ПАРКЕР
― Спасибо, Колумбус! ― крикнул я в микрофон. ― Вы великолепны, и нам не терпится вернуться.
Толпа ревела, и я закрыл глаза под сверкающими прожекторами, наслаждаясь звуком, от которого никогда не устану. Ремень гитары перетянул шею, когда я согнулся пополам для поклона. Выпрямившись, откинул назад мокрые от пота волосы и подошел к краю сцены, бросив медиатор в толпу, это было традицией после каждого концерта. Орен вылез из-за барабанной установки и бросил свои сломанные барабанные палочки, которые не знали пощады на протяжении всего концерта.
Судя по состоянию его палочек сегодня, он выложился больше, чем обычно.
На этот раз энергия была другой. Более интенсивной, думаю, это было связано с изменением энергетики в автобусе после того, как нам удалось прояснить ситуацию с Новой. Прошла примерно неделя, а мы уже добавили в плейлист еще четыре песни и привели в порядок остальные, которые едва успели наскрести.
Думаю, это было связано с женщиной, которая стояла за кулисами, прыгая и крича в такт каждой нашей песне. Каждый раз, когда я смотрел в ее сторону, меня пронзал электрический разряд, и я сильнее ударял по струнам. Она пришла на два из трех концертов на этой неделе, и это было подобно пазлу, вставшему на свое место.
Как мы и говорили раньше. Нова была связующим звеном, благодаря которому мы остаемся на плаву.
Когда ее не было рядом с нами, мы игнорировали изменения и сосредоточились на своей мечте, привыкнув к внутреннему дискомфорту. Как к камушку в ботинке, который не было времени вытащить, поэтому его просто игнорируют и, в конце концов, привыкают. До тех пор, пока вам не напоминают о том, каково это... постоянно ощущать ноющее давление, и тогда начинаешь понимать, какой дискомфорт ты испытывал.
Сейчас я хотя бы мог прорваться сквозь тонкую завесу, разделяющую нас. Я был очень близок, заползал в ее койку каждую ночь, не утруждая себя ожиданием, и не пытался скрывать это. Мы смотрели телевизор и делились впечатлениями. Она рассказывала о своих любимых походах, а я ― о наших любимых шоу. Как-то ночью, лежа на боку, едва помещаясь на этой долбаной штуке, мы придумывали слова песни и записывали свои мысли в блокнот, лежащий между нами, словно напряжение, постоянно витающее между нами, просачивалось на бумагу.
Завершающий поклон от всех нас, и мы, наконец, покидаем сцену, получив пять и приветственные похлопывания от команды. Нова стояла в сторонке с раскрасневшимися щеками, ее губы крепко зажаты между зубами. Меня притягивало к ней словно магнит, и когда она увидела намерение в моей улыбке, то подняла руки в попытке удержать меня.
― Не смей, Паркер.
― Да ладно. Не все так плохо, ― сказал я, отлепляя влажную футболку от груди.
― Нет.
― А сейчас? ― спросил я, стягивая футболку через голову.
Она перестала пятиться и сдалась. Обожаю заставать ее врасплох, когда нахожусь без рубашки. Мы все пребывали в автобусе в разном состоянии обнажения, но только при виде меня она замирала, ее внимание было сосредоточенно исключительно на мне, словно я божество.
― Так лучше, Нова? ― тихо спросил я, находясь в паре сантиметров от нее.
Она сглотнула и отрывисто кивнула.
― Да. Для... для начала неплохо.
― Как можно улучшить ситуацию? Что нужно сделать, чтобы заключить тебя в объятия?
Вопрос переключил ее внимание с созерцания каждого изгиба моей груди, на глаза. Я имел в виду не только после выступления. Я хотел узнать, что нужно сделать, чтобы иметь возможность обнимать ее постоянно, а не только по ночам.
Вспышка фотоаппарата привлекла ее внимание, и когда она посмотрела через мое плечо, в ее глазах не было прежнего жара, и она отступила назад.
― Встретимся после того, как ты приведешь себя в порядок и изобразишь рок-звезду, ― сказала она, переведя взгляд на журналиста, которого Аспен наняла для освещения нашего шоу.
Она отступила в толпу рабочих, стараясь слиться с людьми, но ей это не удалось. Для меня Нова была уникальна, и уверен, что найду ее где угодно, даже с закрытыми глазами. И глядя на нее, я не понимал, как кто-то мог не заметить копну рыжих волос, спускающихся по спине со странным узлом на макушке. На ней была одна из футболок нашей группы, завязанная снизу узлом поверх свободных рваных джинсов, закатанных под ботильоны из змеиной кожи. Я фыркнул, обожая ее одержимость чертовски странной обувью. И в довершении образа, она надела прозрачный кардиган, ниспадающий до пола. Темно-бирюзовый цвет делал ее похожей на русалку в море темной одежды, которую носили окружающие.
Очередная вспышка, направленная на меня, стоящего с футболкой в кулаке, вывела из оцепенения.
― Если бы вы сняли футболку во время выступления, то свели бы фанатов с ума, ― прокомментировал репортер.
― Нет, ― вклинился Эш, закинув руку мне на плечи. ― Если бы он снял свою, то мне пришлось бы снять свою, и фанаты забыли бы, кто он такой. Он бы просто перестал существовать.
Остальные ребята присоединились к нам, мы общались, фотографировались и отвечали на вопросы. Это было забавное интервью о нашей музыке и туре. Временами на нашем пути встречались люди, которые флиртовали или выспрашивали о нашей личной жизни, не интересуясь создаваемой нами музыкой. Я понимал это и подстраивался под ситуацию, но было приятно общаться с кем-то, кто был так же увлечен музыкой, как и мы.
― Вот ты где, ― закричал Орен, когда мы вошли в отведенную нам комнату.
Нова сидела на диване, уткнувшись в телефон.
― Да, я решила подождать здесь, вдали от суматохи.
Ага, и чтобы избежать внимания. Каждый раз, когда мы выходили на улицу, она отступала в тень, сохраняя дистанцию на случай, если появятся папарацци. Или вообще не выходила с нами. Особенно после того, как ее Instagram стал еще популярнее, чем раньше. Она периодически выкладывала фотографии, на которых работала над текстами песен на фоне сцены, намекая на нечто большее, чем обычные походы, но никогда не публиковала лиц.
Отчасти я понимал, что каждый раз, когда меня фотографировали с женщиной, у людей сносило крышу от мыслей о тайных свиданиях и любовных интрижках. Но она была автором песен, и это было бы легко объяснить. Кроме того, Нову было трудно вычислить. У нее был минимальный цифровой след (прим. пер.: Цифровой след (или цифровой отпечаток; англ. digital footprint) — уникальный набор действий в Интернете или на цифровых устройствах. Во Всемирной паутине «интернет-след», также известный как «кибер-тень», «электронный след» или «цифровая тень», — это информация, оставленная в результате просмотра веб-страниц и сохраненная в виде куки).
― Ребята, чем собираетесь заняться сегодня вечером? ― спросила она, прерывая мои размышления.
― Тем, что у нас получается лучше всего, ― сказал Орен, подмигнув. ― Отрываться по полной.
― Повеселитесь, ― рассмеялась она.
― Ты не пойдешь с нами? ― спросил Броган.
― Не-а. Думаю, вернусь в автобус. Буду наслаждаться тишиной и покоем.
― Пссс, завтра вечером мы заселяемся в отель Цинциннати. У тебя будет много тишины и покоя, ― заявил Орен.
― Думаю, я вернусь с ней, ― вклинился я, спасая ее от уговоров Орена.
― Ну, конечно.
Орен закатил глаза и сделал толчкообразные движения, намекая на то, чем, по его мнению, мы будем заниматься.
― Это вряд ли, ― невозмутимо ответила Нова.
― К тому же, ― сказал Эш, ― я тоже пойду в автобус.
― Ты? ― спросил Орен.
― Да. Мне нужна долбаная ночь безделия. У меня кризис шести недель.
― Только не кризис шести недель, ― воскликнул Броган.
Эш пожал плечами.
― Да, это пройдет.
Так было всегда. Мы постоянно сталкивались с подобным во время длительных туров, нас одолевало истощение. К счастью, в скором времени нам предстояла неделя отдыха, которую мы пытались спланировать, и не могли дождаться ее наступления.
― Ладно, кайфоломщики. Думаю, сегодня вечером тусуемся только мы с Броганом.
― Пожалуйста, не попадите в тюрьму, ― взмолилась Нова.
― Торжественно клянусь, что постараюсь сделать все возможное, чтобы этого не произошло.
― Полагаю, этого обещания мне достаточно.
Броган, как и Орен, поднял три пальца к голове.
― Честь девочки-скаута, мама (прим. пер.: Скауты приветствуют друг друга так называемым «тайным знаком», то есть, поднимая на уровень плеча правую руку с тремя вытянутыми пальцами (три пальца — знак тройного обета), причем мизинец и большой палец сложены вместе).
Разобравшись со своими планами, все разошлись. Вернувшись в автобус, мы по очереди приняли душ. Нова пошла первой, затем Эш и, наконец, я. Эш, должно быть, очень устал, потому что к тому времени, как я вышел, его шторка была закрыта, и негромко играл лёгкий рок, который он слушал перед сном.
Минуя свою койку, я забрался к Нове, ухмыляясь, когда при виде моей обнаженной груди у нее отвисла челюсть.
― Думаю, еще не остыл после шоу, ― сказал я, понимая, что оправдание моему пребыванию без верха было в лучшем случае довольно слабым.
Она лежала на спине, прижавшись одним боком к стене, а другим ― ко мне. Желая смотреть на нее, я перекатился набок, подперев голову рукой, просто пялясь. Я разглядывал едва заметные веснушки на переносице, розовые губы, по которым она проводила языком, изящный подбородок и тонкую шею. Прослеживал взглядом бледную кожу, пока обзор не прервала свободная хлопковая майка. Я сжал руку в кулак, чтобы не потянуться к ней и не проследить ладонью тот же путь, что и глаза, особенно учитывая, что ее соски стали словно галька под тонким топом.
Я практически задыхался, когда ее голос прорвался сквозь мой транс.
― Что означает эта татуировка?
Она провела пальцем по продолговатым вихрям и размытым пятнам, украшающим боковую часть моих ребер, ничуть не стесняясь прикасаться ко мне.
Мурашки побежали по коже от легкого контакта, потрясение пронзило меня до глубины души. Я повернулся набок, чтобы рассмотреть татуировку, и вспомнил ночь, когда она у меня появилась. Я находился в недельном запое, доведя себя до ручки примерно через год после нашего расставания. Я был дома в Нью-Йорке и мог поклясться, что видел ее волосы, развевающиеся на ветру, а когда догнал «ее»… вообще ничего общего, если честно. Я вернулся в квартиру, которую делил с Эшем, и побил всю посуду на нашей кухне, пытаясь сделать хоть что-нибудь, чтобы облегчить разрушительное цунами эмоций из-за того, что скучал по ней... из-за того, что был чертовски зол, потому что не знал, где она... из-за того, что был в замешательстве, потому что эти два чувства занимали так много пространства и не оставляли места ни для чего другого.
Эш пришел домой, расчистил место и сел рядом со мной, и наконец-то сказал, что это нормально ― чувствовать и то, и другое, и, очевидно, все, что мне было нужно, это чтобы кто-то сказал мне, что все в порядке.
Мы прибрались, и на следующее утро я пошел в тату-салон и сказал, чего хочу.
― Это эскиз сверхновой, ― наконец ответил я.
Ее палец замер.
― Паркер, ― прошептала она.
Ее взгляд встретился с моим в тусклом освещении, но он сверкал, словно звезда, в честь которой мы ее назвали. В тесном пространстве пульсировала нужда, совпадающая с биением моего сердца, побуждая меня брать, брать, брать. Прежде чем я успел пошевелиться, она сдвинулась, приподняв край своей майки, обнажая изображение знакомого очертания гитары в том же самом месте, что и моя сверхновая.
Я рассмеялся от недоверия. Каковы были шансы?
― Мой набросок.
― Он был хорош.
― Он был дерьмовым, ― засмеялся я.
― Ладно, возможно, я его немного подправила.
Я проследил незамысловатый контур гитары, которую нарисовал для нее как-то ночью, вверх и вниз по извилистым узорам на грифе, до инициалов П-К, выбитых на корпусе гитары. Пойдя дальше ― мне это было необходимо, ― наклонился и прижался губами к мягкой коже, наслаждаясь ее вздохами. С трудом оторвав от нее рот, прильнул к ее коже, наслаждаясь тем, как поднимается и опускается ее грудь напротив моего рта. Задрал ее майку еще на дюйм и прикоснулся к изгибу груди.
Она вскрикнула и провела языком по своим раскрытым губам, и я не мог больше сдерживаться. Двигаясь достаточно медленно, чтобы дать ей возможность остановить меня, и в тоже время так быстро, переполненный нуждой, которую, насколько мне известно, мы оба чувствовали, я приподнялся, пытаясь дотянуться до ее губ, и прильнул к ним. Она встретила меня на полпути, подняв голову с подушки.
Мы целовались в ночь, когда играли в бутылочку, но это было совсем другое. Все шло по нарастающей, и это было невозможно остановить. Годы ожидания, когда между нами не было практически никаких отношений, и сейчас я хотел, чтобы наши губы никогда не разъединялись.
Этот поцелуй кричал об отчаянии в беспорядочном натиске наших языков, борющихся друг c другом, мне было необходимо запомнить ее вкус, податливость губ под натиском моих зубов, угол, под которым она наклонила голову, чтобы идеально мне соответствовать. Я наслаждался каждым восхитительным вздохом и хныканьем. Я зарылся одной рукой в ее волосы, чтобы показать, кто главный, а она обхватила мою спину, чтобы удержать меня рядом. Я был настолько сосредоточен на том, чтобы, наконец, поцеловать ее, что не мог думать ни о чем другом.
По крайней мере, до тех пор, пока она не выгнулась дугой, и ее соски не скользнули по моей груди, а стон магическим образом повлиял на мой член. После этого я не смог удержаться и позволил своему телу взять контроль. Я перекатился на нее, обхватил ее бедро, раздвинув его достаточно широко, чтобы расположиться между ног. Качнулся вперед, полный решимости снова заставить ее хныкать.
― Паркер, ― выдохнула она. ― Эш здесь.
― Тебя это беспокоит? ― спросил я. Когда она не сразу утвердительно ответила, я снова покачнулся и прислонился лбом к ее. ― Тебя беспокоит, что он может услышать, как звучит твое удовольствие? Что он, возможно, представляет, как ты выглядишь, издавая этот звук?
― О, боже, ― снова захныкала она.
Я не спеша покачивался, скользя своей длиной вверх и вниз по ее щели, чувствуя, как тепло проникает сквозь слои одежды между нами. Пытаясь оценить ее реакцию, я наблюдал, как она зажмурила глаза, и слабый розовый оттенок окрасил ее щеки.
― Вполне нормально, если тебе это нравится, ― сказал я, когда она не ответила. ― Хотеть, чтобы тебя видели, Нова, ― нормально.
С тех пор, как я узнал ее, казалось, что она была слишком напугана тем, что ее заметят слишком много людей, но когда это происходило, она словно расцветала. К сожалению, жизнь продолжала замыкать ее, но человека можно было увидеть, не будучи у всех на виду. В моей голове промелькнула безумная мысль, от которой я возбудился еще сильнее, могу ошибаться, но возможность попробовать была слишком велика, чтобы упустить ее.
― Ты хочешь, чтобы тебя увидели, Нова
― Нет, я...
― Не как знаменитость, ― уточнил я. ― Я имею в виду, как в тот вечер, когда ты целовалась с парнями и сидела у меня на коленях... тебе нравилось, что они смотрят на тебя
― Я-я... ― Она сглотнула. ― Я не знаю.
― От этого ты намокла. Твои соски были твердыми, словно камни, мне потребовалось приложить неимоверные усилия, чтобы сдержать себя.
Она облизнула губы, нахмурив брови, но продолжала извиваться подо мной.
― Я... ― Она еще раз сглотнула и глубоко вдохнула. ― Знаю, что у тебя есть опыт, но я не экспериментировала. Я всему научилась, смотря порно.
― О, черт, ― вздохнул я, потрясение и желание выбили из меня дух. ― Какое?
Не уверен, что смогу выжить с этим знанием, но мне это было необходимо.
― Эм... эксгибиционизм, ― призналась она, зажмурив глаза (прим. пер.: Эксгибиционизм (лат. exhibeo — выставлять, показывать) — характеризуется достижением сексуального возбуждения путем демонстрации половых органов, как правило, незнакомым людям. Это также относится к сильному желанию демонстрировать окружающим свою сексуальную активность).
Румянец стал таким насыщенным, что распространился по ее шее.
― Нова. Посмотри на меня. ― Она открыла сначала один глаз, затем другой. ― Я готов исполнить любое твое желание, любое. И я готов пойти на все, чтобы обладать тобой. Нет ничего на свете сексуальнее того, что ты признаешься в том, что тебя возбуждает.
― Правда?
― Да. И мы уже выяснили, что я обожаю внимание.
Она засмеялась, но смех перерос в стон, когда я скользнул рукой по ее ребрам и снова прижался к ней всем телом.
― Бьюсь об заклад, Эш слышит тебя сейчас, ― прошептал я ей на ухо.
Ее дыхание участилось, и она качнула бедрами со мной в унисон. Удерживая ее взгляд, я наполовину отодвинул занавеску, не убирая руку, ожидая, когда она попросит закрыть ее. Музыка за занавеской Эша прекратилась ― явный признак того, что он отрубился, но я хотел зародить в ней мысль, что все возможно, ― он может наблюдать.
Ее взгляд метнулся к койке Эша, находящейся напротив нашей, но она не возражала. Вместо этого обхватила меня за бока и приподнялась, чтобы потереться о меня. Это самое сексуальное, что я когда-либо видел.
Нуждаясь в большем от нее, ― желая дать ей больше, ― я скользнул рукой по ее майке и коснулся нижней части груди. Кожа покрылась мурашками, и мне отчаянно захотелось увидеть ее. Обхватив рукой изгиб груди, я стал целовать ее шею, теряясь в жаре, все ближе и ближе подбираясь к пропасти.
Эта ситуация была так похожа на ночь на диване, когда мы наконец-то поцеловались, но сейчас у нас было больше опыта и желания. Пытаясь прощупать почву, как далеко могу зайти, протянул руку к краю топа и начал поднимать его, обнажая бледную кожу живота. Провел пальцами по ребрам и посмотрел на нее в поисках разрешения. Эш, скорее всего, спал, но с открытой занавеской, если он проснется, то сможет увидеть ее всю.
Она снова посмотрела на его койку, румянец залил ее щеки, а затем она кивнула мне. Мучительно медленно я потянул топ вверх, обнажая ее грудь.
Удерживая ее взгляд, наклонился и обвел языком кончик соска, слегка отпрянув, когда коснулся холодного металла.
Них*я себе. У Новы проколоты соски.
Такое ощущение, что я умер и попал в рай.
Пальцами другой руки коснулся твердого наконечника, окруженного двумя металлическими шариками. Она хныкала и стонала, когда мой язык, поддразнивая, заскользил по бутону.
― Паркер, пожалуйста, ― прошептала она, выгибаясь навстречу моему рту.
Не в силах больше этого выносить, ее всхлипы становились все громче, я втянул сосок в рот. Она вскрикнула, и я подумал, что тут же кончу. Боже, я хотел спустить шорты, стянуть с нее тонкие штаны и войти в нее до упора, но как бы мне ни нравилось исследовать это с ней, наш первый раз не должен произойти на двухъярусной кровати в автобусе.
Это не означало, что я не могу заставить ее кончить другими способами.
Покинув ее грудь, переместил руку ниже. Она неистово раскачивалась, хаотично впиваясь ногтями в мое тело, умоляла и стонала, издавая самые сексуальные звуки, которые я никогда не забуду. Она получала удовольствие, и зрелище было потрясающим. Когда мы были подростками, она была нерешительной и неопытной, а теперь раскрепостилась, стонала и получала удовольствие.
И снова, предоставив ей достаточно времени, чтобы отстраниться, провел пальцами по краю ее пижамных брюк, и когда она не попыталась остановить меня, проник под них, пробираясь между бедер.
― Да, Паркер. Пожалуйста.
― Готов поспорить, Эш мастурбирует, готовый кончить вместе с тобой.
Ее глаза вспыхнули, но она не отводила от меня взгляда.
― Он не может оторвать глаз от твоих проколотых сосков. Хорошая девочка, скрывающая грязные секреты.
Ее рот приоткрылся в стоне, когда я протиснулся между мягкими складками ее киски, встретившись с влажным, скользким теплом.
― Развратная девчонка желает, чтобы все смотрели, как она кончает.
― Да.
Я едва прикоснулся к ее расщелине, собирая больше влаги, чтобы смочить клитор, перед тем, как она кончит. Она толкалась в мою руку, и я начал водить пальцами взад-вперед, кружа и слегка постукивая, надавливая пальцами на ее расщелину, я едва не кончил, когда почувствовал сокращение ее киски. Она вскрикнула, выгибаясь дугой, мне пришлось отстраниться, чтобы понаблюдать за её удовольствием.
Она была сногсшибательна. Огненно-рыжие волосы разметались, ее великолепная грудь вздымалась, соски напряглись, ноги широко расставлены, она раскачивалась на моей руке, пока, наконец, не расслабилась, откинувшись на подушку, ошеломленная и насытившаяся, хватая ртом воздух. Сквозь тяжелые веки изучала меня, скользя взглядом к моим натянутым шортам.
― Твоя очередь, ― решительно заявила она.
Опустившись на колени, я навис над ней, вытянув одну руку, а другой стянул шорты ниже яиц.
― Ох, вау, ― выдохнула она, широко раскрыв глаза.
Я медленно погладил член, от длины до кончика, затаив дыхание, когда она протянула руку, чтобы провести пальцем по серебряной штанге с нижней стороны ствола чуть ниже головки.
― Бл*дь, Нова, ― прохрипел я.
Она провела пальцами по головке, собирая преякулят, прежде чем отстраниться и вытянуться, словно гребаная модель, созданная для того, чтобы возбуждать меня.
От слишком долгого сдерживания, я задрочил сильнее и кончил меньше чем через несколько минут. Обхватил рукой головку и обвел взглядом ее идеальные бледные сиськи с проколотыми сосками, припухшие розовые губы, она так глубоко дышала, словно вид того, как я дрочу, снова возбудил ее. Я вспомнил, как ее киска залила мои пальцы от лёгкого движения, и сразу же кончил в кулак. Мышцы напряглись, и жгучее удовольствие пронзило меня от головы до кончиков пальцев ног. Волна за волной изливалась из меня, пока я не подумал, что могу рухнуть от обезвоживания. Я посмотрел по сторонам в поисках чего-нибудь, чем можно устранить беспорядок, и в углу обнаружил коробку с салфетками. Схватив одну, вытерся и опустился на локти, прижавшись лбом к ее лбу.
― Думаю, это было самое сексуальное, что я когда-либо видела, ― сказала она, проводя пальцами по моим волосам. ― Гораздо лучше, чем любое порно, которое я смотрела.
― Как много порнухи ты смотрела? ― спросил я, смеясь.
― Достаточно.
― Бл*дь, это возбуждает.
― Серьезно?
Я рухнул набок, прижимая ее к себе, и задернул занавеску.
― Нова, все, что ты делаешь, возбуждает. А это, ― простонал я, поглаживая ее проколотый сосок, ― это было неожиданно.
― Твой пирсинг тоже стал сюрпризом.
― Рад, что тебе понравилось.
Я хотел сказать гораздо больше. Рассказать обо всем, что хотел с ней сделать. Как нуждался в том, чтобы она уделила внимание моему пирсингу, и как мне не терпелось оказаться внутри нее. Я хотел этого прямо сейчас.
Но она зевнула, и я вспомнил, где мы находимся. Сегодняшний вечер был не запланирован, но это было сверх того, о чем я мог просить или ожидать, и не хотел давить.
Сегодня мы переступили черту, которую никогда не переступали в наших отношениях.
Я не хотел заходить дальше и искушать судьбу, чтобы она вернула нас к началу, как это всегда происходило.
И вместо того, чтобы сказать ей, как мне не терпится оказаться внутри нее, я решил заключить ее в объятия и заснуть.