Глава 7

Потекли, как говорили в прошлом Николая, трудовые будни. Утром Несвицкие шли в госпиталь, где расходились по местам. Марина — к деткам, Николай в цокольное помещение, где чаровал раствор здоровья. Потом направлялся в хирургию, где занимался плазмой. Обед, а дальше снова плазма или раствор здоровья. Волхв из империи, который подменял его на время отпуска, с радостью уехал — в Царицыно ему не нравилось, что он и не скрывал. Специалистом сменщик оказался так себе, зато капризным и заносчивым.

Работа вскоре кончилась. Даже Кривицкий с его натурой хомяка сказал однажды: «Хватит! Отдыхайте!», после чего Несвицкий заскучал — заняться было нечем. Оттачивать приемы волхования не хотелось — дед в свое время погонял его нещадно. Да и к чему они? Вновь воевать? Так в этом нет нужды. В скором времени в Царицыно прибудет группа волхвов из империи, они и станут диверсантами, когда начнется наступление. По договоренности с дедом Несвицкий их научит всему, что занимался в прошлой жизни, а дальше — сами.

Он с удовольствием занялся бы подготовкой волхвов, но их пока что не было, и Николай отправился к Марине в отделение и впечатлился там увиденному. Поскольку раненых детей туда не привозили — их просто не было из-за отсутствия прилетов, отделение превратилось в реабилитационный центр. Приехавшие из империи специалисты привезли в Царицино новейшие протезы и подгоняли их для маленьких ампутантов. Заодно учили ими пользоваться.

Даже такой прожженный волк, каким Несвицкий был в прошедшей жизни, при виде деток, ковыляющих по коридору на своих искусственных ногах, почувствовал, как сжало горло. Постояв так некоторое время, он повернулся и отправился во двор. Там сел в автомобиль и съездил в город, где в ближайшем магазине накупил конфет и прочих сладостей. Сгрузил все это в два мешка и притащил к Марине в кабинет.

— Зачем все это? — укорила мужа заведующая отделением. — Детей здесь кормят хорошо и сладости дают. А тут их столько! Еще расстроятся желудки.

— Разреши мне понемножку, — попросил Несвицкий. — Жизнь их обездолила, так пусть хотя б кусочек или маленькая минутка радости.

— Ладно, — подумав, ответила Марина и вздохнула: — Мне и самой порою сердце режет на них смотреть. Возьми корзинку у сестры-хозяйки, насыпь в нее конфет и отнеси в палаты. Раздай по парочке, но не больше!

Несвицкий так и поступил. Встречали его радостно. Дети гомонили, выуживая понравившиеся им сладости в корзинке, улыбались дяденьке и благодарили. А в одной палате к нему внезапно обратилась девочка лет четырех.

— Дядя волхв! Ты обещал отрастить мне ручку. Мне сделали другую, но она плохая: тяжелая и пальчики не гнутся, — она продемонстрировала протез, который заменил ей ампутированную кисть. — А я хочу живую!

В груди у Николая сжалось сердце. Он вспомнил эту кроху: некогда она действительно просила вырастить ей новую руку. Тогда он кое-как отговорился, пообещав, что что-нибудь придумает. И вот ему напомнили…

— Как тебя зовут? — спросил у девочки.

— Маша.

— Вот что, Машенька, давай поступим так. Я раздам конфеты, после чего вернусь сюда, и мы с тобой пройдем в мой кабинет. Там окончательно решим, что нужно делать. Договорились?

— Да, — кивнула девочка. — Но ты не обмани. Я буду ждать.

— Приду, — пообещал Несвицкий сдавленно.

Раздав все сладости, он отвел девчонку в кабинет, где и пристроил на кушетке.

— Послушай меня, Машенька, — сказал, присев с ней рядом. — Я волхв, но не волшебник, и попытаюсь сделать все, чтобы у тебя появилась живая ручка, но гарантировать, что у меня получится, не могу. Я это никогда не делал. Ты на меня не обижайся в этом случае. Договорились?

Девочка кивнула.

— А как ты ее отрастишь? — спросила с интересом.

— Сейчас мы уберем протез, — сказал Несвицкий и снял его с культи девчонки. — Я возьму твою руку в свою и подержу немного. Тебе, возможно, будет горячо в моей ладони, но ты терпи. Приступим?

— Да, — сказала Маша.

Николай зажал в ладони обрубок ее ручки и прикрыл глаза. Не сразу, но почувствовал, как от ладони потекло тепло. Так продолжалось несколько минут — заметно меньше, чем при чаровании раствора, но почти же столько же, как при исцелении княжны Екатерины. Почувствовав, что истечение потока прекратилось, Николай разжал ладонь и посмотрел на девочку.

— Как чувствуешь себя, Машенька? Не больно было?

— Только горячо, — сказала кроха. — Но я терпела. Смотри какая стала! — она продемонстрировала волхву слегка опухшую и покрасневшую культю. — И чешется.

— Но не болит? — Несвицкий тронул ручку пальцем.

— Нет, — крутнула Маша головой. — Давай не будем это надевать? — предложила, ткнув пальчиком в протез.

— Как скажешь, — согласился Николай и отвел ее обратно.

А следующим утром его нашла Марина. Николай как раз листал тяжелый фолиант по медицине, который взял в библиотеке. Марина заглянула к мужу в кабинет, затем вошла и притворила за собою дверь.

— Что ты с Протасовой устроил? — спросила, сев на кушетку.

— С какой Протасовой? — Несвицкий отодвинул книгу.

— Ну, с Машенькой, Протасова ее фамилия. Мне сообщили, что ты водил ее сюда.

— А что случилось? Ей стало плохо?

— Здорова, — мотнула головой жена. — Проблема с ручкой — у культи припухлость и покраснение покрова. Но это еще не все! Предплечье заметно удлинилась, прибавило в объеме, и больше не влезает в гильзу для протеза. Врачу же девочка сказала, что носить его не будет, он ей не нужен, поскольку дядя волхв отращивает ей ручку. Так это ты устроил?

— Ага, — сказал Несвицкий.

— С ума сошел! — Марина возмутилась. — Ты, что, считаешь себя богом?

— Всего лишь волхвом, — пожал плечами Николай. — Маша попросила, и я попробовал помочь.

— Эксперименты над ребенком? Да ты!..

Марина задохнулась.

— Спокойно! — Николай поднялся и, подойдя к жене, сел рядом и обнял ее за плечи. — Давай с тобою рассуждать логически. Я неоднократно применял свой дар на людях: кого-то омолаживал, кого-то исцелял. Ни разу никому не навредил.

— Но она ребенок!

— Ребенок тоже человек.

— Ладно, исцеление, — не успокоилась Марина. — Но восстановить конечность… Вдруг у нее появится клешня?

— Доверим это дело организму, — возразил Несвицкий. — Природа нас мудрее. У ящерицы, потерявшей хвост, вырастет такой же, а не клешня с рогами. А если даже и клешня, то с нею лучше, чем с протезом.

— Ты идиот? Кто женится на девушке с клешней?

— А на безрукой? Знаешь, дорогая, я помню одну женщину, она работала в библиотеке… — он чуть не добавил: «У нас в училище», но вовремя остановился. — Она родилась без кисти. Приятная и умная особа, но замуж так и не вышла — не позвали. Хотя рукою без кисти она свободно управлялась. А если сохранились бы хотя б зачатки пальцев, ей было б легче.

— Ты так цинично это говоришь!

— Я не циник, — ответил Николай. — Но душа болит с тех пор, как я увидел Машу, и не сумел ей отказать, когда девчонка попросила. Себе бы не простил, если бы не попытался ей помочь.

— Ох, Коля! — Марина потерлась щекой о мужнино плечо. — Что дальше будем делать?

— Наблюдать, — сказал Несвицкий. — И действовать по обстоятельствам.

На следующий день Марина сообщила, что покраснение с припухлостью у Машеньки пропали, и кисть, вроде, начала формироваться, но тут процесс и замер. Поколебавшись, Николай провел второй сеанс. Все снова повторилось: покраснение, припухлость и рост руки. На этот раз процесс сопровождался болями — росли фаланги кисти, но девочка стоически терпела и жаловалась только дяде Коле, когда он навещал ее в палате. По просьбе волхва ей дали обезболивающее, лекарства помогли. Несмотря на состояние ребенка, у девочки проснулся дикий аппетит, и Маша много ела, чем удивляла медиков.

— Ей нужно, — заявил Несвицкий обеспокоенной жене. — Организму требуется строительный материал для тканей. Давайте больше мяса и молочного — это белки и кальций для костей.

— Ты откуда знаешь? — Марина удивилась.

— Зря, что ли, это все читаю? — Несвицкий показал ей толстый медицинский фолиант. — Здесь собраны примеры, подтвержденные практически.

— О чем?

— О регенерации мягких и отчасти костных тканей после тяжелых ран у пациентов. Авторы единодушно отмечают, что успешному лечению способствовало полноценное питание с преобладанием продуктов животного происхождения.

— Да ты у нас профессор медицины! — Марина засмеялась. — А Машенька зовет тебя волшебником.

— Я не волшебник, я учусь, — деланно потупил взор Несвицкий. — Но ради тех, кого люблю, способен на любые чудеса.

— Ох, Коля! — Марина вновь вздохнула и обняла любимого. — Чем это все закончится?

— Все будет хорошо, — заверил Николай.

Спустя неделю после первого сеанса у Маши выросла ладошка — чуть меньшая, чем на другой руке, но полноценная: с пальчиками, ноготками и сохранением всех функций человеческой руки. Маша без проблем держала ложку и даже рисовала, то и другое не совсем уверенно — моторику ей предстояло наработать. Но это не проблема, как сообщили Николаю, поможет комплекс упражнений. Ведь главное — в кисти ребенка присутствуют суставы, есть сухожилия, сосуды, нервы… Почти что полноценная ладонь, разве что размером чуть поменьше, чем другая. Теоретически можно было провести еще сеанс, чтобы ручку увеличить, но Несвицкий от идеи отказался — кто знает, чем закончится? Появится у девочки клешня… Тут главное не навредить. И без того переживал за Машеньку. Марине и другим врачам он не показывал волнения, демонстрируя невозмутимость и уверенность в своих поступках, но на деле даже плохо спал ночами, одолеваемый терзаниями.

За эти дни он очень привязался к девочке. Не по годам серьезная, рассудительная и вежливая кроха пробудила в сердце Николая забытые родительские чувства. В прошлой жизни он нечасто баловал детей своим вниманием — мешали длительные командировки в многочисленные «точки», где он воевал, потом лежал в госпиталях, и как-то вышло, что сын и дочка выросли почти что без отцовского участия. Хорошими людьми — супруга постаралась, но маленькими их Николай совсем не помнил. Общался с ними после выхода на пенсию, но дети стали взрослыми: дочь вышла замуж, а сын женился, и собственные семьи оттеснили их интерес к родителям на периферию. Николай не обижался — закономерно, тем более что появились внуки. Но внук не сын — его ты видишь далеко не каждую неделю, не говоришь с ним каждый день, не обнимаешь, не рассказываешь сказки и не учишь с ним уроки. Нет, если вы живете с внуками в одной квартире, такое будет, но времена сейчас другие, и дети часто обитают отдельно от родителей. Несвицкий уводил Машу в свой кабинет, где читал ей книжки, рассказывал волшебные истории, которые принес из прошлой жизни, благо детство у него было счастливым — рос под присмотром бабушки, которая их знала множество, и Коля их запомнил.

Малышке это нравилось. Она взбиралась на колени дяди Коли и, прижавшись к нему худеньким тельцем, внимала, затаив дыхание. Родители или другие родственники ее не навещали, и Несвицкий поинтересовался этим у Марины.

— Нет у нее родителей, — ответила супруга, — нет никого совсем. Прилет в квартиру, в которой все погибли. Маша уцелела чудом. Лежала под обломками.

— Она не говорила.

— Не хочет вспоминать — психическая травма. Такое сплошь и рядом.

— И где она живет?

— В детдоме. Сирот в Царицино нередко забирают в семьи, но деток с инвалидностью не очень жалуют. Ухаживать за ними сложно, — она вздохнула. — Теперь, когда у Маши появилась ручка, возможно, заберут.

— Вот, значит, как… — сказал Несвицкий после чего отправился домой. Там переоделся в свой мундир с прицепленными орденами, взял паспорта — свой и Марины, свидетельство о браке. На внедорожнике приехал в городскую администрацию, где отыскал необходимый кабинет. Поговорил с ее хозяйкой, переоделся дома в камуфляж и заглянул к Марине в отделение.

— Как смотришь, дорогая, если мы с тобой удочерим Марию? — спросил супругу.

Марина растерялась.

— Ты серьезно? — спросила после паузы.

— Вполне, — кивнул Несвицкий. — Я говорил с начальницей управления опеки и показал ей наши документы. Она не возражает. Принесем ей справки о состоянии здоровья, характеристики из госпиталя, их педагог поговорит с малышкой. Еще обследуют квартиру, чтоб убедиться, что жилищные условия нам позволяют содержать ребенка. Ничего особо сложного.

— Мне Маша нравится, — ответила Марина, — но не уверена, что у нас получится поладить с девочкой. А вдруг не сложится? Не отдавать же ее опять в детдом?

— Ну, для начала нам оформят опекунство, и только год спустя мы сможем претендовать на право стать ее родителями. Педагог нас будет навещать, беседовать с малышкой, и, если все нормально, составит заключение. Такое не пугает?

— Нет, конечно, — ответила Марина. — Сама об этом знаю. А Машенька захочет с нами жить?

— Так у нее и спросим, причем сейчас. Не возражаешь?

Получив согласие, Несвицкий вышел. В кабинет вернулся с Машей. Усадив ее на стул, встал напротив плечом к плечу с Мариной.

— Скажи нам, Машенька… — он вдруг почувствовал смущение. — Ты согласишься жить у нас? Со мной и с тетей доктором? У нас хорошая квартира здесь неподалеку. Там все удобства… — Несвицкий замолчал, сообразив, что говорит совсем не то.

— Мы будем о тебе заботиться, — добавила супруга.

— У вас есть котик? — вдруг спросила девочка.

— Котик? — Несвицкий растерялся. — Настоящий?

— Нет, желтый. Большой такой, — Маша показала ручками. — И мягкий, я с ним спала.

— Игрушечный? — сообразил Несвицкий.

— Да, — подтвердила Маша.

— Поедем в магазин и выберем. Хоть желтого, хоть розового, хоть бурого в полоску. Устраивает?

— Да, — сказала Маша. — Когда мы к вам поедем?

— Если не возражаешь — завтра. Нам нужно подготовиться. Убрать в квартире, подготовить комнату. Договорились? — он протянул ладонь.

Кроха хлопнула по ней своей ладошкой — Несвицкий научил ее такому жесту, и сползла со стула. Николай отвел ее обратно и вернулся в кабинет.

— Ох, Коля! — встретила его Марина. — Все у тебя так быстро… О главном не подумали. С кем мы оставим Машу дома? Ведь оба на работе.

— Когда оформим опекунство, пристроим ее в садик, — ответил Николай. — Пока найдем ей няньку. Может, кто-то из твоих сестер или санитарок согласится? Мы хорошо заплатим.

— Поговорю, — задумалась Марина. — Есть женщины, которые детишек любят. По-настоящему, и детки это чувствуют. Такое не подделаешь.

— Вот и займись! — сказал Несвицкий. — А я домой поеду. Там надобно прибраться, подготовить комнату для Маши.

— Я, как приду с работы, помогу, — ответила Марина…

На следующий день после работы, взяв с собой Машу, они втроем отправились в детский магазин. Там накупили девочке одежды, белья и обуви, после чего отправились в отдел игрушек.

— Хочешь куклу? — спросила у нее Марина.

— Нет, — Маша закрутила головой. — Вы обещали котика.

Николай подвел ее к прилавку с мягкими игрушками.

— Выбирай!

— Вот этот! — Маша указала пальчиком на плюшевого тигра, оранжевого, с черными полосками. Получив игрушку, прижала «котика» к себе.

— Здравствуй, Барсик! — сказала, чмокнув его в мордочку. — Зачем ты убежал? Ты испугался, когда в квартиру прилетело? Я тебя искала и скучала очень-очень.

Несвицкий ощутил, как запершило в горле.

— Поехали домой, — сказал, прокашлявшись.

В квартире они вдвоем с Мариной показали Маше ее комнату, провели по остальным и сели ужинать. Все ели с аппетитом, кроме Барсика, конечно. Плюшевый тигренок наблюдал за ними, сидя на краю стола, где и таращил оранжевые глазки с зрачками-щелочками.

— У нас квартира больше была, — сказала Маша, когда Несвицкий подал чай. — Три комнаты. Там жили мама, папа, бабушка и младший братик. Осталась одна Маша.

Марина, не сдержавшись, всхлипнула, а у Николая защемило в сердце.

— Будет тебе братик, — поспешил Несвицкий. — Или сестричка. Тетя Марина ждет ребенка.

— Это хорошо, — кивнула девочка. — Я братика любила.

После ужина Марина Машу выкупала, одела ей пижамку и отвела в постель.

— Пусть дядя Коля расскажет сказку, — потребовала кроха.

Николай сел у кровати и стал рассказывать про чудесное путешествие Нильса с дикими гусями. Не дошел до половины, как девочка уснула, прижав к себе тигренка. Поправив одеяло, он встал и выключил свет в комнате. Марину он нашел на кухне.

— Ну, как тебе с ребенком? — спросил, присев на стул.

— Непривычно, — ответила Марина и вздохнула. — Но одновременно радостно — квартира будто ожила. Знаешь, когда купала девочку, вдруг на мгновение почувствовала себя мамой. Такое чувство накатило…

— Малышка замкнутая, странная, — задумчиво сказал Несвицкий. — К примеру, этот котик…

— Она цепляется за прошлый мир, в котором ей было тепло и радостно. А тот исчез. Не знаю, сможем ли создать ей новый.

— Мы постараемся, — ответил Николай. — Долбанные славы! Как быстро стали нелюдями. Стрелять по детям… Кстати, знаешь, что среди десятков тысяч пленных нет ни одного артиллериста?

— Нет, — Марина удивилась. — Почему?

— Ополченцы их не брали в плен, — сказал Несвицкий, — а тех, кого имперцы передали, до лагерей не довели — убили при попытке к бегству. И поделом — ведь те прекрасно знали, в кого стреляли из своих орудий. И немцев среди пленных нет — их как-то не случилось взять живыми, — он усмехнулся и развел руками. — Ладно, пора и нам на боковую…

На следующее утро, сдав Машу няньке — ей вызвалась стать санитарка госпиталя, Несвицкие отправились на службу. Перед этим Николай позвонил в Москву — связь с ней работала — и поговорил с Несвицким-старшим. В госпитале первым делом он отправился к Кривицкому.

— А, Николай Михайлович! — обрадовался тот. — Хорошо, что заглянули. Присаживайтесь. Наслышан о вашем новом подвиге на медицинской ниве и даже видел вашу пациентку, после того отрастили руку девочке. Не вмешивался, ожидая, чем закончится. Поздравляю: эксперимент прошел удачно. Необыкновенный случай! Продолжите?

— Не выйдет, — сообщил Несвицкий.

— Почему? — Кривицкий удивился.

— Нет отклика.

— О чем вы?

— Поясню. Возьмем, к примеру, этот вот стакан, — свои слова Несвицкий сопроводил озвученным им действием, забрав посудину с хрустального подноса на столе. — Когда он так стоит, его легко наполнить жидкостью. Переворачиваем вверх дном — и лить чего-то бесполезно. Так и с моим воздействием. Вода и плазма, рана в теле — все принимает мой поток энергии. Я это чувствую по истечению тепла с ладони. Но если положить ее на стол, ладонь останется холодной — нет отклика. После того, как с девочкой пошел процесс, пытался повторить эксперимент с другими ампутантами. Ни с кем не получилось.

— А с этой почему?

— Все дело в Маше. Она поверила, что волхв отрастит ей ручку, и этого желала. Впервые попросила меня об этом три месяца назад. Тогда я кое-как отговорился, но она не отступилась и вновь напомнила. Сама себе создала установку, и организм ребенка, получив подпитку, остальное сделал сам. Второе объяснение — у нее врожденный дар. Других причин я не нашел.

— Жаль, — огорчился собеседник. — А я надеялся… Эксперименты с вашей плазмой окончились успешно, можно сказать, блестяще. Я написал статью для медицинского журнала и ожидаю, что она вызовет фурор в научном обществе. По сути, появился новый метод лечения больных, причем, тяжелых — тех, которые нередко умирали. Сейчас мы их спасаем. Критические повреждения органов, гангрены, сепсис — все поддается действию инфузий вашей плазмой. Но отрастить конечность ампутанта… Сенсация!

— Я, собственно, пришел к вам с предложением, — ушел от темы Николай. — Госпиталь нуждается в деньгах?

— Спрашиваете! — Кривицкий хмыкнул. — Бюджетных вечно не хватает. Поэтому правительство республики разрешило нам зарабатывать самим. Как вы прекрасно знаете, мы принимаем иностранцев, которых лечим зачарованным раствором. Но их немного — опасаются к нам ехать, поэтому доходы небольшие. Хватает на доплаты персоналу, но на новейшее оборудование, в котором мы нуждаемся, — никак. Тут миллионы требуются.

— Второй вопрос, — продолжил Николай. — Раствора для республики достаточно?

— С избытком, — подтвердил Кривицкий. — Им обеспечены больницы и даже поликлиники. Раненых почти не поступает — боев-то нет, поэтому расходуется экономно. Им лечат даже кожные болезни, поскольку есть возможность. А создавать большой запас нерационально — как вы прекрасно знаете, раствор не стоек и по истечению двух месяцев теряет свои свойства. А вы что предлагаете?

— Продавать излишки.

— Кому?

— Империи. Вот ей как раз раствора не хватает. Страна большая.

— Уверены?

— Утром говорил с советником царя, который по совместительству — мой дед, — Несвицкий улыбнулся. — Он подтвердил. У них в больницах очереди на лечение раствором, порой в них ждут годами. Готовы брать в неограниченном количестве.

— Почем?

— За литр по тысяче ефимков — имперских, что по курсу втрое больше наших. И это государственные клиники. Частные возьмут дороже, но дед мне настоятельно рекомендовал работать с государственной фармацией. Есть у них такая. Сказал: проблем не будет. Сами заберут и немедленно оплатят. Согласны?

— Да, — кивнул Кривицкий.

— Но с одним условием: я получаю долю — десятую от суммы проданного.

— Гм… — задумался начальник госпиталя. — Сто литров в день по тысяче ефимков…

— Двести литров, — поправил Николай. — Я в состоянии зачаровать два автоклава. Выходит двести тысяч, из которых двадцать мне.

— Однако! — поднял бровь Кривицкий. — Зачем вам столько денег?

— У меня семья. Мы с Мариной решили Машеньку удочерить, к тому же ждем своего ребенка. Квартира небольшая — две комнаты на четверых. Хочу купить побольше, а в идеале — дом. Как мне сказали, теперь это возможно. Беженцы, которые Царицыно переполняли, уехали в свои поселки с городами, недвижимость вновь продают и покупают.

— Сто восемьдесят тысяч в день, — задумчиво сказал Кривицкий. — За месяц — пять и четыре десятых миллиона. На наши — все шестнадцать. Да за такие деньги… И как мы раньше не додумались! Согласен, но с одним условием: как только купите недвижимость, мы больше ничего не платим. Договорились?

— Да, — кивнул Несвицкий. — Могу я позвонить?

Сняв трубку телефона, он набрал на диске код и номер деда. Когда Несвицкий-старший отозвался, промолвил в микрофон:

— Мы договорились, присылай свою фармацию. Когда приедут? Завтра? Ждем.

Закончив разговор, сказал Кривицкому:

— Пойду, займусь раствором…

Посланец государственной фармации Варягии, как обещали, прилетел назавтра. Им оказался немолодой и видный из себя мужчина в дорогом костюме. Представился, как Никодим Семенович Плотницкий, начальник службы комплектации фармации.

— Показывайте! — предложил Кривицкому и волхву после того те назвали свои имена и должности.

Гостя отвели в подвал, где продемонстрировали автоклавы. Тот достал из сумки небольшой прибор, состоявший из стеклянной емкости с делениями и прикрепленной к ней фонариком. Все это размещалось на маленькой платформе из металла. Зачерпнув из автоклава миниатюрным ковшиком на ручке, гость заполнил емкость и включил фонарик. С минуту наблюдал, как кружатся корпускулы и слил раствор обратно. Прошел к второму автоклаву, где процедуру повторил.

— Концентрация частиц ориентировочно пятьдесят на миллилитр, — сообщил Кривицкому и Николаю, с любопытством наблюдавших за его манипуляциями, — что вдвое больше минимального стандарта. Покупаю.

— Вам перелить раствор в бутыли? — предложил Кривицкий.

— Не нужно, емкости у нас с собой. Их привезли на самолете, а здесь наняли грузовик, который ожидает во дворе. Сейчас я приглашу рабочих.

Плотницкий вышел и вернулся с двумя мужчинами, которые несли с собой небольшие пластиковые бочки. Установив их возле автоклава, рабочие подключили к электричеству небольшой насос и, опустив шланг в автоклав, перекачали жидкость в емкости. После того, как бочка заполнялась, на ней завинчивали крышку и клеили поверху этикетку. На ней Плотницкий помечал дату и концентрацию раствора. Довольно быстро автоклавы опустели, причем, их даже наклонили, чтобы собрать все до последней капли. Бочки унесли, а Плотницкий показал хозяевам шкалу на счетчике, закрепленном на насосе.

— Двести четыре литра плюс сто семнадцать миллилитров. За них и заплачу.

— Так скрупулезно? — удивился Николай.

— В фармации так принято, — пожал плечами гость. — Учет. И в клиниках расход считают строго, а в частных пациент оплачивает каждый миллилитр.

— И сколько платит?

— Четыре-пять ефимков за один.

— Ни хрена себе! — присвистнул Николай.

— Ну, можно не платить, поскольку в государственных бесплатно, — пожал плечами гость. — Но ждать придется долго — очередь большая. Когда очередная партия раствора?

— Сегодня ж зачарую, — пообещал Несвицкий. — Два автоклава.

— Тогда поступим так, — сказал Плотницкий. — Подпишем договор, я дам вам чек на миллион за эту партию и в счет будущих поставок. Отнесете его в банк, и сумму вам переведут на счет в течение пяти рабочих дней. Скорей всего, пораньше. В Царицино прибудет наш сотрудник, который и займется приемкой и отгрузкой. Как только сумму выберете, он даст вам новый чек. Согласны?

— Да, — сказал Кривицкий. После того, как гость покинул кабинет, он взял оставленный им чек и посмотрел на Николая. — Никогда так быстро мы не зарабатывали столько денег. Вы просто клад!

— Про мою долю не забудьте, — напомнил Николай.

— Получите, — Кривицкий отмахнулся. — Не считайте меня жадным. Прекрасно понимаю, кому обязаны вот этим миллионом. И другими, которые, как я надеюсь, воспоследуют. Эх, сколько оборудования купим! — он аж прижмурился от радости.

— Кабинет отремонтируйте, — порекомендовал Несвицкий. — Неудобно принимать в таком гостей из-за границы.

— Вы так считаете? — задумался Кривицкий.

— Вот именно, — ответил Николай и отправился в подвал.

Конвейер заработал. Два раза в день Несвицкий отправлялся в госпиталь, где чаровал раствор, а остальное время проводил с приемной дочкой. Гулял с ней и рассказывал ей сказки, однажды съездил с Машей в зоопарк. Осколок мирной жизни, он как-то сохранился на войне. Девочке понравилось. Она восторженно смотрела на животных, восклицала и даже покормила лань, дав ей печенье на ладошке. Опеку над ребенком оформили им быстро. Николай представил документы, их посетила педагог, поговорила с девочкой, ее приемными родителями и подписала акт обследования. Машу приняли и в детский садик. Она туда ходила с удовольствием — такие ж детки, среди которых она ничем не выделялась со своей новой ручкой. Жизнь устаканилась. С деньгами тоже было хорошо. Через неделю Несвицкий получил свои сто тысяч на открытый в банке счет. Их вполне хватало на покупку трехкомнатной квартиры, но Несвицкий не спешил. Мысль об отдельном доме его не оставляла.

Однажды в цокольный этаж, где он только что покончил с автоклавом, прибежала запыхавшаяся секретарша Кривицкого.

— Степан Андреевич просит вас зайти к нему! — сказала торопливо. — Немедленно!

— А что случилось? — удивился Николая, отряхивая руки.

— К нему пришли какие-то мужчины. Поговорили в кабинете, после чего Степан Андреевич и попросил меня позвать вас.

— Что за мужчины?

— Не знаю. Одеты хорошо, но рожи уголовные.

— Понятно. Что ж, идемте!

Несвицкий двинулся за женщиной. На ходу достал из кобуры под мышкой «Штайер» и загнал патрон в патронник. С тех пор, как на балу ему пришлось стрелять из пистолета цесаревны, с оружием Николай не расставался. Он сунул пистолет в карман — так проще выхватить. В кабинет начальника Николай вошел решительно, встав за порогом, окинул взглядом обстановку. Кривицкий сидел за столом с прямой спиной, как будто палку проглотил. Напротив на стуле развалился неизвестный тип в костюме. Чуть в стороне маячил еще один с холодным взглядом поросячьих глаз. Амбал… Завидев волхва, оба посетителя уставились на Николая. М-да, рожи-то действительно бандитские.

— А, Николай Михайлович, — сказал Кривицкий деревянным голосом. — Тут к нам приехали представители аптечной фирмы из империи. Хотят поговорить насчет поставок им раствора. Я сообщил им, что не буду принимать решения без вас, поскольку производите его вы.

— Никаких поставок! — заявил Несвицкий и сунул руки в карманы брюк, нащупав правой рукоятку «Штайера». Со стороны это смотрелось пренебрежением к гостям. — У нас есть договор с фармацией империи.

— Гляди-ка, какой борзый! — тип, развалившийся на стуле, встал и подошел к нему поближе. — Нарываешься, офицерик. Вы своим раствором для фармации мешаете хорошим людям зарабатывать. Они тем недовольны. Меня прислали объяснить: или поставки прекращаете, или продаете нам раствор за те же деньги.

— А вы его — в пять дороже? — Несвицкий усмехнулся.

— Тебе какое дело? Вы свое получите.

— А шел бы ты на хер! Вместе со своими «хорошими» людьми, — предложил Несвицкий.

— Шершень, объясни! — повернулся к подельнику болтавший с ним бандит.

В руке того вдруг оказался нож, амбал ощерился и двинулся к Несвицкому, но волхв выхватил из кармана пистолет и направил на бандита.

— Замер, сявка! Брось нож, ложись на пол! Раздвинул ноги, руки положил на голову!

— Король? — второй бандит остановился и посмотрел на старшего.

— Не сцы! Не будет шкет стрелять, — тот усмехнулся. — Пугает.

— Неужели? — ощерился Несвицкий и нажал на спуск. Пуля угодила амбалу в руку. Тот вскрикнул, выронил клинок и схватил левой ладонью раненую кисть.

— Кому сказали: на пол! Ты — тоже.

Несвицкий засадил растерянному Королю ботинком меж ног. Тот ойкнул и схватился за промежность. Николай добавил рукоятью «Штайера» по темени. Бандит свалился на пол и застыл. Второй тем временем послушно растянулся на паркете, раздвинув ноги и примостив здоровую руку на шее. Раненую вытянул вдоль тела.

— Степан Андреевич, звоните в полицию! — сказал Несвицкий. — Сообщите: вооруженное нападение на офицеров госпиталя.

Кривицкий снял трубку с аппарата и торопливо набрал номер.

— Я знал, что вы поможете, — сказал, закончив говорить по телефону. — Поэтому просил позвать. Мне эти тоже угрожали.

— Идиоты! — Николай пожал плечами. — Наезжать на диверсанта, кавалера двух высших орденов? Тот, кто их сюда отправил, конченный дебил.

— Как ни странно, но они не врут, — сказал Кривицкий. — Вот договор, который принесли с собой, — он поднял со стола листы бумаги. — Подписано директором сети аптек империи, называется «Шварцкопф».

— Фашисты недобитые, — Несвицкий плюнул на спину бандита. — Создали мафию. Чему вы удивляетесь? В фармации через одну такая. С «Шварцкопфом» тоже разберутся, как полагаю — быстро и решительно. Как только дед узнает…

— Мужик, — внезапно подал голос раненый бандит. Второй пока еще пребывал в отключке. — Хочу спросить.

— Мужики на зоне! — рявкнул Николай. — Ты, сявка, говоришь с имперским князем!

— Ваше сиятельство… Что с нами будет?

— Расстреляют. В Нововарягии с бандитами разговор короткий. Здесь не империя.

— Но как же…

— Заткнись! — Несвицкий пнул его носком ботинка в бок. Тот охнул и умолк. А через минуту прилетела кавалерия…

Загрузка...