Волхв пятого разряда

Глава 2

Наследница скучала. Поток гостей тек в бальный зал дворца в Архангельском. Церемониймейстер объявлял очередную пару, гости подходили, поздравляли Екатерину с совершеннолетием и преподносили дар. Духи, косметика, бижутерия, вазы, статуэтки из фарфора… Приняв дар, Екатерина выражала восхищение и благодарила гостя или гостью, но мысленно сердилась. Зачем ей эти безделушки? Косметикой она почти не пользуется, а украшения носить не будет. К тому ж наследница не выносила торжественных приемов, наряды и прочее из арсенала прошлого царей. К чему все это в двадцать первом веке? Фальшивые слова придворных, лесть и пустые разговоры? Но дед сказал: «Терпи!», наследница терпела. Потому что «ноблес оближ» — положение обязывает.

Поток гостей иссяк, и великая княжна вздохнула с облегчением. Сейчас даст знак церемониймейстеру, и тот объявит бал. Танцы Екатерина не то, чтоб обожала, но относилась к ним нормально. Вальс, кадриль, мазурка… А после можно отойти к столу, присесть, глотнуть водички или вина. Она совершеннолетняя, ей можно…

Внезапно церемониймейстер объявил:

— Князь Николай Михайлович Несвицкий, майор Нововарягии, с невестой Мариной Авенировной Мережко.

По залу, полному гостями, прошелестел довольно громкий ропот. Слух о внезапно объявившемся у адмирала внуке облетел Москву, верней, ее бомонд. О юном князе много чего говорили. Что, дескать, обнаружился в Царицыно, где воевал за ополченцев. Офицеры из корпуса варягов обратили внимание на имя и фамилию бастарда и сообщили адмиралу. Тот приехал, увидел юношу и опознал потомка сына, сгинувшего на войне. Говорили, что Несвицкий-младший тоже волхв, причем, не рядовой. Судачили о том, что он отважно воевал, был ранен. Другие утверждали: что никакой он не военный, а волхв, чарующий раствор здоровья. Короче, толком не понять. Екатерину не волновали эти слухи. В полку князей одним вдруг стало больше — и что с того?

В зал вошли два офицера, и один из них внезапно оказался женщиной! На ней был однобортный темно-бирюзовый китель с отложным воротничком и юбка до колен. На голове — берет с кокардой, на ладонях — белые перчатки. Мундир мужчины отличался только брюками, имевшими выпушку по внешним швам из алой ткани. Головной убор князь, видимо, оставил в гардеробе. Густые волосы светло-каштанового цвета, остриженные коротко с боков и на затылке, на темени виднелись плотной шапкой, а вьющаяся челка спадала юноше на лоб. То, что князь Несвицкий очень молод, в глаза бросалось сразу. Стройный, худощавый, он шел легко, как будто плыл неторопливым, плавным шагом. Его невеста стучала каблучками по паркету бойко и уверенно. Гости буквально замерли, разглядывая эту пару. Во-первых, женщина в мундире! Нет, в армии империи служили женщины, но их имелось мало, и на балы они являлись в платьях. А тут так необычно… (Не знали гости, каких хлопот Марине с Николаем стоило пошить в Царицыно парадные мундиры. В республике их просто не носили — война, хотя для армии их учредили. Едва достали ткань, с трудом нашли портных… Дед захотел, чтобы они приехали в империю в парадном облачении.) Во-вторых, Несвицкий-младшей нес за плечом подвешенную на ремне гитару — к тому же маленькую — укулеле. Для чего она?

Пара подошла к наследнице и встала. Князь с невестой поклонились.

— Здравия желаю, ваше императорское высочество! — начал юный князь. — Позвольте в день вашего совершеннолетия пожелать вам крепкого здоровья, всяческих успехов и личного благополучия.

— Мира вам и счастья, любви и радости! — добавила его невеста.

— Теперь подарок, — князь снял инструмент с плеча.

— Вы хотите подарить мне гитару? — спросила Екатерина. Все это время она с любопытством наблюдала за необычной парой. — Я не играю на укулеле.

— Нет, ваше императорское высочество, я подарю вам песню, — ответил князь.

— Вот как? — наследница подняла бровь. Оригинально… — И о чем же?

— О смысле жизни.

— Даже так? — хмыкнула Екатерина. — И где же вы его постигли — в столь юном возрасте?

В зале раздались смешки. Наследница бывала острой на язык, а князь с невестой многим не понравились. Явились, понимаешь ли, все из себя такие выскочки…

— На чужбине, — ответил Николай, — в Африке.

— И чем там занимались? Охотились на львов?

— Служил в французском Иностранном легионе.

— В каком вы были чине? — заинтересовалась цесаревна.

— Майора. Но у французов это младший чин.

— Награды от французов? — Екатерина указала на ордена на княжеском мундире.

— Нет, ваше императорское высочество. Удостоен ордена Георгия Нововарягии, другим же награжден империей.

— За что?

— Так воевал, — князь улыбнулся. — Мне петь?

Наследница задумалась. Гость раздражал ее — и непонятно, почему. Дерзок? Нет, не сказать, он даже вежлив, но, похоже, что ему до лампочки наследница и этот бал. Позволить ему петь? Не слишком будет для такого?

— Разрешите? — от гостей отделился стройный, высокий офицер в парадном имперском мундире и подошел к Екатерине. Щелкнув каблуками, поклонился. — Князь Касаткин-Ростовский. Вместе Николаем Михайловичем воевал в Нововарягии, где мы и познакомились. Участвовали в двух диверсиях в тылу врага, в последней князь Несвицкий был тяжко ранен и еле выжил. Благодаря его умению и опыту, наш имперский корпус совместно с ополченцами разгромил противника, успешно выполнив задачу по освобождению земель Нововарягии. За этот подвиг князь Несвицкий представлен к ордену Андрея Первозванного. Насколько знаю, император подписал указ о награждении.

— Вот как? — Екатерина снова удивилась. В таком-то возрасте и высший орден?

— Еще он замечательно поет, — улыбнулся Касаткин-Ростовской. — Поверьте на слово, ваше императорское высочество.

— Хорошо, — наследница кивнула. — Князь, мы вас слушаем.

Несвицкий пробежался пальцами по струнам укулеле.

Екатерина слушала и поражалась. Князь пел великолепно. Высокий, сильный, чуть бархатистый голос звучал весьма приятно. Такое исполнение под стать профессиональному певцу, а князь — военный. К тому же необычные слова…

Гости подтянулись ближе и слушали, внимая каждой ноте. В империи вот так не пели. Теперь понятно, откуда взялся юный князь. Из Франции приехал, там петь и научили. Французы в этом мастера…

Князь допел и поклонился. Все зааплодировали, в том числе — наследница.

— Браво, князь! — похвалила Екатерина, когда хлопки затихли. — Песню сочинили сами?

— Сам, ваше императорское высочество, — подтвердила невеста юного Несвицкого. — Но мой жених стесняется об этом говорить.

— Не похож он на стеснительного, — хмыкнула Екатерина. — Вы хорошо поете, князь. Танцуете не хуже?

— Увы! — Николай развел руками.

— А что ж пришли на бал?

— Мне император повелел.

— Так вы майор Нововарягии, ему не подчиняетесь.

— Но я еще имперский князь — мне так его величество сказал.

Среди гостей раздались шепотки. Быть принятым у императора… Этой чести немногих удостаивают, тем более, в столь юном возрасте.

— Раз не танцуете, так спойте нам еще, — предложила Екатерина. — Вы много песен знаете?

— Не очень. Лирическая подойдет? — спросил Несвицкий.

— Мы слушаем, — наследница кивнула.

Князь тронул струны.

Вновь в зале замерли, внимая необычной песне. Все было непривычно: слова, мелодия и мягкий перебор гитарных струн. Князь пел негромко, но бархатистый тенор исполнителя, казалось, доставал до самых дальних уголков в обширном зале. На хорах, где музыканты приготовились играть мазурку — по традиции ей открывали бал — внимали тоже. «Черт! Этот парень мог бы сделать сольную карьеру, — подумал дирижер и почесал в затылке палочкой. — Прекрасный голос! Жаль, что ему такого не предложишь. Откажется…»

Необычное томление снизошло на Екатерину. Ей было радостно, но одновременно и немного грустно. Князь пел не для нее, хотя и объявил об этом. Каким влюбленным взглядом смотрит на Несвицкого его невеста! И девушка красивая. Хотя на ней мундир, он не скрывает женственности и обаяния подруги князя.

Екатерина вдруг представила, как князь несет ее в укромный уголок, где им никто не помешает предаться радостным утехам… Мысль эта была сладкой и греховной донельзя. Она заставила себя собраться. Да что он позволяет себе петь? Да как такое можно? Но одновременно Екатерина понимала, что злится зря: князь не желал ее обидеть. Он просто спел…

Несвицкий замолчал и поклонился. Гости вновь захлопали в ладоши, раздались крики: «Браво!»

— Благодарю вас, князь, — произнесла Екатерина церемонно. — Порадовали вы нас. Жаль не танцуете, не то бы я предложила вам вести меня в мазурке.

— Виноват, — Николай развел руками (в одной из них осталась укулеле). — Хотя вальс я бы, наверно, смог.

— В вальсе у меня есть кавалер, — ответила Екатерина. — Но на мазурку в мой карне[4] был вписан князь Голицын. Но он, однако, заболел. Составите мне пару, князь? — спросила у Касаткина-Ростовского.

— Благодарю за честь, — тот поклонился. — С огромным удовольствием.

— Веселитесь, Николай Михайлович! Раз не танцуете, отдайте должное напиткам и закускам. Невесту угостите.

— J'espère que la prochaine fois, j'aurai l'honneur de danser avec vous (Надеюсь, в следующий раз я удостоюсь чести с вами станцевать), — галантно произнес Несвицкий, взял под руку Марину и отвел ее в сторонку, где у стены стояли длинные столы, накрытые по пришедшей из-за границы моде а-ля фуршет. Обычно угощение гостям располагали в отдельной комнате, но подходящей для нужного числа гостей в Архангельском не нашлось, и столы расположили возле стены у окон, выходящих на подъезд к дворцу. Закрывавшие их шторы раздернули — пусть гости наблюдают за двором: кто уезжает, кто приехал. Напротив одного такого и встали князь с невестой.

Екатерина дала знак церемониймейстеру. Тот вышел в центр зала и поднял руку с шелковым платком. Но взмахнуть им не успел. Во дворе послышались хлопки, со звоном брызнуло стекло, осколками усеяв близлежащий стол, и кто-то вскрикнул на хорах.

— Твою мать! — раздался голос у столов, и все его узнали. — Внимание! Всем отойти от окон к центру зала! Музыкантам — лечь! Похоже, на дворец напали…

Богдан Ковтюх родился в небольшом шахтерском городке на юге Славии. Рос в независимой стране. В школе учителя рассказывали им, как Варягия столетиями угнетала славов. Забирала плоды их тучных черноземов, выкачивала недра, взамен давая крохи. Да, строила заводы, дороги, шахты и плотины, но это лишь, чтоб брать побольше. Стряхнув с себя ярмо империи, славы станут жить свободно и богато — так объясняли в школе.

С богатством почему-то не заладилось. С работой у родителей вдруг стало плохо: их предприятие купили иностранцы, после чего завод закрыли. Отец собрался и уехал на заработки в Варягию. Так поступали многие. Империя, которую ругали в телевизоре и в школе, кормила бывших своих подданных и после отделения республики. Мать занималась мелочной торговлей: везла из крупных городов сумки с всяким барахлом, закупленным на рынках, и продавала на базаре. Жили скудно. Отец Богдана, приезжая с заработков, ругал правительство республики, ее парламент, президента, называя их ворами и бандитами. Возможно, сын бы перенял его ненависть к власти, но в двенадцать лет у него вдруг проявился дар.

Случилось это так. Однажды, по дороге к дому после школы на него напали хулиганы — их в городке хватало. Хулиганы забирали у мальчишек деньги и били, если те сопротивлялись. Богдан успел залезть на дерево, где сел на ветке, одной рукой держась за ствол, в другой сжимал портфель. Лезть следом хулиганы поленились и принялись бросать в Богдана камнями. И тут случилось чудо: мальчика как бы окутала радужная пленка, которая не пропускала камни к телу. От такой картины хулиганы сначала впали в ступор, затем посовещались и ушли. О происшествии узнали в школе, Богдана вызвал в кабинет директор и, расспросив, потребовал, чтоб ученик продемонстрировал, как это делает. Богдан и показал — не жалко. А через неделю в город прибыли чиновники из министерства образования. Удостоверившись, что мальчик одаренный, они отправились к его родителям и убедили их отдать Богдана в спецшколу в Западной Европе, конкретно — в Кельне.

— У мальчика задатки будущего мага, — убеждали они родителей Богдана. — В специальной школе их разовьют, обучат нужным навыкам. Со временем сын станет офицером, получит гражданство Германии и будет получать большие деньги. В Европе магов ценят.

Родители, подумав, согласились и подписали нужные бумаги. В самом деле, какое будущее ждет Богдана в Славии? Ну, он окончит школу, а дальше что? Учиться в вузе стоит дорого. В империи не брали денег со студентов, но в свободной Славии эту лавочку прикрыли. Но даже если наскребут на обучение, диплом не гарантирует работы. А так сын вырвется из бедности и заживет, как человек. В Европе — рай…

Довольны были и чиновники. За одаренных мальчиков Германия платила щедро. Предназначались деньги для родителей детей, но им и без того невероятно повезло по мнению чиновников — пристроят сына за границу. А плату заберут себе посредники, они ведь постарались. Доволен был директор школы — он тоже оказался в доле.

В специальной школе, в которую попал Богдан, учились мальчики из разных стран Европы — из Польши, Славии, Болгарии и прочих слаборазвитых окраин. Немецких не было — для них существовали иные заведения. Первым делом иностранцев заставляли выучить язык — магию преподавали немцы. Но на родных им говорить не запрещали, и, более того, поощряли знать их в совершенстве. Помимо общих школьных дисциплин и магии курсантам объясняли, как им невероятно повезло приобщиться к великим ценностям Европы. Здесь демократия, свобода и гражданские права в отличие от варварской Варягии, и ряда прочих стран, где процветает дикость вкупе с тиранией. У них (подумать только!) признаны всего два пола — женский и мужской, а однополые браки под запретом, В ряде стран за гомосексуализм в тюрьму сажают! Как такое возможно? Человек должен быть свободен в выборе своих пристрастий!

Свободу нужно защищать, и мальчиков учили, как это лучше делать. Помимо магии, натаскивали их стрелять, бросать гранаты и владеть ножом. Богдану это нравилось. Их хорошо кормили, одевали, выделяли деньги на карманные расходы. Родителям Богдан писал, что у него все хорошо, он очень рад, что учится в Германии.

На выпускных экзаменах он показал себя неплохо. Продемонстрировал комиссии защитный полог, полеты и огонь.

— Есть перспектива у курсанта приобрести другие навыки? — спросил его наставника важный генерал, возглавивший приемную комиссию.

— Исключено, — ответил немец-маг. — Способности развили до конца.

— Что ж, три умения вполне достаточно для обучения на офицера, — пожал плечами генерал. — Такие маги нам нужны. Но по сложившейся традиции в германской армии, курсант вначале служит рядовым. Проявит себя должным образом — повысят в чине. Все с этим, следующий…

Отправили Богдана в боевую часть. Охранный батальон сражался с сербскими повстанцами, которые кошмарили легших под Германию коллаборационистов. Убивали глав районов, взрывали эшелоны оккупантов, сжигали склады. Покончить с ними было трудно — повстанцам помогало население. Их прятали, кормили, давали деньги на оружие. Однажды взвод Богдана преследовал повстанцев, напавших на немецкую колонну. Догнали их в горах. Повстанцы заняли позицию на гребне высоты и не позволяли немцам окружить их. Стреляли метко. Во взводе появились раненые, двоих солдат убили. А артиллерии у немцев не имелось — по горам ее не больно потаскаешь.

— Без вертолетов их не взять, — заметил лейтенант, командовавший взводом. — Придется вызывать подмогу. Но пока наш штаб запросит авиацию, пока та прилетит — стемнеет. А ночью сербы испарятся. Уже не раз так было.

— Разрешите, я попробую, герр лейтенант? — спросил Богдан.

— А что ты сможешь? — удивился офицер.

— Взлечу и забросаю их гранатами.

— Тебя убьют мгновенно.

— Не убьют, у меня есть защитный полог.

— Что ж, попытайся, — пожал плечами лейтенант. Унтерменша из какой-то Славии не жалко. Тут немцы гибнут.

Богдан обвешался подсумками с гранатами, закинул за спину «Гадюку» и стартовал к холму с повстанцами. Те поначалу не заметили или не поняли угрозу, поэтому стрелять по магу начали не сразу, к тому же не совсем удачно. Попасть по юркой цели в воздухе из автомата сложно. Пройдясь над гребнем, Богдан срисовал позиции повстанцев и на втором заходе стал бросать гранаты. Их взрывы больше оглушили, чем убили инсургентов. Воспользовавшись их замешательством, Богдан скользнул к земле и стал работать из «Гадюки». В него стреляли, но защитный полог не позволил пулям задеть солдата Бундесвера. Убив последнего повстанца, Богдан повесил автомат за спину и полетел обратно.

— Готово, герр лейтенант! — сказал, встав перед офицеров. — Инсургенты уничтожены.

— Что, все?

— Яволь, герр лейтенант, их было восемь. Из них две женщины. Предлагаю убедиться.

— А я не понимал, зачем мне дали мага, — заметил офицер, когда весь взвод взошел на гребень высоты. — Не видел прежде их в бою. Хоть ты не немец, рядовой Ковтюх, но отныне нам камрад. Я прав, зольдатен?

— Яволь, герр лейтенант! — загомонили подчиненные. К Богдану подходили, улыбались и хлопали ладонью по плечу.

За бой с повстанцами Богдана наградили воинской медалью и дали чин гефрайтера.[5] Методичку с описанием его сражения разослали по охранным батальонам. Внедрение новинок тактики у немцев являлось сильной стороной их армии. Повстанцев маги стали выбивать безжалостно, но вскоре это прекратилось. У инсургентов появились патроны с зачарованными пулями. Где и как они добыли их, никто не знал. Говорили, что повстанцам помогла Варягия, но доказательств не имелось. Стреляли сербы из оружия, произведенного в Европе, а маркировка найденных на поле боя гильз была немецкой. Магов стали тупо убивать, причем, целенаправленно — стреляли в них из снайперских винтовок. Повстанцы знали, кто из зольдатов маг — осведомителей хватало. Квартировали немцы в городах, ходили в местные кафе и рестораны, там жители их видели и слышали их разговоры. А помощь инсургентам для сербов была первым делом.

Стреляли и в Богдана. Защитный полог не справился с волшебной пулей, и та пробила грудь гефрайтера. Два месяца он провалялся в госпитале, где его едва спасли. При выписке узнал, что из выпускников их школы в живых остались только трое, другие навсегда остались в далекой Сербии. Использовать в бою их запретили — лишь в карательных мероприятиях. Взятых в плен повстанцев Богдан сжигал огнем на площадях, куда сгоняли местных, чтобы они смотрели экзекуцию. Выходил он в каске и в зачарованной кирасе, вдобавок, прикрытый щитами из лучшей стали. И все равно в него стреляли, но, к счастью, без последствий. Другим не повезло… В итоге Богдана отозвали и направили в Берлин, где определили в военное училище для магов.

Учиться было трудно. Курсанты-немцы, часть преподавателей не скрывали пренебрежительного отношения к попавшему в их альма-матерь унтерменшу. Большинство их носили приставки «фон» и «дер» к фамилиям и гордились древностью своих родов. А чем гордиться мог Богдан? Тот факт, что он сражался за Германию, был ранен, награжден медалями, стал унтер-офицером, никого не волновал. Печали добавляло то, что потерялась связь с родителями — на юге Славии сепаратисты подняли мятеж и отделились от республики, образовав свою Нововарягию. Родители Богдана как раз и проживали на мятежных землях. Это лишь добавило Богдану ненависти к сепаратистам. В Сербии они в него стреляли, а в Славии прервали связь с родителями. Уроды! Ничего, наступит время, и он с ними разберется. Преподаватели им говорили, что выпускников училища отправят в Славию, где есть потребность в офицерах-магах. Но вышло по-иному…

Богдан учился на последнем курсе, когда в училище внезапно позвонили из Службы безопасности Германии и велели прислать в их офис курсанта Ковтюха. Недоумевая о причине вызова, Богдан послушно прибыл по указанному адресу. Унтер-офицер на входе проверил документы посетителя, открыл журнал и подсказал ему куда идти. В просторном кабинете на десятом этаже курсанта встретил немолодой мужчина в штатском.

— Садитесь господин Ковтюх, — заговорил с ним на варяжском, после того как гость произнес обычное здесь «Гутен таг». — Поговорим.

Курсант присел на стул.

— Меня зовут Иван Иванович, — продолжил хозяин и снова на по-варяжски. — Вы к нам приехали из Славии, насколько знаю?

— Да, — подтвердил Богдан.

— Давно бывали дома?

— Ни разу не бывал. Сначала обучался в школе, затем служил. А после стало невозможно: сепаратисты захватили эти земли.

— И как вы к этому относитесь? — спросил Иван Иванович.

— Ненавижу гадов! — Богдан не смог сдержаться.

— Это хорошо, — хозяин кабинета отчего-то улыбнулся. — Как отнесетесь к предложению помститися?[6] Так, вроде, говорят у славов?

— Буду только рад.

— Задание опасное. Риск вас не испугает?

— Я воевал, Иван Иванович! — обиделся Богдан. — Не раз стоял под пулями, был ранен.

— Что ж слушайте…

Через неделю Богдан отправился в Москву со славским паспортом в кармане на имя Ивана Кузнецова, сбежавшего в Германию от мобилизации после начала войны с Нововарягией. Легенду подтверждало удостоверение беженца, выданное немецким муниципалитетом. По легенде с работой у Ивана не заладилось, а жить в приюте с нищенским пособием мужчине надоело. Вот и решил в империю податься, тем более по национальности он никакой не слав, а истинный варяг, о чем свидетельствуют имя и фамилия. Воевать с такими же братьями по крови он не желает.

Несмотря на противостояние Варягии с Германией, отношения меж ними не прерывались: ходили поезда, летали самолеты. Империя охотно принимала славов, сбежавших из «родной» страны. Она нуждалась в рабочей силе, а славы для замещения вакантных должностей подходили идеально. Варяжский знают, по менталитету от имперцев почти не отличаются, работать любят и умеют. Проблем у «Кузнецова» не возникло. В аэропорту Москвы ему вручили тонкую брошюру, где для таких, как он, мигрантов подробно доводилось, как встать на государственный учет, где жить, и как найти работу.

Богдан последовал рекомендациям. Стал дворником в одном столичном ЖЭСе, поселился в выделенной комнате и через неделю встретился с другими членами «боевки».[7] Их было четверо: Микола, Гнат, Макар и Вячеслав. Все молодые, побывавшие в боях, и за Славию готовые порвать любого. В империю добрались разными путями, но, по легенде, как и «Кузнецов», якобы сбежали от призыва. Вскоре их навестил куратор из немецкого посольства.

— План операции таков, — сказал, когда боевики расселись за столом, уставленным бутылками с закуской. Вдруг кто-нибудь зайдет, а тут собрались земляки, чтобы отметить встречу. — Через неделю внучка императора, она ж наследница престола, проводит бал по случаю совершеннолетия. Там соберется знать Варягии. Вам предстоит напасть на них и уничтожить.

— А почему не императора? — спросил Микола. — Что толку в этой девке?

— К нему не подобраться, — объяснил куратор. — Охрана сильная, и в ней есть волхвы. Девчонку охраняют послабее, к тому же бал, считай, в столице, и нападения они не ждут. А смерть наследницы — большой удар для императора. Он стар и болен, и от такого не оправится.

— Взорвать их там — и все дела! — сказал Макар. — Атаковать опасно. Можем не прорваться.

— Не выйдет, — отверг идею немец. По-варяжски он говорил с акцентом. — Дворец старинный, крепкий, там нужен грузовик взрывчатки. Просто так ее не завезти, а заложить — еще труднее. Архангельское охраняют. Не беспокойтесь о себе. Вам выдадут кирасы, зачарованные магом, и бронированный автомобиль. Отличное оружие, гранаты. Нападения не ждут, уйдете без проблем. Вы, главное, не увлекайтесь. Не обязательно убить их всех, достаточно наследницу. Портрет ее вам раздадут. Всем все понятно?

— Зробим! — ответил за «боевку» Гнат.

— Отлично! — немец встал. — Проводи меня, Иван.

На улице сказал Богдану:

— Мне довели, что вы будущий немецкий офицер и воевали за Германию. С вами можно откровенно?

— Да, — подтвердил Богдан.

— Все несколько сложнее, чем я там объяснил. Охрану вы, скорей всего, сомнете, прорветесь в бальный зал, но там, возможно, будут волхвы. Среди варяжской знати их немало. Поэтому понадобился маг. Вы знаете, как распознать их и как убить. Патроны с зачарованными пулями вам выдадут, но только вам. Понятно?

Богдан кивнул.

— Второе. Им, — он указал на дом, — уйти оттуда не удастся. И этого не нужно. Диверсию организовали славы, что и отлично, — куратор усмехнулся. — Мы ни причем. Вам скрыться нужно непременно, поскольку могут опознать и предъявить претензии Германии. Поэтому, едва покончите с наследницей, взлетаете и отправляетесь по воздуху в одно местечко, где будет ждать автомобиль с водителем. У него получите дипломатический немецкий паспорт. Вас отвезут в аэропорт, оттуда вы отправитесь в Берлин ближайшим рейсом. Надеюсь, вы не испытываете сентиментальных чувств к своим напарникам?

— Нет. Я немец, а не слав, — сказал Богдан.

— Похвально. В Германии вас ждут погоны лейтенанта — в офицеры вас произведут досрочно, также в берлинском банке на ваше имя открыт счет на миллион экю. Довольны?

— Я не подведу! — Богдан едва не щелкнул каблуками.

— Но, но! — куратор улыбнулся. — Не забывайтесь. Вы здесь пока что дворник, а не немецкий офицер. Еще блеснете выправкой. До встречи…