Волк Севера (ЛП)

36

Этельман знал, что беды Леондорфа могли оправдать его пребывание в деревне лишь до поры до времени, и это время прошло. Празднование помолвки Вульфрика, как он надеялся, ознаменует возвращение деревни к более счастливым временам. Беларман теперь был обустроен, и Этельман был уверен в способностях молодого священника. Он будет хорошо служить народу Леондорфа. Ускользнуть незаметно казалось лучшим планом. Давно пора было это сделать.

Все было упаковано, кроме шкатулки с Камнем. Он сел на койку и уставился на нее. На этом камне будут сосредоточены следующие несколько месяцев его жизни. А возможно, и ближайшие несколько лет. Он оберегал его много лет и гордился тем, что ни разу не пытался его использовать. Много раз он поддавался искушению, но не поддался. Все эти годы он оставался верен своей миссии, храня ее в безопасности и скрывая от посторонних глаз. Теперь пришло время вывести его из мира людей. Его бог, Биргисса — покровитель жрецов и целителей — должен был направлять его. Он отыщет святое место, и там она даст ему наставления о том, как обеспечить сохранность Камня после его ухода из мира. Он выполнил свой долг перед ней, теперь настала ее очередь. Он надеялся, что у него хватит сил выполнить это последнее задание. Он молился, чтобы она помогла ему в этом.

Он вздрогнул, когда встал, его старые колени скрипнули в знак протеста. Это было путешествие, которое он должен был совершить много лет назад, но Леондорф стал для него хорошим домом. Единственным настоящим домом, который он когда-либо знал. Его было трудно покинуть, даже сейчас. Оставаясь здесь, он только усложнял себе жизнь.

Снаружи раздался крик, и любопытство Этельмана взяло верх. Он прошел через темный неф и вышел на яркий дневной свет. Он прикрыл глаза и прищурился, чтобы понять, что происходит. Вокруг было много людей. Все они слышали крик, но выглядели озадаченными. Этельман спустился по ступеням и вышел на площадь.

Я слышал крик", — сказал он первому встречному. Что это было?

Женщина пожала плечами. Раздался еще один крик. Затем вопль. Этельман услышал звук скачущих лошадей. На мгновение он понадеялся, что это возвращаются охотники, но знал, что этого не может быть. Недалеко от него стояла группа детей.

"Бегите домой", — сказал Этельман. Убегайте сейчас же. Не мешкайте".

Взрослые тоже прислушались к его словам и поспешили прочь в разных направлениях. Он заметил несколько всадников, приближавшихся к деревенской площади. Не успев сообразить, что делает, он повернулся и бросился бежать.

Этельман уже пережил подобные нападения в других местах. Когда они приходили, единственной целью было выжить. Это не было храбростью и никогда не стало бы основой для эпического сказания, но у женщин и детей, кожевников, кузнецов и торговцев не было ни единого шанса против конных воинов. Все, что они могли сделать, это погибнуть без нужды. Как жрец, Этельман был обязан позаботиться о том, чтобы как можно больше людей остались в живых.

Он увидел группу деревенских жителей, которые стояли, сбившись в испуганную, недоумевающую группу.

'Идите к тому дереву и ждите меня там', - сказал Этельман.

Один из жителей кивнул и повел остальных, слишком напуганных, чтобы действовать самостоятельно, к дереву. Этельман судорожно огляделся, но большинство людей уже разбежались по пастбищам или попрятались по домам. Уголком глаза он заметил Адальхаид и мать Вулфрика, Френу. Они были слишком далеко от дома, чтобы у них был хоть какой-то шанс вернуться туда.

Сюда, — позвал Этельман. Воздух наполнился криками и хаосом. Адальхаид увидела его. Он яростно махнул рукой и направился к дереву, внимательно следя за ними. Он бросил взгляд в сторону кирхи и подумал о Камне. Рейдеры не могли знать, что это такое. По всей вероятности, кирха будет сожжена, и он найдет его на пепелище. Если очень повезет, его уничтожат, но на это он не очень надеялся.

"Я хочу, чтобы все сели у дерева как можно ближе друг к другу", — сказал он, когда пришел. Адалхаид и Френа стояли всего в нескольких шагах позади него. Он жестом пригласил их присоединиться к остальным.

'Мы что, должны сидеть здесь и ждать, пока нас убьют?' — сказал кто-то.

'Ничего подобного, — сказал Этельман. Вы должны доверять мне. Сидите все спокойно и молчите, как будто от этого зависит ваша жизнь, потому что так оно и есть".

Он повернулся спиной к скоплению людей и сел перед ними, скрестив ноги. Из нескольких мест в деревне поднимались клубы черного дыма. Он посмотрел в сторону кирхи, но не смог определить, горит ли там огонь. Он почувствовал тревогу и пожалел, что у него не хватило ума взять с собой Камень, но было уже поздно. Никто не знал, где он находится. Или что это такое. Он выглядел бесполезным. Не было никакой причины прикасаться к нему.

Он глубоко вздохнул и почувствовал, как его кожу покалывает. Прошли годы с тех пор, как он пытался сделать это. Он очистил свой разум, насколько мог, и потянулся в глубину между мирами, где руки богов касались человеческих жизней. Его тело наполнилось энергией, и воздух вокруг него задрожал, как в жаркий летний день.

Два всадника приблизились, и Этельман услышал, как кто-то позади него испустил панический вздох. Один из всадников оглянулся, нахмурив брови. Его взгляд упал на Этельмана, но казалось, что он смотрит прямо сквозь него. Этельман молился Биргиссе, Джорундиру и любому другому богу, который мог бы его слушать, чтобы люди за его спиной замолчали. Еще мгновение — это все, что ему было нужно. Напряжение угрожало вторгнуться в его разум, и он боролся за то, чтобы сохранить концентрацию. Всадник пристально посмотрел на дерево, затем на землю. Этельман чувствовал, как кровь пульсирует в висках.

Вулфрик очнулся от того, что одна из гончих лизала ему лицо. Он оттолкнул собаку и огляделся. Стенн и Фарлоф стояли над ним. Он быстро собрался с мыслями и сел. Боль давала о себе знать по всей левой руке и плечу, от ряда следов когтей, глубоко вонзившихся в плоть. На груди остались шрамы, но их было недостаточно, чтобы объяснить, почему он потерял сознание.

'Ты в порядке?' сказал Фарлоф.

Вулфрик встал, чувствуя больше смущение, чем что-либо еще. Да. Я в порядке. Это всего лишь царапины. Я не уверен, что случилось. Нам пора возвращаться".

Они оба кивнули, но смотрели на него с любопытством.

Они собрали все, что смогли найти от тела Урриха — немного, но достаточно для похорон его матери. Уррих всегда был тихим. Вульфрику был более знаком звук его тетивы, чем его голос. Теперь он больше никогда не услышит ни того, ни другого. Одним воином для защиты Леондорфа стало меньше, еще одним аргументом в пользу предложения Донато привести южан в деревню.

Псом, который дал Вулфрику несколько секунд, чтобы быстро подняться на ноги, был Спот. Он стоял над изломанным телом гончей, и ему хотелось плакать. Спот был единственным из псов, кто не сбежал, и вот чем заслужила его храбрость. Что он скажет Адальхаид? Что он скажет матери Урриха? Что такого сделал Леондорф, чтобы навлечь на себя гнев богов?

Ритшль вошел в кирху Леондорфа, его сердце колотилось от предвкушения. Как он и приказал, это было единственное здание, которое еще стояло в деревне. В остальных бушевали пожары, наполняя воздух едким черным дымом и тошнотворной вонью горящей плоти. Он осмотрел неф. Здесь было приятнее, чем в кирхе в Расбруке, да и просторнее. Он задумался, где Этельман мог спрятать Камень. Он знал, что он близко. Он чувствовал его. Он звал его. Неф был людным местом. Слишком много людей входило и выходило; его бы там не было. Дверь вела в заднюю часть. Там стояла кровать, на которой лежал полный кожаный саквояж. Ритшль бегло осмотрел его. Похоже, там была только одежда и дорожные принадлежности.

Остальная часть комнаты была обставлена скудной мебелью. Рядом с кроватью стоял небольшой столик, под которым лежал деревянный ящик. Он сел на кровать и вытащил ящик из своего укромного уголка. Его дыхание участилось, когда он положил руки по обе стороны от нее, готовясь поднять крышку. Он уже чувствовал, что находится внутри. Она скрипнула, когда он поднял ее. Слабый свет в комнате блестел на вытравленной металлической поверхности. Увидев это, Ритшль громко рассмеялся и почувствовал, как на глаза навернулись слезы. Он достал из плаща войлочный мешочек и открыл его. Он потянулся за Камнем, но замешкался. Он вдруг вспомнил, что никогда не прикасался к нему. Этельман хранил его у себя с того момента, как они его обнаружили, ведь он был старшим.

Что бы он почувствовал? Начнет ли он работать, как только он прикоснется к нему? Камень давал носителю прямую связь с силой богов. То, что он мог сделать с помощью этой силы, ограничивалось только его воображением. Любая магия, которую он когда-либо творил, была ничтожной по сравнению с тем, чего он мог достичь с помощью Камня. Он схватил его и опустил в сумку. Его сердце затрепетало. Он посмотрел на свою ладонь и подумал, не изменилась ли кожа на ощупь. На вид она была такой же. Он сделал глубокий вдох. Он должен был быть терпеливым. Он ждал так долго, что теперь не мог позволить себе спешить.

Он вышел на улицу, сжимая в руках войлочную сумку. Двое воинов Расбрука были на деревенской площади верхом на лошадях.

'У нас есть все, что стоит взять', - сказал один из них.

'Хорошо. Пора домой", — сказал Ритшль.

Всадник кивнул в сторону кирхи.

'Сожги ее', - сказал Ритшль.

Всадник поднял брови.

Джорундир требует, чтобы воин сокрушил своих врагов. Мы ничего не оставим на месте".

Всадник кивнул.