Вирвані сторінки з автобіографії

НЕ ЗАБИРАЙТЕ ЭТУ БОЛЬ

...Женщина лет эдак за пятьдесят истово целует мои руки, не говоря ни слова, - а я невольно смущаюсь: вокруг столько людей!

...При скоплении большого народа мужчина становится передо мной на колено прямо перед книжным прилавком - а мне хочется немедленно поднять его, еще и пригрозить пальчиком, дескать, зачем такая экзальтация? Лучше скажите словами.

Каюсь: мне всегда почему-то неудобно, когда люди так горячо, порой смешно, порой экстравагантно выражают свое восхищение.

...Молоденькая мамаша, обвязана грудными близнецами, проталкивается сквозь очередь за автографом.

А меня в это время сверлит навязчивая мысль: зачем этой улыбающейся на все «32» счастливице моя подпись? Разве тремя-пятью словами скажешь точнее, чем в книге? Я разве становилась бы в очередь за автографом к известному человеку? Другой раз за день в кабинете побывает, как я их именую, «треть людей из телевизора» и «половина совестей нации», а ты и не подумаешь попросить такую невинность - оставить свою роспись на книжке или альбоме.

Но люди бывают такими разными, что иногда и тебя доведут до слез! Особенно на книжных выставках.

Вавилонское скопление народа и порой до изнеможения утомительное многочасовое общение с ним на Львовском Форуме издателей или во время «Медвина» в Киеве дает писателю столько сюжетов для будущих книг и поводов для размышлений, что, после всего, хочется убежать в какую-нибудь пещеру, дабы спрятаться от избытка информации.

Порой болезненной. Порой невыносимой.

Иногда задумываешься: а стоит ли брать на себя столько чужой боли?! Ведь можно свернуться улиткой - и радостно принимать такую приятную каждому творцу похвалу, восторг, восхищение. Но нет! Тебе обязательно надо знать: кто? Откуда? Почему читает твои книги? Что не воспринимает в них? Чего ожидает от тебя?

Зачем тебе это? Наслаждайся успехом и не трать свое сердце на чужую информацию. Но нет! Тебе обязательно быть еще и социологом. Независимым, кстати. Ух! Проклятое твое совковое воспитание! Ведь никто теперь тебя не заставляет быть глашатаем, трибуном или совестью нации. Ты не отчитываешься ни за сюжет, ни за коллизии, ни за акценты ни перед одной институцией.

Тебя самого разрывает боль.

Ты просто украинский писатель.

Просто - да не очень. Тебе обязательно быть трибуном не только качественного, но обязательно совестного слова. А это чревато. Нет-нет... наверное, вы подумали о каких-то «репрессиях». Ничуть! Чревато каждодневным разрывом твоих сердечных сосудов, твоих нервных окончаний, отвечающих за твою же боль.

Ты запросто тоже смогла бы стать клоуном или конферансье в творчестве. И те, и другие обязательны в любой полноценной литературе. И они справедливо востребованы читателем. Это как в моде. Ты ведь тоже носишь модные - сезонные - вещи. Но тяга твоя к классическому стилю почему-то такая же неистребимая, как тяга многолетнего алкоголика к бутылке.

...Женщина отпускает твои руки - и на тебя извергается еще один вулкан человеческой драмы. Оказывается, женщина таким образом благодарит тебя за твою же книгу, которая помогла ей... понять своих родителей и примириться с ними. Женщина родилась в Запорожье. Родительские корни - в Западной Украине. Но родителей в послевоенное время - как свидетелей некоторых обстоятельств, повлекших за собой гибель невинных людей, - вывезли в Запорожскую область. Подальше от ненависти и мести. «Хорошо, что не в Сибирь», - всхлипывает женщина и сквозь слезы продолжает интимный свой рассказ. Ее, как и меня, воспитывала советская школа и коммунистическая идеология, но в ней проснулся интерес: а что же все-таки там было? А о том страшном времени родители молчали пли отбивались казенными, заученными идеологемами. У дочери возникли напряженные отношения с родителями. Она не могла понять, почему ее родители были недовольны советской властью, если вот, она, их дочь, учится, имеет работу, воспитывает детей... Какой такой еще справедливости добиваются ее родители в последние годы?

Она делится своими впечатлениями от одной из моих книг. Горячо благодарит меня. И я чувствую, что мне нужна валерьянка.

...Человек нашел мой телефон и вычитывает меня под «первое число». «Пани Мария, неужели вы не понимаете, что есть люди с особенно тонкой психикой?! Что они могут быть гипнотизированы вашими словами? Ведь они очень убедительны, эти слова! И какая-нибудь несчастная сделает со своим любовником то же, что сделала ваша героиня в «Життя коротке, щоб казати «ні». Вы не чувствуете ответственности за то, что вы пишете?!» - донимает голос из телефонной трубки.

Чувствую, мой дорогой. Но что мне сделать со своим воспитанием и своими убеждениями?! И рука моя тянется к ящику стола с лекарствами, а другая рука «продуцирует» снова трепанацию боли.

...Крайности? Может быть.

Резюме? Простое.

Наши люди не разучились чувствовать и воспринимать боль посредством слова. Они всё-таки много читают. У них всегда - поверьте мне! - есть спрос на книгу. Именно на украинскую. А в украинских писателей всегда есть предложения - множественные! Хороших, кстати, книг. Но не всегда есть выбор. Ни у тех, ни у других. Но это другая тема.

...Распечатываю почту - и...

Вы догадались, о чем мне написала женщина из Николаевской области? Нет? И не надо. Это приватные истории. Я их не обнародую. Мне легче выдумывать, дабы ни у кого не осталось обиды на меня за рассекреченную тайну. Я не хочу быть Николаем Мельниченко, хотя я никому не давала присяги.

...Писатель - он мазохист. Он истязает себя не только своим опытом. И даже если он юморист - он все равно знает, что каким-то образом, может, самым невероятным, рассказанная им история «срикошетит» в чьей-нибудь читательской судьбе. Что уж говорить о тех, кто «истязает» народ драмами, психологическими триллерами?

Но даже если мне - за причиненный вред человеческой психике, за читательскую горечь или проклятия - гореть в огне, Боже, не отбирай у меня эту боль слова.

Божечка, ведь эта ты диктуешь мне эти страшные, но справедливые слова страданий, радости, печали, но, в конечном счете, - все-таки слова прозрения?!

Газета «24ua»,

28 березня 2007 р.