Волхв пятого разряда

Глава 8

В Германии Богдана ожидал неласковый прием. Нет, поначалу, было хорошо. «Иван Иванович» встречал его в аэропорту, поморщился, почуяв запах перегара, но упрекать курсанта не решился, верней, не захотел. Отвел его к машине, сам сел за руль, и вырулил с стоянки.

— Как все прошло? — спросил, когда отъехали.

Богдан ему и рассказал. В самолете он немного протрезвел, но не до конца, поэтому и говорил натужно, запинаясь. Наконец он смолк.

— Уверены, что наследница мертва? — спросил «Иван Иванович».

— Скорей всего, не уцелела, — предположил Богдан. — В дверь мы выпустили три магазина из «Гадюк». Стреляли так, чтоб зацепить как можно большее число людей. Десятки раненых и убитых гарантированы.

— Все же следовало войти в зал, — вздохнул куратор.

— Но как? Дверь заперли, открыть ее не вышло. Взорвать гранатами? Их следовало к ручкам привязать, а чем? Ни липкой ленты, ни веревки под рукой. Такую ситуацию не просчитали. К тому же объявился волхв с пистолетом и стал стрелять в нас зачарованными пулями. Напарников убил, а я едва успел уйти.

— У вас была «Гадюка» с зачарованными пулями.

— Всего два магазина. Из одного я расстрелял охранников, второй весь выпустил по залу. Стрелять-то чем? Извините за прямоту, Иван Иванович, но подготовка акции была не на высоте, — Богдан решил валить все на московского куратора. — Что трудно было дать еще патронов? Или снабдить нас специальными зарядами, которыми бы вышибали двери? Я сделал все, что мог, а хлопцы так и вовсе полегли.

— Не нервничайте, герр Ковтюх, — поспешил агент из Службы безопасности. — Понимаю, вам пришлось не сладко. Но дело сделано, вас ждет награда. Сейчас я отвезу вас в один уютный домик, где вы пробудете какое-то время. Показываться на глаза знакомым вам пока не следует. Заодно напишете отчет об операции: подробный, с выводами и заключением.

Агент отвез Богдана в загородный дом, стоявший в небольшом лесу неподалеку от Берлина. Там маг и террорист прожил четыре дня. Спал, завтракал, обедал, ужинал, гулял по лесу, вернее, роще. Но далеко не отходил — его предупредили, чтоб не увлекался. Домик охраняли, и один из сторожей — громила с челюстью как у быка, постоянно следовал за постояльцем. Богдан лишь пожимал плечами — уж если он захочет скрыться, достаточно взмыть в воздух — и ауфвидерзеен. Но улетать Богдан не собирался — зачем? Его ведь ждет награда. И в доме жил, как на курорте: здесь имелся повар и горничная, кормили вкусно, а в баре обнаружился запас спиртного — вино, коньяк и ром. Но на него Богдан не налегал — московский стресс прошел, а напиваться в хлам чревато: Ковтюх не сомневался, что за ним присматривают и уведомляют руководство о поведении жильца.

Отчет он написал на следующий после приезда день. Все, как просили, с подробностями и своими выводами. Сложил в конверт, а тот заклеил, после чего отдал охраннику — так приказал Иван Иванович. Смотрел Богдан и телевизор, но о покушении на цесаревну в новостях не говорили, что было странно.

«Иван Иванович» приехал лишь на пятый день. Богдана пригласил в гостиную, где усадил его за стол и сам плеснул в бокалы коньяка.

— Прозит! — подняв свой, он осушил его до дна. Богдан последовал его примеру. — У меня для вас плохая новость, герр Ковтюх, — продолжил представитель Службы безопасности. — Акцию в Москве сочли провальной. Вы ранили наследницу, но несерьезно, ее здоровью с жизнью ничего не угрожает. Другие гости бала отделались испугом. Из-за чего Германия не получила нужного эффекта от покушения. Наоборот: империя лишь только обозлилась. Дипломатические отношения заморожены, и, что гораздо хуже, прерваны поставки нужных нам материалов.

— Но как же так? — Богдан немало удивился. — Ведь мы стреляли! Три магазина выпустили в дверь. Людей был полон зал. Просто невозможно, чтоб ранили единственного человека.

— Там оказался умный офицер, который приказал всем лечь на пол, а двери запереть. Пули пролетели поверху. Вы слишком долго провозились с охранниками. Вас разглядели, поняли, что происходит, и подготовились к встрече. Волхв с пистолетом, который в вас стрелял, не просто так там объявился. На бал с оружием не ходят — на этом, кстати, строился расчет — но у него он оказался.

Из памяти Богдана невольно выплыло: молоденький офицер в мундире с орденами, зависнув в воздухе, бьет из пистолета по его напарникам. Лицо сосредоточенное, злое… От этого воспоминания он вздрогнул.

— Я сделал все, что мог, — сказал куратору. — О недостатках в подготовке операции написано в отчете.

— Понимаю и не виню вас, — вздохнул «Иван Иванович», — но наверху, — он указал на потолок, — сочли иначе. Ваши аргументы не приняты к вниманию. К примеру, кое-кто считает, что вы могли бы подлететь к окну и снаружи спокойно расстрелять наследницу.

— Так мне бы и позволили! — насупился Богдан. — У волхва в пистолете патроны были зачарованные. Я б попросту не долетел.

— Скажите это дилетантам! — зло буркнул собеседник. — Они считают, что разбираются во всем получше нас. Короче, герр Ковтюх. Мне неприятно это вам сказать, но обещанного вам вознаграждения вы не получите. Нет, кое-что заплатим, однако фонды Службы безопасности не безграничны. Зато чин лейтенанта вам дадут. Но жить в Германии вам запретили. В Москве каким-то образом идентифицировали вашу личность, империя потребовала вас выдать. Им, разумеется, ответят, что ничего не знают ни о каком Ковтюхе. Но, чтобы не дразнить гусей, как говорят варяги, вы, герр Ковтюх, покинете Германию.

— И где я буду жить? — спросил Богдан.

— Мне помнится, вы говорили, что ненавидите сепаратистов и готовы мстить им? — сощурился «Иван Иванович».

— Да, — подтвердил Богдан.

— Вот этим и займетесь. Вас переправят в Славию и прикомандируют к батальону из местных добровольцев. Сейчас он занимается зачисткой селений на территории у фронта. Уничтожают подозрительных — тех, кто сочувствуют сепаратистам. Работа вам знакомая, похожим занимались в Сербии. Полагаю, справитесь. А отличитесь — и награда воспоследует.

«И пуля снайпера», — подумал маг. Большим умом Богдан не отличался, но сообразить, что его не только убирают с глаз подальше, но и направляют в место, где могут запросто убить, хватило. Возможно, в этом и расчет: нет человека — нет проблемы. Впервые за проведенные в Европе годы он пожалел, что некогда попался на глаза вербовщикам, и те пристроили подростка в школу, где растили магов. Но делать нечего — жизнь повернуть назад нельзя. Сбежать? Во-первых, не позволят, бессмысленно, а, во-вторых, если получится, то он лишится какой-либо защиты и поддержки, потому что его будут искать имперские ищейки — он для Варягии преступник.

— Я согласен, — сказал Богдан куратору.

— Вот и хорошо, — с заметным облегчением сказал «Иван Иванович». — Мундир и деньги привезут вам завтра.

В этот вечер Богдан напился в хлам, а поутру, хмурый и похмельный, примерял мундир. Тот был армейским, камуфляжным, а не черным, как у магов. Вместе с мундиром посыльный передал ему пакет. В нем обнаружилась записка от куратора, который сообщал, что в целях конспирации другой мундир ему носить пока нельзя. Еще в пакете оказались знак мага (восьмиконечная звезда и цифра «3» в кружочке в центре), погоны лейтенанта, диплом, другие документы, нашивка за ранение, медаль за Сербию и пачка денег. Богдан незамедлительно пересчитал их — десять тысяч. А обещали миллион… Еще в записке сообщалось, что отличительный знак мага Богдану разрешается надеть, когда прибудет в Славию. Туда он полетит обычным офицером. Вот так отблагодарили за то, что жизнью рисковал…

В тот же вечер военно-транспортный самолет доставил мага в Борисфен. Вез он оружие в огромных ящиках, для пассажиров места было мало, сидеть пришлось на откидных сиденьях у бортов. Кроме Богдана этим рейсом летели унтер-офицеры и рядовые Бундесвера, которые с заметным удивлением смотрели затесавшегося в их компанию молоденького лейтенанта с медалью на мундире и знаком за ранение. Но почему он с ними, спрашивать не стали — субординация. В столице Славии Богдан переночевал в гостинице и следующим утром явился в штаб советника Германии. Там доложился о прибытии немолодому оберст-лейтенанту, командовавшему группой магов Бундесвера.

— Гм, очень странно, — заметил тот, когда прочел сопроводительные документы лейтенанта. — Предписано направить вас на помощь славам. Не понимаю: магов у меня нехватка — в прошлом году накануне наступления противника погибли шесть офицеров, включая командира группы, моего предшественника. Маг третьей степени… Какие навыки?

— Летаю, полог и огонь, — сказал Богдан.

— Не густо, но и такой бы пригодился. С чего в Берлине так решили?

— Не знаю, герр оберст-лейтенант, — соврал Богдан. — Возможно, из-за того, что обладаю опытом борьбы с повстанцами.

— Где воевали?

— В Сербии.

— Наслышан, — оберст-лейтенант кивнул. — Там действовала группа выпускников из специальной школы. Так вы из них?

— Яволь.

— Потери среди магов были ужасающие, — вздохнул командующий группой. — Идиоты. Зачем было бросать их в бой после того, как у противника появились патроны с зачарованными пулями? Теперь вот магов не хватает. Вас, вижу, тоже ранили?

— Яволь.

— Медаль за Сербию?

— Яволь.

— Маг с опытом противодиверсионных действий здесь был бы к месту. Жаль, но приказ придется выполнять. Идите в кассу, где вам выдадут жалованье за этот месяц, я им позвоню. В канцелярии получите направление в часть славов. Они пришлют автомобиль. Пока же отдыхайте, развлекайтесь, — командующий группой улыбнулся. — В Борисфене много ресторанов и доступных женщин. Немцев они любят.

Богдан последовал совету. Жалованье выплатили в местных кунах. Их оказалось много — сотни тысяч. Курс куны к европейскому экю Богдана поразил. В ресторане он заплатил за завтрак три тысячи перед этим разменяв обменном пункте сотню из своей пачки на мелкие купюры. Как пояснил ему сотрудник банка, экю здесь принимали в качестве оплаты, причем, с гораздо большим удовольствием, чем местную валюту. Официанту лейтенант дал три экю, и тот ушел весьма довольным.

Дела он завершил довольно быстро и погулял по Борисфену. Столица Славии не походила на город государства, ведущего войну. Жизнь здесь кипела: кафе и рестораны заполнены, работают театры, кинозалы, на улицах полно гуляк. Пообедав, Богдан сходил в кино, а вечером отправился в театр-варьете. Полюбовался на красавиц, отплясывавших канкан на сцене. Закончив представление, они спустились в зал, где зрители — мужчины главным образом, наслаждались представлением, потягивая из бокалов коньяк или шампанское. Одна из танцовщиц, вихляя бедрами, приблизилась к Богдану.

— Herr Leutnant vermisst[19]? — спросила по-немецки. — Ich kann Ihnen Gesellschaft leisten?

— Герр лейтенант обрадуется, — Богдан ответил по-варяжски. — Как зовут тебя, красавица?

— Оксана, — танцовщица удивилась. — Вы знаете язык варягов?

— И славов тоже. Я родился здесь, учился в местной школе.

— Так вы не немец?

— Я гражданин Германии и немецкий офицер. Садись, Оксана! Выпьешь?

— Шампанского, — ответила девица.

Из варьете Богдан с Оксаной переместились в ресторан, после него — в гостиницу к Богдану. Ночь пара провела довольно бурно, а утром он дал девице купюру в сто экю, вытащив ее из толстой пачки. За что был расцелован в разные в места, включая то, что между ног.

— Сегодня вечером приходи к нам в варьете, — сказала девушка. — Я снова буду танцевать.

Богдан пообещал, но не пришел — за ним приехали. Немногословный и немолодой водитель, на котором мундир сидел, как фрак на пугале, взял сумку у Богдана и отнес ее в автомобиль, где примостился за рулем и тронул внедорожник с места. Дорогой он молчал, и на вопросы лейтенанта отвечал невнятным гмыканьем. Богдан подумал и отстал. Ехали они довольно долго, по пути остановились у придорожного кафе, где «немец» отобедал. Водитель перекусил в машине бутербродами и чаем, который наливал из термоса. Наконец их внедорожник въехал в городок, попетлял по улицам и остановился перед школой, где размещался штаб батальона. Возле нее стояли две бронированных машины и наблюдалась суета военных в форме славов. Водитель взял сумку лейтенанта и повел его внутрь здания. Там они поднялись на второй этаж, где зашли в дверь с табличкой «Директор» на белой створке. В кабинете неизвестного ему директора Богдан увидел стол с бутылками и блюдами с закусками, стоявшими поверх столешницы без скатерти. За столом сидели офицеры в форме славов и о чем-то оживленно говорили. Появление Богдана заставило их замолчать.

— Доставив ось, — сказал водитель, поставив сумку на пол. — Прымайте немца.

— На що вин здався? — спросил молоденький офицерик, сидевший с краю. На его плечах маг разглядел погоны лейтенанта.

— Казали: маг, — пожал плечами подполковник, лысый и с брюшком.

— И що вин може? — не унялся лейтенант.

— А вот що!

Богдан взмыл в воздух и, скользнув к столу, мгновенно вытащил из кобуры у вопрошавшего тяжелый пистолет.

— Трымай! — встав снова у стола, он положил оружие возле тарелки лейтенанта. — Стреляй в меня!

— Ты що?

— Стреляй!

Лейтенант пожал плечами, снял пистолет с предохранителя и выстрелил в Богдана. Вспыхнул полог, и пуля, звякнув, покатилась по пустой тарелке.

— Ох, них…я себе! — воскликнул лейтенант.

— Казав же: маг! — промолвив подполковник. — Абы кого бы не прислали. Посуньтесь, дайте немцу место. Сидай, пан лейтенант!

Богдан присел. Перед ним поставили тарелку, рюмку, в которую налили водки.

— Як бачу, мову ведаешь, — продолжил подполковник. — Скажи нам слово.

Богдан взял рюмку и глянул на сидевших за столом.

— Ну, що, панове, будем разом воюваты? Смерть сепарам! Будьмо!

— Будьмо! — кивнул согласно подполковник…

Размеренные дни для Николая завершились — дед прилетел в Царицыно, а с ним — взвод волхвов, из которых предстояло сделать диверсантов. В имперской армии у волхвов имелись две специализации — штурмовики или воздушные разведчики. Диверсантов из офицеров не готовили — то ли сочли ненужным делом, то ли не желали расходовать такой ресурс. Но опыт наступления, в ходе которого объединенные силы разгромили славов, доказал даже тупоголовым генералам, что диверсанты-волхвы в состоянии решить сложнейшие задачи, с которыми другим не справиться. К примеру, наступающим войскам понадобится мост в тылу противника. Враг это тоже понимает, поэтому мост заминирован и стережет его усиленное бронетехникой подразделение. Как захватить его? Десант, вполне возможно, перебьет охрану, но мост взорвать она успеет. Отправить в тыл врага саперов, чтобы незаметно подобрались и обезвредили заряды? Задача архисложная, поскольку это «незаметно» практически невыполнимо. С берегов не проберешься, а плыть по реке опасно — прожекторы имеются. Теперь представим ситуацию: волхв ночью спокойно подлетит к опоре, где перережет провода и вытащит взрыватели. Как он найдет их в темноте? На вооружении у армии Варягии имелись ПНВ[20] — довольно мощные, пусть и тяжелые. Их дед привез, как и бесшумное оружие.

Снять часового возле склада или штаба для волхва дело плевое. Вверх часовой не смотрит — зачем ему? А волхв в полете приближается бесшумно в отличие от беспилотников из прошлой жизни Николая. Поэтому спокойно подлетел и дал по кумполу. Если, к примеру, нужен «язык», то просто оглушить. А как его потом к своим доставить? Оказалось, что можно и по воздуху. Несвицкий-старший привез секретнейшую разработку — жилеты-антигравы. Из чего их сделали — никто не знал, но стоило волхву надеть такой и полетать в нем полчаса, как антиграв приобретал возможность поддерживать даже простого человека над землей. Не очень долго, но достаточно для буксировки на пару километров по воздуху. Жилет предназначался для усиления возможности волхвов при перелетах, но Николай мгновенно уловил и функцию по перевозке грузов. Ведь можно обернуть жилетом пулемет с патронами и ящики с боеприпасами, после чего доставить окруженным поверх голов противника. Или взрывчатку — на крышу здания, где расположен штаб врага. Вариантов много.

— Не шаблонно мыслишь, в отличие от наших, — только хмыкнул дед, когда внук поделился планами по поводу привезенных им антигравов. — Жилеты эти разработали давно, но почти не применяли — сочли неэффективными. Благодаря ему волхв может продержаться в воздухе чуть дольше, чем обычно, но не настолько, чтобы это кардинально повлияло на выполнение задачи. Чем тяжелее волхв, тем меньше помощь от жилета. Проще отправить на задание того, чей дар сильнее. Но применить жилет для перевозки грузов… Проверим.

Попробовали — получилось. Для испытаний сшили специальные мешки, в которых имелись лямки для жилетов чтоб те не спадали в воздухе. Перевозку человека проверили на манекенах, которые на время одолжили в магазинах. Воздушные тележки работали без сбоев. Надел — груз приподнялся, после чего берешь его за лямку и тащишь за собой в полете. Еда, оружие, боеприпасы — все можно взять с собой на задание. Да, дальность перелета сокращается, но не критично, зато не нужно экономить каждый грамм поклажи.

На первое занятие Несвицкий прибыл при параде, надев все ордена. Не чтоб похвастаться, а для того, чтоб избежать ненужных разговоров. Чему, мол, может научить юнец? Все волхвы, прилетевшие в Царицыно, годами были старше Николая, порой, значительно. А так увидят ордена, которые так просто не дают, проникнутся… Так все и вышло. Единственное — офицеры попросили рассказать, за что он получил награды, после чего зауважали.

Взвод волхвов Николай разбил на группы, во главе которых поставил Акчурина и князя Касаткина-Ростовского. У друзей имелся опыт проведения диверсий, вот пусть и делятся с коллегами. По плану, разработанному Николаем, волхвов натаскивали в разных дисциплинах: по взрывному делу и стрельбе, умению брать языков, снимать охрану и даже говорить по-славски. Сам Николай учил лишь проводить диверсии. Мино-взрывному делу обучал сапер, на стрельбище волхвов водил другой наставник, а язык преподавала пожилая дама из университета.

— Зачем нам этот славский? — пожаловался как-то Николаю молодой майор. — Язык сломаешь, пока все это выговоришь!

— Якуб Ахметович, расскажите, — Несвицкий глянул на Акчурина.

Татарин улыбнулся.

— В последнем рейде в тыл противника мы выдали себя за славов. Передвигались на машине и на блокпосте при въезде в город к нам прицепился лейтенант из националистов. Ткнул в меня пальцем и спросил: «Почему вот этот узкоглазый? Пусть скажет „паляниця!“».

— А вы? — не удержался от вопроса жалобщик.

— Ну… — Акчурин почесал затылок.

— Подполковник дал ему уклончивый ответ, — сказал Несвицкий и повторил слова Акчурина на том посту. Волхвы захохотали. — В результате лейтенант едва его не застрелил. Пришлось вмешаться мне, я слово «паляница» знаю. Плюс подкрепил его оружием, направленным на лейтенанта. Однако не будь тогда в машине с нами подполковник Службы безопасности противника, агент Нововарягии, пришлось бы воевать. Задачу мы б не выполнили. Вот вам пример, когда, казалось бы, такой пустяк, как всего лишь слово, ставит под угрозу операцию. Понятно, что за считанные дни язык не выучить. Но знать пару десятков обиходных фраз и заучить их так, чтоб от зубов отскакивали, вполне возможно.

Из-за занятий Николаю пришлось уменьшить производство раствора на продажу. По утрам он чаровал свой автоклав, садился в внедорожник и мчал на полигон, где тренировал волхвов. Там приходилось самому летать, показывая диверсантам, как выполнять тот или иной прием, а после многократно повторять его с учеником. Порой он уставал настолько, что к вечеру хотелось только лечь и более не шевелиться. Но дома ждала Маша. Завидев на пороге дядю Колю, она бежала обниматься и требовала поиграть с ней и прочитать ей сказку. Не обижать же кроху? После того, как девочку укладывали спать, Несвицкий валился на диван и лежал там долго, почти не шевелясь.

— Зачем ты так себя изводишь? — спросила как-то раз его Марина. — И волхвов гоняешь так, что они едва живые. Наталка с Галкой жаловались: мужья домой приходят никакие.

— Хочу, чтоб они выжили, — ответил Николай. — Когда волхвов отправят на задания, они должны им показаться легче, чем учеба. Тогда у них получится нанести урон врагу, и возвратиться к женам.

— Выходит, будем наступать? — сощурилась Марина.

— Я этого не говорил, — попытался соскочить Несвицкий.

— И без того все знают, — хмыкнула супруга. — В Царицыно идет за эшелоном эшелон. Везут солдат, а с ними — танки и машины. Не успевают разгружать. Всем говорят, что это добровольцы из Варягии, которые сменяют воевавший прежде корпус. Но обратно эшелоны идут порожняком. В наш госпиталь завозят койки и лекарства, так было перед наступлением зимой.

— Это плохо, — скривился Николай. — Могут сообщить врагу, а тот начнет готовиться нас встретить. Потери будут больше.

— Не сообщат, — ответила Марина. — Их агентуры больше не осталось в городе, а наши лучше рот зашьют себе, чем скажут. Как к славам здесь относятся, ты сам прекрасно знаешь.

Несвицкий знал. Если имперцы к славам относились толерантно — да враг, но временно, а в принципе — родные люди, которые немного заблудились, то жители республики их ненавидели, что и понятно. Ты проживи годами под обстрелами, похорони погибших от прилетов друзей и близких… Нет, пленных здесь не били, не издевались над солдатами и офицерами и содержали их достойно. Но презирали, и это отношение к ним не скрывали. Несвицкий как-то видел: по улице идет колонна пленных под охраной, а вслед ей женщины плюют. И славы это видят. Такое хуже, чем удар прикладом…

Подумав, Николай с Мариной согласился и решил устроить волхвам выходной. Дед поддержал идею.

— Совсем ты загонял ребят, — сказал неодобрительно. — Пусть дух переведут.

— Сам как меня гонял? — сварливо отозвался Николай. — Помнишь?

— Испытывал тебя, — нисколько не смутился дед. — Несвицкий ли ты, или чужой мне человек. Ты проявил характер, волю, тем самым доказав свое происхождение.

— У других, что, нет характера и воли?

— Они другие — не такие, как у нас с тобой, — ответил адмирал. — Что ты не раз доказывал. Давай так, Коля. Устрой для волхвов вечер в госпитале, тем более что тот сейчас пустует. Пусть выпьют понемногу, потанцуют с дамами. Мне кажется, что возражать не будут.

— Еще как согласятся! — хмыкнул Николай.

Так все и сделали. Столы накрыли в зале, пригласили выступать ансамбль из музыкального театра — в Царицыно такой имелся. Играть и петь для волхвов из империи артисты сразу согласились и даже денег не хотели брать, но Несвицкий настоял — знал, сколько зарабатывают музыканты и певцы. У него же денег много, он даже оплатил банкет. Не разорится…

Весть о предстоящем вечере взбудоражила прекрасную часть госпиталя. Здесь помнили, как на таком из них два медика нашли себе мужей. Еще каких — имперских офицеров! Одна и вовсе охмурила князя. Речь шла не о Марине — их отношения с Несвицким случились раньше, а о Наталке и Борисе. Желающих пойти на вечер вызвалось немало. Николай лишь улыбался, слыша это от Марины. В Царицыно с другими волхвами приехали князь Горчаков и лейтенант Синицын. Он обещал их познакомить с красавицами? Пусть выбирают. Заодно и сдержит слово, которое он дал хорошенькой медсестре на встрече в госпитале.

Вечер начался душевно. Для начала ансамбль исполнил песню «Мы возвращаемся домой». В республике ее мгновенно разучили и пели часто. Получился своеобразный гимн текущего момента. Артистов просто искупали в аплодисментах. А дальше покатилось: тосты, песни, танцы. Марина пересела к Галке и Наташе и щебетала с ними, оставив мужа в одиночестве. И тут внезапно к Николаю подошла немолодая медсестра. Несвицкий знал ее наглядно: служит в детском отделении и появилась там недавно, прибыв с очищенных от славов территорий. В республике такое сплошь и рядом: кто-то уезжает в освобожденные поселки, другие же наоборот стремятся воротиться в город, где у них остались родственники, с которыми их разделила страшная война. Марина эту медсестру хвалила. Прекрасно дело знает (другую, впрочем, и не взяли бы) и деток любит.

— Николай Михайлович, — обратилась к нему женщина. — Мы могли б поговорить?

— Присаживайтесь, — Несвицкий указал на стул, оставленной Мариной.

— Желательно не здесь, — сказала медсестра, и Николай увидел, что она волнуется. — Разговор о личном. Вы извините, что подошла на вечере, но в последние недели вас встретить в госпитале невозможно.

— Пойдемте в кабинет, — кивнул Несвицкий.

Они спустились на второй этаж, где Николай открыл ключом дверь в выделенную ему комнату. Там предложил сесть медсестре, а сам устроился на стуле за столом.

— Я слушаю вас…

— Антонина Серафимовна, — сказала медсестра. — Для начала я покажу вам фотографию.

Достав из сумочки небольшую карточку, положила ее на стол. Николай всмотрелся. Снимок старый, черно-белый, с обмятыми углами, чуть выцветший, но четкий. Сфотографированы двое: имперский офицер и молодая женщина. Стоят, держась руки, и улыбаются фотографу. Офицера Николай узнал мгновенно — в Москве дед показал ему семейные альбомы. А женщина… Несвицкий посмотрел на собеседницу — похоже, что она. Годы не прошли бесследно — на лбу и возле глаз морщины, на вид лет сорок пять, а девушке на снимке чуть больше двадцати.

— Кого-нибудь узнали? — спросила медсестра.

— Да, — ответил Николай. — На снимке мой отец, которого я никогда не видел, поскольку он погиб еще до моего рождения. Князь Михаил Несвицкий. С ним рядом вы?

— Да, — сказала женщина. — С Мишей у меня была любовь. Он приезжал к нам на маневры, тогда и познакомились. Все как-то быстро закрутилось. Я просто потеряла голову: он офицер и князь, а я простая медсестра. Все было словно в сказке. А после он уехал, а я осталась и вскоре поняла, что беременна.

Она умолкла.

— Рассказывайте дальше, — попросил Несвицкий, догадавшись, что он сейчас услышит. Но нужно прояснить все до конца.

— Мать не хотела, чтобы я рожала, — вздохнула медсестра. — Ведь незамужняя. Говорила, что испорчу себе жизнь. Но я надеялась, что Михаил вернется — он это обещал. Лишь много лет спустя узнала, что он погиб спустя полгода, а у меня родился мальчик. Прошло негладко, с осложнениями. Пока лежала, мать забрала ребенка и отвезла в детдом в Царицыно, а мне потом сказала, что его усыновили. Лишь перед смертью призналась, что соврала — отдала просто так. Но было поздно — началась война, и невозможно было отыскать ребенка. Наш городок под славами остался…

— У вас другие дети есть?

— Не получилось, — женщина вздохнула. — Я была замужем, но больше не беременела. По-видимому, сказались эти роды. Лечиться денег не было, и муж со мной развелся. Жила одна, работала, похоронила мать. Бог ей судья! — медсестра перекрестилась. — После войны приехала в Царицыно. Живу у тети. Она немолодая, но еще крепкая. Искала сына, но в детдоме мне сказали, что помочь не могут: архив сгорел в пожаре. И персонал там поменялся: никто не помнил мать с моим ребенком. Я смирилась с тем, что не увижу сына, но вы вернулись из Москвы и на встрече с коллективом сказали, что сын Михаила и родились в Царицыно…

«Привет из прошлого, — подумал Николай. — Скелет из шкафа вылез». Странно, но он не испытывал досады или раздражения. Скорей наоборот.

— И вы решили, что я ваш сын? — спросил у собеседницы.

— Мне захотелось в это верить, — опять вздохнула медсестра. — Как вам сказать… Вы удивительно похожи на моего отца. Нет, не совсем, но все же. Вы теребите мочку уха, как делал он, еще походка, голос… Отец прекрасно пел.

— Он жив?

— Давно уж умер — силикоз. Работал в шахте, а при славах лечиться стоило огромных денег. У нас их не было: отец — пенсионер, а мать швеей работала. Я медсестра, зарплаты небольшие. Понимаю ваше недоверие, сама в том сомневаюсь, но вопросы остаются. Мы с Михаилом познакомились здесь двадцать лет назад. Он мне тогда сказал: в Царицыно впервые. Я сомневаюсь, что соврал, зачем ему? Тогда как вы здесь появились? Вам двадцать пять, а в это время Михаил еще учился в академии в Москве и не мог здесь с кем-то познакомиться.

— Мне девятнадцать, — сообщил Несвицкий. — Но я вам этого не говорил. Прибавил себе лет из-за жены. Она намного старше и беспокоилась от этого.

— Так вы?!.

— Не знаю, — Николай пожал плечами. — Я предлагаю нам определиться. Официально мать моя погибла в Африке при нападении повстанцев. Была она родной или приемной — неизвестно. От нее узнал, что я Несвицкий Николай Михайлович. Но мне никто не говорил, что я потомок князя. Потом сюда приехал адмирал Несвицкий, отец Михаила Николаевича, поговорил со мной, после чего официально и признал меня своим потомком. Но так ли это — не могу ответить точно. На деда я похож, он говорит, что у меня его способности, характер, воля, но это может быть и совпадением. Все зыбко и неясно, Антонина Серафимовна, поэтому пусть остается так, как есть. Я попрошу никому не говорить, что вы, возможно, моя мать.

— Вы, может, думаете, что рассказала вам о сыне потому, что я надеюсь что-то получить от вас? — поспешила медсестра. — Это не так. Я неплохо зарабатываю, на жизнь хватает. Но все же попросить хочу. Ведь вы удочерили девочку, которой ручку отрастили?

— Пока с женой оформили опеку. Через год удочерим.

— Вы меня опередили. Я собиралась девочку забрать — она мне по сердцу. Так привязалась к ней! Растила б, как родную дочь. Разрешите мне с ней видеться. Я могла б смотреть за Машей, когда вы заняты. Денег мне платить не нужно.

— Поговорю с женой, — ответил Николай. — Прошу вас, Антонина Серафимовна: об остальном — молчок.

— Договорились! — женщина кивнула и забрала фото.

Николай вернулся в зал, где был встречен обеспокоенной супругой.

— О чем вы говорили с Бойко?

— С какою Бойко? — удивился Николай.

— Медсестрой, с которой ты ушел. Фамилия ее такая.

«Песец! — подумал Николай. — Приплыли…» Пацана, в чье тело переместилась его сознание из прошлой жизни, звали Бойко Юрий Леонидович. Выходит, что того сдали в детдом под собственной фамилией, которую и сохранили. Не врала медсестра. И что теперь?

— Антонина Серафимовна сказала, что собиралась Машеньку удочерить, а мы ее опередили. Она к ней очень привязалась. Просит разрешить с ней видеться. Предлагает себя в няньки безвозмездно.

— Сам как считаешь? — задумалась Марина.

— Родители у Маши есть, пусть будет еще бабушка, — пожал плечами Николай. — Не помешает.

— Ладно, — нехотя ответила Марина. — Пускай приходит, далее посмотрим.

На том и порешили. А назавтра новые события задвинули всю эту Санта-Барбару[21] на задний план…