Если Мазин мог считать, что на исчезновение Эрлены, которую к тому же он не имел права больше искать, встреча с Лилей свет пролила незначительный, то первая зацепка к другому его розыску все-таки появилась. Как бы ни относился он к целителю, о котором уже наслушался не украшающих того слухов, Артур Измайлович оставался его клиентом и юридически выглядел как потерпевший, человек, подвергшейся нападению и покушению на убийство. И поэтому игнорировать сведения о кавказце он не имел права. А тут еще слова Лили получили новое подтверждение.
Направляясь в «ковчег», чтобы повидать и расспросить целителя, Мазин не мог не остановиться, здороваясь с Пашковым, который на этот раз показался ему особенно угнетенным и отстраненным от активного мира.
— Приветствую, Александр Дмитриевич.
— Здравствуйте, — ответил тот, не прибавив ни слова.
— В миноре? — поинтересовался Мазин. — По поводу чего?
— Несовершенства мира, — ответил Пашков и попытался улыбнуться.
— Не вы первый, не вы последний обнаружили этот печальный факт. Но мир упорно не поддается усовершенствованию.
— Вы, однако, всю жизнь пытаетесь этим заниматься.
— Я? Что вы! Я чистильщик. Работник сферы малых дел. Всего лишь.
— Что удалось подчистить?
— Ох, Саша, кажется, я совсем дисквалифицировался. Друг страждущих здесь, не в курсе?
— Не знаю. Мне о нем Дергачев весь вечер пьяную чушь молол. Вот еще на мою голову повадился. Боится идти домой под газом.
— А вы с ним построже.
— Не очень-то у меня получается.
— Что же он вам рассказывал об Артуре?
— Какое там — рассказывал! Плел несуразное. Но вам может и пригодиться, по принципу — навозны кучи разгребая, петух нашел рациональное зерно.
— Что поделаешь, приходится и в кучах искать. В чем дело?
Пашков по возможности воспроизвел сумбурные реплики Дергачева.
— Каково?
— Совпадает с тем, что я узнал из другого источника. Значит, заслуживает внимания. Спасибо! Пойду к потерпевшему.
— С Богом! — напутствовал Александр Дмитриевич и проводил его взглядом, каким провожают тяжело больного человека. «Этому, похоже, из дерьма не выбраться. Господи! Облегчи мою тоску в этом грязном мире взаимопожирателей». Он достал из ящика стола недопитую бутылку и сделал большой глоток.
А Мазин тем временем стучался в кабинет целителя.
— Входите, — крикнул тот.
В кабинете, кроме хозяина, никого не было, да и в коридоре было непривычно пусто.
— А где страждущие? — спросил Мазин, поздоровавшись.
— Перепугались, — сказал целитель зло, — боятся попасть в разборку.
— Считают, что шальная пуля опаснее их недугов?
— Наверно. Не знают, темные, что от судьбы не спрячешься.
— А я вот пытаюсь разобраться, судьба ли на вас оружие навела, или некто земной, кого можно за руку схватить.
— Кого же хватать собираетесь?
Артур говорил недовольным тоном, будто Мазин не старался его защитить, а угрожал.
— Говорят, вам недавно грозились.
— Кто?
— Ну, вам это лучше знать. По моим данным, некий кавказец.
— А… вот о чем речь. Быстро же у нас слухи распространяются.
— Слухи? Да ведь дыма, как говорится, без огня…
Артур Измайлович прервал энергично:
— Тут вы напрасно ищите. Хотя Руслан, так его зовут, действительно заходил.
— И угрожал?
Артур отрицательно повел головой.
— Во-первых, он был у меня после того злосчастного выстрела, а во-вторых, мы быстро уладили небольшое недоразумение.
— Нельзя ли поинтересоваться сутью дела?
Целитель поколебался, но решил ответить.
— Можно, конечно, хотя к покушению на меня эта история не имеет никакого отношения. Да за что ему меня убивать? Я его скорее спас от беды. Это очень давно было. Вам это интересно?
— Если не возражаете.
— Пожалуйста! — согласился Артур тоном человека, которого принуждают заниматься пустым делом. — Это был импульсивный юноша, как вы заметили со слов своих осведомителей, кавказской национальности, студент, ну еще подрабатывал в молодежном баре и отличался некоторой эксцентричностью. В результате попал в какую-то, не помню уже деталей, сомнительную историю.
— Вспомните, в какую именно?
— Да что-то связанное с оружием. Короче, он не то грозил, не то даже стрелял, и хотя никого не убил, на него завели дело, и парню маячил приличный срок. Вы же помните, как прежние власти относились к таким вещам? Им вечно мерещились вооруженные заговорщики. Я был в комиссии и пришел к выводу, что ему следует всего лишь укрепить психику, немного подлечиться. И мою точку зрения приняли во внимание, парня направили в спецбольницу, что было намного лучше, чем лагерь на Севере.
— Короче, вы его убедили, что психушка — это спасение?
Артуру Измайловичу не понравилось слово «убедили». По тому, как дернулась его щека, было заметно, что целителя не удовлетворила сама постановка вопроса.
— Ваш вопрос не корректен. Речь шла о выборе из двух зол, и, поверьте, ему досталось меньшее.
— Возможно, он недооценил преимущества выбора, — заметил Мазин с иронией.
— Согласен. Его национальный менталитет предпочитает эмоциональные, а не рациональные решения. Но сегодня это уже зрелый человек, мы поговорили, и он не смог не признать мою правоту. Мы расстались, как разумные люди.
Мазин посмотрел на абстрактный этюд на стене за спиной врача.
— Автор не из ваших пациентов? — кивнул он на рисунок.
— Представьте себе. Среди людей с психическими заболеваниями талантливые не редкость. Конечно, они видят мир по-своему, но их творчество вовсе не бред сумасшедших. Да и вообще разница между ними и так называемыми нормальными индивидами столь тонка, что взять на себя ответственность определить ее может только врач.
— Это опасная ответственность.
— Мне прекрасно известны обывательские разговоры о злодеях в белых халатах, — возразил Артур высокомерно, видимо приняв слова Мазина на свой счет.
Игорь Николаевич решил смягчить опасную тему.
— Существует, конечно, и обывательский подход, но вот факт, изложенный только что вами. В ваших руках оказалась человеческая судьба. Слава Богу, вы почувствовали меру собственной ответственности и, направив его на лечение, возможно, как он, судя по вашим словам, теперь и сам признает, спасли от худшей доли. Но признайте, не каждый же из ваших коллег достаточно гуманен, чтобы так поступить.
Артур напряженно и недоброжелательно следил за Мазиным, и тот видел, что целитель не обманывается насчет его слов о гуманности.
«Однако, если он почти открыто мне доверяет, за каким дьяволом ему понадобилось обращаться за помощью, отдавать мне пулю?»
Как бы читая его мысли, Артур Измайлович спросил:
— Не понимаю, зачем вам понадобилось с сарказмом отзываться о моей гуманности?
Игорь Николаевич пожал плечами.
— По вашему поручению я пытаюсь вычислить человека, который покушался на вашу жизнь. Но, кажется, вы лучший адвокат для тех, кого можно было бы заподозрить.
— Я не подозреваю Руслана, — заявил Артур без колебаний.
Мазин развел руками.
— Трудно искать в такой ситуации. У вас в самом деле нет никаких предположений?
— Представьте себе. Я врач, а не сыщик. Я провел жизнь, стремясь разобраться в человеческой душе, облегчить ее недуги, а не разоблачить их проявления. Я считаю убийство проявлением душевной неполноценности прежде всего. Мне трудно видеть в больном преступника.
— Завидую вам!
— Не понял.
— Вы, кажется, живете в здоровом гармоничном мире. В наше время это редкость.
— Опять колкость? Перестаньте. Я живу в том же мире, что и вы. У нас даже есть много общих знакомых. Но я не злодей в белом халате и не вижу врожденных преступников даже в тех, чьи поступки кажутся мне следствием психических расстройств.
— Например?
Артур махнул рукой.
— Поймали? Пожалуйста! Что такое алкоголизм? Разве не болезненное состояние? Разве не повод, чтобы человеком занялся психиатр? А болезненная ревность? Вы, как юрист, должны помнить, что одно время ревность признавалась смягчающим вину обстоятельством, именно как болезненное проявление.
— В другое время и отягчающим.
— Ну, это вульгарно — социальный подход, считалось, что ревнивец нечто вроде собственника. Так или иначе болезненная ревность тоже ненормальность в определенных пределах.
— Куда вы клоните?
— Разве у нас нет общего знакомого, страдающего обоими недугами, который тоже угрожал мне однажды?
«Тоже! Значит, кавказец все-таки угрожал. Оговорка прямо по Фрейду», — заметил Мазин, но за слово не схватился.
— Вы имеете в виду Дергачева?
— Ага! Сразу догадались? А вы и представить не можете, сколько выстрадала от него Марина Михайловна, очень серьезная и достойная женщина.
— Мне она не показалась страдалицей.
— Современные женщины не стремятся демонстрировать свои беды. Они научились мужеству.
— Согласен. Значит, Дергачев вызывает у вас опасения?
Артур предостерегающе поднял указательный палец.
— Я этого не говорил. Я только согласился с вами, что окружающий нас мир далек от гармонии. Но это не значит, что каждый опасен практически, хотя почти каждый способен на аффект, редко кто может сдержать собственное воображение, а всеобщее озлобление создает подходящую атмосферу. Особенно, если в руки попадает оружие.
— У Дергачева есть пистолет?
Артур сморщился.
— Вы настойчиво прямолинейны. И этого я не говорил. Но разве трудно сейчас приобрести оружие?
— Вы что-то знаете?
— Простите, я думал, что получение таких знаний — ваша проблема.
— Разумеется, — согласился Мазин, — добавьте, что мне платят за это…
— Извините, я не хотел…
Стук в дверь прервал этот не очень доброжелательный диалог. Заглянула Настя.
— Игорь Николаевич! Вы здесь? Вас там один молодой человек давно уже дожидается.
— Кто такой?
Она хмыкнула.
— Говорит, фермер.
— А… Это хорошо. Спасибо, Настя. Мы еще продолжим наш интересный разговор, Артур Измайлович. А сейчас простите.
Целитель проводил его внимательным взглядом.
Пушкарь дожидался у дверей «Ариадны».
— Что, Андрей, чувствую, на этот раз не с пустыми руками?
Пушкарь развел руки в стороны.
— К сожалению, руки пустые, но в голове кое-что крутится.
— Информация к размышлению? Заходи!
Андрей вошел и сразу подсел к столу.
— Информации, собственно, две.
— Давай по порядку.
— Первая, официальная. Пистолет, похожий на тот, что нас интересует, парабеллум образца 1908 года, произведен в Великой Германии в 1936 году, в мае сорок пятого попал в руки наших ребят и был подарен ими своему приятелю с гравировкой: «Миша! Помни войну и боевых друзей. Берлин 9 мая 1945 года». Миша, с вашего разрешения, Михаил Коротеев, полковник, отец известных вам Эрлены и Марины Дергачевых.
— Слушай, Андрей! Это же сенсация!
— К сожалению, не совсем. Полковник скоропостижно скончался от инфаркта во время служебной командировки. Пистолет утрачен, в семье заявили, что о местонахождении оружия им ничего не известно. Все это произошло более десяти лет назад. Точка, конец первой информации.
— Давай другую.
— Вторую раскопал дядька в каких-то своих архивах.
— Музейная история?
— Да нет. Хотя и с прошлым. Ровно двенадцать лет назад поступила в милицию информация о том, что у одного молодого человека имеется огнестрельное оружие. Тогда это было ЧП. Тем более, что молодой человек — студент. А студенты, сами знаете…
— Какого рода информация? — перебил нетерпеливо Мазин.
— Анонимка.
— По почте?
— Да, по почте. Участковый инспектор доложил, что в его адрес получено письмо без подписи, в котором неизвестный сообщал, что видел у студента кавказской национальности, проживающего на квартире по соответствующему адресу, оружие, а именно револьвер иностранной марки.
— И все?
— По информации об оружии все.
— Письмо сохранилось? Не бесполезно было бы взглянуть.
Андрей вздохнул.
— Кроме рапорта — ничего. Дескать, анонимка.
— Анонимка не всегда ложь. Такая уж страна запуганная, что и порядочный человек старается от властей подальше держаться. Ну ладно. Что было предпринято?
— Обыск.
— Не нашли?
— Пистолет не нашли. Но как раз в эти дни был налет на аптеку, где угрожали пистолетом, и участие студента было доказано. Взяли со склада морфий. Это, как ни странно, его и спасло. Приехали богатые родичи с Кавказа. Пошли в ход деньги, преступник превратился в больного, и парня отправили на лечение в дурдом, где он благополучно отсиделся, а пистолет с тех пор как в воду канул. «Больной», разумеется, его в глаза не видел.
— Забавно, — сказал Мазин, мысленно сравнивая рассказы Пушкаря и Артура. — Два пистолета исчезли бесследно.
— И ничем с тех пор себя не проявили.
— Это не по Чехову. Ружье стрелять должно.
— Пьеса еще не кончилась.
И прямо, как по ходу отрежиссированного спектакля, дверь распахнулась без предупреждения и ворвался Борис Михайлович Сосновский.
— Игорь! Шейм!
Мазин в первый момент не понял этого английского слова, зато подействовал на него взвинченный тон Сосновского.
— Что, Борис?
— Шейм, шейм! Позор нам. Юрка нас обскакал.
— Да в чем дело?
Сосновский бросил взгляд на Пушкаря.
— Андрей в курсе моих дел. Он помогает мне, когда-то мы с ним работали, — пояснил Мазин, немного преувеличивая прошлое сотрудничество с Пушкарем.
Борис Михайлович удовлетворился заверением:
— Недавно Артуру угрожал кавказец, бывший опасный уголовник и морфинист.
— Я знаю. Его Руслан зовут.
— Знаешь? — с недоумением переспросил Сосновский.
— Обязан. За это ты мне деньги платишь, — с ироничной гордостью произнес Мазин.
— И помалкиваешь? — почти возмутился Борис.
— Успокойся. Я только что от Артура. Он считает, что этот Руслан не мог стрелять в него, напротив, благодарен за то, что психиатр упрятал его в спецбольницу, а не в колонию.
— Да, приблизительно так он и говорит, — согласился Сосновский.
— А откуда твои сведения?
— Представь себе, от Юрки! Они его присмотрели по своей линии.
— Отлично! Андрей тоже кое-что раскопал. Если Юрий нам поможет уточнить некоторые факты, я с гонорара ставлю ему коньяк.
— Коньяк! — протянул Борис. — Отстал ты, старый, живешь вчерашними измерениями. Кто сейчас пьет коньяк? Его теперь делают на Малой Арнаутской. Ты что, моего сына отравить хочешь? Конкуренции испугался?
Заметно стало, что настроение у Бориса Михайловича поднялось.
— Все это меняет дело. Мы свою добычу милиции не отдадим. А морфинист, это реально?
— Артур так не считает.
— Ну, это его дела, а Юрка на факты опирается. Он и в хранении оружия обвинялся.
— Думаю, не без оснований.
— Вот видишь!
— Больше того, тут возможна связь и с исчезновением Дергачевой.
— Серьезно?
— Вполне. Хотя и не прямая.
Сосновский замахал руками.
— Узнаю тебя, дорогой кунктатор. Смотри, как бы события нас не опередили. Как вы думаете? — обратился он за поддержкой к Пушкарю.
Тот повел плечами.
— Мы уже толковали тут о ружье, которое стрелять должно.
— Вот именно! Перехватить этот ствол нужно!
Обрадованный уклончивым согласием Пушкаря, Сосновский произнес последнюю фразу бодрым командирским голосом.
Никто из них не предполагал, что случится через два дня…
Совсем другим, понурым, тоном Борис Михайлович сообщил Мазину, протягивая черный конверт, в котором обычно держат фотографии:
— Ствол перехватить не успели. Полюбуйся на его работу.
Мазин разложил снимки на столе. Отобрал два и рассмотрел их особо внимательно. На одном была посмертно запечатлена женщина. Без одежды, совсем без одежды. На другом снимке обнаженный мужчина. В таком виде оба смотрели в лицо смерти.
На теле женщины были ясно видны три черные точки, иначе — входные пулевые отверстия, одно во лбу, чуть ближе к правому виску, и два на груди, в области сердца, выше и ниже соска. Казалось, что стрелявший с каждым выстрелом опускал ствол, однако мог стрелять и не опуская оружия, просто женщина падала, валилась на пол после первого, уже смертельного, выстрела, и пули прошили ее коротким пунктиром.
Мужчину продырявили только один раз, но попадание оказалось смертельным, он умер в реанимации, в сознание не приходил и сообщить о своих последних минутах ничего не смог.
Звали мужчину Артур Измайлович Барсук, женщину — Марина Михайловна Дергачева. Убийство произошло среди бела дня на квартире целителя и, судя по всему, прервало свидание любовников.
Такого рода интимные встречи в рабочее время, хотя и на квартире, но почти без отрыва от производства, стали в недалеком прошлом своеобразной приметой быта, не перегруженного служебной занятостью. Сначала возродилась старинная шутка о том, что работа не медведь, потом встала проблема заполнения высвобожденного времени, начинали с перекуров и кроссвордов, но почему бы не рационализировать внетрудовые забавы? И началось. То мужа «вызывали к самому», то бедная, замученная бытом супруга договорится с товарками «сбегать за дефицитом», — и вот досада! Простояла очередь, а перед самым носом кончилось!
А вечером дома сценка:
Он (недовольно): «Что значит, звонила, а меня не было? Меня к Ивану Ивановичу вызывали, понимать надо! Сама-то где шлялась?»
Она (с возмущением): Шлялась! Бегаешь-бегаешь, в дом что-нибудь раздобыть стараешься, а тут тебе еще и недовольство. Он, видите ли, звонил! Подумаешь, звонил! Позвонил бы попозже. Все равно в своей конторе зря штаны протираешь…»
Вот так, отыграв свои скромные роли, все оставались довольны. А тут, на тебе! Кровавая баня. Повеселились!
Картина, по первому впечатлению, вырисовывалась следующая. Убийца проник в квартиру буквально следом за любовниками. Они успели только раздеться, но утехам, судя по состоянию постели, еще не предались. Он поднял их с кровати и, возможно, допрашивал, где находятся ценные вещи. Мариной преступник не соблазнился. Что происходило дальше, можно было только догадываться. Возможно, Артур что-то выдал из ценностей, возможно, заупрямился, но убиты были оба, чтобы не оставлять свидетелей. Обыск в квартире провели, но что нашел и взял убийца, установить было невозможно. Во всяком случае, нечто малогабаритное, и деньги, разумеется. В двух соседних квартирах жильцы отсутствовали, соседка снизу уверяла, что ничего не слышала, сосед сверху заявил, что он в таких делах не участвует: «Может быть, внизу орехи кололи…»
В целом, картина была если не вполне обычной, но и не сенсационной. Оставалось, правда, выяснить факт, который обещал прояснить многое. И, разглядывая фотокарточки, Мазин напряженно ждал телефонного звонка, перекатывая пальцем по столу маленький свинцовый предмет.
Наконец, позвонили.
— Игорь, — услышал он голос Андреева дядьки. — Точно. Одинаковые.
Это означало, что пуля, миновавшая целителя несколько дней назад, выпущена из того же пистолета, что и пули, расстрелявшие его вместе с любовницей.
— Хорошо, — откликнулся Мазин спокойно. — Благодарю.
И немедленно набрал Сосновского-младшего. Старший был тоже там.
— Жди. Мы с Юркой бегом.
Примчались оба в самом деле быстро.
— Мы с отцом по пути схватились, пытаемся провести демаркационную линию, но переговоры идут туго, — смеясь сообщил Юрий, здороваясь с Мазиным.
— Что не поделили?
— Дело это — наше, — горячо заявил Борис. — Игорь Николаевич провел огромную работу.
— И слава Богу! Но Игорь Николаевич ищет сестру Марины, а мы ее убийцу.
— Извини. Не только. Артура Измайловича, если ты, сынок, заметил, тоже убили, и тот же самый человек, что и Марину. А доктор обращался к услугам нашего бюро.
— Между прочим, ваш клиент в настоящее время в некотором смысле бесхозный, а его правопреемников я пока не вижу. Поэтому занимается им государство в моем лице.
— Ребята, — вмешался Мазин, — о чем спор?
— Юрий считает, что нашел преступника.
— И что же?
— Хочет брать Руслана.
— Нельзя же упустить время и дать ему возможность смыться. Пока, слава Богу, мои люди опекают его надежно, но время работает не на нас.
— Слышишь, Игорь, он хочет из-под носа увести нашу добычу!
— Какая это добыча? Все равно вам никто теперь не заплатит, — возразил Юрий.
— А репутация? Престиж? — возмутился отец.
— У вас, Юра, достаточно оснований для санкции? — спросил Мазин осторожно. — Зачем он убил их?
— Месть напрашивается. Убит со второй попытки.
— Два дня назад Барсук уверял меня, что они разобрались.
— Он пудрил Артуру мозги, может быть, присматривался, искал подходы, — уверенно сказал Юрий.
— Подходы к чему? — спросил Мазин без нажима.
— Да хотя бы к квартире, — вмешался Борис Михайлович. — Целитель-то был не бедняк. Если месть напрашивается, то грабеж не исключается.
— Кстати, как он вошел в квартиру? Отмычка? Взлом?
— Элементарный ключ, — сообщил Юрий.
— Элементарный? — удивился Мазин. — В двери такой простой замок?
Все переглянулись. Конечно же, замок и ключ не могли быть простыми.
— Стоит подумать, — сказал Сосновский-старший.
— Не только об этом. Возникают и другие вопросы, — заметил Мазин.
— Например?
— Почему он стрелял в Артура один раз, а в Марину трижды?
— У меня есть предположение, так сказать, в развитие начальной версии, послушаете? — предложил Борис.
— Охотно.
— Такая раскладка — аргумент в пользу грабежа. Забираясь в квартиру, преступник не ожидал наткнуться там на посторонних. Артур услышал возню и выскочил в прихожую. Первый выстрел. Месть совершена. Преступник, однако, с характером, не спешит скрываться, пытается сориентироваться, привлек выстрел внимание в доме или нет? Прошел в комнату. Тут она заорала. Или даже раньше. Он стрелял от неожиданности, чтобы заткнуть ей рот немедленно. Бил до упора. Я так могу себе это представить.
— И так могло быть, — согласился Мазин.
— Выходит, Марина — жертва случайная? — спросил Юрий отца.
— Я бы сказал, жертва своей сексуальной необузданности.
Игорь Николаевич мог бы открыть, что Марину с Русланом связывало прошлое, но он этого не сделал, спросил только с сомнением:
— И все-таки немало оснований для поспешных действий, Юра?
Юрий улыбнулся широко, как когда-то улыбался Борис, и, обойдя стол, подошел к ним обоим сзади и положил им руки на плечи.
— Отцы! Простите сына, но у меня есть основания.
— Неизвестные нам? — быстро спросил Борис.
— Каюсь, но это тайна следствия.
— Ты слышишь, Игорь! От отца тайна! — возмутился Сосновский-старший. А ну, не валяй дурака! Выкладывай.
Мазин протянул руку.
— Не нужно, Борис. По закону он прав. Во-первых…
— Формально! Но не то время, чтобы в букву закона зубами цепляться, и не нужно мне тут о правовом государстве. Раз нас в Совет Европы не принимают, значит, можем еще пожить по-старому. Юрка! Я кому сказал?
— Папуля! Слово Игоря Николаевича для меня еще выше закона. Так, Игорь Николаевич?
— Конечно, нет, льстец. Но я не договорил. Я ведь сказал, во-первых, а есть еще во-вторых.
— Я весь внимание.
— Не спеши, расслабься. Во-вторых, и я кое-что знаю.
— Тем более, — с ходу сориентировался Борис. — Объединим усилия. Или обменяемся секретами. Еще лучше. Ну как?
Но Юрий оказался тверд. Покачал головой и предпочел отшутиться.
— В эпоху конкуренции вступили, господа…
— Ладно! — остановил дискуссию Мазин, — когда похороны?
— Завтра. Хоронят по отдельности, но представляешь положеньице супруга?