— Ты рано встал, — сухо заметила я, когда Зак зашел на кухню, еле волоча ноги.
Большой Техасец сонно приподнял брови. Если бы я не знала его, то решила, что он пьян, но он просто очень устал.
— Хм-м-м.
Ладно. Кто-то не в настроении для разговора, и меня это устраивает. Не то чтобы я проснулась с фантастическим настроением. И мне не помогло то, что первым делом после того, как проснулась, я позвонила брату Дианы, чтобы рассказать о том, что увидела вчера, а он лишь ответил, что его сыновья уже сказали ему о синяках пару дней назад.
— Я пытался поговорить с ней, но она твердит, что ударилась бедром, — объяснил он.
Значит, она придерживается своей истории; но я до сих пор в это не верю.
— Я не верю ей.
Ее брат издал неуверенный звук, отчего я испытала разочарование.
— Не знаю, Ван. Мне тоже не нравится этот придурок, но не думаю, что Ди будет врать о подобном.
Вот основная проблема воспитания в семье, которая обычно честна и открыта друг с другом, — не знаешь, как далеко они зайдут, чтобы скрыть нечто постыдное. И тогда я сразу поняла — он не заподозрит худшее, пока Диана не расскажет своему брату, что Джереми физически причиняет ей боль, или пока она не появится с синяком под глазом.
Этот разговор бессмысленный, и он лишь ухудшил злость, текущую по моим венам последние несколько дней. Признаю, вчера, когда я не ворочалась и не вертелась в постели, я лежала без сна, думая обо всем, о чем не должна. И я знала, что не должна была позволять всему этому волновать меня, но это невозможно игнорировать, когда все это так бьет по мне. И они капля за каплей капают на мою решимость.
Эйден. Мама. Сьюзи. Диана.
Мой технический муж. Моя мать. Моя сестра, хотя я до сих пор хочу получить результат ДНК теста, чтобы подтвердить наше родство. Моя лучшая подруга с детства.
Есть ли в этом мире хоть кто-то, кому я могу доверять? На кого могу положиться? Иногда мне кажется, что только на себя. Можно было подумать, что к данному моменту я уже должна была это знать.
Я хмуро посмотрела в сторону тренажерного зала, откуда доносились звуки бьющихся друг о друга силовых весов. Когда я спустилась вниз, кое-кто уже тренировался. Некоторые спортсмены во время выходной недели уезжают на каникулы или проводят свое время с семьями, но Здоровяк так не поступает. Никогда.
Я должна была быть более осмотрительна.
Когда я договорила и оттолкнула все мысли в сторону, Зак уже насыпал себе в миску овсянку, засунул ее в микроволновку и сел напротив меня за уголком для завтрака. Пазл, который собирал Эйден, украшал середину стола. Мы с Заком одновременно посмотрели друг другу в глаза и улыбнулись. Его улыбка была усталой, а моя — раздраженной, но говорила о том, что я пытаюсь успокоиться.
Мой планшет лежал рядом с миской каши на столе; я рассеянно перелистывала страницы вэб-сайта, который продает дизайны для футболок от внештатных художников. В прошлом пару раз я продавала им свои работы и хотела посмотреть, есть ли какие-нибудь дизайны, которые вдохновят меня сегодня на работу, если только в последнюю минуту не получу заказ.
Зазвенел дверной звонок — не слишком долго, чтобы стать раздражающим, но и не слишком быстро, чтобы его можно было проигнорировать — и я встала.
— Я открою.
Лицо, которое я увидела в глазок, заставило меня немного улыбнуться. Лесли не заслуживал моего обиженного настроения, когда я и так вижу его лишь пару раз в год.
— Доброе утро, — поприветствовала его я, открывая дверь.
— И тебе прекрасного утра, Ванесса, — улыбнулся в ответ Лесли. — После тебя.
Джентльмен. Я искренне улыбнулась, когда зашла и впустила его, наблюдая, как он закрывает дверь.
— Как ты?
Моя грудь болезненно сжалась в ответ.
— Я в порядке, — ответила я так честно, как смогла. — А вы?
Выражение на его лице застало меня врасплох. Будто он удивлен, что я сказала ему правду, или он вообще не был удивлен, что я не в порядке, и просто подтвердил, что я честна с ним.
— Я жив. О чем еще я могу просить?
Из-за этого я почти возмущенно фыркнула. Иногда, если хочу, я могу быть депрессивной. Даже в моей голове это прозвучало жалко. Мой вдох вышел медленным, контролируемым, и я кивнула мужчине.
— Хорошо подмечено, — я рукой указала в сторону тренажерного зала. — Эйден тренируется. Хотите выпить чего-нибудь?
— У вас есть кофе?
В доме кофе пью только я.
— Я сейчас сделаю.
Сцепив руки за спиной, он благодарно улыбнулся.
— Я ценю это. Пойду и проверю Эйдена.
Лесли заглянул на кухню и поприветствовал Зака, махнув ему рукой, и улыбнулся.
— Доброе утро, Зак.
Я зашла на кухню, когда Лесли ушел в зал, засыпала зерна молотого кофе в кофеварку и нажала на кнопку «варка». К тому времени, как я села на свое место, Зак уже соскребал остатки своего завтрака со стенок миски и выглядел более бодро, чем полчаса назад.
— Чувствуешь себя лучше? — спросил он.
— Не совсем, — это так очевидно? Я приподняла плечо. — Чем будешь сегодня заниматься?
— Тренироваться.
Я подняла кулак, чтобы он стукнул по нему своим, и он просто покачал головой, когда его кулак встретился с моим.
— Хочешь пойти сегодня на пробежку?
Отдаю ему должное, он старался контролировать выражение своего лица, чтобы не съежиться.
— Конечно.
— Не надо быть таким взволнованным, — рассмеялась я.
Зак мгновенно съежился.
— Я прикалываюсь, Ванни. Во сколько ты хочешь пойти?
— В четыре нормально?
Он кивнул.
— К этому времени я вернусь.
Я снова подняла руку, и мы стукнулись кулаками.
— Надо одеться и выходить, — произнес Зак, уже отодвигая свой стул.
Мы договорились встретиться позже. Сполоснув свою тарелку и убрав ее в посудомойку, он исчез наверху. Желая закончить с оставшимися постами на вэб-сайте, я пролистала еще одну страницу, когда появился Лесли.
— Спасибо, что приготовила его, — произнес он около кофе машины и достал из правильного шкафчика чашку без моей помощи.
— О, пожалуйста, — я выключила планшет, зная, что у меня осталось мало времени до того, как появится Эйден. Я не в настроении мириться с его заскоками. Лишь от одного упоминания его имени у меня закипала кровь.
Настоящая жена.
Чертов мудак.
— Прости, что приехал так неожиданно, — заговорил Лесли со своего места за стойкой, наливая кофе.
Из-за этого я перестала ругать Эйдена в своей голове.
— Не переживайте из-за этого. Все нормально.
— Это не нормально. Я почувствовал себя ужасно, когда Эйден сказал мне, что ты поехала домой.
Дом. Что за слово, чтобы описать Эль-Пасо.
— И я не хотел нарушать ваше уединение. Я помню, каково это — быть молодоженами, — произнес человек, который сильно повлиял на будущее Эйдена.
Молодожены. Меня тошнит.
— Все, правда, нормально. Я знаю, как много вы для него значите, — или, по крайней мере, я отлично представляла, как много этот пожилой мужчина значит для Эйдена.
У Эйдена лишь двое друзей, с которыми он общается время от времени. Видится лично, может быть, раз в год. Кроме них, есть еще Лесли. Лесли, который был его тренером в старшей школе. Лесли, который, как неоднократно говорил Эйден, присматривал за ним и подтолкнул к успеху. Даже через двенадцать лет после окончания школы, они видятся довольно часто. Когда сезон заканчивался, Лесли продолжал тренировать Эйдена в Колорадо. Иногда тренер приезжает и в другое время.
Если это не какая-то форма любви или уважения — по крайней мере, со стороны Эйдена — тогда не знаю, что это.
Но он усмехнулся из-за моего комментария.
— Лишь потому, что он знает, как много он для меня значит.
Как бы ужасно я себя не чувствовала, когда Лесли подошел к островку с чашкой в руках, я немного смягчилась. На его лице сияла улыбка, пока он изучал стол.
— Он все еще этим занимается? — спросил он, указывая на пазлы.
— Все время. Особенно когда у него стресс.
Улыбка Лесли стала шире, превращаясь в задумчивую.
— Он собирал пазлы со своими бабушкой и дедушкой. Не помню, чтобы хоть когда-нибудь у них дома не было пазла, — он мягко усмехнулся. — Знаешь, после того, как умерла его бабушка, он почти год со мной не разговаривал.
Эм. Что? Его бабушка?
— Даже передать тебе не могу, сколько раз я пытался дозвониться до него, оставлял голосовые сообщения. Даже ездил на несколько его игр в Висконсин, но он избегал меня. Это почти разбило мне сердце, — он сел на стул, который освободил Зак. Его светлые брови приподнялись над краем чашки.
— Только между нами, да? Он все еще болезненно воспринимает данный период своей жизни.
Эйден? Болезненно?
— Когда умер его дед, он был разрушен, но когда ушла Констанс, его бабушка... я не видел, чтобы кто-то был настолько убит горем. Он так любил эту женщину, ты и представить себе не можешь. Он обожал ее. Она однажды сказала мне, что когда он поступил в университет, он звонил ей каждый день, — продолжал Лесли так, будто это не самый великий секрет, который я когда-либо слышала.
Я не могла оставаться спокойной после того, что он рассказал мне. Плюс, у меня было чувство, что, когда Лесли по-настоящему посмотрел мне в лицо, он точно понял, что я ничего не знаю о бабушке и дедушке Эйдена.
За последние пару дней я устала всем лгать, поэтому этому мужчине, который всегда был добр ко мне, я решила сказать правду.
— Я не... он никогда не упоминал о своих бабушке и дедушке. Ему не нравится говорить о таком, — призналась я, дергая дужку очков.
Лесли опустил чашку на стол и слегка покачал головой.
— Это не должно удивлять меня, — конечно, не должно. — Между нами... — он слегка подался вперед, — он самый замечательный человек, которого я когда-либо встречал, Ванесса. Я сотни раз говорил ему об этом, но он не слушает. Он не верит, и я не уверен, что его это заботит. Когда мы впервые встретились, я не мог и предложения из него вытянуть. Одно предложение, ты можешь себе это представить?
Я кивнула, потому что да, да, я могла себе это представить.
— Если бы я попросил его присоединиться к футбольной команде в другой день, а не тогда, когда я это сделал, он бы никогда не согласился. Знаешь, тогда его дед еще был жив. И он уже жил с ними. За день до этого он снова нарвался на проблемы с тренером по лакроссу из-за драки с коллегой по команде, и дед что-то сказал ему — он этого мне так и не рассказал — и он согласился попробовать. У меня ушло четыре месяца на то, чтобы заставить его поговорить со мной, и я был настойчив. Даже тогда это произошло из-за того, что у его дедушки случился сердечный приступ, и у меня было чувство, что ему нужно с кем-то поговорить, — Лесли вздохнул из-за воспоминаний, которые нахлынули на него. — Нельзя прожить свою жизнь, прячась от всего. Тебе нужны люди, один или два человека рядом, чтобы они в тебя верили, и каким бы умным не был этот парень, он этого не понимает.
В какой-то момент я оперлась локтями на стол, опустила подбородок на руки и ловила каждое слово, что он говорил мне.
— Вы хорошо знали его дедушку и бабушку?
— Его дедушка был моим лучшим другом. Я знаю Эйдена с тех пор, как он ходил в памперсах, — рот Лесли дернулся. — Он был самым толстеньким ребенком, которого я когда-либо видел. Помню, что смотрел ему в глаза и видел силу. Всегда такой серьезный, такой тихий. Но кто может винить его, с такими-то родителями.
Я хотела задать миллион вопросов, но не знала, как.
— Он хороший мужчина, Ванесса. Великолепный. Однажды он тебе раскроется. Я в этом уверен, — добавил Лесли. — Раньше он говорил, что никогда не женится, но я знал — ему лишь надо найти правильную девушку, чтобы убедиться в обратном. Даже горы со временем меняются.
Из-за этого я чувствовала себя идиоткой. Большой, фальшивой идиоткой.
Все это смешалось в моей голове.
Я не настоящая жена. Он не любит меня. Все это не по-настоящему.
У меня в горле снова сформировался неприятный узел, секунду я не могла говорить, пока пыталась собраться с мыслями.
— Я знаю, что он хороший мужчина, — с дрожащей улыбкой, наконец, выдавила я из себя. — И, к счастью, у нас впереди много времени, — добавила я тихо.
По тому, как просветлело лицо Лесли, все у меня в животе скрутилось.
Я — случайность. Обманщица. Фиктивная жена.
Я та, кем сделала себя.
— Он почти закончил? — заставила я себя спросить, убирая руки под стол и сжимая их.
— Почти. Он должен... о, вот и он. Ты нас подслушиваешь? — пошутил Лесли.
Я отодвинула свой стул, пытаясь обуздать свои эмоции, лицо и тело, и все это для того, чтобы пережить следующие несколько минут, а потом исчезнуть в своей спальне. Я еще не успела дойти до стола, а Здоровяк уже зашел на кухню и направился к раковине.
— Нет, — ответил он и посмотрел на меня своими каре-карамельными глазами.
Сполоснув миску, я положила ее в раковину и едва прислушивалась, как Эйден и Лесли обсуждают его тренировки. Я игнорировала, как футболка прилипла к его потному телу и как он продолжал смотреть на меня. Независимо от того, что мне рассказал Лесли, я не в настроении мириться с Эйденом, даже если он чертовски сильно любил своих дедушку и бабушку.
Так или иначе, мне удалось нацепить на лицо нечто, похожее на улыбку, когда проходила мимо Эйдена, и специально потерлась своим плечом об его, потому что была уверена, Лесли наблюдал за нами.
— У меня много работы. Если понадоблюсь, я наверху, — произнесла я больше пожилому мужчине, чем тому, за кем я замужем.
Ответил лишь Лесли.
И это нормально. «Это абсолютно нормально», — заверила я себя, поднимаясь по лестнице. Эйден может сердиться на меня столько, сколько хочет. Я зла на него.
Я только дошла до верхней ступеньки, когда зазвонил мой телефон. Закрыв за собой дверь — потому что кто бы мне сейчас ни звонил, он точно не в списке людей, с которыми я бы хотела сейчас говорить — я подняла телефон с прикроватной тумбочки. На экране высветилось слово МАМА.
Отдаю себе должное, я не выключила телефон, не заматерилась и даже не задумалась над тем, чтобы отклонить звонок. Я ответила на чертов звонок, потому что я мелочная. Потому что мне не из-за чего чувствовать себя плохо.
Я просто не хотела с ней говорить. Ни сейчас, ни в ближайшее время. Вот и все.
— Алло?
— Привет, детка.
Ладно. Из-за этого я закатила глаза.
— Привет.
— Я так о тебе переживала, — заявила она.
Поэтому она ждала почти два дня, чтобы мне позвонить? Потому что так переживала? Черт возьми, я такая стерва.
— У меня все хорошо, — ответила я ей нейтральным тоном.
— Ты не должна была так уезжать.
Человек многое может выдержать, но я уже дошла до грани. Я на краю, и все это моя вина. Если бы не проигнорировала свои инстинкты и не поехала в Эль-Пасо, это можно было предотвратить. Я была идиоткой. И я дала всем вокруг возможность вывести меня из себя.
— Ты...
— Я люблю вас обеих.
— Я знаю, что любишь.
Когда-то, когда я была намного моложе и более незрелой, меня убили бы слова о том, что она любит нас одинаково. Я не психопатка, как Сьюзи. И я не могла понять, почему, когда происходили проблемы, она не могла встать на мою сторону. Но теперь, повзрослев, я поняла, что никогда не могла требовать такого от нее. В плохие дни, я думаю, что сломленные люди могут лишь любить таких же сломленных.
Я, может, и не безупречна, и, может, мои волосы и валяются повсюду, но я поклялась себе очень, очень давно, что никогда не стану такой, как они.
Хотя, это ужасная, чертовски ужасная мысль. Особенно потому, что в качестве примера людей, которыми я не хочу стать, я использую собственную мать и Сьюзи.
Но с меня довольно.
— Я не прошу тебя не общаться с ней, но я сама не хочу иметь с ней ничего общего. Между нами никогда ничего не изменится. Иногда я уживаюсь с Эрикой и Роуз, но это все.
— Ванесса...
— Мам. Ты слышала, что она сказала? Она заявила, что хотела бы сильнее ударить меня тогда машиной. Она попыталась в меня плюнуть. А потом Рики схватил меня за руку. У меня синяки. Мое колено болит каждый день с того дня, как это произошло, — черт возьми, мой голос надломился, как и мое сердце. Почему она не понимает? Почему? — Я не пытаюсь спорить с тобой, но после такого я не могла остаться.
— Ты могла уйти, — ответила женщина, которая в прошлом уходила сотни раз. Она человек, который не умеет справляться со своими проблемами, если рядом нет бутылки.
Черт побери. Я так зла на нее сейчас, что не могу подобрать ни одного слова, которое не было бы грубым и не обидело ее чувства. И я была слишком сосредоточена на себе, что уже не слышала ничего из того, что она говорила. Расстроившись, я закатала рукава своей кофты. Сжав свободную руку в кулак, я даже не пыталась досчитать до десяти. Я хотела что-то сломать, но не сделала этого. Я, черт побери, не буду этого делать. Я выше этого.
— Знаешь что? Ты права. Я, правда, должна бежать. У меня много работы. Позвоню тебе позже.
И в этом вся моя мама. Она не знает, как бороться. Может эту черту я унаследовала от своего отца, кем бы ни был этот парень.
— Хорошо. Я люблю тебя.
Что такое любовь я узнала от своего младшего брата, от Дианы и ее семьи, даже от своих приемных родителей. И это не искаженная, страшная вещь, которая делает только то, что лучше для нее. Любовь наделена чувствами, это забота, и она делает лишь то, что лучше для тебя. И я больше не буду пытаться анализировать то, что моя мать подразумевает под любовью.
В прошлом я слишком часто это делала. В данном случае это лишь слова, которые я использую ради человека, которому нужно их услышать.
— Угу. Я тоже тебя люблю.
Пока по моему подбородку не потекли слезы и не капнули мне на рубашку, я не осознавала, что плачу. У меня горело в носу. На меня нахлынули чувства пяти-шести-семи-восьми-девяти-десяти-одиннадцати-двенадцати-тринадцати-и-четырнадцатилетней Ванессы, которая все эти годы ощущала лишь одно — боль. Ванесса пятнадцатилетняя и старше ощущала нечто другое — злость.
Злость из-за эгоистичности матери. Злость на то, что она не перестала пить до тех пор, пока нас у нее не забрали. Злость, что меня бросали снова и снова.
Она была нужна мне сотни раз, но в девяносто девяти случаях из ста ее не было рядом, или если и была, то в пьяном состоянии, и от нее не было никого проку. Мама Дианы для меня в большей степени мать, чем она. Моя приемная мать была мне большей матерью, чем та, что подарила мне жизнь. Я практически вырастила сама себя и Оскара.
Но если бы не все то, через что я прошла, меня бы здесь не было. Я не была бы тем человеком, которым стала. Я стала собой не из-за матери или сестер, а вопреки тому, кем они были. И почти всегда я себе нравлюсь. Я могу гордиться собой. Это чего-то да стоит.
Я едва успела вытереть слезы с лица и положить телефон, когда в дверь раздался знакомый тройной стук. Если бы я умела рычать, уверена, то, как исказились черты моего лица, точно передали бы мои чувства.
— Да? — выкрикнула я саркастично, борясь с желанием забраться в кровать как маленький ребенок. Не то чтобы я когда-либо так поступала.
Учитывая, что слово «да» не совсем приглашение войти, я лишь слегка удивилась, когда открылась дверь, и внутрь заглянул мужчина, которого я совсем не хотела видеть в ближайшем будущем.
— Да? — повторила я, прикусив щеку изнутри, чтобы не обозвать его. Уверена, все мои эмоции были написаны на моем лице, мои глаза блестели от слез, и я не собиралась их прятать.
Эйден раскрыл дверь полностью и скользнул внутрь, он быстро осмотрел мою комнату и его взгляд замер на мне; я сидела на краю кровати. Он свел брови вместе, когда стал свидетелем того, что я и не пыталась скрыть. Его рот недовольно сжался. Он схватился рукой за затылок, и я попыталась игнорировать сжавшиеся бицепсы, которые, кажется, увеличились в три раз от этого движения. Когда его взгляд снова скользнул по моему лицу, его кадык дернулся.
— Нам надо поговорить.
Однажды я хотела, чтобы он говорил со мной. Теперь дело не в этом.
— Ты должен проводить свое время с Лесли, пока он здесь.
Его бицепсы дернулись.
— Он согласился, что я могу подняться сюда и поговорить с тобой.
Я прищурилась.
— Ты сказал ему, что мы поругались?
— Нет. Он может понять, что что-то не так, без слов, — Эйден опустил свои большие руки по бокам. — Прошлой ночью я хотел поговорить с тобой.
Но я проигнорировала его стук. Из меня вырвался недоверчивый звук. Какой смысл врать, если он точно знает, что я не спала?
На мгновение Эйден сжал руки в кулаки, а потом скрестил их на груди.
— Прости меня за то, что я сказал тебе вчера.
Меня не впечатлила его прямота, и, уверена, взгляд на моем лице сказал ему об этом.
Но в истинной манере Эйдена, он не позволил выражению моего лица удержать его от того, что он пришел сказать.
— Мне не нравится, когда какие-то проблемы висят у меня над головой, и если у нас с тобой проблемы, мы будем говорить о них. Я имел в виду именно то, что сказал тебе в квартире. Ты мне нравишься настолько, насколько мне вообще может кто-то нравиться. Если бы это было не так, я бы не пришел к тебе со всем этим. Теперь я вижу, что ты всегда относилась ко мне намного лучше, чем просто как к человеку, который выписывает тебе чек. Я замечал это уже некоторое время, Ван. Но я не очень хорош в подобной ерунде.
«Ему некомфортно, или мне просто кажется?» — задалась я вопросом.
— Я эгоистичен и эгоцентричен. Ты это знаешь. Я все время забиваю на людей.
В его словах есть смысл. Он так делает. Я знаю об этом из первых рук.
— Я понимаю, ты не такой человек. Ты не забираешь назад свое слово. Я... я не думал, что тебя будет волновать, если я не поеду, — добавил он осторожно.
Я открыла рот, чтобы сказать ему, что никому не нравится, когда на них забивают, но он заговорил снова:
— Но я понимаю, Ван. Если люди не жалуются мне в лицо, когда я так делаю, не значит, что это не злит их, верно? Я не хотел вести себя как мудак. Я просто хотел убедиться, что ты нормально добралась и не убьешь меня во сне за то, что я тебя кинул. Затем я разозлился.
Я думала о том, чтобы убить его, но меня немного удивило, что и он предполагал, будто я могу о таком подумать.
Прежде чем я успела хорошенько осмыслить данную мысль, Эйден окинул меня мрачным взглядом.
— Если бы ты поступила так со мной... — он выглядел так, будто ему некомфортно от того, о чем он думает, и он с тяжело вздохнул. — Я не справился бы с этим так хорошо, как ты.
Это чертов факт.
— Я не пилила тебя, — заявила я. Потом я подумала над своими словами и мысленно внесла в них поправку «в основном» не пилила.
Он склонил голову набок, будто хотел сказать обратное.
— Ты пилила, но у тебя было на это право. Прямо сейчас со мной много чего происходит.
Моя первая мысль — наступает конец света. Он открывается мне.
Вторая мысль — это же очевидно, что он чертовски переживает.
Я не замечала язык его тела, или напряжение в его плечах, или его голос, когда он говорил, но сейчас, когда пригляделась получше, все стало очевидно. За первый месяц обычного сезона он прошел через многое. Он уже вывихнул лодыжку. Зака выкинули из команды.
И самое главное — он переживает из-за своей визы и будущего не только в «Трех Сотнях», но и в НФЛ. Его травма станет фактором для всей его карьеры. Если он ошибется, люди будут гадать, вернется ли он таким же сильным, как был раньше, даже если это не будет связано с его ахилловым сухожилием.
Парень выглядел так, будто готов сломаться, а сейчас только конец сентября. Я хотела спросить, слышал ли он что-то от адвоката по иммиграции, нашли ли нашу лицензию на брак, или является ли Тревор до сих пор занозой в заднице, начал ли он искать другую команду или лучший контракт, что бы он там ни хотел от следующего этапа его карьеры, но...
Я не спросила. Сегодня плохой день для моих вопросов и его ответов. Я слишком измученная, слишком уставшая и разочарованная.
И в этот момент в моей голове промелькнула искра раскаяния, потому что я поняла, что, возможно, я нарывалась на ссору. Возможно. И, возможно, сейчас не лучшее время, чтобы выливать на него столько хрени, когда у него на плечах уже лежит такой груз.
Плюс, сейчас я не в лучшем настроении.
Но извинения не моя сильная сторона, и мне нелегко это дается, но хороший человек осознает, когда он не прав, и принимает свой промах.
— Прости, что взорвалась. Я разозлилась, что ты не поехал, но я знаю, почему ты меня кинул. Мне просто не нравится, когда люди говорят, что сделают что-то, и затем этого не делают, но у меня так уже давно. С тобой это никак не связано, — я достала эти слова прямо из «Банка Эйдена». Кроме того, за эти выходные многое произошло, что не было его виной. Но я не буду говорить об этом.
В ответ он кивнул, как признание того, что мы оба плохо справились с ситуацией.
— Ну, мне тоже жаль. Я знаю, как для тебя важна твоя карьера, — со вздохом, я протянула ему свою руку. — Друзья?
Эйден перевел свой взгляд от вытянутой ладони к моему лицу, прежде чем принять мою руку.
— Друзья, — во время пожатия он посмотрел на свою огромную ладонь, которая поглотила мою, и на его стоическом лице появилось отвращение. — Какого черта произошло с твоим запястьем?
Ага, я даже не пыталась натянуть рукав ниже и притвориться дурочкой. Я, как идиотка, забыла, что закатала их. Я освободила свою руку из его хватки и позволила гневу еще раз пронестись по моему позвоночнику и шее при мысли о мудаке-муже моей сестры.
В частности, о том моменте, когда он схватил меня за руку и дернул после того, как я накричала на Сьюзи, когда она практически сказала, что жалеет о том, что не убила меня. Но в миллионный раз я не стала спрашивать ее, почему она так меня ненавидит. Что я могла сделать такого в четырехлетнем возрасте, что она стала моим заклятым врагом?
По большей части, я злилась на себя за то, что не предотвратила всю эту ситуацию. И снова, ее муж освободил меня из своего стального захвата в тот момент, когда я подняла ногу и попыталась заехать ему по яйцам, но вместо этого попала по внутренней стороне бедра.
— Ничего.
Взгляд его темно-карих глаз встретился с моим, и, клянусь жизнью, из-за ярости в его глазах я почти перестала дышать.
— Ванесса, — зарычал Эйден, буквально зарычал, когда мягко потянул рукав вверх, открывая синяк над моим запястьем.
Я наблюдала, как он изучает этот глупый, глупый синяк.
— Я поссорилась со своей сестрой, — есть ли смысл не говорить ему, кто это был? Мне хватило одного взгляда на твердую линию его рта, чтобы понять, что он не забудет об этом. — Там был ее муж, и он немного распустил руки, так что я попыталась ударить его по яйцам.
Его ноздри раздулись, а мышца на щеке заметно дернулась.
— Муж твоей сестры?
— Да.
Его щека снова дернулась.
— Почему?
— Это глупость. Не важно.
Он только что заворчал?
— Конечно, это важно, — его голос был обманчиво мягким. — Почему он это сделал?
Я знаю этот взгляд у него на лице — упрямый. Тот, который говорит, что спорить с ним бесполезно. Я не очень хотела распространяться о делах Сьюзи, а еще меньше делиться тем, какие шаткие у меня отношения с третьей по старшинству сестрой. Нам со Сьюзи бы на шоу Джерри Спрингера. Она сделала свой выбор много лет назад, и лишь она виновата в том, что из этого вышло. Мы выросли при одинаковых обстоятельствах, ни у одного из нас не было того, чего не было у другого. Я не чувствовала к ней никакой жалости.
Вытерев руки о штаны, я выдохнула.
— Ей не понравилось, как я смотрела на нее, и мы поругались, — объяснила я, оставив при себе пару деталей и яркие слова, даже если это совсем не объяснение. — Ее муж услышал, как мы спорим... — как она называет меня сукой, а я говорю, что она незрелая идиотка, — и схватил меня за руку.
«Ты чванливая сука. Что дает тебе право думать, что ты лучше меня?» У нее хватило чертовых нервов кричать мне в лицо.
Я ответила ей единственным возможным образом, на который была способна с подавленным во мне гневом.
«Потому что я не какая-то чертова дура, которая любит причинять боль всем в своей жизни. Поэтому думаю, что я лучше тебя».
Мозолистые кончики пальцев Эйдена мягко потерли мой синяк, когда он взял мое запястье в колыбель своих рук, которые были инструментом его мультимиллионного тела. Его щека задергалась сильнее, когда я откинула голову назад, чтобы посмотреть на твердую линию, которую создавала его челюсть, когда он сжимал зубы. Он тяжело дышал, круговыми движениями поглаживая большим и указательным пальцами мое предплечье, а затем спросил:
— Он извинился?
— Нет, — я откашлялась. Все это так неловко, неловко, неловко.
Я заметила, как он сглотнул. В воздухе появилось незнакомое напряжение. Звук того, как он сглотнул, прозвучал громко в моих ушах.
— Он ударил тебя?
И после этого я поняла — вспомнила, почему он так расстроен из-за этой ситуации. Я вспомнила тот момент, который запрятала в дальний уголок своего мозга, потому что беспокоилась, что меня уволят. Как, черт возьми, я могла забыть об этом?
Почти сразу после того, как я начала работать на мужчину, которого знают как Виннипегская Стена, я поехала с ним в Монреаль на благотворительное мероприятие, которому он жертвовал деньги. После него Лесли, который тогда уже переехал из Виннипега, пригласил меня вместе с Эйденом на ужин с его семьей. В тот день Эйден казался рассеянным, но я думала, может, мне лишь кажется. Тогда я его не знала, не изучила мелкие детали в чертах его лица или тоне, по которым понимала, что он чувствует или о чем думает.
Мы ужинали с Лесли, его женой, двумя его сыновьями и внуком, который оказался самым милым маленьким мальчиком. Весь вечер четырехлетний малыш перелезал с одних колен на другие, и в какой-то момент, к моему удивлению, оказался на коленях Здоровяка. Мальчик протянул ручку и стал изучать лицо Эйдена, мягко и не спеша. Его рука коснулась большого, толстого шрама у линии его волос. Мальчик спросил у него.
— Что случилось? — этим милым, мягким голоском, на который способны лишь дети.
Я слышала этот вопрос лишь потому, что сидела рядом с ним. В противном случае, уверена, я бы пропустила ответ, который он прошептал.
— Я очень сильно разозлил своего отца.
Молчание, которое повисло после его ответа, было удушающим, подавляющим и безудержным. Мальчик моргнул и так и не смог понять ответ, который ему дали; и как он мог? Было очевидно то, как сильно его любили. Эйден посмотрел в мою сторону, и я знала, он понял, что я услышала его, потому что не смогла отвернуться слишком быстро и включить дурочку.
После этого Эйден не произнес ни слова; он не напомнил мне про соглашение о неразглашении, которое я подписала в первый рабочий день, не угрожал моей жизни или будущему, если я расскажу. Так что я и не поднимала эту тему. Никогда.
Отмахнувшись от воспоминаний и симпатии, которая затопила мою грудь из-за того, что Эйдена так тронула эта ситуация, я опустила свой взгляд на его бороду. Я не хотела, чтобы он видел меня, потому что, уверена, он поймет, что я думаю о том, о чем бы ему не хотелось.
— Нет, он не ударил меня. Он все еще жив, — смогла я слегка улыбнуться.
Он не улыбнулся в ответ.
— Ты рассказала кому-нибудь?
Я вздохнула и попыталась вытащить свою руку. Он не отпустил.
— Мне и не надо было. Все слышали.
— И они ничего не сделали?
Его щека дергается?
Я пожала плечом.
— У меня не такие отношения с семьей.
Прозвучало так же ужасно, как и было на самом деле.
Предательство, пронзившее меня в этот момент, снова ударило по мне, сильно и болезненно. Мои глаза наполнились слезами, когда я вновь пережила инцидент, произошедший, когда мне было восемнадцать лет, и который разрушил то, что осталось от треснувшей связи, соединяющей меня с ними. При воспоминании об этом даже мое колено немного разболелось.
Эйден слегка ослабил хватку на моем запястье и спросил меня своим тихим голосом:
— Она твоя родная сестра?
Родная сестра. Я упоминала о своих приемных родителях?
— Да, — я поправила очки. — Мы никогда не были близки. Она очень далека от общепринятого понятия сестры.
— Сколько их у тебя?
— Трое.
— Ты младшая?
— Младшая из девочек.
— Они там были?
— Да.
— И никто ничего не сделал? Ничего не сказал?
Почему мне так стыдно? У меня защипало в глазах, и я посмотрела в потолок. Мне не будет грустно. Я не собираюсь прятаться.
— Нет.
Он не отводил взгляда от моих глаз.
— Они живут в Эль-Пасо?
— Я так думаю.
Его ноздри затрепетали, он мягко отпустил мою руку, и я мгновенно ощутила потерю тепла его пальцев.
— Хорошо, — он отошел и крикнул через плечо: — Зак!
Какого черта?
— Что ты делаешь?
Он не смотрел на меня и снова выкрикнул имя Зака.
— Мне надо одолжить его машину. Если я туда полечу, то останутся доказательства, что я там был.
Черт возьми.
— Ты... — заикнулась я. — Ты… — в этот раз я закашлялась. — Какого черта ты собираешься делать?
— То, что ты ударила его по колену, меня не успокаивает, — Эйден даже не посмотрел на меня, когда пошел к двери. — Зак!
Ага, слезы в моих глазах решили пролиться именно сейчас. Ну вот. Одна, две, три.
— Ты сошел с ума, Здоровяк.
— Нет. Этот мудак сошел с ума. Твоя семья сошла с ума. Я знаю, что делаю.
Этот псих собирается кого-то избить, не правда ли? Черт побери.
— Ты сделаешь это ради меня?
Черт, у меня занижены ожидания, если из-за этого я становлюсь плаксивой.
Здоровяк остановился около двери и развернулся на каблуках с большей грацией, чем может быть у мужчины такой большой комплекции. Он моргнул, прожигая меня взглядом.
— Мы партнеры. Мы команда. Ты это сказала.
Я молча кивнула, отчего заработала от него взгляд «ты идиотка». Его брови слегка приподнялись, а голова опустилась вперед, будто он готов к спору.
— Если кто-то связывается с тобой, тогда они связываются и со мной, Ван. Я не хочу обидеть твои чувства. Может, я и плохо справляюсь со всей этой дружеской фигней, но я никому не позволю сделать тебе больно и уйти безнаказанно. Никогда. Ты меня поняла?
Мое сердце. Мое бедное, слабое, жалкое сердце.
Я сглотнула и попыталась отбросить в сторону глыбы эмоций, которые заполнили мои вены. Как бы я ни хотела, чтобы Эйден надрал задницу мужу Сьюзи...
— Охранник увидит тебя за рулем его автомобиля, и на воротах камеры.
Эйден наклонил голову и посмотрел на меня удивленным взглядом.
— Ты хорошо над этим подумала, — медленно произнес он.
— Конечно, — ему не нужно знать, что тогда я готовила его убийство. — Поэтому мы должны подождать.
— Мы?
— Да. Я не позволю тебе избить его в одиночку. Я тоже хочу сделать пару ударов, — я приподняла брови и слабо улыбнулась, позволяя напряжению отпустить мои плечи. — Шучу, — вроде как. — Это не важно. Вероятно, я никогда его больше не увижу, а если это и произойдет, их жизнь отстой. А моя нет. Для меня это достаточная месть. Поверь мне.
Ну, по крайней мере, почти всегда.
— Ванесса... — начал он и нахмурился.
Следующие три предложения, сказанные нами, были последним, о чем я думала той ночью, ложась спать.
— Ты была со мной два года, но полагаю, я только сейчас начал понимать, — заявил Здоровяк с торжественным выражением на лице.
— Понимать что?
— Что, вероятно, я должен тебя бояться.