Богдан довольно скоро понял: он ошибался, предполагая, что в Славию его отправили под пули. Здесь не стреляли: ни снайперы, ни кто-либо другой. Батальон, к которому его прикомандировали, не воевал, а зачищал селения от тех, кто помогал сепаратистам. Происходило это так. Рота или взвод (в зависимости от масштабов операции) на рассвете врывались в спящее село и перекрывали выезды. Солдаты выбирались из машин и шли по розданным им адресам. Там забирали тайных инсургентов и, подгоняя их прикладами, вели к управе, к которой позже пригоняли жителей селения. Командующий группой офицер объявлял задержанных здрадниками[28], после чего их показательно расстреливали добровольцы батальона. Перед этим «здрадников» жестоко избивали — так, что те не могли стоять, при этом все равно кого — мужчину или женщину. Натешившись, пристреливали. Оставив трупы на земле, каратели рассаживались по машинам и отправлялись восвояси.
— Откуда вам известно, кто здрадник? — спросил Богдан у командира батальона после операции, в которой он участвовал впервые.
— Доносы люди пишуть, — пожал плечами подполковник. — Кого в них нам вказали, тих зачищаемо.
— Так могут и сбрехать. Соседи, скажем, посварилися.
— А похер! — хмыкнул подполковник. — Воны тут вси сепаратисты. Чем больше их вбиваемо, тем краще. Нехай бояться. До речи, маг, ты можеш их палити?
— Могу, — ответил лейтенант.
— Ось и роби…
С тех пор он показательно сжигал кого-нибудь из «здрадников». Солдаты отводили того в сторону, Богдан вытягивал к нему ладонь, с нее срывалось пламя, приговоренный вспыхивал и падал. Катаясь по земле, вопил, пока не затихал навек. Солдатам это нравилось: они восторженно орали и хлопали себя по бедрам.
— Немец — молодець! — делились позже впечатлениями. — Ось, как цей сепар закрутився! Як вуж на скороводци.
Однажды после показательной расправы к магу пробилась женщина из местных. Немолодая, худенькая, с растрепанными волосами.
— Не знаю, была ли у тебя мать, — сказала, словно выплюнув слова. — Но, если все же была, будь проклята за то, что породила ката[29].
— Ах, сучка!
Один из добровольцев замахнулся на нее прикладом.
— Не трогайте ее! — остановил его Богдан. — Пускай уходит.
И женщина ушла, сопровождаемая злыми взглядами солдат. Богдан же, воротясь на базу батальона, напился вусмерть, как другие, впрочем. В батальоне много пили: и офицеры, и солдаты. Любая операция заканчивалась пьянкой, но и без них употребляли много. На следующий день Богдан продолжил, а потом ушел в запой. Перед его глазами стояла эта женщина, слова которой обжигали душу. Она прокляла не его, а мать. Ковтюха и раньше проклинали — скажем, те же сербы, Богдана это мало волновало. Но эта женщина ударила по самому больному: мать маг любил и помнил даже в длительной разлуке. И где она сейчас? Что скажет сыну, узнав, чем занимается на Родине? Богдану это важно было знать. Неудивительно: даже у отпетых палачей и негодяев есть чувства — пусть даже к единственному человеку на земле.
На операции он более не ездил — просто посылал всех нахер, когда к нему за этим приходили. Чего ему бояться? Он гражданин Германии и местным командирам не подчиняется. К батальону он прикомандирован и сам решает: участвовать в их рейдах или нет. Пришел к нему и подполковник, командовавший батальоном.
— Чому не ходишь с хлопцами? — спросил, присев на табуретку. Мага разместили в одном из кабинетов школы, и обстановка здесь была спартанской: койка, стол и пара табуреток. Шкаф заменяла вешалка, прибитая к стене. — Воны ображаються[30].
— Скучно, — пробурчал Богдан.
— Як це? — удивился подполковник.
— Я воевал и проводил теракты, — сообщил ему Богдан. — Стрелял, в меня стреляли. Был ранен. А это не война — расправа с мирными.
— Вони сепарасты, — не согласился подполковник.
— Но безоружные, — Богдан плеснул себе в стакан и выпил. — Их режут, словно скот. И на хрена здесь маг? Я вообще не понимаю, зачем меня сюда прислали. Прекрасно сами справитесь.
— Я доповим про це начальству, — пообещал подполковник, поднимаясь с табуретки.
— Да хоть в Берлин! — махнул рукой Богдан. — Плевать…
Он и в самом деле не боялся. Ожесточение и злость сжигали его душу. Пошлют под пули — все равно. Он пил. Денщик, которого определили к «немцу», носил ему еду и водку и прибирался в комнате, пока начальник спал. Дни пролетали, словно пули, Богдан им счет не вел. И неизвестно, сколько б это продолжалось, но однажды ночью возле школы, где размещался батальон, остановился военный внедорожник, раскрашенный под камуфляж. Из него наружу вылезли четверо в немецкой форме. Один, с погонами майора, приблизился к часовому, стоявшему возле ворот.
— Тут есть штаб батальона «Спрут»? — спросил на ломаном варяжском.
— Так, пане офицер, — подтвердил немало перепуганным таким явлением солдат.
— Германский лейтенант Ковтюх быть тоже здесь?
— Так, — вытянулся часовой. — Отдыхают в своей комнате.
— Ты нас вести к нему, немедленно! — потребовал майор.
— Такое невозможно, я на посту, — пытался отказаться слав. — Я вызову вам старшего начальника по телефону.
— Найн! — замотал башкой в фуражке офицер. — Сейчас. А мой камрад, — он указал на спутников, — пока что охранять ворота. Шнель!
Часовой решил не спорить с офицером. Да ну их, этих немцев! Еще нажалуются командиру. Ничего плохого не случится, если отведет их к магу. В поселке все спокойно — сепаратистов в нем давно зачистили, никто не вздумает напасть на побратимов. К тому же немцы — воины серьезные, из внедорожника повылезали с оружием в руках. Какие-то маленькие автоматы, которые они достали из кобур на бедрах. Приклады раскладные… Эти не подпустят посторонних.
Солдат отвел двух немцев на второй этаж. С ним увязались офицер и еще один германец с погонами фельдфебеля. Слав, впрочем, в знаках различия Бундесвера не слишком разбирался. Понятно, что подчиненный офицера, поскольку держится за ними позади.
Они прошли по коридору и остановились возле двери в комнату.
— Там он, — ткнул пальцем часовой покрашенное белой краской дверное полотно.
— Гут, — кивнул майор и вдруг добавил: — Саша!
Боль обожгла спину часового. Проскочила под лопаткой в грудь и затопила тело. А после все исчезло… Майор подхватил оружие убитого, не дав ему свалиться на пол, и придержал оседавший на вытертый линолеум труп.
— Туда, за угол, — указал вперед рукой.
Вдвоем, стараясь не шуметь, «немцы» оттащили тело за поворот, где и уложили на пол, пристроив рядом автомат. Фельдфебель вытащил из раны нож, обтер клинок об куртку часового и сунул в ножны.
— Не мутит? — поинтересовался у него вполголоса майор.
— Нет, — сообщил напарник. — Несвицкий правильно сказал: здесь невиновных нет. Ты же видел документы о том, что эти гады тут творят.
— Хорошо, — кивнул майор. — Пошли за персонажем…
Богдан проснулся от того, что кто-то тряс его за плечи. Он замычал и попытался вырваться, но получил лещей по щекам.
— Ауфштейн! — раздалась команда сверху.
И дисциплина, вбитая в него годами, сработала безукоризненно. Ковтюх вскочил и заморгал глазами. Перед ним стоял немецкий офицер с погонами майора. Еще на черном, щегольском мундире виднелась восьмиконечная звезда с цифрой «4» на голубой эмали. Маг. На лейтенанта он смотрел презрительно. Чуть в стороне маячил фельдфебель с тяжелым взглядом карих глаз. И взгляд его добра не обещал.
— Лейтенант Богдан Ковтюх? — поинтересовался офицер. По-немецки он говорил с довольно явственным акцентом.
— Яволь, — осипшим голосом ответил маг, не обратив это обстоятельство внимания. Болела голова, а самого его мутило.
— Вы арестованы, — сказал майор. — Приказ советника Германии в Борисфене. Я Готфрид фон дер Ляйнен, маг четвертого разряда из специальной группы Бундесвера. Снаружи ждет автомобиль. Потрудитесь привести себя в порядок, а то смотреть противно, — он выразительно посмотрел на стол, заваленный объедками и опустевшими бутылками. — Вы все-таки немецкий офицер. Даю вам две минуты.
«Нажаловался все же, сука!» — подумал маг о командире батальона, но дальше развивать мысль не стал — в висках кололо и хотелось пить. Он скоренько оделся, зашнуровал ботинки и вытянулся перед офицером.
— Готов, — сказал майору.
— Следуйте за мной, — промолвил тот. — И, кстати, не пытайтесь улететь. Догоним, расстреляем в воздухе. Патроны в автомате зачарованные, — похлопал он по кобуре, висевшей на бедре. — Но на всякий случай используем наручники. Руки — за спину!
Маг подчинился. Фельдфебель застегнул браслеты на его запястьях, после чего Богдана повели во двор. Пока майор с фельдфебелем им занимались, их свита тоже не скучала. Открыв ворота, они подъехали к крыльцу и затащили в холл школы покрашенные зеленой краской ящики, где и сложили их у одной из стен. После чего один из немцев поднял крышку у ящика, который оказался сверху, и что-то сделал там внутри.
— Таймер запустил, — сказал напарнику по-варяжски. — У нас на все-про-все полчаса.
— Успеем, — тот кивнул.
Как будто подтверждая его слова, по лестнице спустились майор, фельдфебель с арестованным. Лейтенанта усадили во внедорожник на заднее сиденье, и двое немцев устроились с его боков. Негромко заработал двигатель, и автомобиль неспешно выкатил в открытые ворота. В течение всех этих действий никто из батальона не проснулся и не поинтересовался, чем занимаются здесь гости. Они, во-первых, не шумели, а, во-вторых, под утро сон самый крепкий. Особенно, когда прошедшим вечером с удовольствием принял на грудь стакан хорошей славской водки. И не один. Сопя, похрапывая, спали офицеры и солдаты добровольческого батальона «Спрут». И не проснулись больше…
По истечении назначенного получаса взрыватель, установленный в одном из ящиков, сработал. Стены школы, в которой размещался батальон, возвели из силикатного кирпича — обычная постройка в этой местности. Они рассыпались, похоронив под обломками и перекрытиями всех находившихся внутри. Бетонные стены устояли бы, сложившись домиком, дав шанс кому-то уцелеть. Но, увы. Как говорил один известный персонаж из прошлого Несвицкого, там выжили не только все…
Тем временем автомобиль с Богданом и немцами отъехал от селения на пару километров, но взрыв, раздавшийся в отдалении, достиг и их ушей.
— Сработало, — промолвил радостно майор.
— Песец котенку! — поддержал его фельдфебель. — Был батальон карателей — и нету.
Они сказали это по-варяжски, и лейтенант насторожился.
— Кто вы? — спросил на том же языке. — Ведь вы не немцы?
— Догадался, — хмыкнул майор и обернулся к пленнику. — Да, гнида, мы имперцы. И прибыли, чтоб вывезти тебя для справедливого суда.
Богдан заледенел. Несмотря на тяжкое похмелье, мгновенно понял все.
— Что замолчал, палач? — продолжил «фон дер Ляйнен». — Не нравится? А когда людей сжигал живьем, наверно, радовался? Не думал, что придет расплата?
— Вы меня убьете? — спросил Богдан охрипшим голосом.
— Руки чешутся, — сообщил «майор» зловеще. — Но категорически велели привезти живым. С тобой желают побеседовать в Службе безопасности империи. И сдриснуть не получится — от нас не улетишь. Мы все здесь волхвы. Так что не дергайся — а то живым не значит целым.
Как ни странно, но Богдану полегчало. Человек такое существо: скажи ему, что казнь откладывается хотя бы на день, и он обрадуется. Отсрочка — это шанс, как минимум дает надежду.
— Как вы проникли в Славию? — спросил Богдан. Ему хотелось говорить о чем-нибудь с этими людьми и получать ответы. Так было меньше страшно. — На вас немецкие мундиры, знак мага. Автомобиль с опознавательными знаками Славии.
— Есть человек, который это все придумал, — с весельем в голосе ответил тот же «фон дер Ляйнен». — И знак он одолжил. Тот был у немца-мага, которого сам Коля упокоил. Автомобиль нам подарил патруль неподалеку от селения, а после с горя умер, — хохотнул «майор». — Все, хватит разговоров, замолчали.
К рассвету внедорожник доставил их к водохранилищу. Загнав автомобиль в кусты, волхвы вытащили пленника наружу и надели на него какой-то удивительный жилет, просунув под скованные руки борта одежды. Богдан внезапно ощутил, как приподнимается в воздух. Сам он с руками за спиной летать не мог — потоки гравитации не позволяли. Они должны скользить вдоль тела, начиная от кистей, заканчивая стопами, иначе не получится движения. Удалось бы воспарить, и то невысоко. Один из волхвов, приподнявшись над землей, взял в руки кожаный ремень, прикрепленный к жилету. Тем временем майор влетел повыше и там поговорил по рации, которую извлек из сумки на боку.
— Полетели! — сказал, вернувшись к группе. — Нас ждут.
Волхвы, взмыв в воздух, образовали треугольник: один мчал спереди, а двое, растянувшись в стороны, замыкали строй. В центре на буксире тащили пленника. Богдан летел лицом воде, ее поверхность с свинцовой, мелкой рябью казалась очень близкой, и магу стало по-настоящему страшно. Вдруг этот удивительный жилет не сможет более его держать, он рухнет в воду и обязательно утонет — с руками, скованными за спиной, никак не выплыть. А волхвы вряд ли станут доставать его: во-первых, это трудно, а, во-вторых, зачем им напрягаться? Утоп их пленник, да и хрен с ним! Невелика печаль…
Богдан закрыл глаза и принялся молиться. Он этого не делал много лет, но тут внезапно накатило. Роясь в памяти, он вспоминал слова молитв, которым некогда учила его мать, и повторял их мысленно. Помогло ли это, а может волхвы просто знали дело, но ледяная сырость, стоявшая над водной гладью, исчезла. Богдан открыл глаза: они летели над землей, водохранилище осталось позади. Волхвы проплыли над пригорком и стали опускаться к прикрытой им от противоположного берега дороге. Здесь, на асфальте, ждало несколько автомашин, а возле них толпились люди. Волхвов они заметили и двинулись навстречу.
Строй опустился на обочине. Двое конвоиров взяли пленника под руки, один остался позади, а волхв, изображавший фон дер Ляйнена, шагнул к немолодому адмиралу, главному в толпе встречавших, и вскинул руку к козырьку фуражки.
— Ваше сиятельство, докладывает князь Касаткин-Ростовский. Задача выполнена. Во вражеском тылу захвачен в плен и доставлен на нашу территорию немецкий маг Богдан Ковтюх. Вот он, — князь отступил чуть в сторону и указал на пленника. — Одновременно уничтожен батальон карателей. Ну, это чтоб два раза не летать, — князь улыбнулся.
— Он? — обратился адмирал к стоявшему с ним рядом молодому подполковнику. Богдан узнал его и вновь заледенел. Тот самый волхв со злым лицом, который расстрелял из пистолета двух хлопцев из его команды, напавшей на дворец в Архангельском.
— Он, сволочь! — волхв кивнул. — На этот раз попался.
— Забирайте! — повернулся адмирал к двум офицерам в мундирах Службы безопасности империи. Те подошли к Богдану и взяли его под руки, освободив от этой миссии волхвов. Отвели к микроавтобусу, засунули в салон, где, расстегнув один браслет наручника, прицепили его к стойке.
— Не вздумай убежать! — сказал один из офицеров, сев рядом на сиденье. — Во-первых, далеко не улетишь — мы оба волхвы. Во-вторых, патроны в пистолетах зачарованные. Ты понял, гнида?
— Понял, — осипшим голосом сказал Богдан.
— Трогай, подпоручик! — велел один из конвоиров, и их микроавтобус покатил прочь от собравшейся на берегу компании.
А адмирал тем временем расспрашивал вернувшихся с задания волхвов.
— Как все прошло?
— По плану, — пожал плечами князь Касаткин-Ростовский. — Перелетели, захватили внедорожник у патруля, съездили на берег за взрывчаткой. Загрузили ящики, дождались ночи и поехали в поселок. Навестили школу, где размещался батальон карателей. А там такой бардак! Беспечность полная. Блокпостов на въездах нет, один-единственный часовой на весь объект — мы перед тем, как выдвигаться к школе, все с воздуха разведали. Николай был прав — каратели не воины. Часовой отвел нас к магу, после чего и умер. Забрали этого, включили таймер на взрывателе, поехали к водохранилищу. По дороге услыхали взрыв.
— С взрывчаткой вы перемудрили, — дед посмотрел на Николая. — Задачей было привезти Ковтюха. А вдруг за волхвами погнались бы?
— Да некому там гнаться! — внук пожал плечами. — Глубокий тыл, ближайшая часть славов в городе за тридцать километров. Пока б приехали и разобрались… За водохранилищем войск славов тоже нет, поскольку направление бесперспективно для атаки — ну, так они считают. Раз в день там проезжают патрули. Мы перед этим все разведали. Случайности не исключались, но риск был невелик. Профукать шанс ликвидировать карателей мы не могли — они по уши в кровь замазаны. Пусть остальные знают, что их ждет.
— Ладно, — махнул рукою дед. — Все хорошо, что хорошо кончается. Благодарю за службу, господа!
— Служу империи! — хором сообщили волхвы.
— Участвовавших в операции представят к орденам, — продолжил адмирал. — Каким, решат в Москве. Займется этим Служба безопасности империи — они поставили задачу, а мы ее исполнили. По машинам, господа!..
На следующий день Несвицкий под предлогом новоселья собрал взвод волхвов у себя. На самом деле думал попрощаться и дать напутствие ученикам. Их подготовка завершилась. Хотелось бы побольше заниматься — Несвицкому казалось, что научил их не всему, что знал, но дед шепнул, что наступление начнется на неделе, и для волхвов уже нарезаны задачи.
Компания подобралась мужская: Марина была в госпитале, а Маша — в садике. К тому же новоселье с медиками они уже отпраздновали. Третьего дня пришли подруги и знакомые супруги, которые и осмотрели дом, поахали, поздравили Несвицких с новосельем и весело отметили их праздник за столом.
— Не говорят, что мы с тобой буржуи? — спросил Несвицкий у Марины на следующий день. — Такую, мол, домину отхватили.
— Нормально все, — ответила супруга. — Не беспокойся. Они с понятием. Ты у меня мужчина скромный, и кое-что не знаешь, верней, не думаешь об этом. С твоим приходом в госпитале многое поменялось. Лекарств у нас теперь в достатке, есть оборудование, инструменты. Зарплата выросла, причем значительно. И люди знают, кому обязаны такими изменениями. Тебя почти боготворят, поэтому считают дом достойной платой за твое старание. Надеются: теперь останешься в Царицыно, и жить им станет даже лучше.
— Ишь, меркантильные какие! — заметил Николай шутливо.
— Все люди хотят хорошей жизни, — Марина повела плечами. — Но одни для этого работают, не покладая рук, а другие только ноют, мол, почему ее не обеспечили. Наш коллектив из первых, поэтому и понимающий.
Кривицкий не пришел на новоселье, сказав об этом Николаю так:
— Бывал я в этом доме, еще когда от Славии еще не отделились. Денег приходил просить — в больнице было покати шаром: ни медикаментов, ни белья для пациентов, зарплаты нищенские, да и те выплачивали нерегулярно. Не баловали нас в Борисфене финансированием. А олигарх, который все Царицыно скупил, в деньгах купался. Содержал футбольную команду, построил стадион, где проводили матчи. Нет, я не против спорта, но, как и чем лечить людей? Мне к олигарху было не пробиться — жил за границей или в Борисфене, поэтому пришел к его подручному.
— Как принял?
— На удивление сердечно, — Кривицкий хмыкнул. — Ну, так я его лечил когда-то. Дом показал, накрыл в гостиной стол, но хлопотать перед олигархом отказался. Сказал мне так: «Степан Андреевич, зачем вам это быдло? Вы замечательный хирург, известный даже за границей. Туда и уезжайте, примут с распростертыми объятиями. Хотите, я пристрою вас в отличной клинике? Жить будете в таком же доме, возможно, даже в лучшем, и лечить культурных европейцев, а не каких-то скотов-шахтеров».
— Что вы ответили? — спросил Несвицкий.
— Послал его, встал и ушел. Ведь что обидно, — вздохнул начальник госпиталя. — Хороший, вроде, парень был когда-то, я знал его родителей. Отец — директор предприятия, мать — завуч в школе, а сын учился за границей, тогда это считалось модным. Вот там он и набрался… Не обижайтесь, Николай Михайлович, но на новоселье не поеду. Мне неприятно видеть этот дом…
Застолье Николаю организовали в знакомом ресторане. Зачем же мучиться самим, когда есть деньги? Накормить взвод здоровенных мужиков — задача еще та. К полудню к дому подкатил фургон, рабочие с официантами выгрузили и затащили в беседку ящики с продуктами, мешки с углем для шашлыков и барбекю, мангалы и посуду. Командовал бригадой повар — круглолицый, полный и веселый человек. Столы решили накрывать в беседке, которая так только называлась, а по сути, представляла собою павильон, где, не теснясь, мог разместиться взвод и даже большее число народу. Мебель, изготовленная в стиле а-ля пейзан, внутри имелась, как и выложенная цветными изразцами печь. Скорей всего, прежний их хозяин любил здесь посидеть с друзьями, махнуть горилки, закусить ее яишней с салом и спеть на славском про калину с явором и прочее. Развлекались нувориши…
Стоял прекрасный, теплый день. Апрель 2005 года в Нововарягии выдался погожим. Солнце подсушило грязь на дорогах, превратив их в проходимые для автомашин, не говоря про танки. Очень скоро механизированные колонны отправятся на запад, где ждет кого-то слава и награды, а кого-то гибель. Несвицкий не любил войну, была бы его воля, то никогда б не воевал. Работал бы, сидел с друзьями за столом, растил детей и внуков — короче, наслаждался жизнью. Но война его не отпускала, и у нее на это счет имелись собственные взгляды…
Взвод прибыл ровно в два часа. Перед воротами затормозил автобус, из салона вышли и направились к калитке офицеры, одетые в парадные мундиры. У многих на груди блестели ордена. Николай встречал их, жал руки и приглашал пройти во двор. После экскурсии по дому зазвал гостей в беседку. Там на столах уже расставлены приборы, тарелки с легкими закусками, бутылки с водкой и вином. В печи пеклась картошка, а от мангалов, стоявших возле входа, распространялся аромат зажаренного мяса, вызывая у гостей обильную слюну.
Дед не приехал — позвонил и сообщил, что очень занят, поэтому распорядителем застолья стал Николай. Дал знак официантам, и они наполнили гостям бокалы с рюмками. Несвицкий встал.
— Господа! — сказал, подняв бокал. — Наше обучение закончено, и очень скоро вам придется применить на практике полученные знания. Кое-кому уже пришлось, — он посмотрел на Горчакова, которого он тоже пригласил, Касаткина-Ростовского, Синицына, Акчурина… — Я рад, что они великолепно справились с поставленной задачей. Это означает, что хоть чему-то я вас научил.
— Да будет тебе, Коля! — не удержался князь Касаткин-Ростовский. — Не чему-то, а очень многому. Как наш вчерашний рейд прошел? Да это просто песня!
И он победно посмотрел на волхвов.
— С чем я не справился, Борис, — продолжил Николай, — так это с твоим хвастовством. Не получилось отучить.
Волхвы дружно засмеялись, Борис смутился.
— Ситуации на фронте возникают разные. То, что вчера прошло легко, в другой раз превратится в трудную задачу, порой невыполнимую. Не нужно почивать на лаврах и думать, что ты Бога ухватил за бороду. Война ошибок не прощает, вот Юрий может подтвердить, — он указал на Горчакова. — Поэтому напоминаю про расчет и аккуратность на задании, неукоснительное выполнение доведенных до вас инструкций. Еще хочу всем пожелать, нет, не удачи — ее добудете в бою, а воинского счастья. Пускай оно вас не оставит. Храни вас Бог!
Он опорожнил бокал и сел, его примеру последовали гости. Несколько минут в беседке слышался лишь приглушенный звон приборов о тарелки. В дверном проеме показался повар и, получив кивок от Николая, принес поднос со скворчащим мясом. Официанты помогли раздать его гостям и вновь наполнили бокалы. Акчурин встал со своим в руке.
— Ты, Боря, хвастаешься, как славно выполнил задание, — сказал Касаткину-Ростовскому, — я, между прочим, справился б не хуже. Немецкий тоже знаю.
— Наслышан, — хмыкнул князь. — Как айне кляйне швайне хунд марширен вдоль по штрассе. Лицом так вовсе фон барон германский.
Волхвы захохотали, Акчурин — вместе с ними. Всем стало ясно: подполковник прикололся.
— Теперь серьезно, — продолжал татарин, когда все успокоились. — В том, что мы успешно справились с задачами, заслуга нашего наставника. Он обучил нас, разработал операции, а нам осталось только выполнить. Я мусульманин. Пророк, да будет мир ему и благословение, говорил: «Не из моей общины тот, кто не уважает старшего, не милосерден к младшему и не отдает должное тем, кто обладает знаниями». За нашего наставника! Пускай хранит его Аллах!
И мусульманин тут же выпил, что никого не удивило. Ведь есть в беседке крыша? Есть. Под ней Аллах не видит — так, по крайней мере, утверждал Акчурин. Веселье набирало обороты, когда в беседку заглянул оставшийся в автобусе водитель. Его сытно накормили, и водитель ждал, когда волхвы закончат посиделки.
— Ваше сиятельство! — он подбежал к Несвицкому. — Там к вам приехали.
— Кто? — удивился Николай.
— Какая-то важная персона. Два автомобиля, один с охраной, офицеры. Один из них велел позвать вас.
Николай пожал плечами.
— Я скоро, — сообщил заинтригованным волхвам и отправился к калитке. За ней и вправду обнаружились автомобили — большие, черные. Возле одного застыли офицеры в отглаженных мундирах с орденами. Один из них, завидев Николая, открыл заднюю дверь автомобиля. В проеме показались ножки в сиреневых туфлях, такого ж цвета платье, и наружу выскользнула молоденькая девушка в шляпке, с сумочкой в руках. Несвицкий вытянулся: к нему пожаловала великая княжна Екатерина. Кого он менее всего ждал здесь увидеть, так это цесаревну. С чего она в Царицыно?
— Желаю здравствовать Ваше императорское высочество! — гаркнул Николай.
— И вам того же, князь! — ответила Екатерина и улыбнулась. — Мне доложили, что у вас гостит князь Горчаков. Мне нужно его видеть.
— Прошу! — Несвицкий сделал жест рукой по направлению к калитке.
— Господа! — обратилась Екатерина к своей охране. — Ждите меня здесь. Князь защитить меня сумеет, к тому же, как мне сообщили, там взвод волхвов. Николай Михайлович, предложите даме руку.
Так, рука об руку, они вошли в беседку. При виде их волхвы оторопели. Наследницу они, естественно, узнали. И первым сообразил князь Касаткин-Ростовский.
— Господа офицеры!
Волхвы вскочили, вытянувшись.
— Добрый день, господа, — приветствовала их Екатерина. — Извините, что помешала вашему застолью. Я ненадолго.
— Вы не помешали, вы его украсили, — Борис галантно поклонился.
— Льстец! — Екатерина погрозила ему пальцем. — Я здесь с поручением от императора. Князь Горчаков, прошу ко мне.
Юрий выбрался из-за стола и, бледный от волнения, приблизился к цесаревне. Встав, принял стойку «Смирно!».
— За беспримерный подвиг по защите граждан союзного нам государства, уничтожение новейшей батареи ПВО противника указом императора Варягии князь Горчаков удостоен ордена Андрея Первозванного, — торжественно объявила Екатерина, после чего достала из сумочки коробочку, обтянутую красным бархатом, и вручила ее волхву. — Поздравляю, князь! Носите с честью.
— Служу империи! — выпалил Горчаков.
— Ура герою! — улыбнулась цесаревна.
— Ура! Ура! — с воодушевлением закричали офицеры.
— Моя миссия исполнена, — сообщила Екатерина, когда они умолкли. — До свиданья, господа. Надеюсь, вновь увидеть вас на очередном вручении наград. Империя вас не забудет.
— Ваше императорское высочество, — не удержался Николай. — Окажите честь и разделите с нами трапезу.
— Хотелось б, князь, — наморщила нос цесаревна, — в таком блестящем окружении… Как мне сказали, здесь лучшие волхвы империи. Но, увы, мой график очень плотный. Только сегодня меня ждут летчики, а после них — артиллеристы. А завтра — бронетанковые части, потом мотострелки.
«Император прислал наследницу, чтобы поднять дух в частях перед наступлением, — догадался Николай. — Умно. Вон как ребята на девчонку смотрят! Скажи она сейчас им слово — и порвут любого». Он бросил взгляд на повара и официантов, застывших у стены. В их глазах читалось обожание. Мало того, что пригласили обслужить блестящих офицеров, приехавших в республику, так еще свезло увидеть цесаревну. Восторг и радость…
— Проводите меня, князь, — прервала его мысли цесаревна.
Николай подал ей руку, и они направились к калитке. Но на полпути Екатерина вдруг остановилась.
— Николай Михайлович, на пару слов. Мне сообщили: вы отказались возглавлять мою охрану. Могу узнать я, почему?
— Мне нравится лечить людей, — Николай пожал плечами. — Двор и все эти интриги не для меня.
— Карьера вас не интересует?
— Абсолютно.
— Мне так и говорили, — она вздохнула. — Николай Михайлович, то я сейчас скажу, должно остаться между нами. Вы обещаете?
— Клянусь.
— Вы мне очень нравитесь, и я хотела б видеть вас с собою рядом. Понимаете, о чем я?
«Ничего себе заявка! — мысленно воскликнул Николай. — Девчонка захотела себе куклу».
— Ваше императорское…
— В Архангельском вы звали меня по имени, — прервала его наследница.
— Как скажете, Екатерина, — кивнул Несвицкий. — Вас не смущает то, что я женат? Что мы с Мариной ждем ребенка, а недавно приняли в семью сиротку, которую впоследствии удочерим?
— Все это решаемо, — не сдалась наследница. — С женою можно развестись, а детям обеспечить содержание.
— А если я ее люблю и не хочу с ней расставаться? — закипая, спросил Несвицкий.
— Вас не привлекает возможность стать супругом будущей императрицы?
— Нисколько!
— Дед был прав, — вздохнула цесаревна. — Вы не тщеславны. Что ж, очень жаль. Прощайте, князь, не провожайте!
Она направилась к калитке, Несвицкий посмотрел ей вслед, пожал плечами. «Рассказать бы обо всем Марине, — подумал, хмыкнув. — Меня царицей соблазняли, но не поддался я. Клянусь!»[31] Он засмеялся и пошел к беседке. Гостей застал за увлекательным занятием: они разглядывали орден Горчакова, пустив награду по рукам. Акчурин и Касаткин-Ростовский в этом не участвовали, поглядывая снисходительно — у нас-то, дескать, есть такой.
— Дайте, — попросил Несвицкий.
Взяв орден, он опустил его в пустой бокал и наполнил его водкой до краев.
— Учитесь обмывать награды. Пусть каждый выпьет по глоточку, а Горчаков — последним. После чего прикрепит орден к своему мундиру.
— Никогда не слышал о таком, — сказал Акчурин.
— Фронтовой обычай, — сообщил Несвицкий и поднял бокал. — Чтоб не последним орден был, и другим наград не пожалели. За кавалера! За героя! За ваши будущие ордена, друзья…