Вор (ЛП)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

— Где мы? — Кэмми выпрямляется на сидении и трет глаза.

— В Нэйплс, — я еду по оживленной улице, и она в тревоге оглядывается по сторонам.

— Дрейк, какого черта?

Оливия, которая молчала всю дорогу, безразлично смотрит в окно. Я волнуюсь за неё. Она ни разу не спросила, куда мы едем. Либо она мне доверяет, либо ей все равно. Оба варианта меня устраивают.

Дорога уходит в сторону, и я сворачиваю на узкую улочку. Здесь дома расположены на приличном расстоянии друг от друга. Десять из них стоят на берегу озера, окруженные пятью акрами земли (Прим. Примерно 2 гектара). Ближайший сосед владеет лошадьми. Я вижу, как они пасутся за белым забором. Когда мы проезжаем мимо, Оливия наклоняет голову, чтобы получше их рассмотреть.

Я улыбаюсь про себя. Значит, она не совсем выпала из реальности.

Останавливаюсь рядом с коваными белыми воротами и ищу в бардачке автоматический ключ. Рука касается её колена, отчего она подскакивает.

— Приятно знать, что всё ещё оказываю на тебя такое воздействие, — говорю я, направляя ключ на ворота. Как только они начинают открываться, она ударяет меня в грудь.

Но прежде, чем она успевает убрать руку, я хватаю её и прижимаю к сердцу. Она не сопротивляется.

Кэмми посапывает на заднем сидении, и я отпускаю её.

Подъездная дорожка вымощена кремов-коричневым кирпичом. Мы едем по нему двести ярдов (Прим. Примерно 180 метров), пока не подъезжаем к дому. Я паркую машину, а Оливия наблюдает за моей рукой.

Я смотрю на неё, потом на свою руку. А когда она поднимает глаза, улыбаюсь ей.

— Где мы?

— В Нэйплс, — повторяю, открывая дверь. Я опускаю сидение, давая Кэмми возможность выйти, и обхожу машину, чтобы открыть дверь Оливии.

Она выходит и потягивается, осматривая дом.

Я ожидаю её реакцию.

— Здесь красиво, — говорит она. Я ухмыляюсь, и моё бешено стучащее сердце успокаивается.

— Чей это дом?

— Мой.

Она выгибает брови и идет за мной по ступеням. Дом трехэтажный, с кирпичной башенкой и балкончиком на крыше, откуда открывается восхитительный вид на озеро. Когда мы подходим к входной двери, она вздыхает.

На массивной деревянной двери расположен дверной молоток в форме короны.

Я останавливаюсь у двери и смотрю на неё.

— И твой.

Её ноздри раздуваются, ресницы быстро порхают, а рот изгибается в недовольной гримасе.

Я поворачиваю ключ в замке, и мы входим в дом.

Тут нереально жарко, так что я направляюсь прямо к термостату. Кэмми ругается, и я рад, что они не видят моего лица.

Дом полностью обставлен. Кое-кто приходит раз в месяц, чтобы протереть пыль и почистить бассейн, которым ещё ни разу не пользовались. Я перехожу из комнаты в комнату, чтобы открыть занавески. Девушки следуют за мной.

Когда мы заходим на кухню, Оливия обнимает себя руками и осматривается.

— Нравится? — спрашиваю я, наблюдая за ней.

— Ты сам придумал дизайн, да?

Мне нравится, что она так хорошо меня знает. Моя бывшая жена любила, чтобы все было в современном стиле: безупречная сталь, плитка и стерильно белый цвет. В моем доме всё было в теплых тонах. Кухня в деревенском стиле. Много камня, древесины и меди. Я попросил, чтобы декоратор использовал красный цвет, потому что он напоминает мне об Оливии. У Лии были огненные волосы, у Оливии же огненной была её сущность. Так что я убежден, что для меня красный цвет связан с любовью.

Кэмми бродит по гостиной, затем плюхается на диван и включает телевизор. Мы с Оливией стоим рядом, наблюдая за ней. В моих мыслях она должна была увидеть всё это при совсем других обстоятельствах.

— Хочешь, покажу остальную часть твоего дома?

Она кивает, мы выходим из кухни и идем прямо к винтовой лестнице.

— Лия…

— Нет, — отвечаю я. — Я не хочу разговаривать о Лие.

— Ладно, — говорит она.

— Где Ной?

Она отворачивается.

— Пожалуйста, прекрати меня об этом спрашивать.

— Почему?

— Потому что больно отвечать.

Несколько мгновений я внимательно смотрю на неё, а затем киваю.

— В конце концов, ты всё равно мне об этом расскажешь.

— В конце концов, — она вздыхает. — Это выражение про нас, правда? В конце концов, ты признаешься мне, что на самом деле не терял память. В конце концов, я расскажу, что притворялась, будто не знаю тебя. В конце концов, мы снова будем вместе, разбежимся и опять сойдемся.

Я наблюдаю, как она изучает картину на стене, и обдумываю её слова. То, что она говорит, по-настоящему задевает меня. Она позволяет кусочку своей души соскользнуть с губ, но это всегда грубо и необыкновенно печально.

— Калеб, что это за дом?

Я стою у неё за спиной, когда она заглядывает в главную спальню, и дергаю её за кончики волос.

— Я построил его для тебя. Собирался привести сюда в тот день, когда решу сделать предложение. Он был пустой, но мне хотелось тебе показать, что мы можем построить вместе.

Она выдыхает через нос и качает головой. Так она обычно прогоняет навернувшиеся слезы.

— Ты собирался сделать мне предложение?

Я быстро прикинул, стоит ли рассказать ей историю о той ночи, когда она появилась в моем офисе, но решил эмоционально на неё не давить.

— Почему ты всё ещё держишь этот дом? Обставляешь его?

— Проект, Герцогиня, — мягко говорю я. — Мне нужно что-то исправлять.

Она смеется.

— У тебя не получилось исправить меня или ту чокнутую рыжую, поэтому ты принялся за дом?

— Это гораздо полезнее.

Она фыркает. Хотя я бы предпочел, чтобы она засмеялась.

Она щелкает выключателем и осторожно входит в спальню, словно пол вот-вот провалится под ней.

— Ты когда-нибудь тут спал?

Я наблюдаю, как она проводит пальцем по роскошному белому одеялу и садится на край кровати. А потом несколько раз подпрыгивает, чем вызывает у меня улыбку.

— Нет.

Она ложится на спину и внезапно два раза переворачивается на кровати, пока не оказывается на другой стороне. Так иногда делают дети. И как всегда, когда слово «дети» проносится у меня в голове, мой желудок скручивает от боли.

Эстелла. Мое сердце падает и затем снова с легкостью взлетает, когда она улыбается мне.

— Тут немного девчачья обстановка, — говорит она.

Уголок моего рта ползет вверх.

— Ну, я намеревался делить эту спальню с женщиной.

Она надувает губы и кивает.

— Павлиний синий очень даже уместен.

На комоде стоит ваза с павлиньими перьями. Уголки ее рта взлетают вверх, словно она вспоминает что-то из прошлого.

Я показываю ей остальные спальни и веду по лестнице на чердак, который переделал в библиотеку. Она вскрикивает от восторга, когда видит книги, и мне практически приходится тащить её, чтобы показать балкон. Она хватает две книги, но когда выходит на солнечный свет, кладет их на складной стул, широко распахнув глаза.

— Боже мой, — говорит она, потом вскидывает руки вверх и кружится. — Так красиво. Я бы все время проводила здесь, если…

Мы оба одновременно отворачиваемся. Я иду посмотреть на деревья; а она остается возле озера.

Если…

— Если бы ты не солгал мне, — вздыхает она.

Действительно ли я этого не ожидал? Она просто королева подколов. Я смеюсь от всей души. Смеюсь так сильно, что Кэмми открывает заднюю дверь и выглядывает наружу. Увидев нас, она качает головой и возвращается назад. Такое чувство, что меня только что отругали.

Я смотрю на Оливию. Она берет книги и садится на стул.

— Я буду здесь, если понадоблюсь тебе, Дрейк.

Подхожу и целую её в макушку.

— Ладно, Герцогиня. Пойду готовить обед. Не позволяй никому украсть тебя.

Два дня спустя они поймали Добсона в доме Оливии. Он пришёл за ней. Мне хотелось убить Ноя. Что, если бы она мне не позвонила? Добсон скрывался от полиции практически десять дней. Что, если бы он подобрался к Оливии? Я даже не хочу думать об этом. Когда нам позвонили, я понял, что пора вернуть её назад, но мы задержались ещё на день. Даже Кэмми не особо стремится уехать отсюда. На четвертый день, когда мы заканчиваем обед, состоящий из жареного лосося и спаржи, я поднимаю тему отъезда. Кэмми вежливо встает из-за стола и уходит в дом. Оливия кладет салат на тарелку и старательно избегает моего взгляда.

— Не чувствуешь себя готовой? — спрашиваю я.

— Не в этом дело, — отвечает она. — Просто было…

— Хорошо, — заканчиваю я за нее. Она кивает.

— Можешь несколько дней пожить в моей квартире, — предлагаю я.

Она удивленно смотрит на меня.

— Предлагаешь спать между тобой и Джессикой?

Я ухмыляюсь.

— Откуда ты знаешь, что я все еще встречаюсь с Джессикой?

Она вздыхает.

— Я слежу за тобой.

— Преследуешь меня, — говорю я. Когда она не реагирует, я провожу пальцем по выделяющейся вене на её руке.

— Все нормально. Я тоже за тобой слежу.

— С Джессикой все также? Как было в колледже?

— Хочешь знать, влюблен ли я в неё?

— А что, звучит так, словно я спрашиваю об этом?

Я прикрываю лицо руками и драматично вздыхаю.

— Если ты хочешь задавать личные и чересчур неудобные вопросы, то вперед. Я расскажу все, что захочешь. Но ради Бога, спрашивай прямо.

— Хорошо, — говорит она. — Ты влюблен в Джессику?

— Нет.

Она выглядит удивленной.

— А был? Ну, в колледже?

— Нет.

— Ты бы женился на ней, если бы она оставила ребенка?

— Да.

Она прикусывает губу, и её глаза увлажняются.

— Не ты вынудила Джессику сделать аборт, Оливия.

Катятся слезы.

— Я. Я отвезла её в клинику. Я должна была отговорить её, но не стала. Глубоко в душе я знала, что ты женишься на ней, если узнаешь, что она беременна. Стоило ей это сказать, и она бы ничего не сделала.

— Джессика не хочет детей, — говорю я. — Никогда не хотела. Это своего рода камень преткновения между нами.

Она вытирает глаза рукавом и шмыгает носом. Так трогательно и мило.

— Но вы вместе. Какой смысл в ваших отношениях, если они никуда не ведут?

Я смеюсь и кончиком пальца вытираю слезинку с ее подбородка.

— В этом вся ты. Ничего не делаешь просто так. Вот почему с самого начала ты не давала мне шанса. Ты не видела себя замужем за мной, поэтому даже разговор об этом не заводила.

Она пожимает плечами и слегка улыбается.

— Ты не знаешь меня, дурачок.

— Нет, знаю. Ты заставила меня вывернуться наизнанку перед тобой, прежде чем согласилась хотя бы подумать о свидания.

— К чему ты клонишь, Дрейк?

— Джессика рассталась с кем-то, прежде чем переехала сюда. Я развелся. У нас двоих беспорядок в голове, и нам нравится быть вместе.

— И ты любишь трахаться, — говорит она.

— Да. Нам нравится трахаться. Ревнуешь?

Она закатывает глаза, но я-то знаю.

Темнеет. Скрываясь за деревьями, солнце прожигает дыру в небе, от чего все кажется желтым и оранжевым.

— Знаешь, — говорю я, наклоняясь над столом и беря её за руку. — У меня может быть секс с тысячей женщин, но ничто не сравнится с той ночью в апельсиновой роще.

Она выдергивает руку и поворачивается всем телом, чтобы посмотреть на закат. Я улыбаюсь, глядя на ее затылок, и начинаю собирать тарелки.

— Отрицание — мерзкая штука, Герцогиня.