НОВА
Вера: Как дела?
Рэй: ОМБ! Прошла целая вечность с тех пор, как мы получали от тебя весточку. Посплетничаем!
Я: Мы разговаривали три дня назад.
Рэй: Оооочень давно.
Вера: У кого-нибудь есть время для видео звонка?
Рэй: Я бы с удовольствием, но мне нужно идти на гала-концерт.
Вера: Кто-то очень занят.
Рэй: Постоянно.
Я: Я не могу. Ребята ведут меня куда-то. Это сюрприз.
Рэй: Они ведь знают, что ты ненавидишь сюрпризы?
Я: Я не *ненавижу* их.
Вера: Ненавидишь. Помнишь, как мы пытались устроить сюрприз на твой день рождения, и ты первые тридцать минут пряталась в ванной.
Я: Только потому, что это превзошло мои ожидания.
Вера: Потому что ты ненавидишь сюрпризы.
Я: Уверена, этот будет приятным.
Рэй: Секс-клуб?
Я: Надеюсь, нет...
Рэй: Боже, надеюсь на это. Я буду очень завидовать.
Вера: Как там твой парень?
Рэй: *неодобрительный взгляд искоса*...
Я: Ржунимагу!!
Вера: Ха-ха-ха.
Рэй: Держи нас в курсе и убедись, что все запомнила. Я хочу знать все. Каждую деталь, вену и длину.
Я: ОМБ! Это не секс-клуб!
Рэй: Но если это...
Я: Тогда запомню каждую деталь и длину.
Рэй: Ты лучшая.
Я: Целую. И скоро свяжемся по видео. У меня есть что рассказать.
Рэй: Ох. Как ты можешь оставить нас в подвешенном состоянии.
Я: Покаааааа.
Вера: Пока, сучка. Ненавижу тебя за такой поворот... но повеселись!
― Готова? ― спросил Паркер.
Сидя за столом, я подняла голову от телефона, завороженная тем, как его белая футболка, натянулась на груди, когда он надевал темно-синюю фланелевую рубашку на заклепках.
― Это слюни?
Орен провел рукой по моему подбородку, и я отпрянула назад, шлепнув его по руке и одарив убийственным взглядом.
― Всегда готова, ― ответила Паркеру, словно меня не застукали, когда я глазела на него.
Его улыбка была полна высокомерия, я закатила глаза, засунула телефон в сумочку и вытолкнула Орена из кабинки, чтобы можно было встать.
― Черт, Нова. Я могу начать пускать слюни из-за тебя. А эти татуировки? Ннннг (прим пер: Нннг ― Глубокий, протяжный, почти инстинктивный звук, который издает человек, когда ему доставляют физическое удовольствие. Обычно сопровождается закатыванием глаз к затылку, а руки хватаются за что-нибудь, чтобы удержаться), ― хмыкнул Орен.
Я посмотрела вниз на свои свободные, дырявые джинсы, закатанные под Doc Martens (прим. пер.: Doc Martens ― армейские ботинки), и черную футболку с изображением группы Alkaline Trio. Футболка была обрезана выше пупка, но джинсы завышены до талии, так что не похоже, что я обнажила слишком много кожи.
За исключением спины, где были тонкие полоски, соединяющие футболку, обнажая татуировку, идущую по всей длине моего позвоночника.
Паркер покрутил пальцем, указывая мне повернуться. Я затаила дыхание, услышав его приближающиеся шаги, он отвел мои волосы в сторону, чтобы обнажить спину. Я почувствовала шершавую подушечку его пальца между лопаток, там, где находилась голова феникса. Мои мышцы сократились, посылая мурашки осознания вниз по позвоночнику, сопровождающие его прикосновение, когда он обводил буквы, доходящие до поясницы. Он и раньше видел татуировку, но никогда не упускал возможность очертить пальцем буквы.
― Я и есть шторм, ― прошептал он.
Это была одна из моих любимых цитат о дьяволе, говорящем с воином и утверждающем, что он недостаточно силен, чтобы выстоять шторм (прим. пер.: Дьявол прошептал в мое ухо: Ты недостаточно силен, чтобы выстоять шторм. Сегодня я прошептал в ухо дьявола: Я и есть шторм). Я представляла себя окровавленным и избитым человеком, пытающимся подняться, обретающим опору только для того, чтобы сделать решительный шаг вперед и, оскалив зубы, прорычать цитату в ответ.
― Это твой дизайн? ― спросил Орен.
― Конечно.
Я была в походе в пустыне с красными скалами, которые с заходом солнца все больше походили на огонь. Это была годовщина того дня, когда суд закрыл дело о моей травме, и я стояла на утесе, глядя на огромный мир ― одинокая... но сильная. Я чувствовала себя фениксом, восставшим из пепла, осмелившимся снова бросить вызов дьяволу.
Я набросала эскиз и на следующий день нашла тату-салон.
― Тебе придется создать дизайн моей первой татуировки, ― заявил Орен.
― У тебя нет татуировок?
― Ты видела хоть одну? ― спросил он, словно это было очевидно.
Я догадывалась, что так и есть, учитывая, что он расхаживал по автобусу в минимальном количестве одежды. Иногда просто держа ее в руке, когда бежал из душа к своей койке.
― Эта девственная, незапятнанная кожа, детка. Она ждет твоих произведений искусства.
― Может быть. Мои работы дорогое удовольствие, ― поддразнила я.
― Я ранен, ― надулся он, прижав руку к сердцу. ― Хочешь еще один поцелуй в качестве платы?
― Я спроектирую для тебя дизайн татуировки, если ты больше не будешь лизать мое лицо.
― Договорились.
― Дамы, вы готовы ехать или как? ― спросил Эш от двери автобуса. ― Машина подана.
Мы забрались в черный внедорожник, за нами следовал еще один, со службой безопасности. Ребята заверили, что будут вести себя осторожно и избегать публичных мест, но сегодня днем мы приехали в Нэшвилл, и фанаты могли сойти с ума. Я была зажата между Ореном и Паркером, Броган был за рулем, а Эш на пассажирском сиденье.
― Ты хорошо выглядишь, ― сказал Паркер, наклонившись достаточно близко, чтобы его дыхание опалило мое ухо.
Я повернулась, глядя на него из-под ресниц и лукаво ухмыляясь.
― Ты тоже неплохо выглядишь.
Он подул на ногти и отполировал их о рубашку, выпятив грудь.
Я не могла удержаться от смеха, в животе запорхали бабочки. Прошлая ночь изменила атмосферу между нами. Мы балансировали на острие ножа между проблемами и желанием, которое грозило выплеснуться наружу. Тот поцелуй подтолкнул нас чуть ближе к тлеющему огню.
Мы словно прошли через цикл этапов наших отношений. Дружба, желание, которое мы изо всех сил старались не признаваться, желание, которому мы поддавались только под покровом ночи, когда он заползал в мою постель, а потом... потом мы расстались. Мы никогда не проходили третий этап... у нас наступил сразу четвертый ― разрыв отношений.
Осознание того, что мы перешли к третьему этапу, поглотило бабочек не так давно паривших в моем животе. Что, если мы были в нескольких мгновениях от того, чтобы расстаться?
Он толкнул меня плечом.
― С тобой все в порядке?
Воспользовавшись моментом, я постаралась рассмотреть его. Ему было всего двадцать четыре года, но я заметила у него пару морщин. Морщинка между бровями, когда он сосредоточенно хмурился. Тонкие морщинки вокруг рта и глаз, которые со временем станут глубже. Буду ли я рядом, чтобы увидеть это?
Не знаю, но в данный момент я была рядом, и если это все, что у меня будет, так тому и быть.
― Да, ― ответила я с улыбкой. ― Все в порядке. Хотя было бы лучше, если бы я знала, куда мы направляемся.
Он вытянул мизинец, его рука лежала на бедре рядом с моим бедром, и осторожно погладил мою ногу. Малейшее прикосновение ― и огонь распространился, словно рябь в пруду.
― Почти на месте, ― уверил он.
Драматично вздохнув, я положила руку на бедро, соприкоснувшись с его мизинцем, мы переплели их и находились в таком положении до конца поездки. Наше желание больше не было запретным, но такое ощущение, что мы не знали, как его проявить.
― Ладно, Сверхнова, ― крикнул Эш спереди. ― Закрой глаза.
― Что? Нет.
Когда он только улыбнулся и кивнул, я замолчала и подчинилась.
Паркер переплел свои пальцы с моими, и я крепко сжала их в ответ. Я бы могла смириться с тем, что пришлось закрыть глаза, если бы в итоге меня ожидало подобное вознаграждение. Машина остановилась, и я крепко зажмурилась, борясь с желанием подглядеть.
― Мы прибыли, ― взволнованно объявил Броган.
― Открой глаза, ― приказал Эш.
Первое, что предстало передо мной ― четыре улыбающихся лица, приблизившихся ко мне, я засмеялась над их полными надежд взглядами.
― Ребята, вы похожи на маленьких мальчиков, хвастающихся редкой коллекцией камней.
― Ты имеешь в виду коллекцию членов, ― хмыкнул Орен.
― Фу, ― сморщилась я. ― Итааак, мы можем выйти? Или вы сидящие со мной в одной машине с улыбкой от уха до уха ― и есть ваш сюрприз?
Они все зашевелились, и я последовала за ними. Как только они вышли то натянули различные головные уборы, пытаясь слиться с толпой. Паркер нахлобучил черную ковбойскую шляпу, которая сочеталась с футболкой их группы и фланелевой рубашкой, он отлично выглядел.
Наконец, посмотрев мимо них, я заметила светящуюся вывеску снаружи фиолетового здания с зеленой отделкой.
Улыбка сползла с моего лица.
«Караоке всю ночь, каждую ночь».
Каким-то образом мне удалось слегка приподнять губы в принужденной улыбке. Я больше не пела перед людьми. В основном я пела только в душе или машине. Очень редко, в течение последнего месяца пела с ребятами в процессе написания песен. Они шутили, что я должна присоединиться к ним на сцене на следующем концерте, но я так решительно пресекала эти разговоры, что они больше не настаивали.
Единственный раз, когда мы были в караоке-баре, был на мой день рождения и именно тогда я начала петь. Это было начало пути к моему худшему кошмару. Я больше не пела ни перед кем, потому что не могла делать это, не ассоциируя с произошедшим.
― Что вы задумали? ― спросила я, неловко смеясь.
― Ночь караоке, детка, ― воскликнул Орен.
― Вы хотите петь в караоке-баре в ночь перед выступлением в середине тура? Не уверена, что мы находимся в такой уж глуши, что если вы выйдете на сцену, вас не узнают.
― О, да, ― согласился Броган. ― Мы не собираемся петь. Мы хотели, чтобы ты была в состоянии петь.
Моя улыбка полностью испарилась, а сердце заколотилось так сильно, что кровь хлынула в уши, лишая слуха. Огни закружились вокруг меня, и я отступила назад, шум скрежета моих ботинок по гравию был слишком громким.
― Мы помним, как ты любила петь, ― объяснил Эш, все еще улыбаясь и совершенно не обращая внимания на мое состояние.
― И да, просить тебя выйти на сцену было чересчур, поэтому мы решили, что караоке ― крутой вариант, ― закончил Паркер.
Мое сердце билось слишком сильно — слишком быстро. Моим легким не хватало кислорода несмотря на то, как сильно я втягивала все больше и больше воздуха через пересохшие губы.
Я не знала, что вызывает большую панику ― мысль о том, что мне предстоит выйти на сцену и петь перед кем-то, или осознание того, что они ничего не понимают.
Их улыбки медленно спадали по мере того, как до них доходила реальность ситуации.
Они не понимали, что со мной происходит. Я не могла их винить, потому что никогда не говорила об этом, но даже посторонний человек сложил бы два и два. Я ясно дала понять, что не желаю петь. Не думала, что мне нужно вдаваться в ужасающие подробности моего выздоровления, чтобы они поняли.
Если я не говорила об этом, не значит, что это не играло роли в каждом принятом мною решении. Не значит, что это не было огромной частью того, почему я призывала Эйкена сохранить конфиденциальность. Я не должна этого делать. Я не думала, что мне придется это делать.
А они ничего не поняли.
Они не понимали, как я отгородилась от всех после их ухода и оставалась одиночкой, пока Вера и Рэйлинн не вытащили меня.
Они не представляли, как я страдала, боролась и горевала, пока они осуществляли свои мечты.
― Нова?
Паркер произнес мое имя, но звучало так, будто мы находились по разные стороны туннеля. Он шагнул вперед, а я отступила назад.
― Вы не понимаете, ― прошептала я больше для себя, чем для них.
― Что ты имеешь в виду?
Его голос был таким тихим и нерешительным, словно он не хотел испугать человека, находящегося на грани нервного срыва. Потому что он не хотел. Них*я. Понимать.
― Я сказала, ― подняв голову и оскалившись, я выговаривала каждое слово. ― Вы. Бл*дь. Не понимаете. Никто из вас не понимает. Привезли меня сюда? Чтобы я спела на сцене? Как будто я, бл*дь, снова захочу? Как будто ты не знаешь лучше других, почему я никогда больше не хочу выставлять себя на всеобщее обозрение. ― Я в недоумении уставилась на него, наблюдая, как замешательство сменяется чувством вины. ― Ты. Бл*дь. Не. Понимаешь. Этого.
― Нова, нам жаль, ― первым сказал Броган.
― Нет.
Мой голос надломился, и я отступила назад, желая оказаться подальше от них, пока меня не вырвало.
Я повернулась и направилась к другому черному внедорожнику, открыла заднюю дверь и забралась внутрь. Паркер находился у моей двери в тот момент, когда я заблокировала дверь. Я встретилась с шокированным взглядом охранника, сидевшего со мной на заднем сиденье.
― Отвезите меня обратно к автобусу.
― Мисс Херст, мы не можем оставить их без присмотра, ― спокойно объяснил он.
― Тогда я воспользуюсь гребаным Uber, ― прорычала я, готовясь встретиться лицом к лицу с парнями после того, как попытался сбежать.
― Нет, ― остановила меня женщина-охранник за рулем. ― Грэм и Винс, вы двое поедете с парнями, а я отвезу мисс Херст обратно.
Я встретила в зеркале заднего вида ее понимающий взгляд, и она кивнула. Двое охранников выскочили наружу, и, к счастью, Паркер не стал вторгаться внутрь. Мы наблюдали, как они разговаривали между собой, жестикулируя руками и хмурясь, прежде чем сесть обратно в машину.
― Спасибо, ― прошептала я.
― Они отличные ребята, но иногда нужно немного пространства, ― сказала она с пониманием.
К счастью, она молчала всю обратную дорогу и не обращала внимания на сопение, доносившееся сзади.
Глубоко вдохнув, я вытерла влажные щеки и постаралась взять себя в руки, когда мы завернули за угол к автобусу. Я подумывала попросить ее отвезти меня в отель на ночь, но знала, что утром нам нужно поработать над музыкой, прежде чем они отправятся на репетицию.
Бл*дь. Могу только представить, как хорошо все пройдет. Поморщившись при мысли о том, что придется сидеть с ними и сочинять замысловатые песенки, я с трудом удержалась, чтобы не удариться головой об окно. О чем, черт возьми, я думала, соглашаясь на эту работу? Я была наивна, думая, что мы сможем двигаться дальше, и прошлое не будет преследовать нас. В течение многих лет мне удавалось избегать этого только благодаря психотерапии и отсутствию в моем окружении тех, кто был в курсе случившегося. Но начав работать с ними, я словно прыгнула в самую гущу событий с закрытыми глазами, стараясь избегать столкновений и призывая их делать то же самое.
Желая оказаться в автобусе раньше них, я обдумывала возможные варианты. Первое время я укроюсь в хвосте автобуса. Это единственное место, где смогу отгородиться от них чем-то большим, чем занавеска. Возможно, завтра я буду мыслить более ясно. Может, получится добиться того, чтобы мы могли начать удаленное сотрудничество, или я могла бы посылать им тексты песен, предоставляя полные права на них. Что угодно было лучше, чем сидеть и пытаться сотворить магию.
Я не стала тратить время на умывание ― схватила сумку, сменную одежду и бросилась в заднюю часть автобуса. Я пробыла там не более пяти минут, прежде чем хлопанье дверей машины возвестило об их прибытии. Послышались глубокие голоса, и я вцепилась в одну из квадратных подушек, чтобы выпустить адреналин, сковывающий мои мышцы все сильнее и сильнее.
― Она уехала?
― Клянусь богом, если она сбежала...
Паркер. Я вспомнила его новогоднее сообщение и то, как он обвинил меня в том, что я всегда убегаю. И, может быть, так оно и было, но я никогда не убегала от чего-то хорошего.
Снова раздались хлопки дверей, а затем открылась и закрылась та, что вела в автобус. Шаги двинулись по коридору, и я затаила дыхание, чуть не выпрыгнув в окно от испуга, когда перед стуком дернулась ручка.
― Нова? ― позвал Паркер.
Я не ответила. Было очевидно, что я здесь, но мне нечего было сказать.
― Нова, можешь выйти? ― Пауза. ― Я хочу поговорить о произошедшем. ― Очередная пауза. ― Пожалуйста.
― Нет.
Меньше всего мне хотелось говорить об этом. Я никогда не хотела говорить об этом. Я никогда не хотела думать об этом, а разговор об этом требовал размышлений.
― Нова, ну же. Открой дверь, ― сказал он с меньшим терпением, чем раньше.
― Нет.
Громогласный рык дал мне понять, что он достиг своего предела.
― Нам надоело избегать этой темы. Это был напряженный месяц, и прятки никому не помогут. Нам нужно написать альбом, а у нас, очевидно, ничего не получается. Тебе не удастся сбежать. Не в этот раз.
Мне не удастся сбежать? Не в этот раз?
Слова пронзали мою грудь, вскрывая старые раны. Наружу выбрались эмоции, которые я запрятала в дальний угол... обида, гнев, негодование.
Мне не удастся сбежать?
Да как он смеет.
Отбросив подушку в сторону, я вскочила с дивана и рывком распахнула дверь, чтобы встретиться с разъяренным штормовым взглядом цвета океана, уставившимся на меня. Я кипела от злости, возвращая взгляд.
Мне не удастся сбежать?
Я подошла ближе, но Паркер не отступил.
― Ты. Бросил. Меня, ― прорычала я. ― Вы все бросили меня. Ты убедил меня, что все будет хорошо ― все будет хорошо. И я поверила тебе. ― Меня затрясло от этих слов. Словно усилие скрыть их даже от самой себя было настолько велико, что теперь, когда все вырвалось на свободу, мне было сложно выдержать напряжение. ― Вы обещали. А затем ушли.
Я ненавидела то, как надломился мой голос. Ненавидела крошечный коридор, в котором Паркер зажал меня. Я не могла этого вынести, и мне нужно было больше воздуха. Больше пространства. Это было чересчур, и мне было необходимо уйти. Я промчалась мимо и как раз миновала кухню, когда сильная ладонь схватила меня за руку. Я развернулась и попыталась воспользоваться навыками самообороны, которые мне приходилось проходить годами, чтобы почувствовать себя сильнее. Я вывернула запястье, шагнула вперед и потянула руку на себя, выставив локоть вверх и избавляясь от его хватки. Но не отступила.
Паркер широко распахнул глаза, потирая запястье.
― Нова...
― И затем снова ушли. Только на этот раз не вернулись.
― Мы вернулись, ― защищался он.
― Не тогда, когда обещали, ― практически кричала я.
― Ты сказала, чтобы мы следовали за своей мечтой. Я хотел подождать, но ты уговорила нас уехать, ― крикнул он в ответ.
― Я не имела в виду, чтобы вы навсегда оставили меня.
Его плечи опустились, и он понизил голос, почти умоляя:
― Мы пытались, ясно?
― Да, но попыток было недостаточно ― не во второй раз. И со мной все было не очень хорошо, чтобы ждать третьего раза, ― призналась я, ненавидя, когда по щеке покатилась первая слеза, за ней быстро последовала другая. ― Я была на грани.
Он прошелся до конца автобуса, прежде чем повернуться и запустить обе руки в волосы, дергая за кончики.
Признание потрясло его, а я слишком устала, чтобы беспокоиться о том, насколько уязвимой выглядела, признавая все это. В последний раз, когда мы виделись перед их отъездом, я была словно оболочка, не знающая, что будет со мной через неделю. Поэтому я сказала им, что все в порядке. Сказала им, чтобы они уходили. Я не была готова к тому, что они не вернутся.
Признание всего этого потрясло меня, и мои мышцы ныли от усилий, которые потребовались, чтобы встать. Пошатнувшись, я упала обратно на диван.
― Мы были эгоистами, ясно? ― наконец рявкнул Паркер, словно признание давалось ему с трудом. ― Мы были эгоистичными тупыми подростками, все от чего-то бежали. Во всяком случае, они бежали. ― Он поморщился и провел рукой по челюсти. ― А я... я чувствовал такое напряжение от того, что все, бл*дь, складывалось наилучшим образом. Это был наш шанс, и я воспользовался твоей поддержкой. Они надеялись, что я приму окончательное решение ― я был единственным, кому было к кому возвращаться... и я облажался. Меня доставала мама, менеджеры настаивали на новых концертах, ребята были счастливы, а я... я... я не знал, что делать. Я был эгоистом.
Мне было ненавистно, что я понимала его. И я ненавидела, что мне было больно видеть его боль. Я ненавидела, что никогда не задумывалась о том, чего ему стоило такое решение.
Потому что я тоже была эгоистичным подростком.
Но мой эгоизм никогда не вредил другим людям.
Я крепко зажмурилась, прикусив губу, пытаясь разобраться в обуревавших меня чувствах. В автобусе царила тишина, и я не знала, что сказать после того, как он признал, что был неправ.
― И ты не дала мне шанса все исправить, ― сказал он, в его словах снова прозвучало разочарование. ― Я жил с этим каждый день и так и не получил шанса все исправить. Мне было интересно, что, черт возьми, случилось, и все ли с тобой в порядке. Я не пытался приравнять свою вину с произошедшим с тобой, но ты была моей семьей, и, возможно... ― Его голос надломился, он прочистил горло. ― И, возможно, я был слишком эгоистичным засранцем, чтобы понять. Я так сильно подвел тебя и не знал, как со всем справиться, и, наверное, использовал это как оправдание, чтобы держаться подальше, но как только осознал это, ты исчезла.
― Да, ― выдавила я, пытаясь вытереть слезы, которые не останавливались. ― Я тоже не знала, как со всем справиться. И со мной рядом никого не было. Я была одна. Я осталась один на один со своими страхами и не знала, что делать.
Я ненавидела то, что повторяла одно и то же, и все сбивалось в путаницу слов.
― Мне жаль, ― прошептал Паркер. Он снова подошел ко мне и протянул руки в мольбе. ― Прости за все. Прости, что бросил тебя. Прости, что был эгоистичным ребенком, который не распознал ложь, когда столкнулся с ней. Я должен был позвонить тебе и сказать, что мы уходим. Должен был назвать все чушью и остаться рядом с тобой. Я не должен был уходить. ― Он опустился на корточки и посмотрел на меня слезящимися глазами. ― Не проходит и дня, чтобы я не думал об этом. Ни минуты я не думаю о том, что случилось с тобой, когда тебя заб...
― Не надо, ― вклинилась я. Одно дело ― говорить об этом, но я никогда не обсуждала произошедшее, потому что ничего не могла сделать, кроме как удовлетворить чье-то болезненное любопытство. ― Все закончено.
Я сидела, ссутулившись и изнемогая от напряжения, которое сдерживала в надежде, что если чего-то не признавать, то этого и не существует.
Паркер медленно протянул свои руки к моим, и я позволила ему.
― Мне никогда не было так страшно. Я никогда не чувствовал себя таким беспомощным. Я не мог не думать, что тебе было бы лучше без меня, потому что я не смог уберечь тебя, как обещал. Так что, возможно, я сбежал первым.
― Я не хотела, чтобы ты уходил, ― прошептала я. ― Я любила тебя.
― Я тоже любил тебя, поэтому и думал, что поступаю правильно.
Я крепче сжала его руки, потому что не знала, что еще сказать. Мы оба совершили ошибки. Мы оба облажались. Мы были эгоистами, пытаясь бороться с кошмарами, которые тяготили нас.
Я не знала, что теперь делать. Мы погрузились в тишину, автобус был похож на поле битвы, усеянное спорами, и нам было неизвестно, как привести все в порядок и сделать следующий шаг.
Но, словно лучик надежды, сквозь приоткрытую дверь послышался голос Орена.
― Ну, просто чтобы внести ясность, ― объявил он. ― Я тоже тебя любил.
Я резко обернулась в сторону двери в то момент, когда она начала открываться, и внутрь вваливаются парни с нерешительными и мрачными лицами. Должно быть, они ждали снаружи.
Эш положил руку мне на плечо.
― Прости. Мы все сожалеем.
― Я тоже сожалею, ― сказала я.
Неважно, насколько мала была моя роль.
― Как мы можем загладить свою вину? ― спросил Броган.
Я посмотрела на каждого из них.
― Просто побудьте со мной сейчас.
― На это мы способны, ― подтвердил Паркер.
― И позвольте мне занять мягкую кроватку, ― добавила я, едва сдерживая смех.
― Оу, да ладно, ― простонал Броган. ― Я здесь самый большой, и это единственный раскладывающийся вариант.
Сдерживая улыбку, я попыталась изобразить отсутствующий взгляд и пожала плечами.
― Хорошо, ― неохотно согласился он. ― Но только ради тебя.
― Оууу, ― проворковал Орен.
Он подошел ко мне и обнял. Каждый из парней последовал его примеру, мы стояли посреди автобуса, прижавшись друг к другу. И должна была признать, что впервые за долгое время ощущала себя в безопасности.
Я была дома.
― Кто-нибудь хочет поиграть в бутылочку? ― спросил Орен.
― Да, но на этот раз либо правда, либо прикоснись к сиськам, ― сказал Эш, шевеля бровями.
Я высвободилась из групповых объятий, смеясь.
― Вы, ребята, хуже всех.
― Под худшим ты подразумеваешь лучшее, верно? ― спросил Эш.
― Возможно, ― согласилась я.
― Да, ― крикнул Орен, победно вскидывая руки.
― Не знаю, как вы, а я чертовски устал, ― сказал Паркер.
Все согласились и направились к задней части.
― Броган, можешь оставить диван себе. Я просто хотела заставить тебя попотеть. Это было достаточной наградой.
― Жестокая женщина, ― проворчал он.
В ту ночь Паркер не стал дожидаться, пока все уснут, и забрался ко мне в койку. А я не стала скрываться, прижалась к нему и свернулась калачиком в его объятиях, чтобы уснуть.
В прошлом я призналась ему в любви, но, находясь в его объятиях, я не была уверена, что когда-нибудь перестану.