Виннипегская Стена и я (ЛП)

Глава 24

Ужас на лице Дианы предупредил меня о том, что она собиралась озвучить.

— Заходи внутрь, пока тебя никто не увидел, — практически зашипела она.

Я закатила глаза так, чтобы она это увидела, и протиснулась мимо нее в квартиру. Ага, я знаю, мои корни отросли почти на три сантиметра, и проглядывался мой естественный цвет, но меня это не очень заботило.

Единственная причина, почему я не покрасилась в свой обычный каштаново-красный цвет, потому что впервые после Дня Благодарения я написала ей и спросила, какую краску в аптеке она мне порекомендует, и в ответ получила:

Ты уже довела меня до ручки. Купишь ее, и я убью тебя.

Поэтому я ехала целый час, чтобы повидаться с ней в ее выходной спустя пару недель после Дня Благодарения, и мирилась с презрительной усмешкой на ее лице, пока она еще раз осматривала мои волосы. Клянусь, она даже слегка вздрогнула.

Ее отвращения оказалось недостаточно, чтобы я не поцеловала ее в щеку и не шлепнула по попе в качестве приветствия. С того момента, как мы виделись, прошло очень много времени. Она очень долго притворялась обиженной.

Она шлепнула меня в ответ, в то время как ее глаза блуждали по моему телу.

— Несмотря на свои волосы, ты отлично выглядишь.

Я и чувствовала себя хорошо.

— Я бегаю четыре раза в неделю и раз в неделю катаюсь на велотренажере.

Диана снова посмотрела на меня.

— Возможно, скоро тебе придется покупать новую одежду.

— Может быть, — я пожала плечами и бросила на нее взгляд, пытаясь подсознательно не искать на ее теле синяки от пальцев. Я так ничего и не нашла, но заметила синяки у нее под глазами. — Ты выглядишь усталой.

Но лишь позже я поняла, что она не послала меня на три буквы, что было ее обычной реакцией.

— Я устала. Рада, что ты заметила, — она знала, что от меня извинений лучше не ждать. — Я работаю двойные смены, мало сплю. Я превращаюсь в тебя.

— Успешная трудолюбивая женщина. Думаю, я сейчас заплачу.

— Ой, отвали. Иди на кухню и сними футболку, — приказала она. Я даже не успела пошутить о том, что она хочет, чтобы я разделась, как она остановила меня взмахом руки. — Это не «Стриптиз». Я не дам тебе доллар и не угощу сначала ужином.

— Справедливо, — пробормотала я и зашла на кухню, снимая футболку через голову.

— Итак... как у тебя дела? — спросила она медленно и нарочно неловко.

Ответила я тем же вялым голосом.

— Я в порядке. А ты?

— Нормально, — ответила моя подруга голосом робота.

Наши взгляды встретились, и мы улыбнулись. Она толкнула меня в плечо, и я попыталась ткнуть ее в живот.

— Теперь мы в порядке? — спросила я с улыбкой.

— Ага, мы в порядке. Теперь расскажи мне все, что я пропустила.

Весь следующий час мы болтали. Я рассказала ей о Дне Благодарения и о том, как ходила на игру Эйдена.

Двадцать минут из нашего разговора ушли на обсуждение игры моего младшего брата, как появилась Сьюзи, что Эйден сказал ее мужу, а потом я объясняла ненависть на его лице, направленную на мою сестру.

Я рассказала ей, как он помог мне с рождественским деревом и гирляндами. Как он подрался с Кристианом, которого она отлично помнила по той ночи в баре, потому что угрожала надрать ему задницу, после того как я рассказала ей, что случилось.

Под конец она надела на меня шлем, похожий на что-то из космической программы НАСА, а сама она выглядела ошеломленной.

— Боже, — произнесла она дважды.

— Я думала, что уже преодолела этот этап моей жизни.

— Ни фига себе. Эта история, как в тех сериалах, что смотрит моя мама.

— Те, что мы раньше смотрели вместе с ней, — заметила я. Так я выучила испанский.

Диана рассмеялась со своего места, где сидела передо мной, скрестив ноги.

— После школы мы бежали домой и смотрели их, да? — задумчиво произнесла она. — Кажется, будто прошла вечность, не правда ли?

Это правда. Я кивнула. Это одни из моих любимых воспоминаний, пока я не переехала на другой конец города и больше их не испытывала. Моя жизнь с матерью принесла мне хорошие и плохие воспоминания, и это все, что я когда-либо знала.

Ди, казалось, отбросила в сторону воспоминания, о которых думала, и произнесла:

— И что ты теперь будешь делать?

— С кем?

— С твоим мужем. Кем еще?

Она говорит о моей сестре. Всезнайка.

— Ничего.

Ди посмотрела на меня взглядом «С кем, ты думаешь, говоришь?»

— Не «ничегокай» тут мне. Он тебе нравится. Я вижу это.

Я открыла рот, чтобы сказать ей, что мне никто не нравится, но она снова взмахнула рукой, призывая меня молчать.

— Ты, правда, собираешься попытаться соврать мне? Я же вижу, Ванни. Привет. Ты не можешь ничего скрыть от мастера, — я утаила от нее свой брак, но зачем упоминать об этом? — Мне кажется, ты ему тоже нравишься. Если бы это было не так, то он не проводил бы с тобой так много времени.

В ответ я смогла лишь сдержанно заворчать.

— Вы будете вместе еще пять лет. Почему бы не взять от этого все самое лучшее? — задала она вопрос.

Я хотела поправить очки, но удержала руки на месте.

— Мы заключили сделку, Ди. Это должен быть лишь бизнес. Не его вина, что я идиотка.

— Почему ты идиотка? Потому что хочешь, чтобы тебя кто-то любил?

— Потому что он никого не любит. И не хочет этого. Будет очень неловко, если я что-то сделаю или скажу. Я не собираюсь сейчас отступать от нашей сделки. Он заботится обо мне, но это все.

Если меня и знал кто-то так же хорошо, как и я себя, то это она. И то, что она сказала потом, подтвердило это.

— Ванни, я чертовски сильно люблю тебя. Ты моя близкая подруга, ты это знаешь, но у тебя довольно испорченная концепция того, за что ты готова работать и рисковать. Не знаю, способен ли он любить тебя или нет, но что будет хуже? Вы женаты. Сейчас он не разведется с тобой.

Это самое худшее, что может произойти?

Я потеряю друга.

Диана наклонилась вперед и потянула меня за джинсы.

— Делай, что хочешь. Я лишь хочу, чтобы ты была счастлива. Ты этого заслуживаешь.

Я сморщила нос, не желая больше разговаривать об Эйдене, особенно когда обсуждаем тему на букву «Л», и от этого у меня ломит все тело. За всю свою жизнь я любила многих людей, которые не любили меня в ответ, и даже не пытались этого скрывать. Так что, полагаю, Диана права, — я не могу пойти на такой риск.

И это довольно депрессивно.

Прочистив горло, я указала на рождественское дерево позади нее, уже готовая сменить тему. Поверить не могу, что праздники меньше, чем через неделю.

Когда я работала на Эйдена, время пролетало быстро, но с тех пор, как я ушла, оно летело еще быстрее.

— Когда ты уезжаешь к родителям?

— В канун Рождества. Мне нужно будет вернуться на работу двадцать шестого, — объяснила она. — Ты остаешься здесь?

А куда еще я поеду?

— Я уезжаю, — произнес Зак через несколько дней, стоя в дверном проеме моей спальни.

Развернувшись на своем стуле, я моргнула и встала.

— Хорошо. Я провожу тебя.

— О-о-о, не стоит.

Я закатила глаза и подтолкнула его, когда оказалась перед ним.

— Я хочу подарить тебе рождественский подарок.

— В таком случае, показывай, куда идти, — произнес он, сделал шаг назад и пропустил меня вперед.

Когда мы спустились вниз, рождественские огни были выключены, и я убрала подарки под елкой в сторону, чтобы достать те, что для Зака. Вытащив из угла, куда я их убрала, две идеально упакованные коробки, я протянула их ему.

— С Рождеством.

— Могу я открыть их сейчас? — спросил он как маленький ребенок.

— Вперед.

Зак разорвал упаковку каждого подарка и открыл их с улыбкой на лице. Внутри оказались пижамные штаны и тапочки. Что можно подарить мужчине, у которого есть все? То, что нравится ему на самом деле, даже если у него дюжина подобных вещей.

— Ванни, — пробормотал он и развел руки в стороны, в каждой из них было по подарку.

— Пожалуйста, — ответила я, приближаясь к нему для объятий.

Он сжал меня и раскачивал из стороны в сторону.

— Спасибо.

— Всегда пожалуйста.

Он сделал шаг назад и убрал подарки обратно в свою сумку, потом закинул ее себе на плечо и вытащил что-то, похожее на конверт.

— Для тебя, моя девочка.

Я забрала у него конверт с большой улыбкой на лице, рассматривая то, что он дал мне. Разорвала его и вытащила оттуда карточку, которая оказалась подарочным сертификатом в местный спортивный магазин. Но на глаза мне попались каракули, написанные ужасным почерком.

«Для моего близкого друга.

С Рождеством, Ванни. Не знаю, что бы я делал без тебя последние несколько месяцев.

Люблю тебя.

З.»

— Я не собираюсь покупать подарки, поэтому купи себе новую обувь для марафона, ты меня слышишь? Когда я приеду домой, тебе лучше бы уже иметь их при себе. И не смей покупать себе что-то другое вместо этого, — приказал он.

— Спасибо, — пробормотала я, еще раз обнимая его. — Обещаю, я что-нибудь куплю. Когда ты возвращаешься?

— Я останусь до Нового Года. Мой дедуля не очень хорошо себя чувствует, поэтому я хочу провести с ним некоторое время, — подмигнул он мне. — И пару дней назад мне написала милашка, с которой я встречался в старшей школе, что хочет увидеться с Большим Техасом, если я буду в городе.

Я хихикнула. Большой Техас. Она точно не собиралась обращаться с ним как с нормальным человеком.

— Что произошло с девушкой, с которой ты здесь общаешься?

Зак издал странный звук.

— Она немного ку-ку.

— Тогда повеселись дома.

— Повеселюсь, — он наклонился и поцеловал меня в щеку. — Если тебе станет одиноко, поезжай к Диане, слышишь меня?

— Со мной все будет хорошо, — не в первый раз я провожу Рождество в маленькой компании. Я знала, что выживу. Когда он развернулся и пошел к двери, я шлепнула его по заднице.

— Езжай осторожно и передавай от меня привет маме.

Зак улыбнулся мне через плечо и ушел, а я осталась дома одна.

Я закрыла дверь гаража с легкой улыбкой на лице, у меня в руке был подарок Эйдену на Рождество, и я разрывалась между чувством недовольства и волнения из-за маленького сокровища, которое ожидает завтрашнего утра.

До этого я пробежала шестнадцать километров, и меня это утомило, но недостаточно. Я испекла сахарное печенье в форме елочек, карамельные палочки, и это отвлекло меня на пару часов, а затем я услышала дверной звонок, и почтальон вручил мне четыре коробки, адресованные мне. И, как маленький ребенок, я открыла их.

Мои приемные родители, Диана, ее родители и мой младший брат прислали мне подарки, обернутые по-разному. Я получила в подарок акварельные краски, цветные карандаши, несколько пар нижнего белья — от единственного человека, который купил бы мне это, — хорошие часы и пижаму.

Младший брат написал на открытке «Скучаю по тебе». Он проводил праздники с семьей товарища по команде во Флориде.

Я отправила им подарки еще две недели назад, даже маме и ее мужу отправила подарочную корзину. К счастью, от них я не ожидала подарка в ответ, в противном случае, была бы очень разочарована. От этих подарков я ощущала себя любимой и одинокой, и даже не была уверена, как, черт побери, я могу ощущать эти две противоречивые эмоции.

Эйден был дома с обеда, и я заметила, что он в странном настроении. Он вел себя очень тихо, тренировался и собирал пазл за уголком для завтрака, пока я пекла печенье, а потом ушел наверх, сказав, что вздремнет.

Я оставалась внизу достаточно долго, чтобы убедиться, что Эйден уснул, а потом уехала за подарком для него. К счастью, когда я приехала домой, он все еще спал, и я оставила подарок в гараже, уверенная, что Эйден никуда не уедет и не испортит свой сюрприз.

Потом я включила телевизор, чтобы скрыть возможные звуки, доносившиеся из гаража, села на пол и взяла краски, которые прислали приемные родители.

И с тех пор я каждый час проверяла гараж. Когда я шла по дому с пакетом в руке, свет уже был везде выключен, а моя спина болела от того, что я долго просидела, согнувшись.

У подножия лестницы я прислушалась, но везде было тихо. А почему и нет? Несмотря на то, что сейчас канун Рождества, ему надо встать рано и связаться со штаб-квартирой команды, чтобы проверить расписание тренировок, потому что в последнее время его часто беспокоила поясница.

В прачечной я опустила на пол корзину. Я уже уложила внутрь два одеяла, наполнила бутылку водой и прислонила ее к двери, а еду положила в маленькую миску, прикрепленную к двери.

Я позволила маленькому проказнику выйти на лужайку перед домом и ждала, пока он погуляет и пописает. Через решетку на меня смотрела милая мордочка, и я засунула внутрь пальцы, чтобы почесать ему носик.

Гараж был изолирован, и я знала, здесь не холодно, но мне все равно не хотелось оставлять его здесь. Но и к себе в комнату я не могла его забрать, потому что знала, он будет лаять.

Я оставила для него свет включенным и вернулась на кухню, открыла коробку с печеньем и умыкнула две из них.

Выключила свет везде, кроме как над кухонными шкафчиками, налила себе стакан воды и пошла наверх. В своей спальне я взяла одежду, чтобы принять душ, потому что чувствовала себя измотанной.

Под струями воды я провела времени больше, чем обычно, и вылезла из ванны, говоря себе, что не должна быть такой индивидуалисткой.

Я только открыла дверь ванной, когда услышала:

— Ван?

— Эйден?

Ладно, это глупый вопрос. Кто еще это может быть? Я вышла в коридор с грязной одеждой под мышкой. Его дверь была открытой. Обычно, когда он ложился спать, то закрывал ее, поэтому, думаю, когда поднималась наверх, я этого не заметила.

Он сидел, облокотившись на спинку кровати, прикроватная лампочка освещала часть комнаты. Половина его тела была скрыта одеялом, вторая половина, к несчастью, прикрыта футболкой с брендом одного из рекламодателей, с которыми он работал. Эйден задумчиво смотрел на меня.

— Ты в порядке? — спросила я, прислонившись плечом к дверному проему.

— Да, — ответил он так искренне, так легко, что я понятия не имела, что с собой делать.

Хм.

— Что делаешь? — телевизор был выключен, книга лежала на тумбочке.

— Думаю об игре на прошлой неделе, и что бы я мог сделать иначе.

Из всего возможного, почему именно это пробилось под мои ребра и схватилось за сердце?

— Конечно, ты занимаешься именно этим.

Эйден приподнял свое большое мускулистое плечо, и его взгляд опустился на мою суперскую сексуальную фланелевую пижаму с длинными рукавами, которая была застегнута на все пуговицы.

— Собираешься спать? — спросил он и посмотрел мне в глаза.

— Я не так уж сильно устала. Возможно, посмотрю телевизор.

Даже в приглушенном свете я заметила, что его щека дернулась.

— Посмотри его со мной, — спокойно предложил он.

Погодите. Что?

— Ты не устал?

— Я долго спал. И теперь не скоро смогу уснуть, — объяснил он.

Я улыбнулась и почесала стопу о край ковра в его комнате, который переходил в деревянный пол.

— Уверен, что больше нет игр, о которых тебе надо подумать?

Эйден посмотрел на меня с кислым взглядом на лице.

Он пригласил меня посмотреть с ним телевизор. Какой еще ответ может быть, кроме:

— Ладно.

К тому времени, как я вернулась в его комнату, после того как бросила в корзину для белья свою грязную одежду, он уже перелег на одну половину кровати и включил свой телевизор размером около ста сантиметров, который стоял на одном из его комодов.

А сам он лежал на кровати, скрестив руки за головой, и наблюдал, как я захожу в его комнату, лишь слегка ощущая неловкость.

Я натянуто ему улыбнулась и продолжала смотреть в глаза, пока приподнимала одеяло и забиралась под него, и ждала, будет ли он жаловаться. Но этого не произошло. На его королевского размера кровати между нами осталось расстояние в два шага. Я приподняла подушку к изголовью и со вздохом опустилась на нее.

— Ван?

— Хмм?

— Что не так?

Подтянув одеяло к подбородку, я заморгала, уставившись в потолок.

— Ничего.

— Не заставляй меня спрашивать снова.

И от этого я почувствовала вину. Так легко забыть о том, как много он обо мне знает.

— Я в порядке. Просто у меня сегодня какое-то депрессивное настроение, может, это гормоны или еще что. Вот и все, — я сжала руки. — Это глупо. Я люблю Рождество.

Между нами повисла тишина, прежде чем он спросил:

— Ты не едешь к маме?

— Нет, — уже после того, как ответила, я поняла, как пренебрежительно прозвучали мои слова. — Мои сестры проводят Рождество с ней. Сейчас она замужем, и у нее есть приемные дети, которые тоже приедут. Она не одна, — и даже если бы она осталась одна, я бы все равно не поехала. Я могу быть честна сама с собой.

— Где твой брат?

— Со своими друзьями.

— Твоя подруга? Диана?

Из-за его занятости мы немного времени проводили вместе и говорили друг другу лишь «привет» и «пока», и в одно и то же время смотрели телевизор.

— Она со своей семьей, — после того, как ответила, я поняла, как прозвучали мои слова. — Клянусь, обычно я в порядке. Просто не в духе, вот и все. Что насчет тебя? Ты в порядке?

— Последнее десятилетие я провожу Рождество в одиночестве. Так что ничего особенного.

Из всех людей, с кем я могла бы провести праздники, я с тем, чья история очень похожа на мою.

— Полагаю, положительная сторона в том, что если ты не хочешь, тебе больше не нужно проводить их в одиночестве, — не уверена, зачем произнесла следующие слова, но я сделала это. — По крайней мере, пока мы застряли вместе.

Почему это прозвучало так жалко?

— Я застрял с тобой, не так ли? — спросил он обманчиво мягким голосом.

Он пытался сделать так, чтобы я почувствовала себя лучше?

— На следующие четыре года и восемь месяцев, — я улыбнулась ему, даже если ощущала внутри невероятную грусть, как будто песок застрял в песочных часах.

Его голова дернулась назад. Это движение было крошечным, очень крошечным, но оно было.

Или мне показалось?

Прежде чем я смогла решить, показалась мне его реакция или нет, Здоровяк резко спросил:

— Ты расскажешь мне, наконец, что сделала твоя сестра, чтобы разозлить тебя?

Конечно, он спросил. А почему бы и нет? Не то чтобы я держала все это в секрете. Просто не люблю об этом говорить. С другой стороны, если и есть в мире человек, с которым я могу поговорить о Сьюзи, это Эйден. Кому он расскажет?

Но суть в том, что даже если бы у него и был человек, кому он мог бы рассказать, он — самый надежный человек, которого я знаю.

Не уверена, когда это произошло, но я не собиралась задумываться об этом, особенно не в канун Рождества, когда он пригласил меня в свою постель, и впервые за долгое время я не чувствовала себя такой одинокой.

Немного поерзав на матраце, я подперла голову рукой и просто выложила все.

— Когда мне было восемнадцать, она сбила меня машиной.

Эти невероятно длинные ресницы опустились на его щеки. У него покраснели уши?

— Автомобильная авария? — его голос был хриплым. — Ты рассказывала, что человек, который наехал на тебя...

Он моргнул так медленно, что я подумала бы, что с ним что-то не так, если бы не знала его лучше.

— Это была твоя сестра?

— Да.

Эйден посмотрел прямо на меня, в морщинках в уголках его глаз залегло недоумение.

— Что произошло? — озвучил он вопрос.

— Это длинная история.

— Для тебя у меня есть время.

— Это, правда, длинная история, — настаивала я.

— Хорошо.

Этот парень. Мне пришлось вытянуть шею, подготавливаясь к этому чертовому шторму.

— У всех моих сестер есть проблемы, но Сьюзи всегда отличалась. У меня проблемы с гневом, я знаю. Удивительно, правда? Никаких проблем нет лишь у моего младшего брата. Думаю, когда мама была беременна нами, она пила, или, может, наши отцы были мудаками, не уверена.

Почему я рассказывала ему об этом?

— В любом случае, между нами всегда все было плохо. У меня нет ни одного хорошего воспоминания, связанного с ней. Ни одного, Эйден. Вот примерный список: она приходит и бьет меня по лицу без причины, кричит на меня, дергает за волосы, ломает мои вещи без каких-либо причин... ну и такое прочее. Я долго не давала сдачи, пока не устала от ее хрени. Тогда я как раз стала выше, чем она, и решила, что с меня довольно. Тогда она уже пила и принимала наркотики. Я знала, что она употребляла уже некоторое время. Но меня это не волновало. Я устала быть ее грушей для битья.

— Ну, в тот раз она надрала мне задницу. Она столкнула меня с лестницы, и я сломала руку. Мама была... не знаю, где она была. Мой младший брат испугался и позвонил 911. Приехала машина скорой помощи и отвезла меня в больницу. Врачи, медсестры или кто-то еще звонили моей матери. Она не отвечала. Не знаю, где она была, как и не знали мои сестры и брат. Наконец, из больницы позвонили в Службу защиты детей, и они забрали меня, они забрали всех. Не знаю, сколько у мамы ушло времени на то, чтобы понять, что мы все пропали, но ее лишили родительских прав.

— Следующие четыре года я провела с приемными родителями и младшим братом. Пару раз я видела маму, но это все. Сразу после этого я уехала в колледж, она начала звонить и спрашивать, что я собираюсь делать летом, и говорила, что хотела бы увидеться со мной. Не знаю, о чем, черт побери, я тогда думала. У нее была стабильная работа, поэтому я поехала... и лишь когда оказалась там, то поняла, что она живет не одна. А со Сьюзи и моими старшими сестрами. За все эти годы я не видела ни одну из них.

— Тогда я должна была знать, что лучше бы мне остановиться в другом месте. Родители моей подруги Дианы все еще жили по соседству, но она чем-то занималась на тех выходных, поэтому дома ее не было, а я не хотела оставаться там без нее. Мои приемные родители сказали мне, что их дом всегда будет моим домом, то есть, мой младший брат до сих пор жил с ними. Но по какой-то глупой причине я хотела дать шанс своей матери. Мы — Сьюзи и я — начали ругаться в ту же секунду, как я приехала, я должна была знать. Как только я ее увидела, то поняла — она под чем-то. Я пыталась поговорить с мамой об этом, но она отмахнулась от меня и сказала, что Сьюзи изменилась.

— Серьезно, это был мой второй вечер там, я проходила мимо маминой комнаты и увидела, как она роется в ее шкафу. Мы начали спорить. Она обозвала меня кучей ужасных слов, начала бросаться в меня вещами и задела меня вазой. Я едва заметила, как она схватила мою сумку с кухонного стола, как она уже выбежала из дома с чем-то, что украла до этого. Я так злилась, Эйден. Когда я думаю об этом сейчас, это так глупо, и еще глупее то, что я все равно побежала бы за ней, даже если бы знала, что случится. Она села в машину, а я начала кричать на нее через окно, пока она выезжала на дорогу. Я не хотела, чтобы она проехалась по моим пальцам, поэтому встала перед машиной, когда она неожиданно завела ее и надавила на газ.

Тревога и печаль сковали мои легкие, пока я продолжала рассказывать ему о том, что произошло.

— Я помню ее лицо, когда она сделала это. Помню все. Я не отключилась, пока не приехала скорая, что произошло, когда она выехала на дорогу и бросила меня там. Диана рано вернулась домой и была в своей спальне, когда это произошло, она слышала наши крики. К счастью, она вышла как раз перед тем, как Сьюзи сбила меня, и вызвала 911. Доктор потом сказал, что, к счастью, мое тело было повернуто правильно, и что она задела лишь одно колено, а не оба.

Сколько раз я говорила себе, что пережила это? Тысячу? Но предательство до сих пор жалило меня в миллион различных чувствительных мест.

— К счастью. К счастью, моя сестра сбила меня машиной и ранила лишь одно колено. Ты можешь в это поверить?

Что-то раздулось в моем горле и поднялось к глазам. Некоторые называют это слезами, но не я. Я не собиралась плакать из-за того, что произошло. И мой голос уж точно не надламывался от эмоций.

— У меня разорвалось сухожилие. Мне пришлось пропустить целый семестр в колледже, чтобы прийти в себя.

Здоровяк смотрел на меня. Его ноздри слегка раздувались.

— Что произошло после того, как она сбила тебя?

— Она исчезла на несколько месяцев. Не все мне верили, когда я говорила, что она сделала, даже если у меня был свидетель. Уверена, когда это произошло, она была пьяна — вероятно, поэтому она украла деньги, чтобы достать то, что ей было нужно. Мама хотела, чтобы я простила ее и двигалась дальше, но... как она могла просить меня сделать подобное? Она знала, что Сьюзи сделала. Она и у мамы украла деньги. Она сделала этот выбор, ты знаешь? И даже если она была под кайфом, это все равно был ее выбор принять что-то и украсть у людей, которых она должна была любить. Ее выбор привел ее к этому моменту. И я не могу жалеть ее.

Не могу. Прощение — добродетель, или, по крайней мере, это то, что мне говорили, но я не очень ее чувствовала.

— После я уехала и осталась у своих приемных родителей. Я ни в коем случае не собиралась оставаться по соседству у Дианы. Мой приемный отец заставил меня вести его бухгалтерию, быть его секретарем и заниматься всякими подобными делами, чтобы я смогла хотя бы заработать себе на комнату и пропитание, потому что я не хотела жить за чужой счет. Потом, когда мне стало лучше, я вернулась обратно в колледж.

— Что произошло с твоей сестрой? — спросил Эйден.

— После того, как она меня сбила, я несколько лет ее не видела. Знаешь, что убивает меня больше всего? Она даже не извинилась передо мной, — я пожала плечами. — Может, это делает меня немного хладнокровной, но...

— Это не делает тебя хладнокровной, Ван, — твердо прервал меня Виннипегская Стена. — Человек, которому ты должна была доверять, ранил тебя. Никто не может винить тебя за то, что после этого ты не хочешь обниматься с ней. Я и за меньшее не прощал людей.

От этого я с горечью фыркнула.

— Ты удивишься, Эйден. До сих пор это для меня болезненная тема. Никто, кроме моего младшего брата, не понимает, почему я злюсь. Почему я не могу просто забыть об этом. Я понимаю, что они по какой-то причине никогда не любили меня, но я до сих пор чувствую себя преданной из-за того, что они защищали Сьюзи, а не меня. И я не понимаю, почему. Или что я такого сделала, что они воспринимают меня, как врага. И что я должна делать?

Эйден нахмурился.

— Ты талантливый, хороший человек, Ванесса. Посмотри на себя. Я не знаю, какие твои сестры, но не верю, что они и вполовину так хороши, как ты.

Он перечислял мои качества так вежливо, и они не казались мне комплиментом. Скорее, они походили на утверждения, и я не знала, что с ними делать, особенно потому, что я понимала — Эйден говорил подобное не для того, чтобы я почувствовала себя лучше. Он не из тех, кто поощрял, даже если чувствовал себя обязанным это делать, а вел себя так, только если очень этого хотел.

Но прежде, чем я смогла хорошо все это обдумать, он неожиданно выдал признание, к которому я оказалась не готова.

— Возможно, я не лучший человек для того, чтобы давать семейные советы. Я не разговариваю со своими родителями двенадцать лет.

Я сразу уцепилась за эту тему, предпочитая говорить о нем, а не обо мне.

— Я думала, что ты переехал к дедушке и бабушке, когда тебе исполнилось пятнадцать?

— Так и было, но дедушка умер, когда я был выпускником старшей школы. Они приехали на похороны, узнали, что он оставил все бабушке, и мать сказала, чтобы я сам заботился о себе. С тех пор я их никогда не видел, — ответил Эйден.

— Твой отец ничего не сказал?

Эйден заерзал на кровати, спускаясь с подушки чуть ниже на матрац.

— Нет, тогда я был уже на десять сантиметров выше него, и на двадцать семь килограммов тяжелее. Да и когда я жил с ним, он заговаривал со мной лишь тогда, когда хотел наорать на кого-то.

— Прости, что говорю о твоем отце, но как по мне, так он мудак.

— Он был мудаком, уверен, что он до сих пор им и является.

Это заинтересовало меня...

— Это из-за него ты не материшься?

Эйден, не любящий врать, ответил:

— Да.

И в этот момент я поняла, как мы с Эйденом похожи. Сильное чувство привязанности, ладно, может, нечто большее, чем привязанность — я могла быть взрослой и признаться в этом — сжало мое сердце.

Я смотрела на Эйдена и сдерживала сочувствие, которое чувствовала, и просто цеплялась за кипящий гнев, пока рассматривала его шрам.

— Как он сделал это с тобой?

— Мне было четырнадцать. Прямо перед тем, как я достиг своего всплеска роста, — он откашлялся, смотря в потолок, подтверждая, что он знает о том, что я знаю. — Он очень много выпил и злился на меня за то, что я съел последнюю баранью отбивную... он толкнул меня в камин.

Я собиралась убить его отца.

— Ты поехал в больницу?

То, что Эйден фыркнул, застало меня врасплох.

— Нет. Мы не... он бы не позволил мне поехать. Поэтому рана так плохо заживала.

Ага, я опустилась на подушке чуть ниже, не в состоянии смотреть на него. Вот что он чувствовал? Стыд и гнев?

И что надо говорить после подобного? Есть ли вообще подходящие слова? Поэтому я просто лежала и, кажется, вечность задыхалась от неуверенных слов, повторяя про себя, что у меня нет причин плакать.

— Твой отец такой же большой, как и ты?

— Больше нет, — Эйден грубо рассмеялся. — Нет. Он весит около семидесяти двух килограммов, рост метр восемьдесят. По крайней мере, таким он был в последний раз, когда я его видел.

— Хм-м.

Секунду он двигался на кровати, а потом внезапно произнес:

— Я уверен, что он не мой настоящий отец. Моя мама блондинка, как и он. Они оба среднего роста. Дедушка и бабушка тоже блондины. Мама как-то работала с одним парнем, который всегда хорошо ко мне относился, когда я приходил к ней на работу. Мои родители часто ругались, но я думал, это нормально, так как отец всегда искал, с кем бы подраться. Не важно, с кем, — я не могла не заметить сходство с парнем Дианы. — Моя бабушка единственная, кто признался мне, что мама изменяла отцу.

Я задавалась вопросом: они все еще вместе или нет?

— Кажется, это унизительный опыт для них обоих.

Он кивнул, его дыхание замедлилось, и он посмотрел на телевизор.

— Да, но теперь я вижу, что они были так несчастны друг с другом, и не могли быть счастливы со мной, не важно, что я делал, и поэтому мне легче жить своей жизнью. Самое лучшее, что они для меня сделали — отказались от родительских прав и отдали меня бабушке и дедушке. Я им ничего не сделал, и для меня оказалось лучше так, как все произошло. Все, что у меня есть, это благодаря бабушке и дедушке, — он повернул голову и посмотрел мне в глаза. — Я не собирался тратить свою жизнь впустую, потому что меня вырастили люди, которые ничего не смогли совершить в своей жизни. Все, что они сделали, это показали мне, каким человеком я не хочу быть.

Почему мне казалось, будто он говорил о моей матери?

Некоторое время мы просто лежали, никто не произносил ни слова. Я думала о моей маме и обо всех ошибках, которые совершила за эти годы.

— Иногда я задаюсь вопросом, почему, черт побери, до сих пор пытаюсь поддерживать с ней отношения. Если я не звоню ей, она звонит мне, где-то два раза в год, если только ей что-то не нужно, или она чувствует себя плохо из-за того, что делала в прошлом или не делала. Знаю, ужасно так думать, но это так.

— Ты сказала ей, что мы поженились?

Я усмехнулась.

— Помнишь тот день, когда мы ходили к твоему адвокату, и ты ответил на ее звонок? Она звонила, потому что кто-то рассказал ей; они узнали мое имя, — я усмехнулась снова, на этот раз со злобой.

— Когда я ей перезвонила, первое, что она спросила — когда я достану ей билеты на одну из твоих игр. Я сказала, чтобы она никогда не спрашивала меня об этом, и она стала так защищаться... Клянусь Богом, даже сейчас я думаю о том, что не хочу никогда быть похожей на нее.

Я сдала ладони в кулаки, но потом заставила себя расслабиться. Я успокаивала себя, пытаясь отпустить гнев, который так часто просыпался во мне.

— Как я сказал, я не знаю твою мать и даже не хочу с ней знакомиться, но ты все делаешь правильно, Ван. В большинстве случаев даже лучше, чем правильно.

Ладно. В большинстве случаев. От его выбора слов я улыбнулась в потолок, успокаиваясь еще больше.

— Спасибо, Здоровяк.

— Угу, — ответил он, прежде чем перейти сразу к делу. — Не хочу повторяться, но я знаю, сколько ты должна по студенческим займам.

Я перекатилась набок и посмотрела на него. Наконец-то.

— Мне было интересно, поднимешь ли ты когда-нибудь эту тему, — пробормотала я.

Здоровяк тоже повернулся, чтобы смотреть мне в лицо; лицо не выражало никакого гнева от недавних воспоминаний.

— О чем, черт побери, ты думала?

Я вздохнула.

— Не все из нас получили стипендию, хвастун.

— Но есть более дешевые колледжи, в которые ты могла бы поступить.

Эх.

— Ага, но я не хотела ни в один из них, — ответила я и поняла, как глупо это прозвучало. — И да, сейчас я немного об этом жалею, но что я могу поделать? Дело сделано. Я была упрямой и глупой. И я никогда не делала того, что хотела, понимаешь? Я просто хотела уехать.

Эйден недолго обдумывал мои слова, потом подпер голову кулаком и спросил:

— Кто-нибудь о них знает?

— Ты шутишь? Ни в коем случае. Если кто спрашивал, я говорила, что получила стипендию, — наконец-то я кому-то об этом призналась. — Ты первый человек, которому я в этом признаюсь.

— Ты даже Заку не говорила?

Я уставилась на него.

— Нет. Мне не нравится рассказывать всем, что я идиотка.

— Только мне?

Я показала ему язык.

— Заткнись.

Не важно, сколько мне лет, первое, что приходило мне на ум каждое утро двадцать пятого декабря, это — Рождество. Под елкой не всегда оказывались подарки, но после того, как я научилась не ждать ничего, магия этого дня не исчезла.

Мое волнение не сдерживало и то, что утром я проснулась не в своей комнате. Я лежала на своей стороне кровати, натянув одеяло до подбородка. Передо мной был Эйден. Кроме его макушки я видела лишь сонные карие глаза. Я улыбнулась ему.

— С Рождеством, — прошептала я так, чтобы мое утреннее дыхание не ударило ему прямо в лицо.

Стягивая одеяло со своего носа, он сладко зевнул.

— С Рождеством.

Я собиралась спросить, когда он проснулся, но было очевидно, что совсем недавно. Он потер глаза и снова беззвучно зевнул. А потом вытянул руки над головой и потянулся. Эти длинные, загорелые руки с туго натянутыми мышцами доставали до изголовья кровати, его бицепсы увеличивались в размере, пока он вытягивал пальцы, как большой, ленивый кот.

И я не могла не пялиться, пока он не поймал меня.

А потом мы просто смотрели друг на друга, и я знала, мы оба думаем об одном и том же: о предыдущей ночи. Не о длинном разговоре о наших родителях — и об абсолютной честности между нами — а о том, что произошло после.

Фильм. Чертов фильм.

Не знаю, о чем, черт возьми, я думала, и я чертовски хорошо осознавала, что была сонной, когда спросила, не хочет ли он посмотреть мой любимый детский фильм. Я смотрела его сотни раз. Сотни. Он дарил мне ощущение любви и надежды.

И я была идиоткой.

И Эйден, будучи хорошим человеком, который позволял мне почти все, чего я хотела, ответил:

— Конечно. Но я, вероятно, засну во время просмотра.

Он не уснул.

Если я что и узнала этой ночью, так это то, что не существовало невосприимчивых людей в тот момент, когда Литтлфут (Примеч: «Земля до начала времен» (англ. The Land Before Time) — американо-ирландский приключенческий мультипликационный фильм, выпущенный в США 18 ноября 1988 года компанией Universal Picture) терял свою маму. Не существовало. Когда начался мультфильм, Эйден лишь слегка закатил глаза, но когда я спустя время посмотрела на него, он внимательно наблюдал за происходящим.

Когда настал этот ужасный, жуткий момент в мультфильме «Земля до начала времен», мое сердце до сих пор не научилось справляться, и я чувствовала себя так грустно, что икала громче, чем обычно. Мое зрение помутнело. Я задыхалась. Слезы текли из моих глаз, как мощная Миссисипи. Время и десятки просмотров не закалили меня для этого момента.

И когда я вытирала лицо и пыталась напомнить себе, что это всего лишь фильм, и маленький динозавр не потерял свою любимую маму, я услышала всхлип. Всхлип, который исходил не от меня. Я не очень осторожно повернулась и увидела его.

Я заметила блестящие глаза и то, как он сглотнул, и его горло дернулось. Затем я заметила косой взгляд, который он бросил на меня, пока я справлялась с собственными эмоциями, и мы смотрели друг на друга. В тишине.

Здоровяк не справился с этим, и если и было во Вселенной особенное время для просмотра этого мультика, то это было оно.

Я смогла лишь кивнуть ему и подняться на колени, а потом я наклонилась и обняла его руками за шею, приговаривая успокаивающим голосом:

— Я знаю, Здоровяк. Я знаю, — даже если в этот момент на глаза мне снова навернулись слезы и, возможно, из моего носа текли сопли.

Но самое удивительное то, что он позволил мне это. Эйден сидел и позволял мне обнимать его, позволял прижиматься щекой к его макушке и говорить, что все нормально. Может, это произошло, потому что мы только что обсуждали неправильные отношения с нашими семьями, или потому, что то, что ребенок теряет маму, самое печальное, что может произойти в мире, особенно когда это невинное животное, не знаю. Но мне было чертовски грустно.

Он засопел — у любого другого человека этот звук был бы похож на сопение — и я обняла его крепче, прежде чем вернулась на свою половину кровати, и мы продолжили просмотр фильма. Потом он повернулся и посмотрел на меня своими глубокими карими глазами:

— Останься сегодня здесь, — пробормотал он.

Хотела ли я возвращаться в свою комнату? Не тогда, когда я лежала в самой удобной постели, в которой когда-либо спала, свернувшись под теплым одеялом. Что я собиралась делать? Изображать недотрогу? Я не настолько глупа. Поэтому я осталась, и в какой-то момент Эйден выключил свет, оставил включенной лишь лампу в ванной, и мы пожелали друг другу спокойной ночи.

Если бы я не знала Эйдена лучше, то подумала бы, что он стыдился того, что настолько расстроился из-за мультфильма, но я его знала. Он ничего не стыдился.

Но он не сказал, что ему нужно пространство, и не попросил меня встать с постели.

Сейчас мы смотрели друг на друга, и оба знали, о чем думал другой. Но ни один из нас не собирался ничего говорить вслух.

Я медленно улыбнулась, будто ничего не понимала.

— Спасибо, что позволил мне спать здесь, с тобой.

Он вроде как пожал плечами, но так как его руки все еще находились над головой, я не могла сказать точно.

— Ты не занимаешь много места, — он снова зевнул. — Ты не храпишь. Ты не беспокоила меня.

Не знаю, что это обо мне говорило, но я чувствовала, что мои мысли очистились, и я отлично отдохнула. Но, в основном, я ощущала себя нетерпеливой, как маленький ребенок.

— Ты хочешь получить свой подарок сейчас или позже? — спросила я, чертовски хорошо зная, что хотела отдать ему его сейчас. У меня кружилась голова, и то, что я, вероятно, была более взволнована, чем он, довольно затруднительно, но...

Кого это волновало? Если он его не захочет, я оставлю его себе. Я буду вместо него чертовски сильно любить щенка, которому только восемь недель.

— Лучше позже, — ответил Эйден как настоящий взрослый, а не как маленький ребенок, который с нетерпением ждет возможности открыть подарки рождественским утром.

На мгновение я ощутила необычайное разочарование. Но всего на мгновение, а потом приняла решение.

— Очень плохо. Не выходи из комнаты. Я вернусь через секунду.

Я выпрыгнула из постели и практически побежала в прачечную вниз по лестнице. Я достала золотистого щенка из клетки и выругалась, когда поняла, что он покакал и лежал на всем этом. Вообще-то, кажется, он катался в своих экскрементах.

— Черт возьми.

Я все равно поцеловала его головку и побежала наверх, чтобы искупать его, и остановилась в своей комнате только чтобы взять миску, которую купила для него, и она лежала в ящике моего комода с прошедшей недели, когда я внесла за него задаток. Я же не могла подарить Эйдену обкакавшегося щенка, не правда ли?

Когда я оказалась в ванной, я крикнула:

— Дай мне пятнадцать минут, Здоровяк.

Закатав рукава, я еще пару раз поцеловала его мягкую головку и ждала, пока вода согреется. Когда все было готово, я взяла медовый шампунь для щенков и стала его намыливать.

Учитывая, что раньше я никогда не купала щенка, это оказалось намного сложнее. В нем было слишком много энергии. Он пописал в ванную. Прыгал на край ванной, пытаясь выбраться или забраться на меня, я не была точно уверена.

Шампунь оказался повсюду; я чувствовала его даже на своем лице. Мой топ полностью промок, и все равно это самый счастливый момент в моей жизни. Эта мордочка просто убивала меня.

Почему у меня никогда раньше не было собаки? Только для меня?

— Что ты делаешь? — спросил голос позади меня.

Я замерла, мои руки были опущены в ванную; одной я удерживала щенка, который встал на задние лапы, а передними держался за край, и его мордочка виднелась через край, и другой я тянулась к крану, чтобы выключить воду. Посмотрев через плечо, я нахмурилась, и схватила полотенце, которое оставила на унитазе.

— Я сказала тебе ждать в своей комнате, — пробормотала я, слегка разочарованная, что он испортил сюрприз. Но я лишь взглянула в эти выразительные большие глаза на этой прелестной мордочке, и забыла обо всем.

Я влюбилась.

И огромная часть меня не хотела отдавать щенка, но я знала, что должна.

— Что это? — ворчливый голос Эйдена стал немного громче и более, более любопытным.

Обернув полотенце вокруг мокрого, почти неряшливого на вид шарика невинности, я притянула его к себе и встала, прижала его к себе в последний раз, прежде чем повернуться к мужчине, который стоял в дверях. Глаза Эйдена были так широко распахнуты, как никогда.

Его руки висела по бокам, и он сжимал пальцы. Он переводил взгляд своих темных глаз с комочка на моей груди к моему лицу, и снова вниз. Кончики его ушей покраснели, когда он снова спросил:

— Что это?

Я вытянула малыша вперед.

— С Рождеством, Здоровяк.

Мужчина, известный как Виннипегская Стена, взял замотанный в полотенце комочек и просто смотрел на него.

Должна ли я была купить ему что-то другое? Я приобрела для него еще пару маленьких подарочков, но это самый главный. Тот, из-за которого я дрожала в волнении.

— Если он тебе не нравится...

Игривый лай щенка заполнил воздух. А я наблюдала, как на лице Эйдена четыре разные эмоции сменяют друг друга. Замешательство, узнавание, удивление и восторг.

Он поднес щенка к своему лицу.

Эйден так долго смотрел на ретривера, что я начала думать, что восторг на его лице мне лишь привиделся. Но я знала — он любил животных, и однажды в интервью он сказал, как сильно хотел собаку, но пока решил подождать, когда у него не появится больше свободного времени, чтобы быть хорошим хозяином.

Но чем дольше я ждала и наблюдала, не уверенная, чего ожидать, тем сильнее удивилась, когда он прижал мягкий желтый комочек к местечку под подбородком и обнял его руками, как ребенка,

Вот черт. К этому я не была готова. Мое тело не было готово к тому, что Эйден будет держать щенка как ребенка.

Черт, черт, черт.

— Ванесса... — выдохнул он, отчего ситуация стала только хуже.

— С Рождеством, — повторила я хрипло, разрываясь между улыбкой и плачем.

Он моргнул, а затем заморгал сильнее, касаясь свободной рукой маленьких, идеальных черт на невинной мордочке.

— Я не знаю, что сказать, — пробормотал Эйден, его взгляд опустился на щенка. Он наклонил подбородок вперед и, клянусь, притянул щенка еще ближе к себе. — Я никогда... — он сглотнул и посмотрел на меня, наши взгляды встретились. — Спасибо тебе. Спасибо.

Я плачу? Я, правда, плачу?

— Пожалуйста, — я, вроде как, улыбнулась. — Я знаю, ты сказал, что у тебя нет времени на отношения, но ты не можешь не найти время для него. Посмотри на него. Я полюбила его, как только увидела. Когда ты зашел, я уже собиралась вести себя так, будто купила его для себя.

Он быстро кивнул, слишком быстро для того, чтобы мое сердце смогло с этим справиться.

— Да, ты права. Я смогу найти время, — Эйден облизнул губы и пронзил меня взглядом, от которого я снова застыла на месте. Это самое сладкое, самое открытое выражение, которое я когда-либо видела на его лице. — Я начинаю понимать, что ты всегда можешь найти время для того, что важно для тебя.

Несколько часов спустя мы сидели в гостиной на полу, с новой любовью всей жизни Эйдена, и я думала о том, что это лучшее Рождество в моей жизни. Мы провели весь день со щенком, что удивило меня. Полагаю, я ожидала, что Эйден заберет его и исчезнет, чтобы самому насладиться своим новым «ребенком», но на деле все произошло совсем не так.

Как только Эйден понял, что щенок все еще мокрый, он посмотрел на меня и спросил:

— Что теперь?

Следующий час мы сушили неназванного щенка и отвели его пописать, пока Эйден мыл его грязную клетку, а я наблюдала за ним. Потом он установил миски, которые я предварительно купила, насыпал малышу еды и налил воды. Потом последовал совместный завтрак на кухне, пока щенок бегал вокруг нас, и после мы снова вывели его наружу, после того, как он описался на кухне. Эйден, не задумываясь, вытер за ним.

Потом я пошла и приняла душ, а когда спустилась вниз, чтобы посмотреть телевизор, там меня и нашел Эйден, который тоже, видимо, помылся... и пришел с малышом, сидящим у него на руках.

Серьезно, это убивало меня. Этот огромный парень носил повсюду в своих больших руках трехкилограммовую собаку. Боже помоги нам. Мне нужно найти еще щенков и заплатить моделям, чтобы они позировали с ними. Я бы заработала кучу денег, если бы поместила их на календари.

Или, может, меня привлекал лишь Эйден, держащий щенка, в которого он безумно влюблен.

Я не собиралась все это анализировать, я решила все очень быстро.

День проходил просто отлично: горел камин, горели огоньки на елке, и все вокруг было таким мирным. Я позвонила своей большой семье — моему брату, Диане, приемным родителям — и пожелала им счастливого праздника.

Я вытянула ноги перед собой, наблюдая за светлым комочком, который свернулся на полу между моих ног, когда Эйден, сидящий рядом со мной, вдруг повернулся и сказал:

— Я до сих пор не подарил тебе твой подарок.

Я моргнула. Он что? Я ничего не ожидала, но чувствовала себя идиоткой, произнося подобное вслух:

— Ох, — моргнула я. — Ты мне что-то купил?

Он немного прищурился, будто думал о том же, о чем и я.

— Да, — поднявшись на свои большие ноги с большей легкостью, чем мог кто-то с таким большим весом, он склонил голову в сторону лестницы. — Следуй за мной.

Я пошла за ним вверх по лестнице, прямо по коридору в сторону... его кабинета.

Его кабинет?

Он открыл передо мной дверь и головой указал мне идти вперед.

В дверном проеме я заколебалась, наблюдая, как он наблюдал за мной. Он вытянул руку перед моим лицом и включил свет. На его большом столе из твердой древесины стояли два подарка, аккуратно завернутые в полосатую бумагу мятного цвета.

Мне не надо было спрашивать, чтобы понять, что их заворачивали эти большие, аккуратные руки, а не какой-то незнакомец.

И из-за этого у меня защекотало в носу.

— Открой первый, — указал он.

Я посмотрела на него через плечо, зашла в кабинет и взяла верхнюю коробку. Медленно, я развернула бумагу и вытащила тонкую коробку. Я знала, что это, как только увидела название компании.

Это новый, первоклассный планшет. Большинство графических дизайнеров будут пускать на него слюни, но никогда не купят, потому что себя можно уговорить на покупку чего-то более дешевого, но такого же хорошего.

Прижимая его к груди, я повернулась лицом к нему, открыв рот.

— Эйден...

Он поднял руку и закатил глаза.

— Поблагодаришь меня после того, как откроешь следующий.

Я уже была готова проигнорировать его и обнять, но решила быть хорошей и открыть следующий подарок, потому что он так мило попросил. Следующий подарок находился в коробке побольше, как причудливая коробка из-под шарфа, которую я видела у своей соседки по комнате в колледже.

Как и предыдущий подарок, я открыла его медленно и вытащила оттуда идеальную коробочку кубической формы.

Открыв крышку, я улыбнулась, увидев кучу фонарей и лампочек внутри. Там было два фонарика с присоединенными к ним брелоками для ключей и тремя сменными насадками: в форме юпитера, звезды и обычный прямой, который, скорее всего, будет пользоваться у меня наибольшей популярностью.

Там еще были четыре фонарика различных размеров и цветов: розовый, красный, бирюзовый и черный. Я взяла розовый, металлический.

— Они напоминают мне о цвете твоих волос.

О, нет.

— Эйден...

— Я знаю, это не сравнится с тем, что ты подарила мне, но, думаю, для начала этого достаточно. Я годами никому не покупал подарки...

— Этого достаточно, глупыш, — ответила я, смотря на него через плечо и держа в руках самый продуманный подарок, который мне когда-либо дарили.

Здоровяк откашлялся.

— Нет. Это не так. Я тебе должен.

Он должен мне?

— Ты мне ничего не должен. Это... это идеально. Больше, чем идеально. Спасибо.

Чертовы фонарики. Кто бы подумал?

Мне на плечи опустились две большие руки.

— Я должен тебе, Ван. Поверь мне, — так же быстро, как его руки оказались на мне, они исчезли, и он добавил: — Это не подарок, но вытяни свою руку.

Я сделала, как он сказал, подняв ее высоко над плечом, испытывая любопытство от того, что он собирается мне дать. Жевательную резинку?

Мне на ладонь упало что-то прохладное и маленькое. Но довольно тяжелое.

Когда я опустила руку, во рту пересохло.

— Это не подарок. Вчера позвонил ювелир и сообщил, что заказ готов. Я собирался отдать его тебе, но…

Сначала я, честно говоря, подумала, что это камешек. Большой светло-голубой камешек. Должно быть, я пребывала в таком замешательстве, что не сразу заметила ободок из белого золота под камушком. И тут до меня дошло: это же кольцо.

Держа его на уровне глаз, я вспомнила все те годы, когда была вынуждена делать покупки исключительно в стареньких секонд-хендах. Изумрудная огранка, голубовато-зеленый камень — аквамарин, если быть точной, камень месяца моего рождения, — венчал верхушку тоненького ободка. С четырех сторон камень окружали по три бриллианта. А рядом с белым, ничем не украшенным золотым простым ободком, находился еще один тонкий ободок, инкрустированный бриллиантами, который прилегал к основному кольцу, как будто они из одного набора.

Это кольцо напоминало те кольца, которые носили люди в 1950-х на коктейльных вечеринках… правда, уверена, клянусь сердцем, это не какая-то дешевка, заказанная по каталогу.

— Я решил, что тебе нужно обручальное кольцо. Не думаю, что тебе нравятся бриллианты. Это кольцо больше похоже на тебя.

— Заткнись.

Я еще секунду рассматривала кольцо, мне стало трудно дышать.

— Нет, — запротестовал он. — Если тебе не нравится...

— Прекрати болтать, Эйден. Это самое прекрасное кольцо, которое я когда-либо видела, — я поднесла руку ближе к лицу и покачала головой, затем посмотрела Эйдену в глаза, вложив в свой взгляд чувства своего сердца. — Оно для меня?

— Для кого еще? Моей другой жены? — спросил он раздраженно.

Он купил мне кольцо.

И оно...

Черт возьми. Черт возьми. Я не могу любить его. Не могу. Не могу, особенно не потому, что он купил мне нечто идеальное. Нечто, так подходящее для меня.

Я пыталась подавить свои эмоции.

— Ты мог просто купить мне обычное кольцо. Мне плевать на то, что думают остальные, — прошеп24тала я и надела кольцо на правильный палец.

— Мне тоже плевать, но я все равно купил его для тебя.