Тем вечером после ужина все общество собралось в гостиной. Грир заняла место на диване рядом с Клео. Леди Либби поспешила исполнить указание герцогини и села за фортепьяно. Играла она хорошо, и вскоре музыка стала легким фоном для беседы в зале.
На сестер Хадли никто не обращал особого внимания. Единственным исключением являлся виконт: покорный долгу он любезно разделял их компанию, когда все остальные, казалось, не замечают девушек.
Клео посмотрела на Грир, улыбнулась и слегка пожала плечом.
– Утром поедешь кататься верхом? – спросила она, когда виконт отошел поговорить с маркизом, лордом Квиббли.
– Может быть. Или я могу взять пример с тебя и проспать до обеда, – подразнивая сказала Грир.
Клео выразительно моргнула большими глазами:
– Ты? Никогда. Скорее конец света наступит.
Грир улыбнулась. Она всегда рано вставала и редко упускала удобный случай покататься верхом. Даже в такую неподходящую погоду она была рада вырваться на свежий воздух.
Любовь Клео спать допоздна можно легко понять, ведь раньше она не могла себе позволить такую роскошь: требовалось следить за детьми – братьями и сестрами, которых нужно было одевать и кормить, – и выполнять целую уйму других обязанностей по хозяйству.
– Определенно, тебе так и стоит поступить, – сказала Клео со всей серьезностью. – Так чудесно просыпаться, когда комнату заливает солнечный свет. Намного лучше, чем подниматься вкромешной темноте и, спотыкаясь, рыскать в поисках своих туфель под навесами кроватей по коморке, которую приходиться делить еще с пятерыми.
– Звучит заманчиво, захотелось даже самой попробовать, – усмехнулась Грир, – хотя бы разок.
– Так попробуй, – кивнула Клео. – Искренне рекомендую. – И решительно добавила: – Я поклялась, что никогда не вернусь к прежней жизни, когда мне доводилось до восхода солнца выполнять кучу работы, на которую у другого ушел бы весь день.
Грир согласно кивнула, надеясь, что Клео желает для себя не только возможности спать вдоволь. Жизнь в роскоши и праздности не гарантирует счастья, а Клео заслуживает большего. Она заслуживает любви.
«А ты разве не заслуживаешь?»
Грир подавила тихий внутренний голос. Она понимала, что вопрос состоит не в том, чего она заслуживает, а в том, на что может рассчитывать. Кроме состояния у нее нет ничего, что позволило бы ей рекомендовать себя этим аристократам. Отсюда становилось понятным и то, почему они уделяли ей так мало внимания.
Грир нельзя назвать красавицей. Ей не достает изящности, молодости и происхождения. Клео же молода, мила и очаровательна и может рассчитывать на брак по любви, чего Грир сестре и желала. Что же касалось ее самой, тут она не питала пустых надежд.
Краем глаза Грир следила за принцем Севастьяном. Он стоял по стойке смирно, по-военному заложив руку за спину; такая поза почему-то казалась для него естественной, и Грир заинтересовалась, почему. Неужели он никогда не расслабляется? Никогда не позволяет себе и минуты отдыха? А в одиночестве держится столь же напряженно?
Пальцы, лежащие на шелковых юбках, дернулись, когда Грир захотелось поддаться искушению и взъерошить принцу волосы, ослабить галстук, чтобы он стал больше похож на… человека.
Его высочество стоял рядом с герцогом возле каминной полки. Естественно, двое мужчин самого высокого среди присутствующих положения тянулись друг другу. Позади них в большом камине потрескивал огонь, отбрасывая красные отблески на ноги в черных брюках.
Герцог Болинбрук окинул залу скучающим взглядом. Однако взор его не коснулся ни Грир, ни Клео, словно их здесь и не было. Грир проследила, как герцог остановил свой взгляд на леди Либби и стал с интересом ее рассматривать. Очевидно, она привлекла внимание не только принца. Девушка была красива и изыскана, а как она играла! – идеальная жена для такого человека, как герцог. Или принц.
Леди Либби закончила, и следующей за инструмент попросили сесть Клео. Грир с гордостью слушала сестру – она играла очень хорошо. Даже в семье, полной детей, мать Клео установила фортепьяно в маленьком коттедже, чтобы все ее дочери смогли научиться играть. Хотя Грир подумала, что ничего удивительного здесь нет, чего еще ожидать от женщины, которая назвала старшую дочь Клеопатрой. Она возлагала большие надежды на дочерей… надежды, которые могут принести плоды, во всяком случае, если говорить о Клео.
Взгляд герцога последовал за гибкой фигурой леди Либби – та садилась между Персией и внучкой лорда Квибли, пухленькой розовощекой Мариэль. Различие между двумя девушками явно бросалось в глаза. Облаченная в шифоновое платье персикового цвета леди Либби выглядела мечтой. Грир не удержалась и бросила взгляд на принца – может быть он, как и герцог, тоже смотрит на леди Либби, разинув рот.
Однако он не смотрел на нее. Вернее, он вообще ни на кого не смотрел. Склонив голову набок, Грир с любопытством разглядывала Севастьяна, гадая, какие мысли вертятся в его голове. Опустив веки, он пристально уставился на горящий в камине огонь. Казалось, что красно-рыжее пламя его загипнотизировало. Сейчас принц выглядел не заносчивым, а просто напряженным и обеспокоенным, и Грир стало интересно, что же могло его мучить? Многолетняя война в его стране закончилась. Ему поклонялись, и на любом приеме, в любом доме считали самым желанным гостем. Он мог выбрать любую невесту. Ему следовало бы быть беззаботным, а не мрачным и задумчивым.
Клео закончила играть и настала очередь мисс Персии Трамгуди занять место за фортепьяно. Она играла божественно. Какое бы сильное неприятное впечатление не вызвала эта девушка у Грир или, скорее, как бы сильно Персия не выказывала свою неприязнь к ней, мелодия привела в восторг всех в зале, и Грир не стала исключением.
Мужчин игра особенно очаровала. Грир отважилась еще раз украдкой посмотреть в сторону камина и с удовлетворением отметила, что не все были околдованы Персией. Принц по-прежнему смотрел в огонь, словно ничего вокруг его не занимало и даже такая красавица, как Персия Трамгуди, не стоила внимания.
Решив, что потратила достаточно времени на созерцание человека, который совершенно точно не удостоит ее и беглой мыслью, Грир поспешно отвела взгляд и велела себе не смотреть больше в его сторону. Не хотелось быть застуканной пожирающей Севастьяна глазами. Его высочество может еще подумать, что она желает принять то непристойное предложение, которое он ей однажды сделал.
Наблюдать за Персией – испытание довольно тяжкое. Она знала, как завоевать публику.
Игра передавалась всем телом. Исполнение было полным чувственности. Все неотрывно наблюдали за движением плеч, за тем, как Персия склонялась над клавишами, открывая взору ложбинку между грудями. Лорд Толливер смотрел на мисс Трамгуди с открытым ртом. Грир даже показалось, что она заметила собравшуюся в уголке его рта слюну. Если лорд Толливер и не был без ума от Персии прежде, то теперь она всецело его очаровала.
Несмотря на намерение сдерживаться, Грир сделала вид, что ее крайне интересует собственный манжет, и украдкой посмотрела на принца Севастьяна из-под опущенных ресниц: он тоже околдован представлением Персии?
И с облегчением вздохнула. Хоть сейчас взгляд его и не устремлен в огонь, а обращен на присутствующих в гостиной, смотрел принц спокойно, без малейшего возбуждения от вида Персии. Ни ее искусство игры, ни манера исполнения не трогали Севастьяна. На лице его было обычное бесстрастное выражение без намека на улыбку.
Наклонив голову пониже, Грир ухмыльнулась, медленно и удовлетворенно, – лишь однажды она видела, как принц улыбался, причем именно ей, Грир. От такого открытия она ощутила прилив женской силы.
Однако радость тут же угасла от другого воспоминания. И Грир нахмурилась, вспомнив, что смеялся Севастьян в то время, как делал ей предложение, достойное разве что падшей девки, а не леди.
– Мисс Хадли, вы меня слышите? Сейчас ваша очередь.
Грир вздрогнула, когда в бок уткнулся острый локоть Клео.
– Может быть, она оглохла? – глупо захихикала Мариэль.
Герцогиня ожидающе взирала на Грир со своего мягкого кресла. Приподняв одну бровь, она указывала на место за фортепьяно.
Звук последнего аккорда Персии смолк, и Грир почувствовала себя загнанной в угол добычей.
– Да, мисс Хадли. Я с удовольствием послушаю вас. – С легким шорохом юбок Персия поднялась.
Грир моргнула и, обведя глазами залу, поняла, что находится в центре внимания. Вот уж чего меньше всего хотелось. Затаив дыхание, с тошнотой, скрутившей живот, она смотрела, как Персия освободила место за фортепьяно и плавно пошла по комнате. Как ей только удается так покачивать бедрами?
Все взгляды были обращены на Грир, но лишь один она чувствовала остро, будто лезвие ножа. И она знала, чей это взгляд, знала, что это принц наблюдает за ней.
– Й-я-а? – выговорила Грир и, презирая себя за дрожь в голосе, продолжила, на этот раз ровнее: – Вы хотите, чтобы я сыграла? – Грир указала рукой на себя, приложив ладонь к корсажу своего платья.
– Да, мисс Хадли. Теперь ваш черед, – подтвердила герцогиня и махнула рукой с тяжелыми перстнями в сторону фортепьяно. – Сегодня такой приятный вечер. У нас случился домашний импровизированный концерт. Давайте же его продолжим.
– Действительно. Концерт выше всех похвал, однако… – Грир облизала вдруг пересохшие губы.
Клео послала ей взгляд, полный сочувствия, потому что хорошо знала, что Грир не умеет играть. По правде сказать, до приезда в Лондон она и вовсе никогда не видела фортепьяно.
Грир откашлялась, чтобы закончить:
– О, я не очень хорошо играю, понимаете…
Персия хлопнула в ладоши:
– Ах, я уверена, что вы весьма искусный исполнитель. Пожалуйста, не отказывайте нам.
– Я могу сыграть! – вызвалась Мариэль, привставая.
– Все хорошо Мариэль, не нужно. Мы уже слышали ваше исполнение. Теперь хотим услышать игру мисс Хадли.
Надув губки, внучка маркиза села обратно.
Виконт дружелюбно улыбнулся Грир.
– Могу я переворачивать страницы для вас, мисс Хадли? Я буду счастлив услужить вам, если позволите.
От отчаяния лицо Грир охватил жар. Даже Джек смотрел на нее с сочувствием. Он, несомненно, знал, что играть она не умеет. Искусством игры на фортепьяно должна обладать любая хорошо воспитанная леди, а Грир ею не является.
Она вновь облизала губы и призналась:
– Честно говоря, я не умею играть.
– О! – Персия моргнула с выражением поддельного удивления, поднесла тонкую руку к губам, прикрывая ладошкой рот. Можно подумать, Грир только что призналась в убийстве.
Грир в упор посмотрела на нее, ни на мгновение не одураченная лживым удивлением Персии. Мисс Трамгуди догадывалась, что Грир понятия не имеет, как играть на инструменте, который являлся обычным предметом мебели в богатых домах светского общества. Жар пополз по шее. Неужели настолько очевидно, что она самозванка среди присутствующих? Простолюдинка, изображающая из себя леди?
Персия опустила руку:
– Я и помыслить не могла, только полагала, что вы… ну… – она умолкла, и повисла тишина. Минута безмолвия, в которую Грир почувствовала, как между ней и остальными в гостиной вновь разверзлась адская пропасть.
Единственный человек, на кого она и хотела, и в то же время не желала смотреть, так как боялась увидеть отразившееся на лице презрение к ее низкому происхождению, стоял молча. Она не решалась взглянуть на него снова, чтобы обнаружить в его глазах уверенность в собственной правоте на ее счет. Ей не место здесь. Кухарки герцогини и то лучше подходили на роль леди, нежели Грир.
– Она может петь, – неожиданно сказал Джек. – Как ангел! – добавил он, обратив разрумянившееся обеспокоенное лицо к герцогине.
Грир, мотая головой, взглянула на отца с безмолвной мольбой. Он же посмотрел на нее искренним, обнадеживающий взглядом, и тут она поняла: Джек считает, что помогает ей.
Однажды отец застал ее в библиотеке, когда Грир листала книгу и напевала старую валлийскую балладу. У нее был приличный голос. Джек сказал тогда, что такую песню, бывало, пела ее мать, и в тот раз после отцовского замечания Грир умолкла. Она не хотела, чтобы ее хоть в чем-то сравнивали с матерью, слабохарактерной женщиной, сумевшей влюбиться в Джека Хадли. Что касается Грир, то, по ее мнению, замужество с человеком, которого она считала своим настоящим отцом – единственный за всю жизнь достойный поступок матери.
Грир на нее не похожа. Она сильнее и определенно выйдет замуж. Непременно станет достойной леди.
– Спойте для нас, – распорядилась герцогиня.
– О, на самом деле я не очень…
– Довольно, к чему такая скромность, мисс Хадли? – герцогиня начала выказывать недовольство.
Грир поняла, что проиграла и вздохнула:
– Ну, хорошо.
Поднявшись, она подошла к фортепьяно, напомнила себе, что у нее неплохой голос и стыдно ей не будет. Да и вряд ли кто-нибудь здесь сможет понять слова. Все же они на валлийском.
Грир запела и втайне порадовалась, что в комнате полной аристократов исполняет пошлую песенку о пышногрудой доярке.
Во время всей песни, пока слова зарождались в груди и вырывались наружу, чтобы скорбно повиснуть в воздухе гостиной, принц внимательно наблюдал за мисс Хадли непроницаемым взглядом янтарных глаз. Грир же старалась не глядеть на него или хотя бы обводить взглядом всю комнату, но это оказалось сложно, когда он смотрел на нее так, словно понимал каждое слово. Словно мог заглянуть в нее и прочесть мысли.
Когда Грир умолкла, на мгновение в комнате воцарилась тишина, после которой последовали аплодисменты.
– Что это был за язык? Гэльский? – громко спросила Персия, чтобы ее услышали за аплодисментами, когда Грир шла обратно на свое место.
– Валлийский, – ответила она.
– Надо же, какой он… грубый.
– Просто захватывающе! – воскликнула Клео. – У меня до сих пор мурашки бегут.
– Вы очаровательно пели, мисс Хадли, с таким чувством, – сказал виконт. – Расскажите нам, о чем эта песня.
Некоторые в гостиной поддержали просьбу виконта. Но не Персия. Щеки ее вспыхнули от прозвучавшей из его уст похвалы.
– Ах, я уверена, что это была баллада о любви, – настойчиво заявила Клео.
– Безусловно, – солгала Грир, опустив взгляд. – Любовная песня.
– Как оригинально, – вставила Персия натянуто. – Песни простолюдинов всегда такие завораживающие. Спасибо вам за доставленное удовольствие. Такие баллады мы слышим не каждый день.
Грир покраснела. Тонко завуалированное оскорбление Персии достигло своей цели.
А возможно и не такое уж завуалированное. После замечания Персии в гостиной повисло тяжелое молчание. Никто, за исключением самой Персии, не смотрел на Грир. Лорда Толливера, казалось, внезапно очаровал узор на ковре. Смысл сказанного был ясен: Грир – простолюдинка.
– Вы были великолепны, мисс Хадли, – низкий глубокий голос разорвал густую тишину.
Взор Грир устремился к его обладателю и остановился на мужчине возле камина.
Взгляды всех присутствующих обратились к обычно безучастному принцу. Все уставились на него, явно удивленные тем, что он высказал столь высокую похвалу ее исполнению. Безусловно, больше всех удивилась сама Грир.
Севастьян действительно так думает? Выражение, мелькнувшее на его лице, едва заметно говорило, что ей удалось произвести на него впечатление. А если бы ее пение не тронуло принца, зачем бы он тогда заговорил? Трудно представить, что он мог пожелать избавить Грир от насмехательств Персии. Почему его должно заботить, как другие о ней отзываются?
Лицо принца по-прежнему казалось высеченным из камня: широкий жесткий подбородок, словно вышедший из-под резца каменотеса, и лишь глаза лучились мягким светом.
– Ваше выступление для меня было самым ярким событием вечера, – добавил Севастьян, резко кивнув головой.
По коже Грир побежали мурашки, а тяжесть в груди ослабла.
Захотелось улыбнуться, но она сдержалась.
– Благодарю вас.
– Полностью согласен! – воскликнул Джек. – Я же говорил вам, что она прекрасно поет.
– В самом деле, баллада просто восхитительная. Похожие песни пела мне няня, когда я была еще девочкой. Она тоже была из Уэльса. – Герцогиня начала подниматься, и виконт поспешил ей помочь. – Вы мне о ней напомнили.
Тревога забилась в животе Грир. Ведь герцогиня же не поняла смысл песни, нет?
– И, подобно моей милой няне, вы почти убаюкали меня. – Она остановилась перед Грир и сонно улыбнулась. – Благодарю вас за прекрасное завершение вечера, – добавила герцогиня и нежно прикоснулась к щеке Грир.
Когда хозяйка дома удалилась, остальные гости тоже начали подниматься.
Принц покинул залу, не сказав ни слова и не взглянув на Грир, которая смотрела на его удаляющуюся широкую спину и все спрашивала себя: почему он все-таки выступил в ее защиту?
Джек Хадли, герцог и лорд Толливер направились в библиотеку сыграть партию в карты.
– Вот она, моя девочка. – Джек одобрительно сжал плечо дочери, когда проходил мимо.
Грир должно было быть все равно, но от простого жеста она почувствовала приятное тепло удовольствия. Словно Джек действительно заботился о ней, как отец заботиться о своих детях.
Персия одарила ее уничижающим взглядом и умчалась из комнаты, несомненно, расстроенная тем, что Грир не провалилась сегодня с треском. И все благодаря принцу Севастьяну.
Мариэль взяла маркиза под локоть и повела его из гостиной. Проходя мимо Грир, он щелкнул коленями, однако на этом не остановился и обвел ее глазами, полными похотливого блеска. Грир с содроганием оторвала свой взгляд от лорда Квиббли.
– Ты идешь? – позвала Клео.
Грир кивнула.
Клео взяла ее под руку и усмехнулась:
– Ты замечательно спела. Даже принц так сказал.
– Да, сказал. Как думаешь, почему?
– Потому что ты изумительная. Это же очевидно.
Грир одарила сестру полным сомнения взглядом.
– Он не производит на меня впечатления человека, который будет хвалить кого-то за весьма скромные достижения.
Клео сжала ее руку:
– Может быть, ты ему понравилась.
– Вряд ли, – фыркнула Грир.
– Ну и какая разница? Вечер прошел весьма удачно. Лорд Толливер определенно смотрел на тебя с одобрением.
– Пожалуй, – пробормотала Грир.
И все благодаря принцу. Из-за него она теперь будет ломать голову до поздней ночи.