Во власти греха

Глава 12

Широко распахнув глаза, Грир смотрела, как принц склоняет голову все ниже, и не сомневалась, что спит наяву. Он приблизил свой рот. Дыхание остановилось, когда к ней прижались холодные суховатые губы.

Никакой это не сон.

Грир не шелохнулась, просто замерла от потрясения и страха, что если пошевелится, то обнимет принца за шею и крепче прижмет к себе. Надо что-то делать. Слишком уж многие распускали с ней. И как показал прошлый вечер, самой себе доверять нельзя.

Когда принц отстранился и посмотрел на нее,у Грир сжалось сердце: насколько прекрасно его лицо. Вблизи стало заметно, что кончики его ресниц намного светлее остальных волос.

Сев медленно изогнул губы в обольстительной улыбке, от которой у Грир подкосились ноги.

– Как же я рад, что могу проделывать подобное.

– Можете… что?

Такое чувство, будто голова набита ватой.

– Целовать вас.

Слова текли густым сиропом и были такими же неприлично роскошными.

– О. – Грир заморгала и мечтательно пробормотала: – Да. Целовать. Можете продолжить… еще немного.

– Отлично. Хотя вы должны знать, что получится гораздо лучше, если и вы будете двигать ртом.

Принц снова стал наклоняться, Грир почувствовала на губах его дыхание.

– И раздвинете губы. Хоть немного. Помните?

Грир закрыла глаза, загипнотизированная низким бархатным голосом, легкими касаниями губ, и вздохнула навстречу его дыханию, такому теплому и сладкому.

С первым неуверенным движением губ мысли пустились вскачь, спутались, и Грир уже не могла вспомнить, почему это неправильно… почему не должна так себя вести. А ведь накануне вечером все понимала.

Мысли выветрились из головы, когда принц углубил поцелуй, и пришлось раскрыть рот шире. Едва Сев пустил в ход свой язык, как Грир задрожала и подняла руки к его плечам. Она сжала твердые мышцы под красивой тканью и сдалась на милость его губ, возвращая поцелуй. Слияние уст было горячим, словно они идеально подходили друг другу, как две половинки давно утерянной мозаики.

Грир крепко обняла Севастьяна и со всей страстью прижала ближе. Севастьян удовлетворенно застонал, засунул руки ей под плащ и, поглаживая ладонью спину, притянул к себе.

Он укутал их в свою плотную накидку, и Грир тут же окружило тепло его тела. Царство зимы вокруг исчезло. Остался лишь он. Крепкое напряженное тело, теплые руки, губы. Восхитительные губы со слабым вкусом кофе с цикорием.

Принц атаковал ртом, исследовал, пробовал, играл языком, пока Грир не почувствовала томление внизу живота.

Они цеплялись друг за друга, все углубляя поцелуй. Грир принялась бродить руками по телу Севастьяна, упиваясь невероятной силой в каждом сантиметре.

Она застонала, изнемогая, а принц стал гладить ниже и, обхватив ее за попу, прижал к себе еще теснее. Грир ощутила, как что-то выпирает под тканью брюк Севастьяна. Она уже не юная неопытная девица и понимала, что это означает: он хотел ее.

Стоило бы ужаснуться, ведь она наедине с молодым здоровым мужчиной в весьма недвусмысленном положении, которое ведет к одному – тому, что стоит приберечь для мужа.

А Грир совсем не волновалась. В ту минуту ей было совершенно все равно.

Всю жизнь она из кожи вон лезла, пытаясь поступать верно, как ей казалось, совершать хорошие и правильные поступки. Она отчаянно пыталась заслужить одобрение и признание. Даже когда никто этого от нее не ждал. Даже когда все видели перед собой лишь мужеподобную незаконнорожденную дочь распорядителя игр. Но потом Грир осознала, что тот внутренний голос ни разу не сослужил ей доброй службы. Так зачем к нему прислушиваться, если ей все равно никогда не заслужить признания?

На вкус Сев просто восхитителен. А его поцелуй такой глубокий и приятный – ничего похожего на грубые и слюнявые поцелуи Тревиса. Грир пребывала в блаженстве и не хотела, чтобы все заканчивалось.

«Этот мужчина точно будет знать, как сделать твой первый раз совершенным».

До изумления неприличная мысль непрошено пришла в голову, отчего щеки загорелись сильнее, а тело заболело и запылало в таких местах, которые прежде никогда Грир не беспокоили, и она не подозревала, что такое возможно. В его руках она была словно глина.

Принц вдруг застыл, и Грир отрешенно подумала, а не прочитал ли он ее возмутительных мыслей. Только то, что он поцеловал ее, еще не значит, что он хотел пойти дальше.

Севастьян прервал поцелуй и, подняв голову, стал вглядываться куда-то за ее плечо. Она попыталась высвободиться из объятий, но лишь оказалась прижатой еще теснее.

Грир тихонько прочистила горло, подозревая, что голос выйдет писком из онемевших после поцелуя губ:

– Пожалуйста, отпустите меня.

Принц лишь крепче обнял ее и нахмурился, продолжая изучать горизонт.

– Вы это слышали?

Грир прислушалась и сначала ничего кроме ветра не услышала, но затем смогла различить голоса. Очень слабые. Словно шепот ветра.

– Да.

Только теперь принц выпустил ее и, схватив за руку, повел вперед. Вместе они взобрались на небольшой холм. Грир осмелилась взглянуть Севастьяну в лицо, но тот смотрел вперед, не выражая никаких эмоций. Жалеет, что потерял самообладание? Конечно, жалеет. Здесь он подыскивает себе невесту. Возможно, ей станет весьма достойная и уважаемая леди Либби. Дочь богатого графа, она идеально соответствовала королевским требованиям. А с мисс Хадли принц, несомненно, не желал связываться.

Поднявшись на самый верх, Грир разглядела несколько всадников:

– Конюхи?

– Должно быть, лошади вернулись, и они поехали нас искать, – прошептал Сев.

Грир кивнула:

– Они весьма обрадуются, когда найдут нас целыми и невредимыми.

Она помахала, чтобы привлечь внимание и поскорее избавиться от общества его высочества. А на досуге подумать о своем неправильном поведении в ответ на его «ухаживания» и впредь не совершать подобной ошибки. Этому действительно нужно положить конец.

– А вы не перестаете меня удивлять, мисс Хадли.

Она повернулась и наткнулась на пристальный взгляд.

– Мне казалось, вы заявляли, что начинаете узнавать меня? Теперь же я стала непредсказуемой?

– Ах, знать кого-то и уметь предсказывать его поступки – два совсем разных понятия. Я начинаю узнавать вас и уверяюсь, что вы не из тех, кого можно предсказать.

Ледяным тоном, чем втайне чуточку гордилась, Грир произнесла:

– Тогда нам не следует слишком уж долго созерцать друг друга, согласны, ваше высочество? – Грир выделила титул, позволяя ему стать между ними, как напоминание о навсегда разделившей их пропасти.

Поначалу Севастьян лишь молча смотрел, потом ответил:

– Совершенно верно, мисс Хадли.

К ним уже поднимались грумы. Самое время, а то она уже начала тревожиться.

– Мы не пострадали, – заверил Севастьян взволнованных людей, глядевших на него снизу вверх. – Благодарю, что поспешили на помощь. Всего лишь неприятное происшествие. Не беспокойтесь. Хотя для мисс Хадли тут довольно холодно. Пусть кто-нибудь немедленно проводит ее в дом. Я же смогу и пешком дойти.

Грум торопливо спешился и предложил мисс Хадли своего скакуна.

– В этом нет необходимости, – возразила Грир.

Но замолчала от взмаха руки принца. Она переводила взгляд с одного грума на другого. Те смотрели лишь на его высочество, ожидая следующего приказа. Ее слова были как об стенку горох.

Вздохнув, Грир прикусила язык. Лучше позволить мужчинам считать ее чувствительной дамочкой, которая и носу казать на улицу не может, не отморозив себе чего-нибудь. Кроме того, не хотелось, чтобы слуги распускали сплетни, что она сварливая мегера, бой-баба. У них с папой уже были из-за этого неприятности.

Грир прищурилась на принца. Тот уверенно стоял на утреннем ветру с невозмутимым видом, словно ничего неприличного и не произошло. Севастьян не удостоил ее и взглядом, в то время как она не могла перестать пожирать его глазами. Щеки запылали, словно в огне.

Скорее всего, он лишь хочет от нее избавиться, потому и отсылает вперед. Грум помог ей залезть на лошадь, будто Грир какая-нибудь изнеженная неумеха. Через несколько секунд она еле плелась верхом, ведомая грумом, который уступил ей свое седло. Грир оглянулась через плечо на принца, прикидывая, сможет ли он догнать ее пешком, и решила, что вполне возможно.

Он смотрел прямо перед собой, сдвинув темные брови, и по его глазам ничего нельзя было прочесть. Глубоко вздохнув, Грир развернулась и на черепашьей скорости поплелась вперед, к дому, а принца, как и следовало сделать, оставила позади.

Всю дорогу до дома Сев пытался изгнать мисс Хадли из своих мыслей, но безуспешно. За эти полчаса пешей прогулки он старался убедить себя, что всего лишь отчаянно нуждается в женщине, не обязательно в мисс Хадли. Одна из хорошеньких горничных, что жадно следили за ним глазами, должна удовлетворить его потребности.

Входя в фойе с высокими сводами, он надеялся хоть мельком увидеть мисс Хадли, и сердце упало от разочарования, которое он не мог отрицать. Есть в ней что-то – огонь, страсть, которых он не видел с довоенных времен. Она не какая-то жеманная, простодушная, испорченная мисс. У нее необычные манеры, определенное знание жизни и, что самое поразительное, она не унывала из-за этого.

Стук шагов эхом отдавался по старому мрамору, когда Сев поднимался по парадной лестнице.

Казалось, прошло много времени с тех пор, как он обнимал Грир на бьющих со всех сторон зимних ветрах. Если бы ее сладкий вкус все еще не ощущался на губах, Севастьян убедил бы себя, что той встречи и не было вовсе. Конечно, лишь во сне он мог пренебречь логикой и поступить так опрометчиво.

Что побудило его поцеловать настроенную на брак женщину, когда у него не было никаких намерений ухаживать за ней, чтобы жениться? Его цель ясна. Он отправился в Англию только по одной причине и не должен попусту тратить время, преследуя неподходящую даму.

Но за время их непродолжительного знакомства мисс Хадли изменилась в его глазах. Севастьян больше не видел несчастную, рыжую, веснушчатую особу с немодным цветом волос и жалкой родословной. Он видел сильную, притягательную женщину, которая неплохо будет смотреться в его постели. Как жаль, что она не годится на роль его супруги.

Тряхнув головой, словно так мог избавиться от подобных напрасных желаний, Сев вошел в свою комнату. Камердинер, дремавший в кресле у окна, при этом испугался:

– Ваше высочество? Уже вернулись?

Почтенный старик был еще камердинером его отца и ближайшим другом. Брат унаследовал его первым, за ним Сев. Возможность подыскать более молодого, проворного камердинера даже не обсуждалась. Так долго, как сможет, Илиан прослужит крон-принцу Малдании. С традициями было нелегко поступиться, особенно если они касались Илиана.

Почему-то мысль о традициях лишь сильнее убедила Севастьяна в полнейшей неуместности вспыхнувших чувств к мисс Хадли. Она богатая невеста и охотится на мужа. С такой не поиграешь.

– Я позвоню, чтобы вам приготовили ванну.

Скрипя суставами, Илиан обошел Сева.

Тот благодарно улыбнулся старику, бывшему для него как член семьи:

– Спасибо, Илиан.

Камердинер кивнул:

– Негоже выглядеть потрепанным, если хотите добиться расположения будущей королевы.

Улыбка Сева стала шире. Он устремился мыслями к прекрасной леди Либби, но ощутил странную пустоту, когда представил ее своей невестой.

– Нет. Негоже.

После ванны Севастьян спустился в пустой обеденный зал, но недолго пробыл там в одиночестве.

Кузен вошел в комнату, когда Сев нарезал жирную лососину. Севастьян приветствовал его кивком и изучающе посмотрел на Малкольма, когда тот двинулся к буфету и щедро принялся наполнять тарелку едой.

Усаживаясь, Малкольм одернул жакет, и Сев не мог не заметить, что за две недели, которые они провели вместе, тот стал на нем трещать. С тех пор, как принц отыскал кузена в меблированных комнатах в Севен-Дайлсе – далеком от фешенебельного жилища, в котором Сев ожидал его найти, – у него заметно отросло брюшко.

Двадцать лет назад, когда дед изгнал дядю за изнасилование дочери высокопоставленного гостя из Италии, Малкольм с матерью последовали за ним в Англию, хотя дед предлагал остаться. Тетя Нэша отказывалась верить обвинениям итальянки и не позволила мужу отбыть без нее, так что вся семья бежала в Англию. Когда они уезжали, то были далеко не бедными. Дорогой дядюшка, как выяснил Сев, спустил все в игорных домах, а позже принес семье еще больше неприятностей, погибнув на дуэли и оставив их в бедности.

Сев почувствовал к Малкольму лишь жалость, когда узнал, что они с матерью жили в благородной нищете, слишком гордые, чтобы вернуться в Малданию.

– Даже если я захочу, мама откажется, – объяснил кузен, когда Сев предложил отправить его на родину. – Ей все еще стыдно за папино изгнание… и она до сих пор злится. Она ничего не примет от дедушки.

Севастьян только однажды видел тетю: изможденный силуэт на выцветшей кушетке, в одной руке нюхательные соли, в другой – зачитанный роман, который она метнула ему в голову. Ничего похожего на благовоспитанную, вежливую тетю из его воспоминаний. Эта женщина сыпала проклятиями на его голову и в адрес дедушки, как она выразилась, лживого и бессердечного.

Сев не винил деда за изгнание дяди: судя по всему, он жестоко надругался над девушкой. Но в этом не было ни грамма вины Малкольма, так что он сразу взял кузена под крыло и стал обеспечивать из своих тающих средств.

Малкольм не виноват в грехах отца. Кроме того, кузен хоть и бедный как церковная мышь, но происхождение открывало ему доступ в свет. Малкольм всех знал. Не было ни одной хозяйки дома, которая бы души в нем не чаяла. С таким проводником Сев сэкономил драгоценное время: кузен сразу знал, на каких дебютанток ему нужно обратить внимание.

– Хорошо прокатился сутра? – спросил Малкольм, садясь за стол, и стал за обе щеки уминать свой завтрак. – Я и не думал, что ты поднимаешься так безбожно рано.

Сев не торопясь отхлебнул кофе.

– Кузен…

– Хм? – промычал Малкольм, сражаясь с лососем.

– Я хотел бы побольше узнать о мисс Хадли.

Малкольм перестал мучить рыбу.

– Разве ты уже не заявил на нее права? – фыркнул он. – Будто ты недостаточно успел ее узнать.

Севастьян еле сдержал дрожь, решительно настроившись подавить эмоции прошлого вечера, когда так собственнически отозвался на интерес кузена к Грир.

Малкольм продолжил:

– По-моему, тебе следует проводить время с пользой, а не тратить его на непригодную незаконнорожденную. Вряд ли она подойдет на роль будущей королевы.

Сев пожал плечами, притворяясь, что слова кузена его не трогают. Не хотелось явно демонстрировать свой интерес, но Малкольм был единственным, у кого он мог спросить, не вызывая пересудов.

Встав из-за стола, он сверху вниз посмотрел на младшего кузена:

– Просто узнай о ней как можно больше. Сделаешь?

Какое-то выражение промелькнуло на лице Малкольма, какого Севастьян никогда прежде не видел, и он почему-то вспомнил, что не знает своего кузена по-настоящему. Прежде чем он смог определить, что это было, выражение исчезло, сменившись обычной приветливой улыбкой.

– Конечно, Сев. Это самое малое, что я могу сделать для тебя после всего, что сделал для меня ты. Что ты хочешь узнать?

– Все.

Когда кузен вышел из столовой, Севастьян не хотел думать, почему так важно узнать побольше о женщине, чьего общества он собирался избегать как можно дольше.