Волхв пятого разряда

Глава 12

Видео допроса. Подследственный в мундире офицера Бундесвера. Погоны лейтенанта, на груди знак мага. Выглядит подавленно. Следователь снят со спины, лица не видно. Вопросы задает спокойно, четко. Они, как и ответы, дублированы титрами на немецком языке.

— Имя, фамилия и год рождения?

— Богдан Ковтюх, 1981-й.

— Место рождения?

— Город Шахты, Славская республика.

— Гражданство?

— Федеративная республика Германия.

— Чин, должность?

— Лейтенант, маг третьего разряда Бундесвера.

— Как вы, слав по рождению, стали немецким гражданином?

— В 12 лет был вывезен в Германию, где обучался в школе магов в Кельне, поскольку оказался одаренным. По завершению учебы получил немецкое гражданство и был зачислен в Бундесвер.

— Чем занимались на военной службе?

— Участвовал в борьбе с мятежниками в Сербии.

— Точней — в карательных операциях. Ведь так?

— Мы воевали. В нас стреляли, мы отвечали на огонь противника. Я получил тяжелое ранение, два месяца лечился.

— По нашей информации вы лично сжигали пленных сербов магическим огнем на площадях. Вы это подтверждаете?

— Э-э-э…

— У нас есть фотографии расправ с вашим участием. Мне предъявить их?

Ковтюх (поспешно):

— Не надо. Я был солдатом и выполнял приказ.

— Кого конкретно?

— Командира батальона.

— Его чин и фамилия?

— Майор фон Шуттенбах.

— Что было после Сербии?

— Меня зачислили в военное училище для магов. Был выпущен досрочно в чине лейтенанта.

— Чем заслужили эту честь?

— Э-э-э…

— По нашей информации вы в феврале 2005 года прибыли в Варягию со славским паспортом на имя Ивана Кузнецова. Сказались беженцем, приехавшим искать работу, а на деле?

Подследственный, неохотно:

— Мне поручили совершить диверсию против империи.

— Кто поручил?

— Сотрудник Службы безопасности Германии.

— Его чин, должность и фамилия?

— Не знаю. Мне он назвался как Иван Иванович.

— Я покажу вам фотографии. Возможно, вы его найдете среди этих лиц.

Подследственный рассматривает снимки. Один показывает следователю.

— Вот этот.

— Полковник Службы безопасности Германии Ганс Мюллер, — громко произносит следователь. — Что поручил вам Мюллер?

— С другими диверсантами напасть на бал по случаю совершеннолетия наследницы престола.

— Конкретно! Не стесняйтесь, гражданин Ковтюх. Ведь вы приехали туда не танцевать?

— Нам приказали уничтожить цесаревну и ее гостей.

— Кто обеспечил вас оружием и пропуском на бал?

— Куратор из немецкого посольства. Он все организовал.

— Имя?

— Я его не знаю.

— Посмотрите фотографии…

Спустя минуту.

— Этот.

— Фон Штюрмер, третий секретарь посольства, — произносит следователь. — Продолжайте, гражданин Ковтюх.

— Диверсия не получилась. Хлопцев всех убили, я убежал и улетел в Германию.

— И как вас встретили на новой Родине?

— Плохо. Мне обещали миллион экю, но дали только десять тысяч. Присвоили досрочно чин, после чего военным самолетом отправили на службу в Славию.

— И чем там занимались?

— Прикомандировали к добровольческому батальону «Спрут».

— К карателям, которые уничтожали мирных жителей. И вы здесь снова отличились, сжигая заживо несчастных. Ведь так?

— Э-э-э…

— Кто вам приказы отдавал, не спрашиваю — бесполезно. «Спрут» уничтожен полностью. Хочу задать другой вопрос. После диверсии в Архангельском прокуратура Варягии направила запрос Германии с требованием выдать вас для проведения следствия и последующего наказания. Но нам ответили, что никакого Ковтюха не знают, такого гражданина в Германии не существовало никогда. Что скажете?

— Но как же… — подследственный похоже возмущен. — Да вот же я! У вас мое удостоверение личности офицера. Вот знак мага третьего разряда, он именной. Его подделать невозможно, там есть особое клеймо на задней стороне. Да как такое может быть?..

Канцлер Германии, смотревший этот ролик, сморщился. Подследственный внезапно обратился к следователю:

— У меня есть просьба. Предоставьте мне свидание с родителями, которых я не видел много лет. Желаю с ними попрощаться.

— Увы, но это невозможно, — пожал плечами следователь. — Мать ваша погибла от осколков славского снаряда. Они ударили по рынку, где в это время было многолюдно. Погибли многие, и в том числе Мария Николаевна. А ваш отец сказал, что у него нет больше сына, для него он умер. Допрос окончен.

Видео закончилось. Канцлер выключил видеомагнитофон и позвонил секретарю:

— Свяжитесь с Службой безопасности и сообщите, что я желаю побеседовать с ее начальником. Здесь и немедленно!

Не прошло и часа, как в кабинет руководителя Германии вошел немолодой мужчина в штатском.

— Гутен таг, герр канцлер, — сказал, переступив порог.

— Присядьте, генерал, — услыхал в ответ. — Беседа будет долгой. Вы посмотрели видео допроса Ковтюха? — продолжил канцлер, как только гость устроился на стуле.

— Яволь, герр канцлер, кассету мне прислали из варяжского посольства.

— Мне — тоже. Что вы скажете?

— Неприятно.

— Всего лишь неприятно? Вы серьезно? Вы понимаете, что это казус белли[32]?

— Варяги не решатся.

— Вы так уверены? Не понимаете, что развязали руки Александру Третьему? Теперь он может делать, что захочет. Попытка устранения наследницы престола… Не сомневаюсь в том, что это видео допроса отправлено руководителям всех стран Европы. Не все из них довольны нашим вовлечением в войну с Варягией посредством Славии. В личных беседах говорили, что опасно дергать тигра за усы — он может разозлиться. Они не забыли про варяжские войска на улицах своих столиц. Теперь у них есть повод откреститься от своего участия в будущих военных действиях. Мол, ладно, поставляли мы оружие для Славии, но покушение на члена правящего дома Варягии, организованное Службой безопасности Германии… Мы в этом не участвовали и не хотим участвовать. Не сомневаюсь, что послы Варягии получат заверения об этом от руководителей отдельных стран Европы. Мы создавали нашу коалицию десятилетиями. И все насмарку?

— Полагаю, что вы напрасно беспокоитесь. В открытом море с корабля не сходят, особенно, когда бушует шторм.

— Вы, значит, полагаете. Шторм вспомнили. Вы, генерал, случайно не поэт? Стишки пописываете вместо того, чтоб как следует служить Германии?

Гость не ответил и насупился.

— Такой провал спецслужб! — продолжил канцлер. — Для начала не получилось устранить наследницу. Меня вы заверяли, что покушение удастся, задействованы лучшие специалисты. И что в итоге? Наследница почти не пострадала, зато Варягия прервала с нами отношения. Плевать на отзыв их посла и высылку германского, но прекращение поставок ценнейшего сырья для наших предприятий, вдобавок нефти, газа… Замену мы нашли, но цены вдвое выше. Промышленность буксует, инфляция двузначная. Начались забастовки, и они продолжатся. Все эти годы нам удавалось обвинять во всем Варягию, дескать, из-за нее все наши трудности. Продают сырье Германии втридорога. Но теперь мы покупаем его не у варягов, о чем так радостно щебечут наши СМИ. И что же видят люди? Положение ухудшилось, поскольку цены выросли. Поневоле в их головы закрадывается мысль, что, может быть, варяги не причем? И дело в тех руководителях, за кого они голосовали? Пора их поменять.

— Такое вряд ли будет — все средства информации у нас в кармане. Они стараются.

— Словами брюхо не наполнишь, когда оно есть просит. Мне доложили: люди возмущаются дороговизной продовольствия и коммунальных платежей. Возможны массовые демонстрации. Пока мы гасим недовольство субсидиями самым бедным, но они не бесконечны. Бюджет свели с огромным дефицитом, центральный банк был вынужден решиться на чрезвычайную эмиссию. Но она лишь подстегнет инфляцию. Теперь, надеюсь, понимаете, что как невовремя случился ваш провал? И ладно бы не удалось убить наследницу — тогда мы кое-как отговорились, сказав, что знать не знаем никакого Ковтюха. И вдруг он появляется — живой, здоровый и дающий показания. В итоге мы — лжецы. Как этот унтерменш мог оказаться у имперцев? Перебежал?

— Такое невозможно, герр канцлер, — поспешил с ответом начальник Службы безопасности. — Ковтюх в крови замазан, в империи его ждет казнь.

— Могли пообещать помилование. Заплатить.

— Такое не в обычаях варягов — убийства мирных жителей они преследуют жестоко, что показала прошлая война.

— Но как ваш подопечный оказался у варягов?

— Похитили.

— Из Борисфена? Под носом наших войск?

— Ковтюх служил у славов в батальоне «Спрут» недалеко от линии соприкосновения с армией империи.

— Но кто его туда направил?

— По моему приказу.

— Зачем?

— Во-первых, чтоб использовать по назначению. По большому счету, лейтенант пригоден лишь для экзекуций. Во-вторых, на линии соприкосновения имелся шанс, что он погибнет от руки сепаратистов, как это чуть не случилось во время службы его в Сербии. Когда мне доложили, что батальон, в котором он служил, был уничтожен взрывом, я решил, что у нас все получилось.

— И кто же их взорвал?

— Ну, славы объявили, что инцидент случился из-за ненадлежащего обращения с взрывчаткой в батальоне. Но мы, конечно, не поверили. Во-первых, взрыв случился ночью. Кто в это время балуется с опасными предметами? Во-вторых, их «Спрут» занимался экзекуциями, уничтожая сочувствующих сепаратистам. Карателей там ненавидели, и рано или поздно провели б диверсию, что и случилось.

— Почему вы не убедились в смерти Ковтюха, направив офицера для опознания погибшего?

— Взрыв произошел в той части школы, где размещалась комната лейтенанта. В результате тела военнослужащих собирали по частям, и опознать их было невозможно. Нам передали сумку лейтенанта и часть его вещей, включая деньги, которые нашли в развалинах, вследствие чего мы и решили, что он погиб. Однако оказалось, что похищен. Предполагаем, что диверсию осуществили не инсургенты, а имперцы — у них есть опыт проведения подобных операций. В прошлом году недалеко от фронта они похитили руководителя разведки Славии, причем, с секретной информацией о нашей агентуре. Это нанесло большой ущерб разведывательной деятельности Германии на территории Варягии.

— И вы, об этом зная, направили Ковтюха поближе к диверсантам? Я разочарован вашим поступком, герр генерал! Что, трудно было ликвидировать лейтенанта?

— Он гражданин Германии, немецкий офицер.

— Всего лишь унтерменш, не более. Не ожидал подобных сантиментов от руководителя Службы безопасности. И что теперь нам делать?

— Промолчать.

— Молчание есть знак согласия, как, вроде, говорят варяги. Нет, генерал, такое не годится. В письме посольство сообщило, что видео допроса покажет телевидение Варягии. Сенсацию подхватят телестудии стран мира, и в том числе лояльных нам. Придется отвечать на неприятные вопросы. А если промолчим, то вызовем брожение в умах и недовольство у руководителей стран-союзников по коалиции. Поэтому поступим так. Вы отправляетесь в отставку, как и другие офицеры, чьи имена назвал Ковтюх. Мы объявляем о проведении расследования в отношении виновных в превышении служебных полномочий и сокрытия от канцлера Германии планов по ликвидации наследницы варяжского царя.

— Герр канцлер!..

— Не тревожьтесь, герр генерал, — канцлер усмехнулся. — Следствие получит указание не слишком торопиться. Тем временем закончим подготовку славской армии. Под руководством наших офицеров она ударит по войскам сепаратистов и тем частям имперцев, которые остались на территории самопровозглашенной Нововарягии. Генштаб готовит операцию. Меня заверили: удар получится настолько мощным, что за неделю выйдем на прежние границы Славии. Это событие заставит всех забыть об инциденте с покушением. Суда не будет.

— Империя нам обязательно ответит, у нее союзный договор с Нововарягией, — встревожился генерал.

— Варягия — колосс на глиняных ногах, — махнул рукою канцлер. — Их экономика разрушена, а армия в упадке — так говорят мои советники. Зимой варягам удалось отодвинуть славов на сотню километров от Царицино лишь вследствие диверсии, разрушившей управление армией, державшей оборону. Иначе ничего б не получилось. Мне доложили, что группировка войск империи была довольно небольшой — всего лишь корпус. Это означает, что сил у Варягии немного. Иначе бы они не остановились на границах территории сепаратистов. Разведка сообщает, что имперский корпус, потрепанный в боях, выводят из Царицыно, скорей всего из-за больших потерь и низкого боевого духа солдат и офицеров. Ему на смену прибывают добровольцы. Полагаю, мне не нужно объяснять, что такие части не отличаются высокой дисциплиной, слаженностью и воинскими доблестями.

У посетителя на этот счет было иное мнение, основанное на информации, полученной из немногочисленных, зато заслуживавших доверия источников, но генерал об этом промолчал, хотя и собирался упредить руководителя Германии о подозрительной активности варягов на территории сепаратистов. Его отставили от службы — несправедливо и с позором. Ведь он всего лишь выполнял приказ, а то, что с операцией не получилось — закономерный риск. Бывает, покушения не удаются — особенно, когда проводят их по отношению к руководителю недружественного государства. Понятно: у того охрана, спецслужбы бдят. Поэтому и сорвалось, хотя все подготовили блестяще. Вмешался неучтенный фактор в лице волхва, давшего команду забаррикадировать дверь в зал… И второе. Зачем ликвидировать офицера, пусть даже унтерменша, который не испугался риска быть убитым при нападении на цесаревну? Он действовал находчиво, отважно. Такими кадрами не разбрасываются. Начальник Службы безопасности был профессионалом в своей области, а там нередко приходится иметь дела и не с такими исполнителями. Смешно подумать, что маг-немец согласился бы возглавить группу террористов для ликвидации наследницы Варягии. Для них такое — моветон. Лейтенанта генерал не отправлял на смерть — прекрасно знал, что у карателей ему опасность не грозит. Убрал на время с глаз долой. Никто не ожидал, что диверсанты доберутся до Ковтюха.

«Самодовольный швайнехунд! — подумал генерал о канцлере. — Когда тебя макнут лицом в дерьмо, вспомнишь, о чем тебя предупреждали». Вслух это мнение он оглашать не стал. Встал, щелкнул каблуками и удалился…

Беда приходит неожиданно: когда Несвицкий принимал гостей и разговаривал с наследницей, погибла Галя, врач-педиатр и жена Акчурина. Вместе с мужем она приехала в Царицыно, где и трудилась на прежнем месте в госпитале. В тот день она как раз направилась в поселок у линии боевого соприкосновения за раненым ребенком. Из-за опасностей обстрелов жителей оттуда отселили, но кое-кто остался — и в том числе семья с одиннадцатилетним мальчиком. Его и посекло осколками стекла, когда во двор их дома прилетела мина. Мальчика перевязали и позвонили в госпиталь, поскольку раненых детей лечили в детском отделении в Царицыно. Галина выехала за ребенком.

Никто не предупредил врачебную бригаду, что в поселок приезжать опасно, особенно на автомобиле скорой помощи с красными крестами на бортах. По ним враги стреляли особо рьяно — что взять с нацистов? Автомобиль подъехал к дому и остановился у разрушенных ворот, Галина вышла и отправилась к ребенку. В тот миг и прилетела мина. Вопреки известной поговорке о снаряде, в одну воронку не попадающем повторно, ударила почти что рядом с первой. Похоже, что расчет миномета специально ждал, когда приедет карета скорой помощи. Жена Акчурина погибла сразу, автомобиль с водителем не пострадали. Других прилетов не случилось — минометы ополченцев ударили в ответ, и славы замолчали. Ополченцы помогли водителю погрузить в карету скорой помощи ребенка, убитого врача, которых тот доставил в госпиталь.

Все это Николай услышал от жены, когда она пришла с работы. Плачущую навзрыд Марину он еле успокоил — погибшая была ее подругой много лет. Не будь супруга беременна, заставил б выпить водки, ну, а так нельзя. Хорошо еще, что Машенька не видела. С ней занималась Антонина Серафимовна, нечаянная мать Несвицкого, верней, реципиента, в чье тело он переместился после смерти в прошлом мире. На удивление она прекрасно прижилась в их семье. Маша ее сразу полюбила и называла бабушкой. Марина даже ревновала, но все же согласилась, что лучшей няни Маше не найти. Несвицкий предложил матери реципиента жить вместе с ними в новом доме, и Антонина Серафимовна согласилась, сняв часть забот с опекунов ребенка. В тот вечер она тактично увела девчонку в детскую, где и сидела с ней, пока Несвицкий утешал Марину.

Едва закончил с этим, как пришел Акчурин, и не один. За руку подполковник вел девочку примерно лет восьми. Насупленную и растерянную. Несвицкий сразу догадался, что это дочь Галины.

— Такая просьба, Николай, — сказал, когда Марина увела ребенка. — Приюти на время дочку. Мне нужно отлучиться, а Полину оставить не с кем. Родители Галины не в себе — рыдают, плачут, пьют таблетки. Еще, не дай Аллах, окажутся в больнице, а кто за девочкой присмотрит?

— Не беспокойся, Яков, приглядим, — заверил друга Николай. — А ты куда собрался?

— Наведаюсь в поселок, где погибла Галя, — сообщил Акчурин. — Удастся — разберусь, кто там стреляет по врачам.

Несвицкий окинул друга взглядом. В набедренной кобуре короткий автомат, на поясе — гранаты в кожаных карманчиках. И пистолет на поясе… Все ясно.

— Ты помнишь, что я говорил? — спросил у подполковника. — Эмоции мешают в операциях. Ты потерял жену и жаждешь мести. Она в таких делах плохой советчик.

— Нет, Коля, я спокоен, — ответил волхв. — Вот тут свербит, — он указал на грудь, — но голова холодная. Я мусульманин, Николай, и к смерти мы относимся не так, как вы. Когда-то каждый правоверный имел тюрбан, а это, чтоб ты знал, не только головной убор, но одновременно саван, в который завернут его, когда умрет. Короче, гроб на голове, который носишь постоянно. В Коране сказано: «Смерть, от которой вы убегаете, непременно настигнет вас. Затем вы будете воскрешены и возвращены к Всевышнему…». И там же: «О, верующие, предписано вам возмездие за убиенных…» Кто совершит его, если не я?

— Поедем вместе, — предложил Несвицкий. — Я быстро соберусь.

— Нет, Коля, — покачал Акчурин головой. — Я должен сам. И адмирал мне запретил кого-нибудь с собою брать. Едва уговорил его, чтоб отпустил. Дал мне два дня.

— Будь осторожен, — посоветовал Несвицкий, сообразив, что отговаривать Акчурина себе дороже. Тем более, раз получено одобрение от деда. — Не ломись к ним дуриком, сначала все разведай.

— Мог не говорить, — Акчурин хмыкнул. — Я помню все, чему ты нас учил. До встречи, Коля! Присмотри за дочкой. А если не вернусь, возьми к себе. Тесть с тещей нездоровы и с девочкой не справятся. Прошу.

— Брось эти разговоры, подполковник! — не удержался Николай. — Приказ: вернуться невредимым. Тебя ждет дочь, понятно?

— Так точно! — козырнул Акчурин. — До свиданья.

Они обнялись, и татарин направился оставленному на улице внедорожнику. Через два часа он прикатил в поселок, где разыскал командира роты местных ополченцев, державшей фронт по берегу реки. Представился.

— Приехал разобраться с теми, кто здесь стреляет по врачам, — сообщил о цели своего приезда.

— А, эти гады, — поручик сморщился. — Не раз уже пытались их прищучить. Не получается — мобильная платформа. Проще говоря, обычный грузовик, в кузове которого и установлен миномет. Ублюдки на машине находят удобную позицию за деревьями или в низине, где дожидаются момента. Выпускают пару мин, после чего мгновенно уезжают. Пока прицелимся — а их там нет уже. И ладно бы стреляли по позициям роты, но предпочитают бить по мирным жителям. Нацисты гребанные! — поручик сплюнул.

— Уверены, что это грузовик? — спросил Акчурин.

— Так видели не раз — мелькал между деревьями, — ответил ротный. — Накрыть его не успевали. На вид — гражданская машина с кузовом, накрытым тентом. Сними его — и грузовик становится позицией для миномета. Вернул назад — и ты опять гражданский. Мы вертолетчиков просили нам помочь, они ответили: а как мы разберемся, какая цель военная? Там, за рекою, расположен город, в нем люди проживают, и, соответственно, машины ездят — возят продовольствие и остальные грузы, чем гады пользуются. Поймать их можно лишь в момент ведения огня, но с вертолетом это невозможно — услышат звук моторов и превратят свой грузовик в гражданский. Такая вот беда.

— Стреляют каждый день? — спросил Акчурин.

— Да, — подтвердил поручик. — Без выходных.

— В какое время?

— Обычно на рассвете, но могут днем, вторично, как сегодня. Рассмотрели, что у нас есть раненый, дождались и ударили по скорой помощи.

— Какая протяжность фронта для выбора позиций миномета?

— Примерно пара километров. Стреляют по поселку, а он не слишком длинный. Вести огонь, конечно, можно и под острыми углами, но тогда людей им плохо видно, да и попасть по ним сложнее. Поэтому устраиваются где-нибудь напротив и выбирают цель. Двоих уже убили, трех ранили.

Поручик снова сморщился.

— Найдется место, где бы я мог поспать? — спросил Акчурин.

— Конечно, — сообщил поручик.

— Тогда прилягу, мне необходимо отдохнуть. Разбудите за полчаса перед рассветом…

Подняли его затемно. Акчурин скоренько умылся и сотворил намаз, а после зарядил оружие. Помимо автомата и гранат он нес с собою пистолет. Патроны в магазине зачарованные. Сомнительно, что встретит мага, но Николай учил предусмотрительности. Перекусил по скорому и, попрощавшись с командиром роты, взмыл в воздух.

— Чего мы раньше не додумались позвать волхвов? — вздохнул поручик, провожая его взглядом. — Ведь все так просто. Перелетел и обнаружил гадов. В них даже самому стрелять не надо — по рации дал координаты минометчикам, а мы б огнем накрыли…

Акчурин не догадывался о терзаниях поручика, а если б знал, то ни за чтоб не согласился. Он плыл над речкой. Светало, она уже просматривалась с высоты. Миновав ее, волхв пролетел над купами деревьев, которые росли на берегу, и различил внизу дорогу. По ней, скорей всего, и ездит нужный грузовик. Поднявшись выше, подполковник рассмотрел далекий город. Дома его стояли темными громадами, если бы не свет в окнах, то можно было спутать их с холмами или терриконами. Подумав, подполковник опустился на обочину и спрятался за деревом, где сел и прислонился спиной к шершавому стволу. Закрыл глаза — и перед ним возникло лицо жены. Галина улыбалась и что-то говорила мужу, но он не различал слова. Смотрел на милое лицо с забавными ямочками на щеках и ощущал в груди томление. Как он любил ее такую — веселую, смешливую, ласковую. Как им было хорошо вдвоем! Слеза пробилась из-под века подполковника и пробежала по щеке…

Гул двигателя вырвал его из грез. Акчурин встал и, прячась за стволом, уставился на пробегавшую за ним грунтовку. Из-за поворота показался грузовик, он ехал к городу. Кабина синяя, тент, закрывавший кузов, серый. Горят подфарники, хотя совсем уж рассвело. Покачиваясь на неровностях дороги, автомобиль проехал мимо, оставив вонь сгоревшего бензина, и скрылся в отдалении. Не этот. Акчурин снова сел и почесал в затылке. Ведь славы могут не приехать — вчера стреляли, а сегодня отдыхают. Как будто подтверждая опасения волхва, по дороге опять проехал грузовик — и в этот раз от города. «Да что ж это такое!» — расстроился Акчурин. Ведь у него всего два дня, назавтра нужно прибыть к адмиралу. Подумав, он взлетел, решив понаблюдать за обстановкой с высоты — и сделал это вовремя. От города шел по дороге броневик, за ним полз грузовик с открытом кузовом, в котором волхв рассмотрел солдат с оружием. Достигнув прибережных зарослей, грузовик притормозил и высадил троих солдат. Те встали в цепь и двинулись вдоль берега с оружием наизготовку, заглядывая за кусты, стволы деревьев. Грузовик проехал дальше и снова высадил троих — и так, пока не кончился заросший берег. Все это время броневик шел впереди, направив ствол пулемета в башне на кусты с деревьями.

«Серьезно тут у них, — решил Акчурин. — Боятся ДРГ[33] и зачищают берег. Предусмотрительно». За происходящим он наблюдал, зависнув воздухе над противоположной стороной дороги и отлетев чуть дальше к западу. В ту сторону солдаты не смотрели, к тому же волхв поднялся высоко; чтоб разглядеть его, придется задирать повыше голову.

Проверка завершилась быстро. Славы вышли на дорогу, и грузовик собрал их, проехав в обратном направлении. Солдаты забирались в кузов на ходу — как видно, подобным занимались постоянно и отработали посадку. Грузовик уехал, а броневик остался. Забравшись на возвышенность на поле, встал, направив ствол пулемета в сторону дороги. Люк в башенке открылся, и пулеметчик, выбравшись по пояс, закурил. Тем временем от города приехал обычный грузовик. Синяя кабина и серый тент над кузовом — совсем такой же, как те, которые и наблюдал Акчурин. Грузовик остановился на дороге в метрах ста левей броневика, из кабины выскочил водитель в камуфляже и стал отстегивать крепления с бортов. Затем забрался в кузов, и тент пополз к кабине, собираясь складками. В обнажившемся пространстве волхв разглядел еще двоих военных. Все трое славов завозились в кузове, устанавливая миномет. Акчурин понял: ждать более нельзя. Сейчас они закончат с этим, и один отправится на берег, откуда станет корректировать огонь. Ищи его потом! Но для начала броневик…

Скользнув к нему, подполковник завис за спиной курившего солдата и размаху пнул его носком тяжелого ботинка по затылку. Слав провалился вниз. Вытащив гранату, Акчурин выдернул чеку и бросил ее внутрь броневика. Взмыв в воздух, полетел к грузовику, вытаскивая автомат из кобуры.

Взрыв прогремел, когда он был почти над целью. Солдаты в кузове повернули головы на звук и не заметили, как волхв, опустившись, замер возле заднего борта. «Скорпион» в руках Акчурина дал очередь — славы повались на пол кузова и завопили — волхв целил по ногам. Подполковник встал у заднего борта.

— Заткнулись, суки! — приказал орущему расчету. — Перед вами подполковник вооруженных сил империи, и рот откроете, когда я разрешу. Понятно?

Славы замолчали. Зажимая раны на ногах, они со страхом наблюдали за невесть откуда возникшим офицером.

— Такой вопрос, — сказал Акчурин, не спуская глаз с врагов, — Ваш миномет стрелял вчера по скорой помощи?

Солдаты промолчали, но глазки их забегали. Акчурин понял, что они.

— Вы убили женщину, врача, — продолжил, с ненавистью глядя на врагов. — Она детей лечила. Что ж вы, суки, по женщинам стреляете? По скорой помощи? Вас этому учат немцы?

Солдаты не ответили и опустили взгляды. И в этот миг взорвался броневик. От брошенной Акчуриным гранаты он загорелся, и огонь добрался к бензобаку. Волхв обернулся, и один из славов, воспользовавшись моментом, выхватил пистолет из кобуры и выстрелил, но пуля, натолкнувшись на защитный кокон, бессильная, упала на пол.

— Ну, гнида!

Шагнув вперед, Акчурин засадил носком ботинка по руке ошеломленного боевика. Тот выпустил оружие, и пистолет отправился за ящики с боеприпасами.

— Не вышло? — волхв ощерился. — Меня убить не так-то просто в отличие от вас.

— Стреляй уже, москаль поганый! — прошипел обезоруженный им слав.

— Хотите легкой смерти? — Акчурин усмехнулся. — Не заслужили. Бывайте, хлопцы, вас ожидает ад, хотя я сомневаюсь, что вы в Бога верите. Но это не меняет дела. Гореть вам там в огне, а как это, вы сейчас узнаете.

Засунув автомат в кобуру, он вылетел из кузова и опустился сбоку грузовика. Там вытащил гранату из кармашка, выдернул чеку и положил ее на бензобак. После чего немедленно взлетел и обернулся. Запал сработал как положено. Кузов окатило горящей жидкостью, он вспыхнул, вместе с ранеными славами. Охваченные пламенем, они, вопя, пытались выбраться из кузова, но тут огонь добрался к ящикам с боеприпасами. А там не только мины, но и порох колбасками в мешочках, которые привязывают к хвостовику для увеличения дальности полета мин. Над кузовом возникло огненное облако, и, сдетонировав, боеприпас разнес автомобиль на клочья. Акчурин, плюнув, полетел в поселок.

— Получилось? — спросил его поручик, после того как волхв приземлился возле блиндажа. — Мы здесь слыхали взрыв, и наблюдаем дым над деревьями.

— Писец им, — подтвердил Акчурин. — Нет больше миномета, расчет сгорел в огне. Надеюсь, что желающих стрелять по мирным жителям отныне не найдется. Но если вдруг объявятся такие, обращайтесь. Поджарим и других придурков.

— Спасибо, господин полковник! — поручик козырнул.

Кивнув ему, Акчурин отправился к автомобилю и через два часа подъехал к дому Николая. Встав у ворот, вышел и открыл калитку.

Несвицкий оказался дома. Акчурина он встретил на крыльце — увидел подъезжавший внедорожник из окна второго этажа. И по виду друга Несвицкий догадался, что тот добился своего.

— Как все прошло? — спросил, сжав руку Якова.

— Нормально, — тот кивнул. — Отправил гадов в ад.

— Сколько их было?

— Трое у миномета и сколько-то в броневике, не знаю — двое или трое. Я бросил внутрь гранату, машина загорелась, а затем взорвалось. Мне было недосуг считать.

— А минометчиков застрелил?

— Сжег.

— Огнем с руки?

— Что я, нацист? — насупился Акчурин. — Прострелил им ноги, когда стояли в кузове, а после положил гранату на бензобак. Машина загорелась, сдетонировали мины… Хоронить там будет нечего. Полина у тебя?

— Да, — сообщил Несвицкий. — Играет с Машей. Девочки сдружились. Мы специально не повели малышку в садик, чтобы Полина была занята и не погружалась в свое горе. Может оставишь ее здесь? Зачем ей видеть плачущих родителей Галины? И похороны?

— Пожалуй, — подумав, согласился Яков. — Но я хочу с ней повидаться.

— Заходи, — кивнул Несвицкий. — Но для начала перекусим…

Через несколько минут два волхва пили кофе за столом в гостиной. Яков жевал, запивая бутерброды обжигающим напитком, не ощущая вкуса и температуры. Он был все еще там, за речкой, прокручивая в памяти эпизоды расправы с негодяями, убившими его жену. Николай молчал, все понимая. Лишь когда Акчурин поставил на столешницу пустую чашку, спросил:

— Ну, хоть немного стало легче?

— Не знаю, — сморщился Акчурин. — Вот, вроде, рассчитался за Галину, а на душе погано.

— Знакомо, — Николай кивнул. — Со мной бывало. Отомстишь, сначала, вроде, полегчает, а потом опять наваливается. Какие планы на Полину?

— После войны увезу ее собой в Казань.

— А дедушка и бабушка ребенка? Они что скажут?

— Я ее удочерил, — насупился Акчурин. — Имею право. А они, если хотят, пусть тоже приезжают. Устроим в лучшем виде. Для мусульманина родители жены — родня.

— А если не поедут? Кто за девочкой присмотрит, пока ты служишь?

— Первая жена. Ей Поля полюбилась, своих-то деток нет. Заверяю: никто ребенка не обидит.

— Ну, дай-то Бог! — вздохнул Несвицкий. Встал и по лестнице поднялся второй этаж. Через минуту возвратился с девочками, которых вел за руки.

— Папа! — вскрикнула Полина и побежала к Якову. Тот подхватил ее на руки и прижал к себе. Глаза у волхва повлажнели.

— У меня есть тоже папа! — вдруг заявила Маша и требовательно посмотрела на Несвицкого.

— Конечно, милая!

Он взял ее руки и чмокнул в розовую щечку. И получил ответный поцелуй от крохи. Некоторое время два волхва с девочками на руках стояли друг напротив друга и улыбались своим мыслям. Акчурин — с горечью во взоре, а Николай — растрогано. С тех пор как оказался в этом мире ему впервые сказали: «Папа!»…