Перевернув свой сэндвич с жареным сыром, я хихикнула в трубку:
— Я не иду. Все равно не думаю, что нравлюсь ему.
— Мне не нравился Джереми до нашего третьего свидания, и посмотри на нас сейчас, — аргумент Дианы, вероятно, худший из всех, что она могла выбрать.
Пять раз, что я встречалась с ним за последние шесть месяцев, на пять раз больше, чем нужно. И я точно знала, ее брат чувствовал то же самое. Мы общались с ним на дне рождения Дианы, не прошло и минуты, как мы послали друг другу взгляд «он мудак». Никто из нас не пытался прикрыть свою неприязнь, и в тот момент, когда я не нашла, что сказать, поняла, что это говорит о многом.
Не удивительно, что она знала, из-за чего повисла тишина, и вздохнула.
— Он, правда, хорошо ко мне относится.
Я очень в этом сомневалась. Каждый раз, когда мы куда-то выходили вместе, он пытался с кем-то влезть в драку... без причины. Он казался нервным, капризным и слишком дерзким. Плюс, мне не нравилась исходящая от него энергетика, а я научилась прислушиваться к своему нутру, когда дело касалось людей.
Я много раз говорила ей, что чувствую, но она постоянно отмахивалась от меня.
— Эй, мне нечего сказать, так что я лучше промолчу, — сказала я ей.
Тяжелый вздох, который послышался, ясно сказал мне, что она больше не хочет говорить о Джереми, отлично зная, что это безнадежно. Ничто не заставит меня изменить мнение о нем, пока он не спасет мою жизнь или что-то в этом роде.
— Я думаю, ты должна сходить на еще одно свидание. По крайней мере, ты получишь пару напитков.
Зачем я вообще рассказала ей, что парень со вчерашнего свидания снова пригласил меня? Я должна была знать. Правда, должна.
— Я выпила столько вина, сколько возможно, чтобы пережить эти два часа. Мне хватит.
Она издала что-то, похожее на «фи».
— Вина никогда не бывает слишком много.
— Есть что-то, о чем я должна знать?
— Не знаю. Есть?
— Не знаю, Бетти Форд. Ты мне скажи.
Человек, который был мне почти сестрой, а не другом, разразилась таким знакомым громким смехом, который был настолько родным, насколько это возможно.
— Иди к черту. Я пью два, может быть три раза в неделю.
— Если это твой способ убедить меня, что у тебя нет зависимости, не сработало, — рассмеялась я.
Она пренебрежительно фыркнула.
— Иногда я даже не знаю, почему разговариваю с тобой.
— Потому что никто тебя не любит, кроме меня, твоего брата и мальчиков?
— Вероятно, поэтому, — задумчиво протянула Ди.
Мы одновременно разразились смехом.
— Когда ты свободна? — спросила я. Я не видела ее с тех пор, как она перекрасила мне волосы.
— О-о, эм, давай вернемся к тебе. У нас с Джереми планы.
Да, возможно, я слегка закатила глаза.
— Ну, дай знать, когда их не будет, — слова, связанные с Джереми, влетали у меня в одно ухо и из другого вылетали.
— Конечно. Я хочу попробовать на тебе другой цвет. Твои корни уже видны?
Я обдумывала тот факт, что она даже не спросила меня, может ли она снова покрасить мои волосы, когда раздались три резких стука в дверь.
— Погоди секунду, — выключив конфорку, я направилась к двери. Это не мои соседи; никто из них не стучит с такой силой, что гремит дверь, в те редкие случаи, когда они заглядывают.
Поэтому я точно знала, кто там, даже не заглядывая в глазок.
— Я перезвоню тебе позже. Кто-то стучит в дверь, — объяснила я резко. Я до сих пор не рассказала ей или кому-то еще о том, что Эйден приходил и снова просил меня работать на него, и, конечно, не стала говорить, что неделю назад он попросил меня выйти за него, чтобы он получил гражданство. Я думала о том, чтобы позвонить Заку, но не стала этого делать.
— Ладно. Пока, — я даже не успела толком попрощаться, когда звонок оборвался.
— Кто там? — спросила я, даже если могла поставить двадцать баксов на то, что уже знала ответ.
— Эйден, — ответил голос с другой стороны двери, когда я приподнялась на носочки и посмотрела в глазок. И, конечно, за стеклом меня встретили загорелое лицо с шоколадными глазами и знакомый, крепко сжатый рот.
До тех пор, пока не открыла дверь, я не заметила, что он одет в худи, а на голове капюшон. Пока он стоял там, я приподняла бровь, его плечи заняли весь проем, выдавая его прозвище. Он, правда, был похож на чертову человеческую стену.
— Ты вернулся, — моргнула я. — Снова.
Я с неохотой признавала, что у меня нет стержня, и также знала, что как только вы дадите мне причину не любить вас, почти невозможно снова получить мою благосклонность. Спросите Сьюзи. В то время, как я мирилась с тем, что Эйден — маленькая, сварливая задница, вся ситуация с Тревором отправила его на непримиримую территорию. В принципе, он отправился на Забытые Земли. Дело в том, что он сделал мне больно.
Он послал мне взгляд, который я не знала, как интерпретировать, прежде чем скользнул в мою квартиру — без приглашения — в процессе коснувшись своей грудью моей руки. Он излучал огромное количество тепла, и мне не надо смотреть на часы, чтобы знать, что он приехал после тренировки. И еще он пах так, будто пропустил душ в раздевалке.
Я только закрыла дверь, когда Эйден остановился в коридоре: руки на бедрах, на лице жесткий взгляд, который я не поняла.
— Ты живешь с торговцами наркотиков.
О-о-о.
Я пожала плечом.
— Они не трогают меня, — конечно, мне пришлось сказать «нет, спасибо» около десятка раз, но этот факт я не уточняла.
— Ты знаешь, что они торговцы наркотиками?
Я снова пожала плечами, решая, что эта осуждающая задница не узнает о том, что люди на другой стороне моего дома ― печально известная банда, у которых из карманов торчат синие банданы. Так что я сменила тему, думая о своем сэндвиче, который ждет меня.
— Тебе что-то надо? — слова вылетели из моего рта до того, как я смогла себя остановить, черт побери.
Как и следовало ожидать, Эйден кивнул, стоя в коридоре между дверью и остальной частью моего дома.
— Ты.
Я.
В другом мире, с другим человеком, мне бы понравилось слышать то, что кто-то нуждался во мне. Но... это Эйден. Эйден, который думал, что «нуждается» во мне, чтобы жениться на мне; Эйден, который появился в моей квартире лишь потому, что ему нужно что-то от меня. В воображении я сделала из пальцев пистолет, приставила его к своему лбу и нажала на курок. В реальности я просто бесстрастно смотрела на него, веки недовольно опустились сами по себе.
— Нет.
— Да.
Черт возьми.
— Нет.
— Да, — настаивал он.
Мой желудок заурчал, напоминая, что я не ела с завтрака, который был много часов назад. Сварливость стала подниматься во мне, оттесняя меня, чтобы разобраться с этим сумасшедшим человеком. Подняв свои очки, чтобы они оказались на голове, я со вздохом потерла глаза.
— Для меня это честь, правда, — если начистоту с самой собой, то это не правда. — Но я последний человек, которого ты должен просить об этом.
Его ноздри раздувались, и он вздернул нос, выпятив подбородок. Этот огромный мужчина, делом жизни которого являлась борьба с такими же большими мужчинами, смотрел на меня исподлобья.
— У тебя есть парень?
— Нет...
— Тогда проблемы нет.
Я еще раз потерла глаза ладонями и попыталась обуздать свое разочарование. Выдохнув, я опустила очки обратно на нос и уставилась на бегемота в своем коридоре. Очевидно, нам придется это сделать.
— С чего бы мне начать?
Когда его ответом стал лишь взгляд, из-за которого мне захотелось засунуть пальцы ему в нос, я поняла, что этот взгляд — самый лучший ответ, который я получу от него. Если он хочет быть занозой в заднице, я тоже могу ею быть. Что мне терять? Мы не друзья, он и раньше не заботился о моих чувствах, так что я не должна чувствовать вину, честно отвечая ему.
Так что я начала:
— Ладно, — я приподняла плечи, готовясь к битве, и для моральной поддержки опустила взгляд на свою любимую картину на стене. Это сердце, созданное из разноцветных шпилек, для книги под названием «Исцеляющая любовь». Я очень горжусь ею. — Во-первых, мы не знаем друг друга.
— Мы знаем друг друга.
Бредовое утверждение.
Я хотела перейти к следующему пункту, но, видимо, мы не в состоянии пройти через это, пока он не поймет каждую очевидную причину, почему я, помогающая ему исправить иммиграционный статус, ужасная идея.
— Я знаю тебя очень хорошо, но ты не знаешь обо мне ничего, кроме моего имени. Какая у меня фамилия?
— Мазур.
Я знала его. Я, черт возьми, знала его, поэтому скрестила руки на груди и прищурилась.
— Ты проверил мое имя, не так ли?
Он смотрел на меня с тем же выражением, что сводило меня с ума. Это чертовски самодовольно. Существует очень популярная фотография с изображением его на пресс-конференции после игры, и на ней он с таким же выражением лица смотрит на репортера, который задал ему глупый вопрос. В тот день все трусики в США были сняты. Но единственное, что делали со мной острый подбородок, сжатый рот и холодные глаза, — это чертовски раздражали.
— Я не вижу, в чем проблема.
Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь.
— Не знаю, ты только притворяешься тупым или ты на самом деле такой твердолобый, — выдавила я сквозь сжатые зубы. — Я проработала на тебя два года, и ты не знал моей фамилии. Ты даже не мог просто сказать мне «Привет». Эйден, ты просишь у меня не одолжить двадцать баксов или подвезти в аэропорт. Ты меня не знаешь, я тебе даже не нравлюсь. И это нормально, я не переживаю об этом, но мы не можем пожениться, — я замолчала, чтобы сделать вдох, — чтобы разобраться с твоими документами, если я тебе не нравлюсь. Ты не можешь два года игнорировать меня, не заботиться о том, что я увольняюсь, обращаться со мной как с дерьмом и затем ожидать, что я с радость помогу тебе, когда ты попросишь.
— Я говорил тебе. Ты нравишься мне...
Боже мой. Я имею дело с кирпичной стеной. Мой глаз почти дернулся, пока я прилагала усилия, чтобы не переделать его прозвище.
— Если тебе вообще может кто-то нравиться. Поэтому ты разрешил Тревору так говорить обо мне? Потому что я тебе нравлюсь?
Он поднял руку, чтобы почесать шею; цвет, близкий к розовому, окрасил его щеки.
— Я... — начал он спорить. Розовый цвет начал спускаться вниз по его шее.
Черт возьми.
Мне пришлось досчитать до шести, и я выпрямила спину, пока делала это. Все это бессмысленно.
— Ладно. Ладно, Эйден. Я даже не знаю, какого черта это значит, но ладно; ты показал мне все за эти два года. Теперь у тебя нет ассистента, и ты хочешь стать гражданином страны, и вот ты здесь. Все это кажется очень реальным, ты так не думаешь? Но ладно, я дам тебе кредит доверия. Может, ты можешь терпеть меня по какой-то причине и не хочешь, чтобы я стала высокомерной, так что по тебе все это незаметно, — даже для моих ушей все это звучало как настоящая хрень. — Но как насчет того, что ты просишь меня совершить уголовное преступление? Я могу попасть в тюрьму, а тебя депортируют. Что насчет этого?
— Это все нелегально, только если тебя поймают.
Я не знала, что сказать. Это сон? Это вообще реальная жизнь?
— У меня есть план, — заключил он низким голосом, который напомнил мне рев двигателя газующей фуры.
Слишком поздно. У меня появилось чувство, что это проигрышное дело.
— Правительство очень серьезно воспринимает подобные вещи, ты знаешь. Это я отправлюсь в тюрьму, не ты.
Ладно, я не знала наверняка, посадят меня или нет, но все может быть.
— Я провел исследования. У меня есть план.
И снова он о своем чертовом плане.
— У меня тоже есть план, и в него не входит выйти замуж за кого-то, чтобы помочь ему оформить иммиграционные документы. Извини, Эйден. Мне, правда, жаль, но ты можешь найти место и получше, чтобы подыскать кого-то, на ком сможешь жениться, если это то, чего ты хочешь. Хотя ты не должен. Может, ты можешь просто заплатить кому-то много денег, чтобы ускорить работу над твоими документами.
— Жениться — лучший способ проделать все это, — он замолчал. Его большие руки заметно сжались по бокам, и, клянусь, в этот момент он выглядел еще больше. — Я не хочу еще одну визу.
Мое сердце слегка отреагировало, потому что я слабая и жалкая, и потому, что чувствовала себя плохо, отказывая ему. Я ненавидела не помогать людям, когда они в этом нуждались. Но это смешно. Вот мужчина, который практически никогда не был добр ко мне, который не пытался стать моим другом, пока я не ушла от него. Теперь кажется, будто он просит у меня целый мир, и я не чувствую, что вправе дать ему это.
— Не знаю, что сказать тебе, — я покачала головой. — Ты выжил из ума. Я не буду это делать, и не знаю, как ты вообще решился спросить меня об этом.
Его взгляд остановился на мне, неугомонный и непоколебимый, будто только что я снова не отказала ему. Его подбородок приподнялся, губы на мгновение исчезли, поджавшись под зубы. Зубы, которые я знала, белые и идеальные.
— Ты настолько зла на меня?
Я направила свой воображаемый пистолет в его сторону и спустила курок, прежде чем сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться.
— Даже если бы я ушла на хорошей ноте, я все равно не вернулась бы снова к работе на тебя и не стала бы помогать тебе получить визу или гражданство, или что еще тебе там надо.
Его взгляд медленно блуждал по моему лицу, заставляя меня четко осознать, что на мне нет ни капли макияжа... или паршивого лифчика. К счастью, я видела, что Эйден лишь раз смотрел куда-то кроме моего лица, и это было в ту ночь, когда он появился здесь, а на мне было короткое платье.
И снова, я никогда не видела, чтобы он смотрел на женскую грудь или задницу. В прошлом он десятки раз говорил СМИ, что у него нет времени на отношения, и он прав. У него не было.
— Я вижу это по твоему лицу, Ванесса, — заявил он, заставляя меня временно игнорировать ситуацию, в которой я оказалась.
Слово «глупо» рикошетило в моей голове.
— Я не злилась на тебя с тех пор, как вышла из твоего дома.
— Ты врешь. Ты делаешь такое лицо, когда пытаешься притвориться, что не злишься, — объяснил он, его взгляд опалял меня, отчего я почувствовала себя неуверенно.
— Неправда, — практически пробурчала я.
Его бесстрастное лицо сказало то, чего не сказали слова. Обманщица.
С меня хватит. Я голодна, сердита, раздражена. Это абсолютная правда. По тому, как пульсировала вена у меня на лбу, у меня до сих пор осталось небольшое количество гнева по отношению к нему.
— Ладно. Хорошо. Да, я до сих пор слегка зла на тебя. Из всех возможных людей ты позволил Тревору говорить обо мне за моей спиной, — я моргнула. — Тревору, — к этому моменту моя кровь не знала, приливать к лицу или от него. — Тревор за деньги продаст собственного ребенка. Может, мы и не друзья, но ты должен знать, что я забочусь о тебе намного больше, чем чертов Тревор.
Одно лишь произнесенное вслух его имя злило меня, и мне пришлось приказать себе успокоиться.
Раз, два, три, четыре, пять.
Я прикусила щеку изнутри и моргнула.
— Ты даже ни разу не извинился. Ты понимаешь, как это грубо? Ты никогда ни за что не извиняешься, никогда. После всего, что я для тебя сделала, после всего, что я когда-либо делала ради тебя, суть в том, не просто быть твоим работником, и ты просто... Я никогда никому не позволяла говорить о тебе плохо, — произнесла я, убедившись, что его взгляд встретился с моим, когда говорила это, чтобы он понял или, по крайней мере, увидел, что я не просто веду себя как идиотка, чтобы быть идиоткой.
— И, самое главное, до того, как я ушла, ты вел себя как огромный придурок, — заверила я его, ощущая зарождающееся знакомое разочарование в груди. — Почему я должна хотеть сделать что-то для тебя? Между нами нет никакой лояльности. Мы не друзья, — я пожала плечами. — Ты можешь ничего не знать обо мне, но я знаю почти все о тебе, и сейчас это ничего не значит. Я со всем покончила. Я уважала тебя. Я восхищалась тобой, а тебе просто... было плевать. Не знаю, как ты можешь ожидать, что я забуду обо всем этом.
Честно, я удивилась, что высказала все это, и еще более была шокирована тем, что под конец рассказа о моих злоключениях я даже не задыхалась.
Вена на лбу пульсировала. Я сжала ладони в кулаки и почувствовала себя злее, чем когда-либо. Тем не менее, когда я действительно сфокусировалась на мужчине в худи, стоящем в пяти шагах от меня в коридоре моей квартиры, я не могла не остановиться.
Мышцы на его шее напряглись. Резкость его скул казалась более заметной. Но в форме его губ присутствовала эмоция, которую я не видела раньше.
— Ты права.
Я не ожидала, что он извинится. Крошечная надежда была… но…
— Что?
— Я не должен был позволять ему говорить такое.
— Да ты что.
Он проигнорировал мой комментарий.
— Я должен был лучше обращаться с тобой.
Должна ли я не согласиться?
Словно почувствовав, что его слова терпят неудачу, Эйден решительно отвел назад плечи.
— Мне жаль.
Я сжала и разжала по бокам кулаки. Я не была уверена, что сказать, даже если пыталась успокоить злое биение своего сердца.
— Ты была отличным ассистентом, — добавил Эйден.
Я до сих пор продолжала смотреть на него. Конечно, я была хороша, но также я была единственным ассистентом, что у него когда-либо был, так что...
Он сжал ладонью шею, и его адамово яблоко дернулось. Могу поклясться, эти внушительные плечи чуть наклонились вперед.
— Ты всегда была лояльна ко мне, и я не ценил этого, пока ты не ушла.
Несколько мгновений никто из нас не произносил ни слова. Может, он ждал, что я снова наброшусь на него, или я ждала, что он снова попросит меня сделать нечто, чего я делать не хочу. Кто знает? Но времени прошло довольно много, отчего Эйден, наконец, прочистил горло.
— Ванесса, прости меня за все.
Я верю, что ему немного жаль, но большая часть моей совести полагала, что он не извинялся бы, если бы ему не нужно было что-то от меня. Я не могла не ощущать скептицизм, и, уверена, эмоции были написаны у меня на лице.
Но Эйден не был идиотом, поэтому продолжил:
— Я злился из-за другого, что не имело ничего общего с тобой. Я не пытался быть милым, это правда, но я никогда не хотел переступать черту или грубить тебе.
Я фыркнула. Сцены в тренажерном зале и на радиостанции крутились в моей голове.
Должно быть, он точно знал, о чем я думаю, потому что покачал головой, разочарованно или покорно, не знаю, и мне плевать.
— Мне жаль, что я выместил все это на тебе. Извинения ничего не изменят, но я именно это имею в виду. Мне жаль.
Хотела ли я спросить, что его разозлило? Конечно. Конечно, хотела. Но я знала, если попрошу уточнить, это покажется ему сигналом, что он на пути к вероятной победе.
А это не так.
Так что я промолчала. Существует много чего, что я могла бы простить, но чем больше я об этом думала, тем больше понимала, что он подвел меня, когда я даже не возлагала на него больших надежд. Эйден стал просто еще одним человеком, который не соответствовал моим ожиданиям. Что это такое? Плюс, стрессы, окружающие его в тот короткий период времени, из-за чего он стал мудаком, не могут объяснить остальные месяцы и годы, когда он совсем не уделял мне внимания.
Эйден наблюдал за мной глазами кофейного цвета, наблюдал, наблюдал, наблюдал.
— В последнее время у меня был стресс, — произнес он, его слова звучали как приманка.
И я это уже знала.
Он облизнул верхнюю губу и немного опустил голову, прежде чем глубоко вздохнуть.
— Могу я воспользоваться туалетом?
Я указала в сторону своей спальни и кивнула.
— Это там.
Секунду спустя он исчез за дверью между гостиной и кухней, и я воспользовалась этим моментом, чтобы сделать дрожащий вдох. В какой-то момент у меня начала болеть голова, и я знала — это результат голода и напряжения. На кухне я взяла свой теперь уже холодный сэндвич и склонилась над раковиной, делая несколько укусов жареного сыра.
Я даже не съела еще и половины, когда появился Эйден. Он прислонился к дверному проему, который вел из кухни в мою спальню, скрестив руки на груди. Если бы я не была в таком ужасном настроении, я бы оценила ширину его плеч, или как его руки находятся в идеальной пропорции с остальным его массивным размером. Мне не надо смотреть на его бедра, чтобы знать — их ширина равна стволу красного дерева.
— Я заплачу тебе, — произнес он, пока я не смотрела на него.
Я была готова снова сказать ему, что с деньгами у меня все в порядке, когда Эйден опередил меня.
Он сбросил бомбу.
— Я оплачу твои студенческие займы и куплю тебе дом.
Я уронила свой сэндвич в раковину.