Пятница, 27 декабря, 09:55
Калемие, Конго
Аэродром, на котором приземлился Фицджеральд, официально считался военным объектом ООН, но по сути был всего лишь неогороженной площадкой, поросшей травой и мелким кустарником. Миротворцы ООН поставили несколько сборных домиков с кондиционерами, которые служили терминалом аэропорта. В одном из них женщина в голубовато-серой униформе, с греческим флагом на бейджике с фамилией, отметила имя Фицджеральда в списке прибывших, после чего он сел в автобус вместе с шестью другими пассажирами рейса. Пехотинец в зеленовато-голубой каске и бронежилете повез их по песчаной дороге в Калемие. Фицджеральд вышел в центре города, а автобус продолжил путь к штабу сил ООН, который расположился в здании какой-то заброшенной хлопкопрядильной фабрики.
Калемие был одним из первых бельгийских колониальных поселений в Конго. В честь правившего тогда в Бельгии короля Альберта I город сначала назвали Альбервилем. Еще его когда-то называли «Жемчужиной Танганьики», потому что это был важнейший внутренний порт Конго, поставлявший природные богатства страны — кобальт, золото, бриллианты — через озеро Танганьика в современную Танзанию, откуда они расходились по всему миру.
Теперь же Калемие напоминал город-призрак, населенный неприкаянными душами, которым больше некуда податься. Здания разрушались — крытые железом крыши разъедала ржавчина, кирпичные стены трескались и осыпались. Люди вокруг были хмуры и унылы. Попадалось много пьяных. Пока Фицджеральд шел по центральной улице, мелкие торговцы неотступно следовали за ним, пытаясь всучить минералку, дешевые батарейки и прочий китайский хлам. Женщины предлагали соленую рыбу, завернутую в банановые листья. Ирландец велел им отвалить.
Никто здесь не мог позволить себе машину или мотоцикл, поэтому на колесах в городе были только дети на допотопных велосипедах. Иногда ребята приближались к Фицджеральду и что-то свирепо выкрикивали, видимо пытаясь запугать и стрясти с него денег. Он не обращал на это внимания, но бдительности не терял. Отчаявшиеся люди способны на отчаянные поступки, а ему меньше всего хотелось вляпаться в историю у всех на виду. Вряд ли местные с пониманием отнесутся к тому, что какой-то белый мужик решил выбить дурь из парочки местных пацанов. Все это могло закончиться судом Линча, где жертвой бы оказался незваный гость.
Наконец, Фицджеральд вышел к бару, носившему название Circle des Cheminots, что означало по-французски «Клуб железнодорожников». Ирландец остановился и попытался представить себе, как эта покосившаяся, обшарпанная постройка могла выглядеть шестьдесят лет назад, когда тут собиралось приличное общество, гости смеялись над остроумными шутками, а у входа был припаркован какой-нибудь «Мерседес 220S» с блестящими хромированными бамперами. Но так и не сумел. Реальность слишком сильно отличалась от идеала. Это было все равно что рассматривать фотографии Хиросимы и Нагасаки через несколько часов после бомбардировки и пытаться представить себе, как эти города выглядели несколько дней назад.
Он толкнул дверь и вошел. Внутри помещение напоминало обычный ирландский паб, с той лишь разницей, что в ирландском пабе из-за шума почти невозможно разговаривать с соседом, а здесь можно было услышать даже летящую муху.
Все посетители были мужчинами. Большинство из них сидели по одному с выпивкой на столе и самокруткой в зубах, дым которой закрывал мрачное лицо сизой вуалью. Все они смотрели на Фицджеральда с безразличием мертвецов. Он потратил по несколько секунд, отвечая на каждый из этих взглядов, пока не убедился, что в гляделки он выиграл или как минимум свел результат к ничьей.
Он подошел к бару и заказал пиво. Женщина за стойкой поставила перед ним теплый темный стаут и назвала цену — пятьсот конголезских франков. Это была самая крупная местная банкнота, соответствовавшая примерно девяноста американским центам. Фицджеральд вынул из кармана зажим для денег, дав женщине возможность оценить толщину пачки купюр.
— Мне нужно нанять лодку, — сказал он.
— Здесь лодок нет.
Фицджеральд вынул из пачки американскую двадцатку и положил на стойку. Президент Джексон уставился на них с портрета одновременно с серьезностью и замешательством, словно не мог взять в толк, какого черта он вообще делает в Конго.
— Это тебе, если найдешь мне лодку.
Она уставилась на деньги.
— Ну? — поторопил он.
— Кажется, я знаю, у кого можно спросить.
Она скрылась в помещении за баром. Телефонных линий в Калемие не было, а в то, что у кого-нибудь здесь может оказаться «Блэкберри» или «Айфон», Фицджеральду как-то не верилось. Скорее всего, она вышла из заведения, чтобы лично отыскать своего приятеля с лодкой.
Оставив пиво на стойке, Фицджеральд сел за пустовавший столик. Он вынул из небольшого рюкзака «Макбук» и поставил его на стол. Рядом с ноутбуком он положил «глок», чтобы никого не посетила какая-нибудь шальная мысль. Он воткнул Wi-Fi-модем в ноутбук и набрал пароль, чтобы войти. Увиденное на экране его порадовало. Маячок находился всего в двадцати километрах, двигаясь со скоростью меньше десяти километров в час по реке Лукуга, протоке, соединявшей озеро Танганьика с верховьями Конго.
Фицджеральд откинулся на спинку стула и закурил, машинально потирая шрам на горле. Этот шрам он получил еще совсем молодым парнем, когда служил в 22-м полку SAS. «Шин Фейн» тогда затеяли совещание в Кроссмаглене, небольшой деревушке в Ольстере у границы с ирландским графством Монаган. Специальное управление подозревало, что это совещание должно прикрыть переброску обратно на север боевика Временной ИРА, ответственного за несколько убийств в Белфасте. От группы Фицджеральда требовалось сфотографировать человека и его машину. Предполагалось, что это обычное разведывательное задание.
Но все оказалось совсем не так. Это была ловушка — предлог, чтобы заманить их в засаду. Фицджеральду, оставленному в тылу в качестве экстренной огневой поддержки, набросили на шею удавку. Затянув ее достаточно для того, чтобы кислород и глюкоза перестали поступать к мозгу и человек отключился. Фицджеральду повезло, что нападавший посчитал его мертвым и не стал добивать выстрелом в затылок. Он очнулся на базе с двадцатью семью швами на горле. Больше из его отряда не выжил никто.
Фицджеральд выкурил одну за другой пару сигарет, пока минут через двадцать в «Клуб железнодорожников» не вошел приятель барменши, пьяный в стельку. На нем были клетчатые шорты и расстегнутая рубаха, открывавшая безволосую грудь и живот.
Фицджеральд встретил его у дверей.
— Меня зовут Майкл, — сказал мужчина заплетающимся языком, глядя на него красными с перепоя глазами. — Ну, как Майкл Джордан…
— У тебя есть лодка? — спросил Фицджеральд.
— У меня есть лодка. Куда тебе нужно?
— Вниз по реке.
— По Лукуге? — мужчина покачал головой. — Там ничего нет, кроме проблем.
— Мне нужно именно в ту сторону.
— Ты не понимаешь. Там май-май, повстанцы. Они убивают любого встречного белого.
— Значит, я постараюсь не попадаться им на глаза.
— Ну, смотри, приятель. Это твоя жизнь. Мое дело предупредить. Я ведь тебе не мамочка, верно? Сколько платишь?
— Сначала покажи лодку.
Майкл пожал плечами и повел Фицджеральда по пыльной центральной улице. Они несколько раз сворачивали в боковые переулки, пока не вышли к мрачному одинокому домишке. Дощатые стены не видели свежей краски уже несколько десятилетий, а остатки старой, персиковой, облупились и почти совсем осыпались. В доме не было ни одного целого окна. В довершение всего, фасад был испещрен отметинами от осколков минометных мин.
— Красиво тут у тебя, — заметил Фицджеральд.
— Внутри есть генератор, — с гордостью заявил Майкл. — Это один из немногих домов в городе, где есть электричество.
По заросшей травой тропинке они вышли во дворик. Посреди него в окружении травы по пояс и всевозможного хлама лежала вверх дном пятиметровая деревянная лодка. Фицджеральд осмотрел корпус и не нашел в нем ни дыр, ни трещин. На воде удержится.
— Мотора нет, — сказал он.
— А ты не говорил, что тебе нужен мотор.
— Я что, похож на гребца?
— Я могу добыть тебе мотор. Но это будет стоить больших денег.
— Еще мне нужно две канистры топлива.
— Хороший бензин трудно раздобыть.
— У тебя ведь есть генератор. Уверен, ты знаешь, где его найти.
— Это тоже будет недешево.
— Я дам тебе сотню американских сейчас и еще сотню, когда верну лодку.
— Две сотни сейчас и две, когда вернешь лодку.
Фицджеральд понимал, что это больше денег, чем этот парень увидит за год. И все же ответил:
— Две сотни сейчас. Еще сотню, когда вернусь.
— Договорились, мой белый друг, — тут же ответил Майкл. — Встретимся под мостом, где бульвар Лумумбы пересекает Лукугу, через два часа.
— Через час.
— Хорошо, через час.
Пьяница Майкл опоздал на двадцать минут. Он прибыл в сопровождении двоих мускулистых молодых парней. Они втроем тащили лодку: двое держали корму, третий — нос. По пути к берегу Фицджеральд разглядел между передней и средней банками две ржавых канистры. На корме был установлен зеленый мотор годов, наверное, пятидесятых. На его корпусе красовались желтые буквы: «Джонсон». А под ними: «Си Хоре 25». Фицджеральд выбросил окурок и подошел.
Майкл улыбнулся:
— Вот твоя лодка, твой мотор и твой бензин, — торжествующе объявил он.
— Мотор работает?
— Работает.
Фицджеральд передал ему две хрустящие стодолларовые купюры. Майкл принял деньги, потом словно над чем-то задумался.
— Спасибо, — сказал он. — Но этого, к сожалению, мало. Это хороший мотор. Мне пришлось напомнить о кое-каких старых долгах, чтобы его заполучить. Бензин тоже вышел дороже, чем я рассчитывал. Зато хороший, чистый.
Фицджеральд не ответил ничего.
— Мне нужно больше денег. Так будет честно.
— Насколько больше?
— Еще две сотни вперед.
— Четыреста долларов?
— Другой лодки ты в Калемие не найдешь. Это я тебе гарантирую.
— Мы же договаривались.
— Это бизнес, — пожал плечами Майкл. — Мне ведь тоже надо как-то выживать, верно?
Чего-то подобного Фицджеральд и ожидал. Он выхватил «глок» с глушителем из кобуры под курткой и дважды выстрелил в грудь вымогателю.
Майкл рухнул с удивленным выражением на лице.
— Зато тебе больше не придется думать о выживании, — сказал Фицджеральд, наклонился и вытащил из пальцев мертвеца купюры.
Сложив вчетверо, он бросил их в сторону двоих парней, которые стояли пригнувшись, словно собираясь не то бежать, не то напасть.
— Это за лодку, мотор и бензин, — сказал он им. — Такой был уговор.
Расплывшись в широких улыбках, парни схватили каждый по купюре и поспешили подняться по крутому берегу.
Жизнь в Конго ценилась недорого.
Дружба — еще дешевле.
Фицджеральд сидел на откидном сиденье лодки, положив руку на рычаг управления двигателем, спускаясь вниз по Лукуге. Через некоторое время он сбросил газ и лег в дрейф. Вытащив «Макбук», Фицджеральд снова посмотрел на показания маячка. Тот остановился четверть часа назад в какой-то точке, меньше чем в семи километрах впереди. Солнце стояло еще высоко, оставалось два или три часа до его захода, и Фицджеральд задал себе вопрос: почему террористы остановились так рано? Значит ли это, что они добрались до цели? Потому что если это так, то он нагонит их еще до заката…
Вдруг что-то резко ударило снизу в корму лодки, подбросив его в воздух. Оказавшись в грязно-бурой воде, он вынырнул на поверхность и жадно вдохнул. Быстро оглядевшись, Фицджеральд похолодел. В каком-то десятке метров от него над взбаламученной водой виднелись два крошечных уха и пара выпученных, как у лягушки, глаз.
Бегемот.
По пути Фицджеральд видел несколько групп этих жирдяев, которые купались обычно за излучиной реки, где вода застаивалась и течение было спокойнее. Всякий раз он слышал громкое фырканье еще до того, как замечал самих животных, и предпочитал обходить их стороной. Самцы очень агрессивно защищали свою территорию и нападали на других самцов, крокодилов и даже небольшие лодки, если они подплывали слишком близко.
Но этот появился словно ниоткуда.
Бегемот распахнул огромную пасть и заревел, демонстрируя торчащие клыки, длиной сантиметров по тридцать каждый.
Фицджеральд понимал, что его жизнь зависит от того, что он будет делать в ближайшие несколько секунд. Хлынувшие в кровь гормоны подсказывали два варианта действий: драться или бежать, и впервые на своей памяти Фицджеральд выбрал бегство. Он поплыл к лодке. Вязкий ил в глубине создавал ощущение, будто к ногам привязаны шлакоблоки.
Бегемот бросился в атаку, наполовину плывя, наполовину шагая по дну.
Вот же быстрый черт!..
Фицджеральд успел перевалиться через борт в тот самый момент, когда бегемот атаковал, снова ударив снизу. От сотрясения корма подлетела в воздух почти вертикально. Фицджеральд вцепился в транец лодки и повис в воздухе, болтая ногами. Корпус лодки с грохотом рухнул обратно в воду, выбив из ирландца дух и подняв по обоим бортам лодки высокую завесу брызг.
Тяжело дыша, он бросился к мотору, переключил ручку в положение для запуска…
Массивная туша бегемота поднялась над кормой, и его рев, по громкости способный перекрыть львиный рык, раздался так близко, что Фицджеральд почувствовал отвратительное гнилое дыхание зверя. Он посмотрел в черные свинячьи глазки животного и дернул пусковой шнур. Двигатель завелся. Винт натужно завизжал, словно бензопила, которую сунули в ванну с жиром. Кусочки окровавленного мяса разлетались над водой во все стороны, будто конфетти. С громким хрустом винт врезался в кость. Мотор постоянно норовил задраться вверх, но Фицджеральд продолжал прижимать его, словно крышку блендера, и лопасти неистово пережевывали плоть.
Бегемот издал басовитый рев и исторг из пасти едва ли не литр крови. Фицджеральд вытащил из кобуры «глок», приставил ствол к левому глазу бегемота и четырежды выстрелил. Голова бегемота резко дернулась вверх, рыло ударило Фицджеральда по руке, и пистолет полетел в воду. Бегемот атаковал в последний раз, пытаясь откусить Фицджеральду голову. Тот отпрянул как раз вовремя, и челюсти сомкнулись в воздухе. Наконец, тварь соскользнула обратно в воду, которая вокруг лодки окрасилась бледно-розовым. Если зверюга и не сдохла сразу, то неизбежно это вскоре произойдет…
— Сам напросился! — рявкнул Фицджеральд.
Он переключил передачу, нажал на ручку мотора и поспешил убраться подальше. Несмотря на то что пару ребер ирландец себе, кажется, отшиб, он громко и хрипло расхохотался. Потом выпрямился навстречу ветру, чтобы видеть поверх глиссировавшего над водой носа, и снова ощутил свободу и жажду жизни.
Оставалось еще семь километров.