луг, чтобы питаться травой вместе с антилопами.

28. В пустыне жил один старец, который много лет работал Богу. Он сказал: «Господи, извести меня, благоугодил ли я Тебе?» И увидел ангела, сказавшего ему: «Ты еще не достиг меры огородника, живущего в такой-то деревне». Старец, удивившись, сказал сам себе: «Отправлюсь в деревню и узнаю, что он такого делает, что превзошел делание и труд стольких лет моей жизни».

Старец отправился в путь и пришел на место, которое указал ему ангел. Он увидел человека, продающего овощи, и просидел рядом с ним до конца дня. Когда продавец собрался уходить, старец сказал ему: «Не можешь ли ты, брат, пустить меня к себе в келию переночевать?» Тот с радостью его принял. Когда они пришли в келию и огородник все приготовил для удобства старца, тот сказал ему: «Сотвори любовь, брат, расскажи мне о том, как ты живешь». Хотя огородник и не хотел ничего рассказывать, старец продолжал настоятельно его расспрашивать.

Наконец тот, смутившись, сказал: «Ем я только раз в день, поздно вечером. Из дневной выручки я оставляю себе лишь на самое необходимое, а остальное раздаю нищим. Принимая кого-нибудь из рабов Божиих, я все расходы беру на себя. Встаю я утром и, прежде чем выйти на работу, говорю себе, что вся наша деревня, от мала до велика, войдет в Царствие Небесное за праведность, а я один унаследую вечные мучения за мои грехи. То же самое я говорю себе и вечером, прежде чем засну».

Старец, услышав это, подумал про себя: «Его делание доброе, но не превышает мои труды за многие годы». Когда они сели за стол, старец услышал, как кто-то шел по дороге и распевал песни, – келия огородника находилась в людном месте. Старец спросил его: «Брат, желая жить по воле Божией, почему ты продолжаешь оставаться здесь? Неужели тебя не смущают такие песни?» И он ответил: «Поверь, авва, они никогда меня не смущают и не вводят в соблазн». Услышав это, старец спросил: «А что ты помышляешь в своем сердце, когда слышишь их?» Огородник ответил: «Что все пойдут в Царствие Небесное».

Услышав это, старец удивился и сказал: «Вот делание, превосходящее труд стольких моих лет». И, положив поклон, добавил: «Прости меня, брат, я еще не достиг этой меры». И даже не поев, он вернулся опять в пустыню.

29. Рассказывал некто из отцов: «Дружили между собой два купца родом из Апамеи, ездившие торговать на чужбину. Один из них был богат, а другой – не очень. У богатого была жена прекрасная и целомудренная, как показывали ее дела. Когда богатый купец умер, его друг, восхищавшийся достоинствами его супруги, решил взять ее в жены. Но он стыдился сказать ей о своем желании. Она же, будучи разумной женщиной, поняла это и сказала: „Господин Симеон – так его звали – я вижу, что ты погружен в помыслы. Скажи мне, что с тобой? Может быть, я тебе помогу“.

Сначала он побоялся признаться, но потом все сказал и попросил стать его женой. Она ответила: „Если ты сделаешь то, что я тебе поручу, то я выйду за тебя замуж“. Он ей сказал: „Я сделаю все, о чем бы ты ни попросила“. Она говорит ему: „Иди к себе, в хранилище своего товара, и ничего не ешь, пока не позову тебя. И я тоже буду поститься, пока не пошлю за тобой“. На этом и условились.

Она не сказала, когда позовет его, и он думал, что это случится в тот же день. Но прошел день, второй, третий, а она все его не звала. Он же терпел то ли из-за страстной любви к ней, то ли потому, что Бог так все устроил и подал ему терпение, поскольку собирался призвать его [к монашеству], ведь впоследствии он стал сосудом избранным.[177]

На четвертый день женщина послала за ним. А он, полуживой, едва смог встать на ноги и едва дошел до нее, поддерживаемый под руки. Она приготовила трапезу, постелила постель и говорит ему: „Вот трапеза, и вот постель, куда ты велишь, туда и отправимся“. Он же сказал: „Молю тебя, помилуй меня и дай мне немного поесть, потому что я умираю от голода и настолько обессилел, что уже даже не знаю, что значит жена“. Она же говорит ему: „Видишь, когда ты проголодался, тогда и мне, и всякой другой женщине, и удовольствию предпочитаешь еду. Поэтому, когда будут у тебя такие помыслы, воспользуйся этим лекарством, и оно освободит тебя от всякого неподобающего помысла. Поверь мне: похоронив мужа, я не выйду ни за тебя, ни за кого другого, но под покровом Христовым надеюсь навсегда остаться вдовой“.

Купец исполнился умиления и, подивившись разуму и целомудрию женщины, сказал ей: „Если Господь благоволил, чтобы ты меня спасла своим благоразумием, то что ты посоветуешь мне сделать?“ Она, не кичась ни молодостью, ни красотой и опасаясь, что и сама тоже может безумно влюбиться, сказала ему: „Я думаю, что ты никого, Бог свидетель, не любишь больше меня“. Он ответил: „Да, это так“. Она сказала: „Бог свидетель, что и я поистине люблю тебя. Но Владыка сказал: „Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего, и матери, и жены и детей, и братьев, и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником“,[178] поэтому удалимся друг от друга, дабы и тебе засчитал Господь, что ты ради Него разлучился с женой, и мне, что ради Него я разлучилась с мужем. Есть славный монастырь в нашей стране, в Апамее. Если ты действительно хочешь спастись, отрекись в нем от мiра – и поистине угодишь Богу“.

Купец, сразу отрекшись от всех своих дел, отправился в монастырь и пребывал там до дня своего упокоения. Он стал опытным монахом, ум его был чист, и он духовно созерцал многие спасительные вещи».

Всю эту историю мы слышали от человека, которому рассказал ее сам авва Симеон.

30. Братиям, жившим в Раифе, где растут семьдесят финиковых пальм, при которых и устроил Моисей свой стан, когда вышел вместе с народом из пустыни Египетской,[179] рассказывал некто из отшельников: «Как-то я решил пойти во внутреннюю пустыню, рассуждая, не встречу ли там человека, работающего Богу в еще большем уединении, чем я. Пройдя четыре дня и четыре ночи, я заметил пещеру. Приблизившись к ней, я увидел, что внутри сидит человек. Я постучался по обычаю монахов, но он не двигался, так как был мертв. Не догадываясь об этом, я вошел и дотронулся до его плеча. Тотчас он рассыпался и превратился в прах. Я посмотрел по сторонам и увидел, что на стене висит короткий плащ. Когда я дотронулся до него, он тоже рассыпался и превратился в прах. Удивленный, я вышел оттуда и нашел другую пещеру и следы человека. Приободрившись, я приблизился к пещере. Снова постучался, но никто не откликнулся, и когда я вошел, там не было никого. Стоя перед пещерой, я подумал про себя, что, наверное, раб Божий должен сюда вернуться, куда бы он ни пошел.

Когда рассвело, вижу идет стадо буйволов, а вместе с ними нагой человек, который лишь длинными волосами прикрывал срамные части тела. Приблизившись ко мне, он подумал, что я дух, и встал на молитву, поскольку, как он позднее рассказывал, претерпевал множество искушений от духов. Я понял это и сказал ему: „Я человек, о раб Божий! Посмотри на мои следы и прикоснись ко мне, чтобы убедиться, что я – плоть и кровь“. Он произнес: „Аминь“, посмотрел на меня и весьма утешился.

Подвижник ввел меня в пещеру и спросил: „Как ты здесь оказался?“ Я ответил, что пришел в эту пустыню, ища рабов Божиих, и Бог не лишил меня желаемого. Затем сам спросил: „А ты как здесь оказался? Сколько времени ты здесь пребываешь? Как питаешься? И почему ты нагой и не нуждаешься в одежде?“ Он ответил: „Я жил в Фиваидской киновии и работал ткачом. Но пришел ко мне помысел уйти оттуда и жить отдельно, чтобы безмолвствовать, принимать странников и получить большую награду. Я послушался помысла и приступил к делу. Я построил монастырь и жил там вместе с послушниками. Получая большой доход, я все приобретенное раздавал нищим и странникам.

Но наш враг диавол, как всегда, позавидовал будущему воздаянию, ожидающему меня, ради которого я много трудился, все обращая во славу Божию. Одна дева заказала мне работу, я выполнил. Затем были и другие заказы, и мы так привыкли друг с другом общаться, что чувствовали себя очень свободно. За дерзновением в общении последовали и пожатия рук, и смех, и совместные трапезы. А кончилось все беззаконием.

Прожив шесть месяцев во грехе, я подумал, что сегодня или завтра меня застанет смерть и я унаследую вечное мучение. Ведь если соблазнитель замужней жены подлежит казни и мучению, то каких мук заслуживает тот, кто растлил невесту Христову! Я тайно ушел в пустыню, оставив все свое имущество этой женщине. Я нашел эту пещеру, и при ней источник, и эту финиковую пальму, которая дает мне каждый год двенадцать веток плодов. Каждый месяц я срезаю одну ветку, которой мне хватает на тридцать дней, а к тому времени уже поспевает другая. За много лет мои волосы стали длинными, а мои одежды истлели, и поэтому только волосами я прикрываю свой стыд“.

Я спросил, какие у него здесь были трудности. Он сказал: „Сначала я очень тяготился тем, что от сна на земле у меня разболелась печень, и я не мог стоя совершать молитвенную службу, поэтому я лежал и взывал к всевышнему Богу. Когда я, испытывая боль, лежал в пещере, в великом унынии от того, что не могу даже выйти, внезапно ко мне вошел муж и, подойдя ближе, спросил: ‘Что ты страдаешь?’ У меня едва хватило сил ответить, что у меня болит печень, и показать ему больное место. Он же, сложив вместе пальцы, рассек кожу в том месте как бы мечом и, вынув печень, показал мне ее повреждения. Затем, очистив ее ладонью, он вынул камни, поместив печень на место. Закрыв рану, он сказал мне: ‘Теперь ты здоров: работай Владыке Христу как подобает’. С тех пор я стал здоровым и неустанно тружусь здесь“.

Я просил его разрешить мне остаться в его предыдущей пещере, но он ответил, что я не смогу вынести нападения демонов. Я согласился с ним в этом и попросил помолиться обо мне и проводить меня. Он так и сделал. Я же рассказал вам это ради пользы».

31. Подобную историю рассказывал и другой старец, удостоившийся епископства в городе Оксиринхе. Он передавал ее так, словно кто другой рассказал ему о себе, но на самом деле речь шла о нем самом.

«Однажды я решил отправиться в дальнюю пустыню и достичь оазиса, где обитает племя мазиков. Я решил заглянуть туда, не найду ли там нищего, служащего Богу. Взяв несколько лепешек и воды на четыре дня, я отправился в путь. Когда прошло четыре дня и еда закончилась, я не знал, что делать. Но, предав себя воле Божией и ободрившись, я решил идти дальше и шел еще четыре дня без еды и воды. Тело мое уже не переносило такого поста и тягот пути, я пал духом, лег на землю и заснул.

Тогда некто подошел ко мне и провел пальцем по моим губам. Я тотчас же окреп и уже не чувствовал ни усталости, ни голода, а потому встал и продолжил путь по пустыне. Когда прошло еще четыре дня, я опять ослаб и начал молиться, воздев руки к небу. И вот тот же муж снова укрепил меня и избавил от усталости, проведя перстом по губам.

Прошло восемнадцать дней, и я наконец увидел хижину рядом с источником, пальму и стоящего там старца, единственной одеждой которого были его длинные волосы. Он был весь седой и страшный на вид. Как только он увидел меня, так сразу встал на молитву. Окончив ее и уверившись, что я человек, он сказал: „Аминь“. Он взял меня за руку и спросил: „Как ты дошел сюда? Все ли благополучно в мiре? Продолжаются ли еще гонения?“ Я сказал: „Молитвами тех, кто поистине работает Владыке Христу, я пересек эту пустыню. Гонения прекратились благодатью Христовой. Расскажи мне и ты, как здесь оказался“.

Он горько заплакал и начал говорить: „Я был епископом. Когда начались гонения, я был подвергнут множеству пыток и, не вынеся злостраданий, принес жертву идолам. Придя же в себя и осознав свое беззаконие, я решил умереть в этой пустыне. Но вот уже сорок девять лет живу здесь и умоляю Бога отпустить мне грех мой. Господь подает мне пищу: плоды этой финиковой пальмы. Но утешительной вести о прощении греха я не получал сорок восемь лет. Только в этом году я был утешен“.

Сказав это, подвижник вдруг побежал на возвышение и встал на молитву. Он молился долго, несколько часов, а потом вернулся ко мне. Взглянув на его лицо, я изумился и испугался, потому что оно пламенело как огонь. Он же сказал мне: „Не бойся, Господь послал тебя ко мне, чтобы ты похоронил мое тело“. С этими словами он лег на землю и скончался.

Я разорвал свой левитон, половину оставил себе, а другой половиной обернул святое тело старца и похоронил в земле. Как только земля покрыла старца, финиковая пальма тотчас засохла, а хижина рухнула. Я долго плакал и молился Богу, чтобы Он даровал мне плоды пальмы и я мог бы прожить в этом месте остаток жизни. Но этого не произошло, и я сказал себе, что на это нет воли Божией. Помолившись, я отправился назад к людям.

Тот же самый муж, прикасавшийся к губам моим, приходил снова и укреплял меня. Наконец я пришел к братиям, рассказал им все и увещевал не отчаиваться, но терпеливо искать Бога».

32. Рассказывал старец: «Некий отшельник, прожив много лет во внутренней пустыне, стяжал дар прозорливости и общался с ангелами. Однажды два брата, услышав о нем, пожелали его увидеть и получить пользу от его поучений. Они вышли из келий и с верой отправились к нему в пустыню.

Спустя несколько дней, добравшись до пещеры старца, они еще издали увидели кого-то подобного человеку, облаченного в белые одежды и стоящего на одной из близлежащих гор, на расстоянии от святого примерно в три версты. Неизвестный закричал им: „Братия, братия!“ Они спросили: „Кто ты и что тебе нужно?“ Он ответил: „Скажите авве, чтобы он вспомнил, о чем я его попросил“. Братия зашли в пещеру старца, поприветствовали его и, пав ему в ноги, просили дать спасительное наставление. Выслушав слова старца, они получили немалую пользу.

Затем братия рассказали ему и о человеке, которого встретили по пути, и передали его слова. Старец понял, кто это был, но притворился, что ничего не понимает. Он сказал: „Нет, никто из людей здесь не живет“. Монахи же понуждали его рассказать, кого они видели, кланяясь старцу и припадая к его ногам.

Наконец он велел им встать и сказал: „Дайте мне слово, что никому ничего не скажете, пока я не отойду ко Господу, дабы не стали почитать меня за святого, – и я вам расскажу обо всем“. Они дали слово, и он сказал: „Тот, кого вы видели в белых одеждах, – ангел Господень, который пришел сюда и стал просить меня, немощного, чтобы я помолился ко Господу о нем, и тогда он вернется на свое место, ибо закончилось время, назначенное ему в наказание от Бога. Я спросил его: „Какова же причина твоего наказания?“ Он ответил: „В одной деревне многие люди грехами весьма разгневали Бога, и Он послал меня, чтобы я милостиво преподал им урок. Но, увидев, сколь они нечестивы, я наказал их сверх меры, и от бича моего многие умерли. Поэтому Бог и не хочет меня видеть“. Я сказал: „Но разве я способен умолить Бога об ангеле?“ Он ответил: „Если бы я не знал, что Бог слышит истинных рабов Своих, я бы не пришел и не беспокоил тебя“.

Вот сколь несказанна милость Божия, и беспредельна Его любовь к человеку, так что Он удостоил человека беседовать с Ним и видеть Его! Поэтому ангелы и служат людям и общаются с ними, как общались с блаженными Его рабами: Захарией,[180] Корнилием,[181] Илией-пророком [182] и другими святыми. И я прославил милосердие Божие, изумленный этим“.

Вскоре блаженнейший старец скончался, и братия погребли его с плачем, с пением песнопений и чтением молитв. Его добродетелям и мы постараемся подражать во всем, крепостью Господа нашего Иисуса Христа, хотящего, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины».[183]

33. Рассказывал некто из отцов: в одном селении скончался епископ. Поселяне пришли к архиепископу с просьбой рукоположить им нового пастыря, и тот сказал им: «Приведите мне того, кого вы считаете достойным пасти стадо Христово, и я рукоположу его вам в епископа». Они ответили: «Мы не знаем такого, но примем того, кого твой ангел подаст нам». Архиепископ спросил: «Все вы здесь?» Они ответили отрицательно. Он велел им идти собраться всем и прийти снова, чтоб епископ был избран с общего согласия.

В следующий раз они собрались все и пришли с той же просьбой. Архиепископ снова сказал: «Дайте мне того, кого желаете, и я рукоположу его». Но они повторили: «Не примем иного, а того, кого подаст нам твой ангел». Он спросил: «Все вы здесь?» Они ответили, что все. Архиепископ еще раз спросил, не осталось ли кого в деревне? Они сказали: «Никого, кроме того, кто пасет осла нашего старосты». Тогда архиепископ спросил: «Согласитесь ли принять того, кого назначу?» Все сказали: «Согласимся и просим святыню твою дать нам именно того, о ком известит тебя Бог». Архиепископ велел привести пастуха и спросил их: «Согласитесь, если я его рукоположу вам в епископа?» Люди отвечали согласием. Он рукоположил пастуха, и поселяне с великой радостью возвратились с ним в село.

Однажды в том селении случилось бездождие. Новопоставленный епископ умолял Бога ниспослать им дождь, и Бог сказал ему: «Пойди утром к таким-то воротам и задержи того, кто будет входить первым. Он помолится – и будет вам дождь». Епископ так и сделал. Пошел с клиром к воротам и стал ждать. И вот идет старец с ношей дров для продажи. Епископ встал и остановил его. Старец положил связку дров, и епископ стал просить его: «Помолись, авва, чтоб пришел к нам дождь». Старец помолился – и тотчас полил такой дождь, будто разверзлись хляби небесные, и он не перестал бы, если б старец не помолился опять.

Тогда епископ попросил его: «Окажи любовь, авва! Для нашей душевной пользы расскажи о своей жизни, чтобы и нас подвигнуть на ревность к добродетели». Старец ответил: «Прости мне, владыко! Как видишь, я выхожу в лес и заготавливаю себе небольшую вязанку дров. Продав ее, я не оставляю себе денег больше чем на два хлеба, которые съедаю, а остальное раздаю бедным. Ночую я в церкви и на другой день опять выхожу из города и поступаю так же. Если случится зимой непогода, то порой и два и три дня остаюсь без пищи, пока опять не настанет хорошая погода, чтобы я смог выйти и нарубить дров».

Епископ с клиром получили великую пользу и прославили Бога. А старцу епископ сказал: «Ты истинно исполнил слово Писания: „Странник я на земле“[184]».

34. Рассказывали об одном епископе, что он оказался в какой-то деревне в воскресный день. И говорит он своим диаконам: «Найдите сельского священника, чтобы он совершил нам божественное и святое возношение Божественных Таин». Они стали искать и нашли местного священника из простых людей. Епископ велел ему совершить Божественную литургию и увидел, что, когда священник предстоял божественному престолу, он весь был окружен огнем, который его не опалял.

Когда служба закончилась, епископ отправился с пресвитером в диаконник и сказал ему: «Благослови меня, достойный раб Божий». Пресвитер ответил: «Но разве может епископ брать благословение у священника, которого он рукоположил? Ты меня благослови, авва». Епископ ответил: «Я не могу благословить стоявшего в огне и приносившего святые Дары Богу. Без всякого же прекословия меньший благословляется большим».[185] Священник же спросил: «Но разве есть епископ или пресвитер, который предстоит святым Тайнам и не стоит в Божественном огне?» Услышав это, епископ весьма удивился чистоте сельского пресвитера, простоте его неведения и, получив пользу, удалился.

35. Один из отцов просил Бога показать ему, в какую меру он достиг. И Бог открыл ему: в такой-то киновии есть брат, который лучше тебя. Старец пошел в ту киновию, где все во главе с игуменом встретили его с радостью. Старец сказал, что хочет видеть и приветствовать всех братий. Игумен приказал всем монахам собраться, и пришли все, кроме того, о ком получил извещение старец. Он спросил их: «Есть еще какой-нибудь брат?» Говорят ему: «Есть, но он юродивый и копается в саду». Старец попросил позвать его, и того привели.

Увидев его, старец встал, приветствовал его и, отведя в сторону, сказал: «Открой нам, какое твое делание?» Брат ответил: «Я – человек безумный». Однако после усиленных прошений старца он наконец сказал: «Авва, у колодца на огороде, где я работаю, есть привязь, которую во время полива вращает бык. И каждый день он наступает на корзины, которые я делаю, и ломает их. Вот уже тридцать лет я это терплю, и никогда не позволял помыслу моему иметь что-то против моего аввы, и никогда не бил быка, но долготерпеливо продолжал плести корзины, благодаря Бога». Услышав это, старец удивился. Тогда брат рассказал ему и прочее свое делание.

36. Два великих старца, идя по пустыне Скитской, услышали доносящийся из-под земли стон. Найдя вход в пещеру, они вошли внутрь и увидели лежащую там святую старицу-деву. Они спросили ее: «Когда ты поселилась здесь, амма, и кто тебе прислуживает?» Ведь в пещере никого не было, кроме нее, лежащей в болезни. Она сказала: «Вот уже тридцать восемь лет я живу в этой пещере, ем только зелень, работая Христу, и впервые за это время вижу людей. Вас послал Бог погрести мои останки». Сказав это, она скончалась. Старцы прославили Бога, похоронили тело и удалились.

37. Рассказывали об одном отшельнике, что он ушел в пустыню, взяв с собою только левитон. Три дня он ходил по пустыне. Поднявшись на скалу, он взглянул вниз и увидел пастбище и человека, пасущегося подобно зверям. Незаметно спустившись, он подкрался и схватил его. Старец этот был наг, он стал говорить, что не выносит запаха людей, а затем вырвался и побежал. Брат погнался за ним, крича: «Я гонюсь за тобой ради Бога, подожди». А тот, обернувшись, закричал: «И я ради Бога убегаю от тебя». Тогда брат скинул левитон и стал догонять старца. Старец, увидев, что тот остался без верхней одежды, остановился и сказал: «Теперь, когда ты отбросил вещество мiра сего, я могу с тобой общаться». Брат попросил: «Авва, скажи мне слово, как спастись». И он ответил: «Убегай от людей – и спасешься».

38. В одном месте монашествовали два друга. Они проводили жизнь в великих подвигах и всяческих добродетелях. Случилось так, что один из них стал игуменом киновии. Другой же остался отшельником и, достигнув совершенства в подвижничестве, творил великие чудеса: он исцелял одержимых бесом, имел дар прозорливости и врачевал больных. Игумен, ставший из пустынников начальником киновии, когда услышал, что его друг удостоился получить столь великие благодатные дары, уединился от людей на три недели и прилежно молился Богу, прося открыть ему, почему тот совершает чудеса и стал столь знаменит, а он ничего не сподобился.

Тогда явился ему ангел Господень и сказал: «Он совершает свое духовное делание в келии, со стенаниями и слезами, молясь Богу днем и ночью, терпя алчбу и голод ради Господа. А ты заботишься о многом и имеешь общество братий, тебе достаточно утешения от людей».

39. Некогда два брата по взаимному согласию стали монахами. Они решили построить две келии на расстоянии друг от друга, чтобы каждый жил отшельнической жизнью, упражняясь в безмолвии. Многие годы они не виделись, потому что не выходили из келий. Случилось так, что один из них заболел, и отцы пришли навестить его. В какой-то момент больной пришел в восхищение, а когда смог говорить, отцы спросили его: «Что ты видел?» Тот ответил: «Я видел пришедших ангелов Божиих. Они взяли меня и моего брата и отвели нас на небо. Навстречу нам двигались вражеские силы, но они ничего не могли с нами сделать. Мы прошли через них, и ангелы сказали во всеуслышание: „Великим дерзновением обладает чистота“».

Сказав это, он почил. Отцы тотчас послали одного из монахов сообщить его брату, что он почил. Но посланный, придя, увидел, что и второй брат тоже почил. Все удивились и прославили Бога.

40. Говорили о скитянах, что они не превозносились, когда один превосходил другого добродетелью. Все они были постниками. Один ел через день, другой через два дня, третий через три дня, а иной и через неделю. Один никогда не ел хлеба, другой никогда не пил вина, и если говорить кратко, они были украшены всеми добродетелями.

41. Старец говорил: «Не должно ни о чем заботиться, кроме стяжания страха Божия». И прибавил: «Даже если мне придется думать о нуждах плоти, я не буду думать о них прежде времени».

42. Старец сказал: «Как котел, почерневший от копоти, может опять заблестеть, так и верующие. Они становятся черными, когда грешат, и блестят, покаявшись. По этой причине веру и можно сравнить с котлом».

43. Старец говорил: «Сразу после отречения монаха от мiра ни диаволу, ни бесам не позволяется искушать человека насилием, потому что иначе он может испугаться, так как новый образ жизни ему незнаком, и сразу вернется в мiр. Когда же монах со временем преуспеет в своем делании, тогда наступают на него полчища плотских вожделений и наслаждений, и человек, скорбя, вынужден смиряться и плакать, осуждая и порицая лишь самого себя, и таким образом в пучине этих искушений научается терпению, приобретает опыт и рассудительность, всегда прибегая к Богу со слезами. Некоторые, не имея рассуждения, побеждались чрезмерными искушениями и, впадая в безумие, сами себя резали ножом или низвергались в пропасти от крайнего уныния и отчаяния. Подобное же делали некоторые из смущаемых демонами блуда или хулы: одни, сгорая от огня похоти, отрезали уды свои, другие брали себе жен, увлеченные сатаной посредством сильного распаления блудной страсти.

Итак, будем приучать себя не отчаиваться и не малодушествовать, но, напротив, терпеть, благодушествовать и благодарить Бога во всяком искушении, смущении и насилии от диавола, потому что благодарение Бога разрушает все хитрости врага. Как запачканные смолой руки не очищаются ничем иным, кроме как маслом, так и мы очистимся от скверны греха елеем милости и человеколюбия Спаса нашего Иисуса Христа. И освободившись от греха, с чистой радостью на лице дерзновенно предстанем милосердию Его и да спасемся милостью и человеколюбием Христа, истинного Бога нашего, Ему же слава и держава со Отцом и Святым Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь».

44. Святой авва Феодор Аданей рассказывал, что, когда он жил в окрестностях святого города Иерусалима, в киновии Пентукла, недалеко от святого Иордана, пришел туда один человек из Азии, желавший отречься от мiра и поступить в монастырь. Игумен его принял. Проведя там некоторое время, он утвердил свою душу благодаря премудро устроенному распорядку в монастыре. Тогда он принес все свое золото, которого у него было немало, и отдал авве со словами: «Так как я утвердил свою душу благодаря распорядку киновии, я желаю, если Бог благословит, чтобы ты постриг меня и дал мне святую схиму. Прими это пожертвование и распоряжайся им как хочешь», – и показал ему золото.

Игумен, будучи мужем добродетельным и боящимся Бога, не спешил взять золото, но сказал: «В этом, чадо, мы здесь не нуждаемся. Ведь мы, как ты знаешь, немного расходуем на свои нужды, но, как заведено, проводим жизнь в пустыне в полной простоте. Так что, по заповеди Господней, пойди и все раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах».[186] Но тот настаивал на своей просьбе и говорил: «Я принес обет: где я отрекусь от мiра, там и оставлю все свое имущество». Старец говорит ему: «Если я и приму твое богатство, чадо, то все равно сразу раздам нищим. Потому что мы не научены собирать сокровищ на земле».[187] Тот продолжал настаивать: «Возьми это и, как тебе угодно, распоряжайся этим». Тогда авва взял золото, постриг брата и дал ему святую схиму.

По промыслу Божию, авва не раздал деньги, но ждал, желая видеть преуспеяние новоначального. И никто не знал, даже сам брат, что золото сохранилось. Вначале у него была горячность отречения от мiра, он без устали исполнял всякое поручение и любое послушание. Но прошло некоторое время, и он начал ослабевать, и уже не показывал прежнего усердия, но стал даже порою ворчать: «Вот сколько золота я передал киновии, а мне даже хлеба нельзя поесть даром».

Некоторые братия, особенно простецы, слыша это, соблазнялись. Узнав об этом, авва позвал брата и сказал: «Разве ты не принуждал меня, брат, принять от тебя золото? Разве не ты дал мне его для раздачи нищим? Разве мы договаривались о том, чтобы ты не работал и своим ворчанием вводил братий в соблазн? Да не будет так, чадо. Сказано в Писании: „Да не соблазнит кто из вас никого из малых сих“[188] и прочее». Авва привел ему многоразличные наставления, но тот не мог отойти от диавольского искушения из-за пристрастия к лукавой привычке роптания.

Видя его упрямство, авва однажды сказал ему: «Сегодня, брат, пойдем к Иордану». Как мы уже рассказывали, монастырь был расположен недалеко от реки. Итак, они пришли на берег вдвоем. И, когда они ходили по берегу Иордана, авва начал вразумлять его. А затем, достав золото, которое было там сокрыто, говорит: «Узнаешь это?» Тот ответил: «Да, владыка». Тогда говорит ему авва: «Возьми, чадо, это золото. И если хочешь, то я повелю, чтобы ты раздал его нищим, а хочешь, оставь его себе, поступай как знаешь. Тогда я не нарушу правил киновии, не введу братий в соблазн и не прогневлю Бога. Тебе невозможно оставаться с нами и не выполнять поручений, как это делают все братия. Я делал в юности то же, что и они, и до сих пор принуждаю себя по силе работать, как ты сам это знаешь».

Брат, увидев золото и услышав слова старца, припал к его стопам, говоря: «Прости меня, авва, я ведь Богу и тебе отдал это золото. Не возьму его обратно». Старец ответил: «В золоте, о чадо, Бог не нуждается. Ведь Им сотворено все. А нуждается Он в спасении наших душ. Не могу впредь держать это золото у себя». Но брат не отпускал его ноги, говоря: «Я не поднимусь, пока не дашь мне слово, что не будешь заставлять меня взять это золото обратно».

Видя настойчивость его просьб, старец сказал: «Поверь, чадо, что я тебя не буду заставлять брать золото и сам не буду держать его у себя». И тотчас, как брат встал, старец развязал узелок и сказал: «Вот эти деньги, чадо». Тот ответил: «Как мы и договорились, отче, никогда больше не заводи речи о них». Старец, кротко улыбнувшись, сказал: «Не буду, чадо». Затем он на глазах у брата бросил золото далеко в реку и сказал: «Господь научил нас все это презирать, потому что какая польза человеку, если он приобретет весь мiр, а душе своей повредит?[189] И трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие.[190] Моисей, когда увидел, что израильтяне впали в идолопоклонство, сразу разбил литое золото и рассеял его по водам,[191] показав, что благочестие предпочтительнее всех богатств. Ступай в киновию, чадо, и подвизайся с братиями во всяком служении, непостыдно, ради Господа, памятуя, как Сам Господь сказал: „Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих“[192]».

Брат, увидев боголюбивое намерение аввы и презрение к деньгам, умилился, пришел в страх Божий и вернулся вместе с ним в киновию. Впоследствии он стяжал великое смирение и послушание всем. По благодати Божией, он умер в этом же монастыре, став избранным сосудом.[193]

45. Брат, без труда нельзя жить, и без подвига – увенчаться. Потрудись, подвизаясь о спасении, и непрестанно молись, да поможет тебе Бог, желающий, чтобы все спаслись и достигли познания истины.[194]

46. Один брат пришел к врачу и спросил: «Есть ли такое лекарство, которое могло бы излечить множество моих грехов?» Врач ответил: «Есть. Возьми корень духовной нищеты, цветов смирения, листьев терпения и ветвей молитвы, смешай все это и перетри в ступе терпения и послушания, просей через решето благих помыслов, насыпь в сосуд чистой совести и полей ручьями чистых слез, потом разожги под ним пламень Божественной любви и, когда все закипит, перелей в сосуд рассуждения и смешай с благодарением. Черпай оттуда ложкой сердечного сокрушения и отирай уста платом исповедания. Так ты очистишься от множества грехов».

47. Старцы говорили, что как огнь сжигает дерево, так делание монаха должно сжигать страсти.

48. Монахи из киновии говорили об одном брате, что он имел три добродетели преимущественно перед всеми монахами: много постился, много бодрствовал и много трудился.

49. Говорили об одном старце, что он пасся при Мертвом море и семьдесят лет провел нагой, питаясь лишь травами.

50. Рассказывали об одном старце, жившем в Скиту, что он имел такое правило: ночью четыре часа спал, четыре – стоял на правиле, четыре – работал; днем же работал до шестого часа, от шестого до девятого – читал и заготавливал себе ветви, потом приготовлял пищу и делал необходимое по келии.[195] Так проводил он все дни своей жизни.

51. Старец сказал: «Отсутствие стыда и страха часто приводят ко греху».

52. Еще сказал: «Если ты, человек, хочешь жить по закону Божию, то в Законодателе найдешь и Воздаятеля».

53. Снова сказал: «Если захочешь добровольно преступать заповеди Божии, то найдешь диавола споспешником в своем падении».

54. Старец говорил: «Беспопечение, молчание и сокровенное поучение рождают чистоту» .

55. Старец сказал: «Пчела, куда ни полетит, везде делает мед – так и монах, куда ни пойдет, всюду творит дело Божие».

56. Опять сказал: «Сатана – это прядильщик: сколько ты дашь ему шерсти, столько он и будет плести». Это он сказал о помыслах.

57. Старец говорил: «Когда брат хочет пойти к брату, тогда демон наговоров или упреждает его, или после него приходит к тому брату».

58. Еще сказал: «Ленивого и праздного не любит Бог».

59. Старец говорил: «Откажись от своей воли – и обретешь силу».

60. Также сказал: «Благодарение пред Богом ходатайствует о бессилии».