Во власти греха

Глава 4

Грир зашипела сквозь зубы. Теплое дыхание защекотало ее ушко, и Севастьян опустил голову ниже. Приоткрытыми губами он легко скользнул к шее и прижался к нежной коже. Грир невольно застонала.

Что же вы делаете?

Вопрос сам собой возник в мыслях, но вслух произнести его она не могла. Не решалась на такой риск.

Она предпочла бы, чтобы он по-прежнему прижимался ртом к ее уху. Так гораздо лучше, чем чувственные прикосновения, последовавшие дальше. По коже побежали мурашки, напоминая, как беззащитна Грир перед красивым мужчиной. В этом красавце сочетались все качества, которые она так ненавидела. Из-за высокого происхождения принц относился к ней лишь с презрением. Но здесь и сейчас Грир упивалась чувственным натиском, словно Сев и не говорил о ней ничего унизительного. Следовательно, возникает закономерный вопрос: зачем же он тогда дразнит ее этой соблазнительной лаской?

Строго говоря, принц ее не целовал. Даже не предпринимал ничего более смелого. Тем не менее, негодование от того, что мягкие губы касались ее шеи, ни капельки не уменьшилось. И никак не удавалось унять дрожь. Но когда Грир почувствовала, как он легко, возбуждающе проводит зубами по ее коже, то отдернула голову и взглянула на затененное лицо Севастьяна. Единственное, что она смогла различить во мраке – мерцающие в темноте глаза, но Грир не сумела ничего прочесть в их непостижимых глубинах. И что важнее всего, у нее не получилось определить по взгляду Сева, о чем он думает.

Она дрожала в его руках как листочек, из последних сил цеплявшийся за веточку в шторм. Если бы Севастьян не держал ее, то Грир упала бы в обморок. Что с ней произошло? Вот так одиночество действует на женщину? Губит ее? Ломает? Заставляет отдаться первому же мужчине, который… Нет.

Грир мысленно дала себе подзатыльник. Наследный принц Малдании вовсе не обычный мужчина. Он отличался от всех. Даже разговаривал не так, как остальные, а будто завораживал своим мелодичным голосом. К сожалению, она не могла не откликнуться на него. Печально, зато правда. Потому нельзя позволить себе забыть, что он высокомерный сноб, который считает себя лучше ее.

Принц снова коснулся Грир. Пальцы ласково дотронулись щеки, и по ее телу пошла мелкая дрожь.

Горячее дыхание Сева донесло до Грир запах бренди, и по тому, что он выдохнул прямо ей в губы, она поняла, что он передвинулся. У нее внезапно пересохло во рту, но она осталась неподвижной, словно камень. Не хотела шевелиться и случайно задеть теплое тело принца. Он мог бы подумать, что ей нарочно хотелось прикоснуться к нему. Что ей нравятся эти ласки. Нравится Севастьян.

Недопустимо! У нее все-таки есть гордость!

После того, как презрительно он отзывался о ней, принимать его нежности было бы просто… жалко. Не говоря уже о том, что это совсем неуместно. Не то, чтобы ее так уж волновало его мнение, но Грир не хотела, чтобы принц думал, что она, словно похотливая кошка, отчаянно нуждается в его внимании.

Грир и раньше целовали мужчины. Разумеется, целовали. Но она не собиралась сближаться с таким хамом, как этот, принц он или нет. Независимо от того, как он влиял на нее, как она дрожала от его прикосновений в тесноте шкафа, он вызвал воспоминания о тех случаях, которые ей лучше бы забыть. Она ведь крепкий орешек и научилась сопротивляться подобным нахалам.

Тем не менее... если бы Севастьян сейчас решил ее поцеловать, то она не сумела бы воспротивиться. В этом темном убежище ей отчетливо вспомнилась грусть, волнение, вера в то, что она стоила того, чтобы мужчина закрыл глаза на обстоятельства ее рождения.

Грир тосковала по этим чувствам, даже если они были ложными. Желание, печаль и перенесенная боль позволили ей поверить в сказки. Что она встретит какого-нибудь провинциального джентльмена с домом в деревне, где не будет недоброжелателей. Только мир, гармония и респектабельность. Большего и не нужно. Лишь бы никто никогда не причинил ей боль снова.

Сейчас Грир сидела неподвижно, словно холодная и бесчувственная статуя. Но только внешне. Внутри у нее все трепетало, когда Севастьян вслепую касался ее лица, каждой черточки. Округлой щечки, подбородка – она всегда считала, что тот слишком квадратный. И рот чересчур полный, особенно нижняя губа.

Сев шевельнулся, наклоняясь все ниже и ниже. Когда он едва заметно задел уголок рта Грир, она поняла, что принц совсем близко к ее губам, легко касается лица, играет, исследует. В плену темноты с трудом верилось, что принц способен на такое нежное обращение. Что это тот самый строгий, хладнокровный грубиян тянется к ней, желая коснуться.

Больше не в силах противиться соблазну, Грир подняла лицо. Предательская тоска переполняла ее. Вот оно. Разрешение на поцелуй. Только поцелуя не последовало.

– Они ушли, – тихо и невозмутимо произнес Севастьян бесстрастным тоном, будто речь шла о погоде. Дыхание мягко скользнуло по коже Грир .

Грир прислушалась: из-за дверцы не доносилось ни звука. Но лучше не спешить. Она выждала еще минуту и поняла, что Севастьян прав. Грир не забывала, что все это время провела, можно сказать, в объятиях человека, который считал ее чуть выше плинтуса.

Принц снова заговорил, и его дыхание шевельнуло выбившиеся из шиньона обрамляющие лицо прядки.

– Конечно, если вы предпочитаете оставаться здесь, я совершенно уверен, что мы можем кое-чем занять друг друга…

Севастьян произнес это так безучастно. Как будто его совсем не заботило, примет она предложение или нет, и именно безразличие задело ее больше всего. Не само предложение и не то, что он имел в виду, а то, что ему все равно, какой ответ он получит.

– Отодвиньтесь от меня, негодяй!

Грир отпрянула от Севастьяна, развернулась и, немного повозившись с дверцей, вывалилась из шкафа. Она вскочила так резко, что бордовые юбки взметнулись, а когда оглянулась на выбирающегося из шкафа мужчину, изумленно открыла рот.

Учитывая размеры их убежища, Грир недоумевала, как они вообще поместились там вдвоем. Она сдула прядь каштановых волос, упавшую на глаза. Но та возвращалась на прежнее место и дико раздражала, поэтому Грир резко смахнула непослушную прядь, закрывавшую ее свирепый взгляд.

Пока принц своими кошачьими золотистыми глазами наблюдал за копошениями Грир, в его взгляде, прежде скучающем, появился легкий интерес.

– Так достаточно далеко? Признаться, ни одна женщина прежде никогда не просила меня убраться от нее подальше.

Высокомерный осел!

Глаза Сева, словно расплавленное золото, пылали ярко, как солнце. Такие удивительные золотистые глаза! Грир никогда не видела ничего подобного. Может, он сам дьявол во плоти?

Севастьян устремил на нее взволнованный взгляд. Даже когда она облила его лимонной водой, он так не… насторожился. В этот раз он закружил вокруг нее, как дикий кот. Хищник. Когда Грир поняла, что именно она пробудила повышенное внимание принца и зажгла в его глазах огонь, мелкая дрожь тревоги побежала по ее коже.

Грир глубоко вдохнула и с удивлением заметила, что в начале вечера корсет не был таким жестким. Сейчас одежда сдавливала, тело стало чувствительным, затекло, платье натирало. Щеки пылали от унижения. Она расстроенно повела плечами, и пристальный взгляд Севастьяна упал на ее декольте. Скромный покрой платья был не более смел, чем у любой другой дамы на сегодняшнем вечере, но Грир уловила оценивающий взгляд Севастьяна на вырезе в форме сердечка, и ей стало не по себе. Она задрала подбородок и сложила руки перед собой.

– Так уж нужно было приставать ко мне, пока мы прятались?

Ленивая улыбка тронула греховные губы принца.

– Простите меня, – сказал он без намека на извинение, – когда ко мне прижимается женщина, то тело отзывается само собой. Такова человеческая природа.

Щеки Грир еще больше раскраснелись при этих словах.

– Человеческая природа, – отчеканила Грир, – не дает вам права меня трогать. Не важно, принц вы или нет. Никто не смеет трогать меня! – закричала она.

Больше она не позволит подобного. Лишь под защитой брака. Никогда она не потеряет снова контроль, если красивый мужчина обнимет ее или шепнет на ухо обещания.

Не то чтобы мужчина, стоящий перед Грир, шептал такие слова. Или когда-нибудь шепнет. Напротив, он отзывался о ней весьма обидно – и за глаза, до встречи с ней, и в глаза, при знакомстве.

Принц пожал одним широким плечом, равнодушный к выходке Грир. И это возмутило ее еще больше. Неужели он ставит себя выше условностей, которые соблюдают все остальные представители высшего общества?

– Да вы вроде… не возражали, – заметил Севастьян и начал подступать к Грир, глядя так откровенно, что она засмущалась. – Я думал, что, возможно, вы хотели стать моим другом.

– Другом? – сощурилась Грир.

– А вас можно счесть весьма привлекательной, – растягивая слова, произнес Сев.

Она моргнула.

– И поэтому я удостоилась заигрывания? – поразилась такому высокомерию Грир, качнув головой. – Вы, может быть, немало удивитесь, но мне плевать на ваше мнение обо мне.

Севастьян продолжил, будто она ничего и не говорила:

– У ваших волос такой вызывающий оттенок, но мне это даже по душе, – сказал он, наклоняя голову и рассматривая Грир. – А кожи слишком часто касались солнечные лучи, – объявил принц. – Неужели вы никогда не слышали о шляпках?

Грир оскорбили такие слова. Она выпрямила спину и ответила:

– А вы никогда не слышали о манерах? Или принцам не пристало проявлять любезность? Не припомню, чтобы я интересовалась вашим мнением по поводу своей внешности.

Севастьян, не обращая внимания на замечания Грир, сложил руки за спиной, и вновь вернулся жесткий, придирчивый принц . Ясно, что он всегда будет недоступным для незаконнорожденной, даже несмотря на его горящий взгляд. Они оба понимали, что такой союз невозможен.

Грир поворачивалась кругом, не желая оказаться спиной к Севастьяну. Он остановился и, не отводя своих золотистых глаз, спросил:

– Сколько вам лет?

Причем он задал вопрос с таким выражением, будто подозревал, что не услышит правды.

Грир помедлила с ответом.

– Хотя это и не ваше дело, двадцать восемь.

Севастьян моргнул.

– Немного староваты, да?

Она ахнула:

– Для чего? Чтобы жить?

– Для того, чтобы стать кому-то нужной.

– Нужной? То есть, нужной мужчине?

Сев кивнул.

– Говорите, старовата? Я была занята… не увивалась за мужчинами… чтобы подцепить жениха.

– Я вижу, – пробормотал принц. Он либо не заметил сарказма, либо нарочно не обратил на него внимания.

Уперев руки в бока, Грир требовательно осведомилась:

– А вам сколько лет?

– Не важно, сколько мне лет. Я мужчина.

– Нет, вы осел! – возразила она.

Грир вытянула руки по бокам, сжимая и разжимая кулаки. Никогда раньше ни один мужчина не раздражал ее настолько сильно. Даже когда она была ребенком и деревенские мальчишки пугали ее ящерицами и другими страшными тварями, от которых мурашки бежали по телу, она так не злилась.

Севастьян невозмутимо пожал плечами.

– Мне тоже двадцать восемь.

Грир заморгала. Он что, шутит?

– Хотите сказать, мы с вами одного возраста?

– Да, но, как я уже сказал, я – мужчина. – Он поднял широкую ладонь, когда она хотела запротестовать. – Хоть и осел, как вы уже говорили. – Принц скривил губы в подобие улыбки. – Теперь напрашивается вопрос: кто старше? Когда вы родились?

Покачав головой, она ответила холодно и решительно:

– Я не скажу вам день своего рождения.

– Я могу выяснить сам, – сказал Севастьян с раздражающей самоуверенностью.

– Зачем вам это?

– Вы ведь выставили себя на ярмарке невест. Я имею право навести о вас справки.

– Вы ведь выставили себя на ярмарке невест. Я имею право навести о вас справки.

Грир фыркнула, опустив руки.

– Хотите сказать, что рассматриваете меня в качестве возможной жены? О, небеса! Неужели звезды и на меня пролили свой свет? Разве можно быть счастливее?

Еле сдерживая смех, она склонила голову набок и прижала руку к груди, довольная своей издевкой. Успокаиваясь, Грир взглянула принцу прямо в глаза.

– Я слышала, о чем вы говорили, и знаю, какого вы обо мне мнения.

– Значит, напиток на моей голове не был случайностью. Так я и думал.

Насмешница слишком поздно поняла, что попала в ловушку. Она уперла руки в боки.

– Нет, не был. Насколько я помню, вы назвали меня выскочкой с недостойной родословной, так что вполне заслужили мое маленькое наказание. И многое другое.

Принц глубокомысленно кивнул и вновь окинул ее оценивающим взглядом, не проявляя ни малейшего раскаяния при упоминании о его обидных словах.

– Да, я сказал что-то в этом роде. И каждое слово – правда. Но для моей постели вы годитесь. От вас пахнет ванилью, и вы так очаровательно дрожите, когда я прикасаюсь к вам, но…

– Прекратите! – воскликнула Грир, закрывая уши руками, словно так могла оградиться от возмутительных слов. Весь ее запал мигом испарился, а лицо бросило в жар. Севастьян с такой легкостью, почти беспристрастностью, описывал, как она соблазнительна, что Грир охватил гнев.

– Но в качестве жены… – продолжил принц, словно она ничего и не говорила, – вы мне не подходите. Один только возраст уже настроит дедушку против вас.

– Пока выбираете жену, пожалуйста, называйте его дедулей – ухмыльнулась Грир и заработала сердитый взгляд, что доставило ей огромное удовлетворение. Одной ей, что ли, пребывать в замешательстве?

– Я не могу учитывать только свои предпочтения при выборе жены, – твердо и равнодушно сказал Сев. – У меня есть долг перед страной. – Он махнул рукой в сторону Грир. – Было бы глупо и опрометчиво рассматривать вашу кандидатуру. Мне должно посчастливиться зачать хотя бы одного наследника – большего я не потребую.

Грир снова уперлась руками в бока.

– Адское пекло! Есть ли предел вашему самомнению и высокомерию? Сейчас же не средневековье. Жены больше не приравниваются к племенным кобылам, знаете ли.

– Но я же не просто жену ищу. Мне нужна принцесса. Будущая королева.

На это замечание Грир промолчала. В конце концов, что она знает о дворцовых порядках?

– Помимо возраста, у вас манеры и речь, неподобающие принцессе…

– Я вас отлично поняла. Но я вам не материал, из которого можно лепить себе жену. Не припомню, чтобы когда-либо претендовала на это место. – Она так негодовала, что, казалось, вот-вот из глаз посыплются искры. – Хорошо, что я вас не привлекаю, – сказала Грир, намеренно забыв слова о том, что для его постели она прекрасно подходила. – Вы тоже, знаете ли, не в моем вкусе. – Она сглотнула, ненавидя свой резко осипший голос.

Севастьян продолжил, не обращая внимания на ее реплику:

– Вы ведь на самом деле ничего не сможете сделать как будущая королева Малдании, несмотря на наличие определенной... грубой привлекательности.

Принц снова наклонил голову, и темный локон волос упал ему на лоб, придавая вид повесы.

У Грир забурлила кровь. Неважно, что наговорил его высочество и как по-хамски себя вел – принц так загадочно, неотразимо красив. Но внешний вид ничего не меняет. Как, впрочем, и ее бурлящая кровь, и самообладание. Севастьян остается невыносимым грубияном, и она не будет больше терпеть его выходок.

– Поэтому давайте обсудим, насколько вы решительны в вопросе брака. Вы не примете предложения другого рода?

Грир осмотрелась вокруг в поисках чего-нибудь, что можно использовать как оружие.

– Вы отвратительны! Неужели нет конца вашей…

– Честности? – подсказал принц, нагло приподняв бровь.

– Нет, – парировала она, – убогости. Вы не можете сделать неприличное предложение и гордиться честностью. – Она покачала головой. – Так не бывает.

– Я просто заметил, что вы довольно привлекательны, и я не прочь насладиться вашим обществом подольше.

С все еще пылающим лицом Грир подхватила юбки и направилась к двери, решительно настроенная никогда не встречаться с Его Чертовым Высочеством. Ей по-настоящему жаль женщину, которая выйдет за него замуж. Грир не могла представить, что каждый день их союза будет выслушивать нравоучения о своих недостатках. Лучше сразу спрыгнуть со скалы.

– Я еще не разрешал вам удаляться.

Грир остановилась и взглянула через плечо на красивого негодяя. Ей никак не удавалось отделаться от мысли: как же несправедливо, что столь неприятный человек мог быть заключен в такую привлекательную оболочку. Он хорошо скрывал свою натуру.

– И почему же, извольте пояснить?

– Вы же не хотите столкнуться с лордом и леди Керкендейл? Или чтобы они заметили, как вы выходите отсюда? – Севастьян опустился на кровать и вытянул длинные ноги перед собой, наблюдая за ней своими хищными львиными глазами.

И тут он широко улыбнулся. У Грир перехватило дыхание от внезапности этой улыбки. Строгий и хмурый, он представлял собой то еще зрелище. А уж с таким жизнерадостным выражением на лице, как сейчас… Грир определенно попала в беду.

Она сердито посмотрела на принца. Его улыбка стала шире, обнажая ослепительно белые зубы. Видимо, угрюмый вид Грир не произвел на него впечатления. Она сомневалась, что хоть чем-то может произвести на него впечатление.

Грир откашлялась и вздернула подбородок.

– Вряд ли они задержались…

– Они подходят друг другу как супруги, – сказал Севастьян. От его переливчатого акцента у нее по коже побежали мурашки. – У них нет причин торопиться возвращаться в бальный зал. И, зная леди Керкендейл, не сомневаюсь, она отвлечет мужа по дороге.

Хотя Грир и ненавидела его логику, эта парочка действительно выглядела довольно влюбленной несколько минут назад. Не стоит обращать внимания на их распутный нрав.

Грир скрестила перед собой руки и уставилась на… принца. В голове все время вертелась мысль, что она рядом с королевской особой. В одной комнате. К тому же он, казалось, совершенно равнодушно делал ей непристойные предложения. Что-то сжалось в груди. Он, вероятно, всегда так поступал с просушками, подобными Грир.

Мог ли кто представить, что Грир будет легче в брюках скакать верхом на лошади в горах, чем разобраться в такой ситуации? В прежние времена она проводила несколько вечеров в неделю в местной таверне, попивая эль с парнями, которые принимали ее за своего. Просто за парня низкого происхождения. Будучи организатором спортивных игр, она проводила совсем мало времени в платьях и еще меньше – в бальных нарядах.

Грир сглотнула. Этот отвратительный принц был прав. Из нее бы получилась жалкая королева. Но огорчаться тут совсем нечему, потому что королевой Грир уж точно не стремилась стать. Она мечтала лишь о браке с джентльменом. И зная, какой тяжелой может быть жизнь, хотела обрести уверенность в защите от самых страшных житейских бурь. Ничего больше.

Откинувшись на локтях, Сев продолжал наблюдать за ней, больше не сделавшей ни шага.

– Думаю, вы меня поняли.

– Вы обеспокоены, что вас обнаружат со скромной крестьянкой вроде меня, правильно? – не смогла удержаться от колкости Грир. Он – принц. Она – незаконнорожденная, оставшаяся без средств к существованию. Двое совершенно несовместимых людей.

Принц склонил голову, и отблеск от пламени в камине позолотил темную прядь. Грир снова сглотнула, пообещав себе, что его внешность больше никогда не вскружит ей голову.

– Не особенно, – ответил Севастьян, – в конце концов, моя репутация не пострадает, если нас увидят вместе. – Уголки его рта соблазнительно вытянулись. – Простите. Люди большие сплетники.

Да он издевается над ней! Она впилась пальцами в ладони, ногти врезалась в нежную кожу. Грир с минуту смотрела на него, нахохлившись.

– Хотите сказать, я одна буду опозорена, если нас с вами застанут наедине в спальне?

– Естественно.

– Но на вас такое событие никак не отразиться.

– Не обязательно так возмущаться. – Он кивнул один раз. – Таковы уж порядки, как в вашей стране, так и в моей.

«Да, – мрачно подумала Грир. – Таковы порядки». Она пострадает от скандала, а Севастьян станет еще более популярным в глазах общества. Мужчины будут им восхищаться, а женщины примут за лихого повесу.

Если она считала теперешние шепотки о ней ужасными, то они не пойдут ни в какое сравнение с тем, что начнут говорить, если ее обнаружат в такой близости с чертовым наследным принцем Малдании! Грир закусила губу, испуганно поглядывая на дверь.

Принц, конечно, не спасет ее честь, предложив жениться. Во рту стало горько. Она не заблуждалась и понимала, что он не сочтет нужным спасти ее от гибели. Она ведь незаконнорожденная. К тому же слишком старая. Слишком веснушчатая и загорелая.

– Тогда мне не стоит задерживаться здесь, – наконец ответила Грир, – так как с каждой минутой мне все опаснее оставаться с вами.

Она повернулась к двери, уверенная, что в этот раз ему ее не остановить. Но он и не попытался. Принц не проронил ни слова, когда Грир выбегала из комнаты.

Да и зачем ему что-то говорить?

Она поспешно шла по коридору, обеими руками стискивая юбку и погрузившись в грустные думы. Грир напоминала себе, что она для Севастьяна пустое место. Никто. Так же, как и он для нее.