Волшебник в Бедламе

ГЛАВА 12

Когда солнце садилось за деревней, кул — «старейшина», которому явно перевалило за пятьдесят, вел с полей домой свою рабочую бригаду. Шагая, они пели неспешную балладу с тяжелым ритмом — рабочую песню, которую любой пэр счел бы чистой чушью. Даже цифры не имели смысла.

Когда они пели, из придорожных зарослей вышел еще один кул в точно такой же пропыленной тунике, как и у них, и пристроился к строю. Никто, казалось, не заметил этого, но воздух вокруг словно зарядился от напряжения.

Новоприбывший, не ускоряя шага, добрался до шедшего впереди. Старейшина взглянул на гранатовое кольцо на руке незнакомца и отвел взгляд.

— Какие известия, Небесный человек?

— Позвонили в Колокол. Свалите своих пэров в полночь, а потом отправьте людей к Альбемарлю.

Старейшина задумчиво кивнул и снова затянул песню. Артель потопала дальше домой, словно ничего не произошло, и там, где неподалеку от деревни тропы касается участок леса, незнакомец тихо ускользнул.

Кулы вошли в круг крытых соломой хижин, так, словно это был обычный вечер. Каждый направился в собственный дом, но с каменным выражением лица. Затем деревня приступила к ужину и пересудам в дверях, к ремонту инструментов и одежды, как всегда, покуда солнце не кончило закатываться и не появились первые звезды. Когда свет исчез, все семьи вернулись в дома, и деревня уснула — немногим больше девяноста душ.

Чуть позже из хижин начали выскальзывать молодые люди, один за другим, и исчезать в полях. Когда они добрались до открытого пространства, то пустились бежать легким размеренным шагом, рассчитанным на длинные дистанции. Было их, наверное, всего девять, и все двинулись в разных направлениях.

Старейшина близлежащей деревни проснулся в бархатной темноте. Звук раздался вновь — тихий ровный стук. Лицо старейшины сделалось непроницаемым, он поднялся со своего тюфяка.

Открыв дверь, он увидел высокого молодого кула, освещенного со спины, тяжело дышащего. Старейшина нахмурился.

— Жак, сын фермера из Тьерры, — проворчал он — между его собственной деревней и ее ближайшей соседкой в поместье рядом особой дружбы не было. — Ты глупее, чем я думал, коль бегаешь по ночам.

— Де Кад позвонил в колокол, — выдохнул юноша. — Свалите своего пэра в полночь, а потом отправьте людей к Альбермарлю.

Лицо старейшины окаменело. Затем он просто посторонился и проворчал куда добрее:

— Заходи. Ты, бедняга, должен поесть и напиться.

Парень зашел, благодарно улыбаясь, дверь за ним закрылась. Чуть позже сын старейшины выскользнул из хижины и пошел от двери к двери.

В скором времени девять молодых людей пустились бежать в поля, все в разных направлениях.

К тому времени, когда связной отправился домой, была уведомлена восемьдесят одна деревня, и каждая отправила еще девять гонцов.

Отряд Де Када скользил по темному лесу, производя не больше шума, чем вызывает свежий ветерок — за исключением Дирка. Тот чувствовал себя крайне смущенным. Казалось, он не мог шагнуть, не наступив на прут. Он предавался чувству самоуничижения, когда прозвучало тихое гудение, не громче, чем от сверчка.

Де Кад, шедший непосредственно впереди него, остановился и нахмурился через плечо.

Дирк выковырял камень из кольца, приставил его к уху и отстучал «Слушаю» на растрепанном конце своего веревочного пояса.

— Все агенты доложили о выполнении задания, — уведомил его голос капитана. — Каждый поднял по тревоге по меньшей мере одну деревню — пятьдесят деревень в каждой провинции, тысячу в целом.

Дирк нахмурился, когда отстукивал «понял»: это не казалось особенно большим на 250 000 квадратных миль.

— Наши агенты подняли по тревоге пятьдесят деревень в каждой провинции, — уведомил он Де Када.

Шедшая рядом с ними Лапэн удовлетворенно кивнула.

— А каждая из них сообщила девяти другим деревням, и каждая из них еще девяти. Я сомневалась, Дирк Дюлэн, но ты говорил правду — к полуночи и впрямь все восстанут.

— Предпочтительно смотреть на это именно так, — Дирк онемел, как-то раньше его не поражал масштаб всего этого дела.

— Я не могу поверить, что это и впрямь началось, — выдохнула Мадлон.

— Поверишь, когда увидишь кровь, — хмыкнул Де Кад.

Кулы из всех деревень поместий Луврэ собрались, перешептываясь и нервно расхаживая, на большом лугу, окруженном лесными делянками, как раз перед замком пэра. Время от времени они беспокойно посматривали на небо, но луна спрятала свое лицо, а звезды взирали друг на друга, не волнуясь о людях.

Внезапно воздух наполнился низким глухим гудом. Все головы вскинулись, изогнув шеи и наблюдая, как звезды заслоняет все увеличивающийся эллипс. По рядам собравшихся пробежал ропот страха и благоговейного ужаса, они выпучили глаза. Затем пятно на небе исчезло и шлюпка с черного корабля опустилась на луговую траву поблизости от них. Гуд прекратился, кулы стояли, полные трепета, и молча пялились на корабль.

Затем из их глоток со свистом вырвалось выкрикнутое шепотом «ура», и они прыгнули вперед, побежав к кораблю. Когда они подбежали, прямоугольная секция в борту корабля откинулась вперед, яркий свет проложил дорожку через луг. Кулы остановились, неуверенные, ощущая уколы суеверного страха, и перешептывались.

На фоне света появилась высокая худощавая фигура в облегающей черной одежде, обозрела их, а затем шагнула на луг. Позади нее появился другой человек с кубом примерно в полметра в руках. Он поставил его и обернулся взять другой такой же у появившегося в люке третьего человека.

Первый вышедший взломал ящик и вынул лазерпистолет. Он протянул его рукоятью вперед ближайшему кулу. Поколебавшись, кул взял его, а небесный человек вытащил следующий.

Со стоном восторга кулы прихлынули к чему.

В двухстах милях от этого места пэр Пропэн покончил развлечения со своей наложницей на этот вечер и, перевернувшись на бок, уснул. Девушка лежала, старательно сохраняя на лице нейтральное выражение, прислушиваясь. Даже после того, как услышала глубокое ровное дыхание сна, она все еще ждала, но ее прекрасное лицо постепенно искажалось ненавистью и отвращением. Наконец, уверившись, что пэр крепко спит, она поднялась, скользнула к его гардеробу и вытащила из ножен на окованном металлом кожаном поясе кинжал с инкрустированной драгоценными камнями рукояткой.

Она проскользнула обратно к его стороне постели через единственный луч лунного света и постояла, глядя на него. Медленно улыбнулась и, подняв кинжал, вонзила его точно в цель.

На юге, в высоком, обнесенном рвом замке пэра Кювье, двое часовых стояли, опираясь на копья, перед дверью спальни пэра.

По коридору осторожно подошел дворецкий и остановился шепнуть что-то на ухо часовому постарше. Лицо часового помрачнело, и он коротко кивнул. Дворецкий учтиво поклонился и удалился.

Младший часовой нахмурился.

— О чем речь?

— Могут быть неприятности, — медленно проговорил часовой постарше. — Но не такие, чтобы беспокоить его Пэрство. Ступай в караульную и вели сержанту Гарстангу явиться сюда с пятью отборными солдатами.

Младший нахмурился, чуть склонив голову набок.

— Ступай! — рявкнул старший. — Делай, что тебе приказывают!

Младший повернулся уходить, все еще следя уголком глаза за своим товарищем.

Старший часовой подождал, пока часовой помоложе не скрылся из виду, подождал, пока не стихли его шаги. Затем повернулся, открыл охраняемую дверь и вошел убить своего пэра.

В Шато-Гренобль кухонная судомойка подошла к главному дворецкому и тихо нашептала ему что-то на ухо. Тот задумчиво выслушал, кивнул, она повернулась и ушла. Затем дворецкий велел одному из ливрейных лакеев передать сообщение определенному лейтенанту стражи. Когда лакей ушел, дворецкий прошелся среди других слуг, коротко пошептавшись с каждым. Один за другим они покончили со своими занятиями и прошли на кухню, где взяли ножи и секачи.

Они промаршировали по большой лестнице наверх к покоям, где почивали их пэр и пэресса, и каждый из них вспомнил множество унижений, побоев и утраченных возлюбленных. На лестничной площадке они встретили отряд стражников. Сержант и дворецкий обменялись быстрыми взглядами и затем замаршировали дальше вверх по лестнице бок о бок. За ними последовали пятьдесят солдат и слуг.

В замке Мильтре проживал пэр подлого и подозрительного склада ума. Он всегда удостоверялся, что имеет в стенах замка под рукой хорошую постоянную армию и отряд юных пэриков (по большей части его собственных), стоящих за спинами солдат с лазерами. Пэрики стояли в ночном карауле в казармах. Вот почему, хотя мятежные кулы открыли ворота, мятежная армия не достигла большого успеха.

Во дворе замка царила сумятица, создаваемая светом факелов, хриплыми криками, рыками ярости, мигающими лазерными лучами и лязгом стали. В центре его стоял пэр в надетых поверх ночной рубашки доспехах, рубя все вокруг себя, и ревя:

— Вперед, мои молодцы, вперед! Вытесните их за ворота, освободите этот замок от паразитов!

И постепенно, мало-помалу, кулов начали прижимать к стене.

Над ними проплыло невидимое и безмолвное огромное черное яйцо, паря над стенами. Одна из его башен повернулась вниз, нацелившись на пэра.

Тот случайно бросил взгляд вверх, увидел темное пятно на фоне звезд и сообразил, что происходит. Он прыгнул назад, проревев предупреждение, но башня повернулась следом за ним, поразив длинный ряд пэриков.

Через мгновение умер и пэр. Некоторые из его людей прожили достаточно долго, чтобы до них добрались ножи кулов.

Пэресса Помгрен со всех ног убегала из замка. Позади нее в большом зале воздух плясал от лазерных выстрелов. Сталь лязгала о сталь. Ее муж с кучкой оставшихся у него шевалье сражался, как маньяк, охраняя путь ее бегства, но кулы упорно наседали на них; как только отправляли на тот свет одного, на его место тут же выскакивал другой.

Пэресса распахнула дверь на винтовую лестницу, вышла и закрыла за собой на засов. Тяжело дыша, она заспешила вверх по лестнице, пока не добралась до двери на крышу башни. Она прислонилась к ней, хватая воздух открытым ртом, пока немного не восстановила силы, а затем нащупала неуклюже и со страхом ключи и отперла ее. Дверь распахнулась, и она едва не упала в открывшееся помещение.

Комната была большой и чистой, насколько может быть чистым серый камень, за исключением большого металлического пульта с видеоэкраном в центре противоположной стены небольшого помещения.

Пэресса нажала кнопку, и запылали, ожив, огоньки лампочек. Она надавила клавишу и прокричала в решетку на поверхности пульта:

— Тревога, тревога, срочно! Кулы восстали в поместьях, Помгрэн! Они взяли замок, они убивают знать! Пришлите подмогу, пусть все стерегут своих!

Сообщение покатилось от ее замка огромным, нарастающим шаром. Оно задевало замок за замком, и, где бы оно ни прошло, пробуждались, оживая, приемники.

Де Кад и Дирк облачились в одежду изгоев, спасаясь от холода темных предрассветных часов, но Дирк по-прежнему носил веревочный пояс и гранат в ухе.

Гранат загудел, Дирк отстучал «слушаю» по концу веревки-передатчика. Несколько минут он, нахмурившись, слушал, затем, отстучав «понял», повернулся к Де Каду:

— Передано сообщение, помгрэнские кулы слишком поздно взяли свою пэрессу. Она отправила сигнал тревоги из своей комнаты связи. Как я понимаю, любой входящий сигнал на частоте тревожного вызова автоматически включает приемники. Все пэры теперь узнают об этом.

— Я думаю, они уже знают из источников поближе к дому, — задумчиво проговорил Де Кад.

Тревога звенела из всех передатчиков по всей стране, но в большинстве замков они говорили с пустым воздухом: рядом с ними никого не было. Некоторые услышали ее, но услышали вместе с тяжелыми частыми ударами в дверь.

В королевском замке в Альбемарле юный пэр дернулся, выскакивая из дремоты, послушал с минуту в шоке, а затем стремительно бросился вон из помещения принести известие пэру Кору.

Кор как раз въехал, покрытый пылью, раздраженный и задыхающийся. Он недоверчиво выслушал, затем хлестнул юного пэра тыльной стороной ладони, зарычав. Пэрик ловко отпрыгнул и собрался оскорбиться, когда сообразил, что Кор уже исчез, гневно шагая прочь и ревя приказы.

Десять минут спустя с крыши дворца поднялся флот маленьких сторожевых судов с большими лазерными пушками, устремляясь по всем азимутам.

Король не слышал. Король ничего не делал.

Маленькие серебристые суда неслись над сельской местностью настолько высоко, что первые редкие лучи рассвета превратили их корпуса в розовые.

Когда они плыли, над ними появились черные пятнышки, разбухающие в ощетинившиеся орудийными башнями приземистые черные корабельные шлюпки.

Они падали, словно вышвырнутые вулканами камни. Слишком поздно серебристые суда засекли одиночные лазеры. Выплевывались огненные лучи, и серебристые суда падали с неба, славно горя.

Иногда падало и черное судно, и серебристые мчались дальше, но высоко над ними появлялось еще одно черное пятнышко.

В поместьях монпэра Мегрэна кулы со всех деревень сошлись у замка с косами и цепами в руках. На стене часовые увидели их и подняли вопль тревоги. К каждому из них подбежал капрал — и аккуратно тюкнул за ухом.

Когда кулы промаршировали к большим воротам, те распахнулись, и они вошли, встреченные слугами и немалым числом стражников. Дворецкий молча повел их в большой зал, где они образовали полукруг лицом к большому арочному входу. И ждали там.

Внезапно через арочный вход вошли, спотыкаясь, пэр Мегрэн с женой и тремя детьми в ночных рубашках. За ними вошли двунадесять солдат с мрачными лицами и копьями наготове. Пэр и его семья остановились, запнувшись, ошеломленно пялясь кругом при свете факелов. Затем пэр негодующе воскликнул:

— Что это значит? Почему вы собрались здесь без моего дозволения? — но в его голосе слышалось эхо страха.

Вперед шагнул дворецкий с вежливо степенным лицом.

— Де Кад восстал, пэр. Позвонил его Колокол. По всей стране кулы поднимаются сразить своих пэров.

Пэр побледнел, а его жена охнула, закрыв лицо руками. Затем она упала на колени и прижала к себе детей.

— Неужели я был таким злом для вас? — спокойно произнес пэр. — Что вы теперь должны послужить мне на такой лад?

— Нет, монпэр, и вы хорошо это знаете. Вы правили нами хорошо и мудро; нам и впрямь повезло. Ваши наказания всегда были справедливыми и никогда — суровыми. Вы никогда не бывали жестоким, не злоупотребляли своей властью над нашими телами. Вы всегда заботились о том, чтобы ни один человек не голодал и не мерз, даже если для этого вашей семье и вам самим приходилось есть на Рождество скудные пайки. Ваша жена излечивала нас от болезней, вы заботились о нас и защищали нас. И как вы послужили нам, так и мы послужим вам теперь.

Пэр испустил вздох облегчения и расслабился, а его жена, не веря своим ушам, подняла голову. Затем ее глаза наполнились слезами радости.

— Но вы должны понять, — сказал более властно дворецкий, — что то, что случилось сейчас, должно было случиться: слишком много наших братьев жило в муках и унижениях. Колесо повернулось, править отныне должны кулы. Вы не можете больше быть пэром этого замка.

Пэр стоял, застыв, с непроницаемым лицом. А затем медленно склонил голову.

— И все же не считайте нас лишенными здравого смысла, — сказал более мягко дворецкий. — Мы сомневаемся, что любой среди нас может управлять этим замком наполовину так же хорошо, как вы сами. Теперь им владеем мы, сообща, но мы желаем, чтобы вы по-прежнему надзирали за управлением, наставляли нас и руководили нами.

Пэр, не веря своим ушам, уставился на него во все глаза, а потом, нахмурившись, чуть склонил голову набок.

— Позвольте мне удостовериться, что я вас понял. Вы говорите мне, что теперь я ваш слуга, но служба, которой вы от меня требуете, — руководить вами.

Дворецкий кивнул, на его лице стало очевидным явное облегчение, прежде чем он снова овладел им.

— За исключением только одного: вы не больший слуга, чем любой другой здесь присутствующий. Здесь все теперь члены общины и слуги ее.

Пэр задумчиво поджал губы.

— Это более справедливо, чем можно было мечтать. Если кулы, как вы говорите, восстали, то вы проявили ко мне и моим домочадцам большую милость.

— Всего лишь вернули вам вашу, монпэр. Как вы заботились о нас, так и мы позаботимся о вас.

— Но позволят ли вам? — спросил пэр. — Разве Де Кад, или кто там ни станет править кулами, не потребует нашей крови?

Его жена, встревожившись, подняла взгляд.

— Могут, — мрачно ответил дворецкий. — Но получат вас, если только убьют всех и каждого из нас. Вы наш пэр, и ни один человек не тронет волоса у вас на голове!

По толпе прошел рокот одобрения.

С минуту пэр стоял дрожа, потом его глаза наполнились слезами.

Де Кад вывел свою армию из леса на луг. Дирк вдруг вскинул голову, с миг прислушивался, затем поднял руку, останавливая Де Када.

— Вели им подождать.

Де Кад нахмурился, но поднял руку, делая знак остановиться. Разбойники и присоединившиеся к ним другие кулы встали, наблюдая за ними и хмурясь.

Затем они услышали тяжелый вой, наполнявший воздух. Все глаза вскинулись к небу, когда из темноты выплыла большая черная корабельная шлюпка. Она коснулась земли, открылись люки, и бригада одетых в черное фигур принялась вытаскивать ящики.

— Твое оружие, Де Кад, — произнес с невозмутимым как у игрока в покер, лицом Дирк. — Обращаться осторожно.

Глаза Де Када вспыхнули. Он вскинул руку над головой, и кулы с нестройным «ура» кинулись к кораблю. Когда небесные люди, усмехаясь, принялись раздавать оружие, приземлились еще пять корабельных шлюпок.

Армия остановилась для инструктажа и тренировки в стрельбе по мишеням, по системе «научился сам — научи товарища». Затем она двинулась дальше к Альбемарлю, тихо распевая, словно ветер разрушения.

Лунный свет рисовал дорожки на полу казарм в замке пэра де Бретона. Солдаты храпели на тюфяках, покрытых серыми одеялами.

В дверях появилась коренастая фигура в ливрее лакея. Она бесшумно проследовала по проходу между тюфяками и остановилась возле сержанта. Она положила руку на плечо солдата и сжала ее. Сержант рывком сел, мгновенно проснувшись.

Фигура в ливрее склонилась к его уху и выпрямилась. Сержант быстро и бесшумно поднялся на ноги. Он снял портупею с колышка на стене и пристегнул оружие. Затем он двинулся по проходу, останавливаясь то здесь, то там рядом со спящими солдатами. Где бы он ни останавливался, он поднимал небольшую дубинку и, вспоминая, как пэр изнасиловал его невесту в брачную ночь, бил спящего за ухом. Солдат крякал и обмякал.

Сержант связывал каждого его же портупеей, затыкал рот кляпом и переходил к следующему, который мог быть верен пэру.

Когда он покончил с последним подозреваемым товарищем, он выпрямился, обвел на миг взглядом помещение, затем снова прокрался по проходу, тряся и будя оставшихся солдат, шепча им что-то на ухо.

Один за другим они поднялись на ноги и облачились для боя — в кольчуги и стальные шлемы — и разобрали мечи и арбалеты. Сержант стоял, глядя на них, пока они становились в строй, затем кивнул и, повернувшись, повел отряд к двери.

Когда они промаршировали из казарм, он жестом позвал одного солдата и отдал ему шепотом приказ. Тот повернулся и ускользнул через двор замка к надвратной башне.

Страж ворот сидел на посту, задремав. Клинок солдата рубанул, и страж уснул и впрямь-таки очень глубоко. Солдат взялся за ворот и осторожно повернул его. Постепенно большой подъемный мост опустился, с глухим стуком достигнув цели. Из темноты материализовалась орда кулов и прокатилась через ворота почти в военном порядке, с лезвиями кос, насаженными на рукоятки от ножей, а то тут, то там поблескивал старый, но Очень Хорошо Хранимый меч.

Они двигались бесшумно, разделившись на ремесленников, фермеров и т. д., и каждая деревня следовала за своим старейшиной.

В дверях башни ждали слуги. Когда подошли кулы, слуги развернулись и направились в замок. Армия разбилась на подразделения, каждое из которых следовало за определенным слугой.

Замок проснулся, но от света факелов, криков и воплей. Половина шевалье пэра выбежала из спален, пристегивая мечи. Другая половина так больше и не проснулась: об этом позаботились сержант и его солдаты.

Оставшиеся в живых шевалье быстро собрались вместе и повернулись сразиться с насевшей на них ордой, но лезвия кос были остры, а руки крепки. Только шевалье в первом ряду могли применять свои лазеры, а коридор был узок. Кулы вскрикивали и умирали на копьях света, но шедшие за ними кузены отрубали руки, державшие пистолеты. Шевалье отходили, отступая все дальше наверх, к спальным покоям своего пэра.

Пэр стоял в дверях, жестом приказывая им войти. Шевалье быстро вошли гуськом в помещение, и огромная дверь с грохотом закрылась за ними. Миг спустя коридор заполнился кулами, ревущими от жажды крови. Двое солдат протолкнулись вперед и атаковали дверь боевыми топорами.

Внутри пэр распахнул секцию стены и посторонился, пока его семья и все шевалье не прошли гуськом вниз по потайной винтовой лестнице. Пэр подождал, пока мимо него прошел последний, а затем замуровал за собой дверь. Когда солдаты вломились в комнату, та была пуста.

Полчаса спустя в миле от замка пэр и его свита вышли по одному из потайного хода. Кулы из деревни ушли, и беглецы без труда украли лошадей. Сев на коней, они ускакали легким галопом в ночь.

Дирк маршировал с гранатом в ухе, рапорты начали приходить один за другим. Он оглядывался кругом и видел только темную лесистую местность. Иногда он улавливал промелькнувшего через луч лунного света изгоя, и всегда немного впереди маячила темная глыба Де Када, а Мадлон, отец Флешье и Лапэн шли позади. Но этот маленький отряд вполне мог показаться шедшим через лес в одиночестве.

Они не показывали никаких признаков усталости. Дирк тоже не показывал, но это было всего лишь хорошей игрой — ноги же у него, казалось, превратились в лапшу. Прошло уже три часа с тех пор, как Де Кад последний раз объявлял привал.

Загудел наушник, Дирк, нахмурясь, опустил голову.

— Дюлэн слушает. — Он внимательно выслушал, а затем кивнул: — Сообщение принял с благодарностью. Держите меня в курсе.

Затем поднял взгляд на великана.

— Де Кад! Большинство замков пало, только кучка еще сражается — те, где у нас не было своих солдат.

Де Кад кивнул.

— Как и ожидалось. Эти немногие будут драться долго, и завтра некоторым может понадобиться помощь и полная осада. Не имеет значения. Завтра к этому часу у нас будут люди в изобилии, чтобы послать их туда.

Дирк нахмурился. Этот великан, кажется, больше даже не представлял себе неудачи. Может, это и хорошо, но…

— Во многих замках пэры сбежали.

Де Кад снова кивнул.

— Конечно. Пусть себе скачут в ночи, пока не доберутся до Альбемарля. Пусть себе скачут…

Это не показалось Дирку похожим на хорошую тактику — усиление гарнизона в королевском замке, который и так достаточен. Но он пожал плечами и со вздохом передал приказ, а затем поднял взгляд на задумчиво нахмурившегося Де Када.

— Э… некоторые из агентов видели бои. Они поразились их гладкости.

— Неужели?

Дирк проглотил прилив раздражения, а потом дал ему схлынуть.

— Да, ты должен признать, что это выглядит немного странно — орда крестьян, никогда не знавших никакой военной тренировки, ведет себя, как наидисциплинированнейшая армия, каждый делает в точности то, что ему положено, без всяких вопросов, с идеальной координацией, с идеальной своевременностью.

— Почему ты этому удивился? — ответил контрвопросом Де Кад. — Ты видел это на Арене.

— Ну, да. Но тогда я тоже этого не понял.

— Даже хотя ты ощутил это достаточно хорошо, чтобы сыграть на этом, — натянуто улыбнулся Де Кад. — И все же ты желаешь дать этому название.

Дирк кивнул.

— Да, это наша особенность, нас — небесных людей, — он вдруг с горечью ощутил свою изолированность от этих людей.

Де Кад вздохнул и остановился. Он прижал ладонь ко лбу, пробормотав про себя:

— Я должен обдумать твои слова.

Какое-то время он молча стоял, застыв. Лапэн, Мадлон и священник в тревоге уставились на него. Дирк подарил им то, что как он надеялся, было успокаивающим кивком, и снова повернулся к великану.

Тот поднял голову, сделал долгий вздох, а затем кивнул и опять зашагал вперед.

— Ясно. Ты знаешь, что наш народ произошел всего от дюжины людей, каждого из которых размножили посредством магии — ты называешь ее «клонированием» — во многие тысячи.

Дирк кивнул.

— За прошедшие семьсот лет, — продолжал Де Кад, — кровь тех двенадцати смешивалась вновь и вновь, но смешения между типами происходило не больше того уровня, существованию которого не могли воспрепятствовать пэры. Сейчас существует двенадцать кланов — но все члены каждого клана похожи друг на друга, как горошины из одного стручка.

— Генетически идентичные, — пробормотал себе под нос Дирк.

— Таков твой термин, — кивнул Де Кад. — Требуется острое зрение, чтобы отличить одного ремесленника от другого. А навязанный пэрами образ жизни для каждого клана делает все дома одинаковыми.

Сперва, вероятно, каждая пара родителей была несколько иной, — продолжал Де Кад, — но с течением времени различия сглаживаются, в пределах каждого клана люди каждого поколения вели себя все более и более похоже друг на друга. Каждый обладал той же наследственностью, а поскольку родители и образ жизни почти идентичны, то каждый рос практически в той же окружающей среде. Дом ремесленника отличается от фермерского, но городские ремесленники живут в городе и жили там несколько столетий. Где родился твой отец, там родился и ты.

— Да, — произнес про себя Дирк, вспоминая семейные традиции, — преподанные ему отцом. — И так семьсот лет.

— Ну, вот тебе и ответ, — пожал плечами Де Кад. — В пределах каждого клана наследственность и среда у всех идентичны.

Дирк остановился, словно налетел на кирпичную стену.

Де Кад тоже остановился, задумчиво кивая ему.

— Ты рассказывал это сам данному телу, а понял ты, что это значит? Если наследственность и среда идентичны, то и поведение тоже должно быть идентичным. Дай стимул любому ремесленнику, и он прореагирует так же, как и любой другой ремесленник. Мы это знаем, мы чувствуем это. И поэтому мы знаем, что сделает каждый из членов нашего клана. Все знают действия друг друга, прежде чем совершат их. Каждый знает, что надо сделать. Однако в любой группе еще хватает человеческой осторожности, чтобы ни один не тронулся с места, пока не тронется другой. Но дай им одного человека, идущего впереди, и все пойдут за ним, сделают то, что сделает он — так как при любом наборе обстоятельств они знают все, что надо сделать.

— А вождем может быть любой из них, — перед глазами Дирка промелькнула мысленная картина гусениц, ползающих и ползающих вокруг цветочного горшка, и он содрогнулся. И потряс головой, чтобы избавиться от нее. — Но у некоторых кланов должны быть естественные реакции, непригодные для конкретной ситуации.

Де Кад кивнул и, повернувшись, снова двинулся вперед.

— Их придется заставить понять, что до начала боя необходимо молчание, или будет потеряно всякое преимущество внезапности. Поэтому Волшебник отправил указания в грядущие века: он переложил свой боевой план в стихи и мотив и дал распевать его по частям кулам. Отцы учили этим песням сыновей, матери — дочерей, и они стали частью умов, с каждой строфой, вспоминаемой, когда события подсказывают строки, никакой кул не может отступиться.

— Прирожденная армия, — выдохнул Дирк. — Разводимая таким способом семьсот лет.

У него возникло ужасающее видение того, что могут натворить его сородичи, если их когда-нибудь выпустят в Галактику.

Де Кад кивнул.

— И таким способом пэры гарантировали собственное крушение. Они хорошо и тщательно спланировали этот мир и заставили его веками придерживаться этого плана. Но ни один план не может включать в себя всех факторов, потому что эти факторы меняются, а ни один человек не может прочесть будущее, пока оно не свершится. Извращенное создание — человек, не правда ли? Мы всегда находим путь, который не увидел интеллект или не пожелал видеть.

Дирк подумал о финале и промолчал.

Пэр де Бретон гнал коней галопом в ночи при лунном свете со своей семьей и свитой, их копыта громыхали, словно колеса пушек.

Когда они добрались до перекрестка дорог, туда же выскочил другой отряд, чуть не столкнувшись с ними. Пэр выругался, натягивая поводья, мужчины заматерились, а женщины завизжали. Лошади повернулись и остановились, напрягши ноги и подняв тучу пыли. Пэр схватился за меч, а затем замер, уставясь на ярко разодетую фигуру во главе чужаков, узнавая пэра Монпасье.

Долгий завороженный миг оба отряда пялились друг на друга, а затем смешались с громким смехом облегчения и дружескими подковырками.

Несколько минут спустя единый, более сильный отряд зарысил в ночи с двумя пэрами во главе.

Пять миль спустя они нагнали еще один двойной отряд, потом еще один и еще один. Вскоре по королевскому большаку громыхала копытами тысяча лошадей, направляясь к Альбемарлю.

В наушниках у Дирка щелкнуло. Он нахмурился и отстучал «понял». Несколько минут он слушал, а затем заставил себя подняться на ноги и запетлял между плотно набившими огромную поляну телами, проталкиваясь к Де Каду.

Наступил рассвет, и Де Кад, наконец, объявил привел. Он был необходим. Численность их в течение ночи продолжала возрастать. На каждой миле к ним присоединялись мелкие отряды разбойников и кулов-крестьян. Это была огромная пестрая армия, и ее требовалось рассортировать — по кланам, конечно.

Это была также толпа очень усталых людей. Дирка это сильно беспокоило, пока не начал циркулировать слух, что они будут в Альбемарле к полудню — не удивительно, судя по заданному Де Кадом темпу.

Дирк почувствовал облегчение. Ладно, они доберутся до Альбемарля, измотанные донельзя — но все смогут получить, по крайней мере, шесть часов сна, прежде, чем им придется распределиться для ночной атаки.

Де Кад поднял голову, когда Дирк проскользнул к нему и хлопнулся рядом на траву.

— Какие известия?

— Пэры скачут, — ответил Дирк. — Те, кто сбежал, скачут по главным дорогам к Альбемарлю. И они соединяются друг с другом, в некоторых отрядах уже по нескольку тысяч мечей.

Де Кад кивнул.

— Как и следовало ожидать. Передай приказ дать им ускакать, но не давать отдыхать. Щелкайте отставших и отбившихся, это будет поддерживать в них страх и не даст остановиться.

— Ты уверен, что хочешь этого добиться? — нахмурился Дирк. — Они по меньшей мере удвоят численность гарнизона.

— Больше и намного, — улыбнулся Де Кад, внутренне торжествуя. — Должно набраться по меньшей мере тысячи три прискакавших к своему королю в поисках убежища — а то и все пять. А его замок построен с расчетом только на тысячу. Королю не понадобится выходить за пределы собственного замка, чтобы обнаружить полнейший хаос.

— Как будто он когда-нибудь делает это, — поджал губы Дирк. — Разве тебя не беспокоит, что они утроят свои боевые силы?

Де Кад покачал головой.

— Лучше загнать всех крыс в одну нору и уничтожить их одним ударом.

Дирк подумал о милой, изящной тактической бомбочке, сбрасываемой на битком набитый замок, и содрогнулся.

— Ты уверен, что…

— Передай приказ, — отрезал Де Кад. — Это тоже входит в план Волшебника, Дирк Дюлэн.

Дкрк, нахмурясь посмотрел на него, гадая, осталось ли вообще что-нибудь от Гара в этом огромном теле. Затем встретил кремневый взгляд Де Када и решил, что нет. Он встал и пробился на чистое пространство и передал сообщение. Можно, конечно, было сделать это и там, рядом с Де Кадом, но он просто не хотел быть сейчас неподалеку от великана.

— Он удивительный, не правда ли?

Дирк ощутил взгляд и повернулся на голос, увидев Мадлон. Его лицо мгновенно потеряло всякое выражение.

— Полагаю, что так, — медленно проговорил он. — Но это не совсем чудо, если ты имеешь в виду именно это. Не совсем.

Она прожгла его взглядом.

— Как ты можешь так говорить? Наверняка ведь для человека чудо — вновь ожить в другом теле!

— Отнюдь, когда этому чуду немного помогают машины.

— Машины? Да какие там машины были в большой пещере Де Када?

— Его посох, — Дирк проигнорировал ее шокированный взгляд и уселся рядом с ней. — Я немного порассматривал его, пока он еще был сломанным. В нем есть крошечная магия. Я не знаю, что это была за машина, но теперь, думается, догадываюсь.

— О? И чем же, могу я спросить, она была?

— Псионический магнитофон и усилитель… Когда Де Кад держал этот посох пятьсот лет назад, тот записывал его мысли через медные ленты на его поверхности. Поэтому они хранились там пятьсот лет, дожидаясь, когда кто-нибудь сожмет проводники и сведет вместе два сломанных конца, соединив схему. Очевидно, трое ординарных людей попробовали это сделать — и он влил в них через их руки память Де Када. Их нервная система не смогла выдержать сразу двух личностей. Люди умирали от шока.

Глаза Мадлон расширились.

— Но разве ты не говорил, что Гар — психо… психометрист?

— Психометрист. Он мог бы подцепить память Де Када даже без магнитофона, просто коснувшись его посоха.

— Поэтому, когда он прикоснулся-таки к посоху… — прошептала она.

Дирк кивнул.

— Он получил все. Не просто воспоминания Де Када вдобавок к своим собственным — он получил Де Када. Всего его. Всю его личность…

— Он стал Де Кадом, — выдохнула она. Затем нахмурилась. — Но если он — это чтец мыслей, как ты говоришь, то разве посох не убил бы его еще вернее, чем других.

— В обычной ситуации, непременно, — кивнул Дирк. — Но он, понимаешь ли, находился в то время не в обыкновенном состоянии — его ум отступил в какой-то отдаленный уголок мозга. Вся его нервная система оказалась чистой и готовой для зарядки Де Кадом. Он нашел мозг, похожий на чистый лист бумаги — и поэтому записался на нем.

— И снова ожил, — она повернулась и посмотрела на Де Када, сидящего на бревне по другую сторону поляны, видимого иногда сквозь переплетающиеся тела. — Но разум Гара все еще в нем?

— О, да. Ты слышала, что он говорил об этом? Что у него есть память человека, которому принадлежало это тело. В нем личность человека, вероятно, все еще отгороженная стеной в углу, но я думаю, что время от времени она пытается выбраться. Когда он вдруг замолкает или просто стоит, скривясь, словно от головной боли, я думаю, что это пытается выбраться Гар. Судя по тому, что я слышал о Де Каде, тот был в высшей степени горячей головой — сперва действовать, а думать после будем. Но у Гара к этому совсем иной подход — когда приходит время действовать, он уже все обдумал и приготовился… Нет, он все еще там — и, предположительно, пока. Он знает, что это его единственный шанс запустить революцию на этой планете — ей не иметь успеха без поддержки его интеллектом действий Де Када.

Мадлон уставилась на него, обескураженная этой ересью, а затем задумчиво нахмурилась и обратила взгляд к великану, сидевшему, склонив голову и положив руки на медные полосы лежащего у него на коленях посоха.

— Они сейчас говорят друг с другом, в голове у него, там, где никто не может ни видеть, ни слышать их? Они разрабатывают вместе план — или воюют?

— Не знаю, — хмуро покосился на нее Дирк, заметив в ее глазах выражение трепета и преклонения и сообразив, что еще больше ухудшил свое дело. Одному Де Каду она могла поклоняться, но ей бы и в голову не пришло прикоснуться к нему, с богом не пытаются завязать романа. Но теперь Дирк вложил ей в голову мысль, что Де Кад не совсем непогрешим — и, хуже того, что в его теле находится обыкновенный доступный смертный. Да еще тот, которым она и прежде крайне интересовалась.

Негодование сжалось в решимость, Дирк встал.

— Не знаю, — повторил он, — но думаю, что выясню.

И направился широким шагом через поляну, игнорируя ее протестующий жест.

Де Кад все еще молча сидел, сосредоточенно нахмурившись. Дирк поколебался, подойдя к великану, а потом медленно уселся и подождал.

Через некоторое время Де Кад помотал головой и закрыл глаза. Потом открыл их и поднял взгляд на Дирка.

— Что за беспокойство у тебя на уме, иноземец?

Дирк задумчиво нахмурился в ответ, глядя на него, пытаясь сообразить, с чего начать. Что сказать человеку с двумя рассудками?

— Приветик! Нельзя ли мне поговорить с вашей лучшей половиной?

— Ты не уверен во мне? — спросил вдруг Де Кад.

С миг Дирк пялился на него, сбитый с толку. Затем медленно улыбнулся.

— Не больше, чем ты во мне, Де Кад, — а ты не уверен, иначе не назвал бы меня «иноземец».

Де Кад какой-то миг выдержал его взгляд, а затем медленно кивнул.

— И все же ты не стал отрицать, что ты иноземец.

Дирк пожал плечами.

— Я урожденный кул, такой же, как и все остальные здесь. Верно, с десяти лет я жил среди небесных людей, но я все равно кул.

Де Кад покачал головой.

— Не такой же, как все остальные, нет. Тебе известны секреты небесных людей, и ты познал свободу. Ты обособлен от нас, Дирк Дюлэн — каким бы ни было твое происхождение и детство.

Дирк проглотил гнев. Он знал его причину — Де Кад был прав.

— Вот и все касательно тебя самого, — Де Кад внимательно смотрел ему в глаза. — Почему же ты сомневаешься во мне?

— О, я не сомневаюсь. Я верю, что ты Де Кад, но… — он поджал губы, уставясь в ответ прямо в глаза великану. — Ты хорошо спал?

Де Кад нетерпеливо повел плечами.

— Что такое сон? Свет исчезает, потом снова появляется, и ты просыпаешься. Не было никаких сновидений, Дюлэн, только три пятна света за три века: дураки, мелкие, честолюбивые, хваткие дураки, которые брали мой посох, надеясь стать королями. Они были людьми жалкими и слабыми, они не могли вместить меня в себя.

— Но этот человек, Гар, смог, — тихо произнес Дирк.

Де Кад кивнул.

— Он настоящий человек, такой же великий, каким когда-то был и я, — по лицу его пробежала тень сомнения. — Наверное, более великий…

Он в раздражении пожал плечами.

— Не имеет значения. Мы двое сильные люди, теперь у нас есть два источника силы для руководства этими людьми, — глаза его стали требовательными, почти гипнотическими. — Понимаешь, мы оба здесь, оба в этом теле. Сейчас говорю я, правит моя воля — но только потому, что этот парень, как ты называешь его, Гар, целиком за меня и со мной.

Дирк испустил вздох облегчения, удививший его — он и не понимал, что не был уверен насчет выживания Гара.

— Ну… я рад, что вы договорились между собой.

— О, — усмехнулся Де Кад. — Сперва было что-то похожее на беду — всего несколько секунд для вас, но много часов для нас. Мы оба были поражены, встревожены — и весьма готовы к бою.

Твой друг вылез из своей норы, кипя, стремясь раздавить вторгшегося захватчика, и мы почти с нетерпением сцепились рогами и напряглись, делали финты, парировали и делали выпады, до тех пор, пока он не понял, с кем дерется и почему я с ним. Видишь ли, я, к тому же, вышиб его из сна, но вскоре он узнал меня.

— Да, — медленно произнес Дирк. — Ему полагалось бы уметь читать людей, не так ли?

Де Кад нахмурился.

— Сколько ты знаешь об этом человеке?

— Много — хотя я понял это недостаточно скоро. Я вычислил, что он чтец мыслей и человек, читающий мысли людей с их артефактов, — но только когда стало слишком поздно… Значит, вы оба тут, оба в одном и том же теле и оба все еще живы?

Де Кад кивнул.

— Да. И поэтому я доверяю тебе больше, чем любому из этих других.

Дирк нахмурился.

— Ты не против пояснить это?

Де Кад повернулся, оглядывая лагерь.

— Я знаю, что могу им доверять в том, что они свершат все, что бы я им ни приказал. Волшебник хорошо сделал свое дело — лучше, чем мне обещал. Но они преданы легенде, слуху, существу более великому, чем человек, выросшему за века из песен Волшебника. Их послушание и вера слепы, беспрекословны — и та часть меня, что подобна им, теплеет от их любви и доверия. Но… — взгляд его перекинулся на Дирка, — теперь есть и другая часть меня, с памятью о том, чего я никогда не переживал, и эта часть подобна тебе, иноземец.

Дирк медленно кивнул.

— И эта часть знает, что я предан Делу не из веры, а от рассудка.

Де Кад усмехнулся и хлопнул его по плечу. Дирк поднялся с земли и посмотрел на великана, лицо которого помрачнело.

— Другие совершат все, как я скажу, слепо и бездумно. Но ты спросишь, не ошибаюсь ли я?

— О, да, — кивнул Дирк. — В этом можешь не сомневаться. Я, видишь ли, знаю немного о пэрах то, чего не знают они.

— Да, — согласился Де Кад. — Вы изучали этих пэров с неба с тех самых пор, как я погиб, верно?

Брови его сошлись.

— Обязательно ставь под вопрос мои действия, если подумаешь, что я неправ — но не делай этого не вовремя.

Дирк уставился в горящие глаза и почувствовал, как по спине у него пробежал холодок.

Пэры и их шевалье прискакали к Альбемарлю с женщинами и детьми в центре кавалькады. Приблизившись к городу, они со страхом и подозрением наблюдали за дорогами. Они пускали лошадей рысью, готовые сорваться в галоп при первом же крике тревоги. Они прижимались друг к другу в центре большака: обочины стали очень ненадежными.

Но, выехав из леса, они начали перешептываться друг с другом. Они миновали идеальные для засад мили и не получили смертельного града стрел. Только иногда исчезал кто-нибудь, ехавший с краю. И это вызывало у них еще больший страх и неуверенность — почему кулы позволяют им беспрепятственно проезжать? Более спесивые среди них относили это за счет трусости — кулы боятся напасть на них теперь, когда они не спят, одеты в доспехи, на конях и готовые к бою. Другие предполагали, что крестьянам уже обрыдла бойня и они отправились по домам в свои хижины. Лишь немногих постарше и помрачней одолевали дурные предчувствия. Они понимали, что нападения на замки спланировал какой-то блестящий военный ум, и если этот тактик позволял им собраться всем вместе, то что же он планировал? Но делать больше было нечего, если они рассеются по укрепленным пунктам, то кулы перережут их одного за другим.

И именно поэтому они ехали в Альбемарль.

Но этих реалистов было мало. У большинства выезд из леса вызвал подъем духа, все возраставший по мере того, как они переправились через реку и поскакали по дороге, петлявшей, поднимаясь, на холм к высокому Альбемарлю. Подъезжая, они начали петь, шутить и смеяться. Шутки и смех сильно ослабли, когда они проезжали королевский град, осторожно поглядывая на закрытые ставни домов и лавок.

Затем кто-то завел боевую песню, другие подхватили, и когда они проезжали через высокие ворота под мрачную спускную решетку, то начали верить, что могут еще подавить этот мятеж.

Так и въехали они в Альбемарль отрядами в сотни мечей, ободранными остатками тысяч, но они въехали в Альбемарль со смехом и песнями.

Но песня звучала также и в лесах, где ренегаты-солдаты и освобожденные кулы, разбойники и члены Гильдии сидели вокруг костров, распевая Балладу о Де Каде.