Воины света. Меч ненависти

…Тягостнее, чем грядущие бои, было время ожидания. Одиннадцать дней прошло, прежде чем тролли подступили к Филангану. Дней, исполненных надежды и напряжения. Мы знали, сколь крепка наша твердыня. Штурм врат, ведущих к Снежной гавани, должен был превратиться в резню. Почти все наше войско заняло позиции на длинных склонах горы. Была занята каждая бойница. Завершено было и строительство башни на Магдан Фалахе. Кто бы ни захотел войти в Филанган через звезду альвов, его встретят сотни стрел. Промахнуться по противнику на узком мосту было почти невозможно.

Однако, несмотря на то что военачальник Олловейн источал уверенность, многие испытывали тревогу. Не удивят ли тролли и на этот раз — вот тот страшный вопрос, который многие втайне задавали себе. Напряжение спало лишь тогда, когда на горизонте появилось большое войско. Несмотря на то что я видел их армию у Розенберга, я был напуган одним только их количеством. Словно черная полоса, застлали они горизонт. И страшно было видеть, как сильно они изменились. Они были дисциплинированны! Они разбили лагерь по всем правилам военного искусства! Конечно, их никогда нельзя будет сравнить с войском эльфов на марше, но тогда мне показалось, что они более дисциплинированны, чем наши союзники кентавры.

Целых два дня тролли тянули время, чтобы подготовиться к атаке. Лишь спустя годы я понял, что это и было их главным оружием: самодовольное спокойствие и ожидание. Они очень сильно изменились за столетия изгнания!

Когда я вспоминаю дни перед атакой, ничто так не занимает мои мысли, как ужас, который сеял в Филангане злой дух. Казалось, он был повсюду, и везде оставлял он следы смерти. Раз мы обнаружили в оружейне, где изготавливали луки, семерых убитых кобольдов. Другой раз пятерых людей нашли мертвыми на койках. Особенно же тяжело забыть вид двух кентавров, которые, очевидно, хотели проспаться после опьянения. Я был потрясен тем, что сотворил этот дух с крупными, источающими силу телами.

Его убийства нельзя было спутать ни с чем. Казалось, он обгладывает плоть с костей. От мертвецов не оставалось ничего, кроме бледной крошащейся кожи, обтягивавшей кости и сухожилия. Волосы их были седыми или побелевшими. А иногда, когда они успевали увидеть своего убийцу, на лицах читался невыразимый ужас.

Настораживало, что он никогда не убивал эльфов. Наши союзники тоже скоро заметили это. И в то беспокойное время ожидания этот факт вбил меж нами клин.

Они нашли много имен для невидимого убийцы. «Холодный свет» называли его кобольды, «Дыхание мороза» — кентавры и «Убийца» — сыны человеческие. Сколько бы стражей они ни выставляли, он приходил и уходил, когда ему заблагорассудится. Вскоре он начал пугать защитников больше, чем тролли, и все с нетерпением ждали дня, когда начнется атака, поскольку надеялись, что тогда прекратятся убийства, совершаемые непонятным существом. Даже я присоединялся к этой наивной вере. Как глупо было воображать, что враг отбросит одно оружие, когда у него появится второе!

В эти каменные дни страха, когда мы ждали гибели, запертые в стенах крепости, военный совет заседал почти постоянно. Теперь, когда я возвращаюсь мысленно в те дни, меня наполняют печаль и непонимание, когда я вспоминаю, в каких вопросах мы не могли договориться. Целыми днями тянулись споры о том, можно ли разрешить сынам человеческим хоронить своих умерших в земле Небесного зала. Ландоран решительно возражал. Он не хотел терпеть того, чтобы это чудесное место загрязняли тела детей человеческих. Чтобы деревья питались разлагающимися телами.

Спор был настолько ожесточенным, что человеческий князь Альфадас однажды даже сообщил, что он и его воины не станут долее загрязнять безупречные ландшафты Филангана своим присутствием. Оримедес встал на его сторону и пригрозил, что уйдут и кентавры, если крепость покинут сыны человеческие. Наконец Ландоран был вынужден подчиниться требованию, поскольку даже его собственный сын, военачальник Олловейн, поддержал сынов человеческих.

Теперь для меня очевидно то, что тогда знал Ландоран о будущем, и этот спор кажется мне мелочным, меня охватывает глубокий стыд. Но тогда, несмотря на то что я был обязан сынам человеческим, я был на стороне князя нормирга. Мне тоже была невыносима мысль о разлагающихся трупах в прекраснейшем из наших чертогов.

Сколь бы горьки ни были эти воспоминания, об одном происшествии в те далекие дни я вспоминаю с улыбкой. Олловейн и Ландоран снова спорили о том, чтобы всех детей и женщин увезти через Небесную гавань, когда в зал совета вошло маленькое седовласое существо, хольд, одетый по традициям своего народа. На нем были только набедренная повязка и вышитый золотом обруч, он казался чужим, даже смешным в просторном зале из золота и мрамора. Все уставились на него. Только Ландоран поднялся со своего места, пошел навстречу ему и, к нашему удивлению, поклонился хольду.

— Приветствую тебя, Гондоран из рода Брагана, Повелитель Вод в Вахан Калиде.

Как оказалось, Олловейн и Оримедес тоже знали хольда, но тот скрыл от них свой титул. Ландоран предложил Повелителю Вод место в военном совете, однако хольд ответил, что, по его мнению, Филангану не нужен еще один спорщик. Вместо этого он попросил планы цистерн, водных туннелей и скрытых источников. Он пояснил, что, по его расчету, каменное сердце скального замка страдает и он сделает все, что в его силах, чтобы исцелить его. Таким образом он сможет послужить князю лучше, чем на стенах крепости с мечом в руке. Тогда я лишь улыбнулся дерзкому требованию хольда. А Ландоран с радостью выполнил его желание и выдал ему на время Око Конструктора Скал, один из самых дорогих наших артефактов. Это был рубин, вставленный в золотой обруч так, что он оказывался посредине лба носящего драгоценное украшение. И он позволял владельцу формировать скалы таким образом, словно они созданы из глины. Со времени появления в зале совета я более не видел Гондорана, а ему еще предстояло доказать, что он — не взбалмошный дурак и что в его груди бьется сердце воина.

Гондоран из рода Брагана стал зеркалом моего высокомерия, воспоминания о нем показывают, что не следует путать очевидное с истинным.

Когда тролли наконец приблизились, в мои обязанности входило служить разведчиком Каменного сада. Однажды я пролетал вместе со Снегокрылом над их лагерем. Они принесли с собой много дерева. Из него они стали вырезать грубые защитные стены и крыши для трех огромных таранов. Казалось, тролли совершенно точно знали, что их ожидает, когда они примутся штурмовать широкий перевал, ведущий к Снежной гавани. Пусть готовятся, думал я, исполнившись высокомерия. Так они сумеют защититься от стрел, но ведь я знал, сколько орудий смотрят на перевал и что помимо стрел и каменных ядер ожидает троллей. Против этого деревянные сооружения не помогут.

Уже собираясь улетать, я почувствовал темную силу, глубокое уныние, зарождающееся во мне вместе с мыслями о скорой смерти. Подобное мне уже доводилось испытывать — в долине Свельм. Здесь же это ощущение было еще отчетливее. Говорили, что шаманки троллей занимаются магией крови.

Тогда я понял, что они, пронизанные глубокой злобой, плетут заклинание, насмехающееся над всеми силами природы. И еще я почувствовал их уверенность. Тролли были убеждены в том, что победят нас…

Из «Взгляд сокола», с. 783;

воспоминания из жизни Фенрила,

графа Розенберга