Вор (ЛП)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Звонит мобильный телефон. Я с трудом открываю глаза. Сквозь шторы не пробивается свет, а это значит, что сейчас либо очень поздно, либо очень рано для звонков. Я нажимаю «ответить» и прислоняю телефон к уху.

— Слушаю.

— Калеб?

Я сажусь в кровати и оглядываюсь на Джессику, чтобы понять, не разбудил ли я её. Она спит на животе, её лицо скрыто волосами.

— Да? — Я потираю глаза, притягивая колени к корпусу.

— Это я.

Мне требуется несколько секунд, чтобы сообразить, кем является «это я».

— Оливия?

Я смотрю на часы. Сейчас 4:49. Я свешиваю ноги с кровати, удерживая телефон между ухом и плечом. Прежде, чем она успевает сказать мне что-нибудь ещё, я надеваю штаны и разыскиваю свои тапки.

— Калеб, прости… я не знала, кому ещё позвонить.

— Не извиняйся, просто скажи, что случилось.

— Это Добсон, — говорит она. Оливия торопится, её слова обрываются и путаются. — Он присылал мне письма целый год. Прошлой ночью он совершил побег из «Селбета». Полиция полагает, что он направляется сюда.

Я отрываюсь от телефона, чтобы натянуть на себя кофту.

— Где Ной?

На другой стороне линии тишина, и я начинаю думать, что она сбросила вызов.

— Оливия?

— Его здесь нет.

— Ясно, — говорю я. — Хорошо. Буду у тебя через полчаса.

Я бужу Джессику и говорю, куда собираюсь.

— Хочешь, чтобы я поехала с тобой? — спрашивает она, едва открыв глаза.

— Нет, всё в порядке.

Я целую её в висок, и она опять возвращается на подушку. Выйдя из лифта и направляясь к гаражу, я улавливаю присутствие соли в воздухе. Вы всегда можете учуять запах океана рано утром, пока выхлопные газы машин и антропогенные загрязнения ещё не заполонили улицу.

За полчаса я доезжаю до пляжа Санни Айслес, где её дом возвышается над всеми остальными, одной стороной открывая вид на город, другой — на океан. Это единственный жилой дом с антибликовыми стеклами. Когда я захожу в лобби, ночной консьерж смотрит на меня так, словно решил, что мое имя Добсон, и я только что сбежал из сумасшедшего дома.

— Миссис Каспен дала нам строгое указание не пускать никого наверх, — говорит он.

— Позвоните ей, — говорю я, указывая на телефон.

И тогда я слышу её голос, раздавшийся позади меня.

— Всё в порядке, Ник.

Я поворачиваюсь и вижу, как она направляется ко мне. Оливия одета в белые штаны для йоги и подходящую к ним толстовку. На голову она натянула капюшон, но из-под него выбилось несколько прядей, обрамляя её взволнованное лицо. Я повинуюсь инстинктам: за пару шагов пересекаю пространство, разделяющее нас, и притягиваю её к себе. Она зарывается лицом мне в грудь так сильно, что едва может дышать, и обхватывает руками меня за плечи. Мы всегда так обнимались. Она называла это апперкотом. В колледже она всегда говорила: «Апперкотируй меня, Калеб», — и люди смотрели на нас так, словно я должен был вот-вот её ударить.

— Боишься? — спрашиваю я ей в макушку.

Она кивает у моей груди.

— Не думала, что всё так обернется, — тихо бормочет она. Я приподнимаю её лицо за подбородок. Её рот всего лишь в нескольких дюймах от моего. Я вспоминаю, какими нежными и мягкими были её губы, сопротивляясь желанию снова попробовать их. И это подводит меня к самому важному вопросу.

— Где твой муж, Оливия?

Она выглядит такой расстроенной, что я начинаю жалеть о том, что задал этот вопрос.

— Не спрашивай меня об этом сегодня, ладно?

— Ладно, — говорю я, смотря ей прямо в глаза. — Хочешь где-нибудь позравтракрать? — Она выдавливает улыбку из-за неправильного произношения слова. Мы привыкли так говорить.

Мы.

Привыкли.

Она выглядит взволнованной, когда приближается к выходу.

— Герцогиня, — говорю я, сжимая её руку и улыбаясь, — ты со мной.

— Это хорошо, — кивает она, — потому что если он найдет меня, то у меня будут огромные проблемы.

Я смеюсь над её сухой шуткой и подталкиваю к двери.

Лоб в лоб мы встречаемся с Кэмми.

— Какого черта, — говорит она, взмахивая руками. — Я и не знала, что у нас тут чертово воссоединение отношений.

Оливия прикрывает глаза.

— Не осуждай меня.

Кэмми шлепает меня по заднице и обнимает Оливию.

— Я говорила тебе, что сейчас приеду, не нужно было звонить ему.

— Ему я позвонила первому. С ним я чувствую себя в большей безопасности, чем с тобой.

— Всё дело в его огромном члене, не так ли? Он мог бы просто ударить им Добсона и ….

— Поедем на моей машине, — говорю я, открывая дверь. Кэмми проходит мимо меня и садится на заднее сидение. — Привет, Кэмми.

Она улыбается мне, и я качаю головой. Лучшая подруга Оливии — её полная противоположность. Мне всегда казалось странным, что они общаются. Я словно наблюдал за ураганным ливнем, хотя на небе в этот момент не было ни единого облачка. Сейчас они дерутся, а спустя мгновение уже заключают друг друга в объятия.

— Только посмотрите на нас, — говорит Кэмми. — Мы снова все вместе, словно и не было этих восьми чертовски лживых лет, полных всякого дерьма.

Я смотрю на неё в зеркало заднего вида.

— Сильно злишься?

— Нет, нет, всё в порядке. Ты в порядке? Я в порядке, — она скрещивает руки на груди и отворачивается к окну.

Я бросаю взгляд на Оливию, которая тоже смотрит в окно. Она выглядит слишком отвлеченной, чтобы обратить внимание на происходящее.

— Мы можем не спорить хотя бы сегодня, Кэм, — произносит она еле слышно. — Он здесь, потому что я попросила его прийти.

Я хмурюсь. Знаю, что мне лучше не спрашивать о том, что происходит между ними. Иначе всё может превратиться в неслыханный ор. Не проронив ни слова, я сворачиваю на парковку «Воффел Хаус». Оливия не сводит глаз с моей руки, пока я переключаю передачи.

— Ты рассказала ему про Ноя, О?

— Заткнись, Кэмми, — резко отвечает Оливия.

Я смотрю на нее краем глаза, охваченный любопытством.

— Рассказала мне что?

Внезапно Оливия поворачивается и указывает пальцем на Кэмми.

— Я тебя уничтожу.

— Зачем тебе это, когда ты так хороша в самоуничтожении?

Я открываю свою дверь.

— Мммм, вафли, — еще несколько ехидных замечаний проносится по салону автомобиля, пока я не решаю прервать их.

— Никто не разговаривает, пока каждая не съест по пять вафель.

Когда им было по двадцать, они начинали ссориться, как только понижался уровень сахара в крови. Прошло уже десять лет, но ничего так и не изменилось. Либо вы их накормите, либо они завладеют вами. Как Гремлины.

Сейчас же они обе послушно сидят с кислыми лицами, пока официантка не приносит наши блюда. Я ем омлет и наблюдаю, как они медленно отходят от ссоры. Через несколько минут они уже смеются и пробуют друг у друга с тарелок еду.

— Что говорит полиция, Оливия?

Она кладет вилку и вытирает рот.

— После того, как я выиграла дело, Добсон был убежден, что я сделал это потому, что люблю его, и теперь он считает, что мы должны быть вместе. Поэтому, полагаю, что сейчас он разъярен и направляется сюда за «своей невестой».

— Похоже на правду, — говорит Кэмми с набитым ртом. — Твои бывшие клиенты становятся одержимы тобой и самоликвидируются.

Она слизывает с пальцев сироп и многозначительно смотрит на меня.

Я пинаю Кэмми под столом.

— Ой!

Оливия подпирает подбородок ладонями.

— Разве тебе не хотелось бы, чтобы Добсон полюбил вместо меня Лию?

Я пытаюсь сдержать смех. Правда, пытаюсь. Но эти маленькие колкости, слетающие с её…. она такая чертовка…

Кэмми одаривает меня неодобрительным взглядом.

— Прекрати так смотреть на неё.

Я не отвечаю, потому что понимаю, о чём она говорит, и просто подмигиваю Оливии. Моя бывшая жена всегда обвиняла меня в том же, в чем сейчас обвиняет Кэмми. Когда я смотрю на Оливию, то не могу оторвать взгляд. И так происходит с того самого дня, когда я впервые увидел её под деревом. С тех пор вся красота окружающего мира напоминает мне о ней. И неважно о чем сейчас идет речь, все это всего лишь отражение Оливии. Эта маленькая ведьма очаровала меня.

Я встречаюсь взглядом с Оливией. Мы не отводим друг от друга глаз около шести секунд. Напряжение между нами такое сильное, что у меня начинает крутить живот, когда мы отводим глаза в сторону. Я вижу, как она пытается проглотить свои эмоции. Я знаю, о чем она думает.

Почему?

Я сам думаю об этом каждый день.

Я расплачиваюсь по счету, и мы садимся обратно в мою машину. Девушки не хотят возвращаться к Оливии.

— Калеб, он размажет тебя по стенке, — говорит Кэмми. — Я видела его вживую. Не обижайся, но не думаю, что ты сможешь побороть его. Он. Тебя. Размажет.

Оливия опустила голову на колени. Она не желает шутить о чем-то настолько серьезном, но ей очень сложно сдерживаться, находясь рядом со мной и Кэмми. Я вижу, как трясется её спина от приглушенного смеха. Я наклоняюсь и дергаю её за застежку бюстгальтера.

— Герцогиня, и ты туда же? Не думаешь, что я смогу позаботиться о Добби?

— Добби начал пытать животных, как только научился ходить. Однажды я видела, как он откусил голову мыши и съел её.

Я скривил лицо.

— Правда?

— Нет. Но он ест мясо очень слабой прожарки.

Я хихикаю.

— То, что говорили о его матери, это правда? Про её приставания к детям в церкви?

Оливия снимает пушинку со штанины и пожимает плечами.

— Похоже на правду. Он много рассказывал о том, что с ним делала его мать. Это объясняет его желание, хм… принуждать женщин любить его.

— Черт, — говорит Кэмми с заднего сидения. — А я ещё думала, что проблемы с отцом оказали влияние на тебя…

— Он когда-нибудь проявлял по отношению к тебе агрессию? — спрашиваю я, смотря на Оливию краем глаза.

— Нет, нет, он был очень тихим и спокойным. Практически джентльменом. Девушки рассказывали, что он сначала спрашивал у них разрешения и только после этого насиловал их. Больной, правда? «Позволь мне изнасиловать тебя… Я сначала спрошу разрешения, но в случае отказа, не раздумывая, убью тебя. Но, даже не смотря на это, позволь мне сначала спросить».

Уголки её губ опускаются, и она качает головой.

— Люди такие испорченные. Все мы. Мы только и можем, что причинять друг другу боль.

— Некоторые из нас испорчены сильнее других, тебе так не кажется? Например, наш хороший друг Добсон мог бы стать адвокатом, специализирующимся на защите детей, подвергшихся насилию, а не серийным насильником.

— Да, — говорит она. — У него больной разум. Не у всех жертв есть силы пройти через это и не лишиться рассудка.

Я люблю её. Господи, как же сильно я её люблю.

— Мы можем не возвращаться ко мне домой? — спрашивает она. — Там я чувствую себя некомфортно.

— Может, тогда к Кэмми? — предлагаю я.

Кэмми качает головой.

— Я живу у своего парня, пока в моем новом доме проводятся отделочные работы. Оливия недолюбливает его.

Я смотрю на свои часы. Джессика будет у меня ещё пару часов, пока не уедет на работу. Пусть она и остается у меня всего лишь пару ночей в неделю, но мне не нравится идея привозить Оливию туда, где я сплю с другими девушками.

— Мы можем поехать в отель, — говорю я. — Будем прятаться там, пока они его не поймают.

Оливия качает головой.

— Нет, никто не знает, насколько это затянется. Просто отвези меня домой, все в порядке.

Я вижу страх на её лице, и мне снова хочется спросить, где Ной.

— У меня есть идея, — говорю я. Когда они начинают забрасывать меня вопросами, я не рассказываю им. Идея, конечно, безумная, но мне она нравится. Я разворачиваюсь и втискиваю машину в утренний траффик, направляясь обратно к дому Оливии.

— Не хочешь захватить с собой немного одежды? — она кивает.

Мы делаем небольшую остановку возле её дома. Я поднимаюсь в квартиру (на случай, если Добсон следит за нами) и беру сумку из её шкафа. Роюсь в ящиках комода, пока не нахожу тот, в котором убрано нижнее белье. Запихиваю белье в сумку. Затем подхожу к шкафу и наугад выбираю несколько вещей для Оливии и Кэмми. Прежде чем уйти, я замираю у другого шкафа. Его шкафа.

Я открываю дверцу, не зная, чего ожидать. Его одежда все ещё аккуратно висит на вешалках. Я хлопаю дверью немного сильнее, чем планировал. Ещё одну остановку я делаю в гостиной. Смотрю на стол, где обычно стоял его графин с виски. Он пустой. Я открываю его и переворачиваю.

Ни капли.

Как давно он ушел? Почему? Почему она не рассказывает мне?

Молча возвращаюсь в машину. Кэмми тихо посапывает на заднем сиденье.

Я передаю Оливии сумку, и она одними губами говорит мне: «Спасибо».

«Не за что, Герцогиня, не за что».