Вор (ЛП)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Я заполучил её. Не скажу, что уверенной хваткой, но все же она была моей. Мы с Оливией с легкостью окунулись в отношения. Ежедневная рутина была для нас невероятно легкой и воздушной. Мы играли, целовались и часами напролет болтали обо всем на свете. Я никогда не мог предсказать, что она скажет дальше, и мне это нравилось. Она отличалась от всех девушек, с которыми я встречался раньше. Даже Джессика, в которую я практически влюбился, не вызывала во мне таких чувств, которые пробуждала Оливия.

Однажды у нас зашёл разговор о том, сколько детей мы бы хотели иметь. В основном об этом говорил я, потому что Оливия всегда и во всем старалась не загадывать на будущее.

— Пять. Я хочу, чтобы у меня было пять детей.

Она удивленно приподняла бровь и наморщила нос.

— Слишком много, а что, если твоя жена не захочет так много детей?

Мы приехали на пляж и разлеглись на пледе, притворяясь, что любуемся на звезды, хотя на самом деле не сводили друг с друга глаз.

— Думаю, что мы с тобой сможем найти компромисс.

Она начала быстро моргать, словно что-то попало ей в глаз.

— Я не хочу детей, — сказала она.

— Нет, хочешь.

Она ненавидела, когда я так делал. Она ненавидела, когда я говорил ей, что она ошибается насчет своих же собственных мыслей.

Я приподнялся на локтях и устремил свой взгляд на воду, пытаясь избежать грязного взгляда, которым она меня одарила.

— Ты никогда не навредишь им, — сказал я. — Ты не будешь такой, как твой отец, и не закончишь, как твоя мать, потому что я никогда не брошу тебя.

— Тогда я умру от рака.

— Нет, не умрешь. Мы будем постоянно тебя проверять.

— Черт возьми, как ты узнаешь, о чем я думаю?

Я посмотрел на неё. Она прижала колени к груди, положив на них голову. Её волосы были собраны на затылке в большой нелепый пучок. Мне хотелось распустить его, чтобы волосы спадали вниз по спине, но она выглядела так мило, что я решил этого не делать.

— Я вижу тебя даже тогда, когда ты думаешь, что я на тебя не смотрю. Кажется, я одержим тобой.

Она попыталась сдержать улыбку, но я видел, как она зародилась в уголках её рта. Я повалил Оливию на спину. Она засмеялась. Она почти никогда не смеялась… Мне хватит пальцев обеих рук, чтобы сосчитать все случаи, когда мне удавалось услышать её смех.

— Ты никогда не сдаешься. Именно поэтому ты мне так нравишься, Оливия — без второго имени — Каспен. Ты заставляешь меня потрудиться ради каждой твоей улыбки, каждого твоего смешка…

Она покачала головой.

— Я не смеюсь.

— Правда? — мои пальцы ползли вверх по её ребрам. Я щекотал её, а она смеялась. Смеялась так сильно, что я сам едва сдерживал смех.

Когда мы успокоились, она положила голову мне на грудь. Её следующие слова застали меня врасплох. Я старался лежать как можно тише, сдерживая дыхание и опасаясь, что Оливия прекратит говорить сердцем, стоит мне только пошевелиться.

— Моя мама хотела, чтобы у неё было шесть детей, но родилась только я, и это было довольно дерьмово для неё, потому что я оказалась той еще чудилой.

— Ты не такая, — возразил я.

Она подняла голову, чтобы взглянуть на меня.

— Я подводила губы черной подводкой для глаз и сидела в «позе лотоса» на кухонном столе… медитируя.

— Не так уж и плохо, — сказал я. — Ты просто хотела внимания.

— Ладно, когда мне было двенадцать, я начала писать письма своей биологической матери, потому что мне хотелось быть удочеренной.

Я покачал головой.

— Твое детство отстой, и тебе просто хотелось другой реальности.

Она выдохнула через нос.

— Мне казалось, что у меня в душе живет русалочка, я называла ее Сарой и болтала с ней.

— Активное воображение, — парировал я. Она становилась настойчивей, её маленькое тело извивалось в моих объятьях.

— Я пыталась сделать бумагу, высушивая хлопок.

— Ботаничка.

— Мне хотелось немного единения с природой, поэтому я заваривала траву и пила её, добавляя грязь в качестве подсластителя.

Я промолчал.

— Ладно, это действительно странно.

— Спасибо! — сказала она, а затем снова стала серьезной. — Моя мама любила меня, не смотря на все эти причуды.

Я сильнее сжал её в своих руках. Я боялся, что ветер, вода… сама жизнь отнимут её у меня. Мне не хотелось, чтобы она испарилась.

— Лежа при смерти в больнице и страдая от невыносимой боли, она волновалась только обо мне, — Оливия сделала паузу и слегка улыбнулась. — У неё не было волос. Её голова напоминала сверкающее яйцо и всегда была холодной. Я попыталась связать ей шапку, но она получилась просто ужасной, вся в дырках, но мама, конечно же, все равно её надела.

Я услышал, как она начала плакать. Мое сердце разрывалось от боли, словно она только что ударила по нему кулаком.

— Она всегда спрашивала меня: «Ты голодна? Ты устала? Тебе грустно?» — голос Оливии надорвался. Я начал гладить её по спине, пытаясь успокоить, но понимал, что у меня не получится.

— Я поменялась бы с ней местами.

Её слезы вывернули меня наизнанку. Я сел, усадив её к себе на колени.

Её боль была настолько колючей, что невозможно было прикоснуться к ней, не поранившись самому. Мне хотелось обернуться вокруг неё, чтобы самому принять все удары, которые ещё приготовила ей жизнь.

В этот самый момент, наши сердца соединились. Казалось, словно кто-то взял иголку с ниткой и сшил наши души воедино. Как девушка может быть такой колючей и одновременно такой уязвимой? Всё, что произойдет с ней, произойдет и со мной. Я разделю с ней любую боль, которую ей придется испытать. Мне хотелось этого, и это было удивительно. Эгоистичный и самовлюбленный Калеб Дрейк настолько сильно полюбил девушку, что готов был изменить себя, лишь бы удовлетворять её потребностям.

Я влюбился.

Сильно.

До конца этой жизни, а, возможно, и следующей.

Я хотел её — каждый дюйм её упрямого, агрессивного, коварного сердца.

Спустя пару месяцев после этого разговора я впервые признался ей в любви. И хотя влюбился в неё уже давно, я всё же понимал, что она пока ещё не была готова услышать подобное признание. В том момент, когда у меня с губ слетели слова признания, она выглядела так, словно хотела запихнуть их обратно. Ноздри начали раздуваться, а лицо покраснело. Она не могла ничего сказать в ответ. Я был разочарован, но не удивлен. Я знал, что она любит меня, но мне всё равно хотелось услышать это от неё. Чем настойчивее она возводила вокруг себя стены, тем сильнее мне хотелось их разрушить. Иногда мне удавалось подобраться к ней поближе… Я пытался доказать ей, что она не была такой независимой, как ей казалось. Я хотел показать ей, что быть уязвимой и хотеть меня — совершенно нормально. Для людей вроде Оливии секс напрямую связан с эмоциями. Она пыталась притворяться, что секс для неё не имеет никакого значения, что она может находиться в здоровых отношениях и без него. Но, её тело было её игральной картой. Чем сильнее она оттягивала момент секса, тем дольше она удерживала свою власть.

Войдя тем вечером в палатку, я был решительно настроен лишить её этой власти.

— Ты хозяйка своего собственного тела, да?

Она демонстративно выставила подбородок.

— Да.

— Тогда у тебя будут кое-какие проблемы с управлением им.

Приблизившись к ней, я заметил неуверенность, поселившуюся в её глазах. Раз она хотела играть в игры, то я намеревался начать играть жестче. Игра вышла из-под её контроля. Весь последний год мне приходилось сражаться за каждое желание, за каждую потребность, а ведь всё, чего я хотел, умещалось в три слова. Три слова, которые она мне так и не сказала, и теперь она поплатится за это.

Она попыталась уйти, но я схватил её за запястья и притянул к себе.

Сдержанность, которую я так усиленно проявлял в течение года, неуверенно висела на краю обрыва. Я позволил ей ещё немного там повисеть, после чего спихнул её в пропасть и поцеловал Оливию. Я целовал её так, как целуют опытную девушку. Я целовал так, как целовал тогда, в первый раз, в бассейне — ещё до того, как узнал, что она так разбита. Она отреагировала лучше, чем я ожидал, словно ждала, когда же я её так поцелую. Она пыталась оттолкнуть меня пару раз, но делала это вполсилы. И даже тогда она не прекращала меня целовать. Её разум боролся сам с собой. Я решил немного ей помочь. Оторвавшись от неё, я схватил край её тонкой футболки и порвал прямо по шву. Порвал, словно бумагу. Она приоткрыла рот, когда я снял порванную ткань с её рук и отбросил в сторону. Снова притянув к себе Оливию, я поцеловал её, ловко расстегивая лифчик и откидывая его в сторону. Она стояла возле меня. Кожа к коже. Я сдернул с неё штаны, и она простонала мне в рот так, словно это было одновременно лучшее и худшее, что я когда-либо делал.

Она тяжело дышала мне в рот, что… о Господи … я был так возбужден, что решил немного замедлиться. Мне хотелось растянуть время, целуя её в тех местах, в которых я всегда хотел её поцеловать, но не мог: ложбинку между её грудей, внутреннюю поверхность бёдер, поясницу…

У неё есть одно маленькое родимое пятнышко прямо над ключицей, возле основания шеи. Слушая её вздохи удовлетворения, я продолжил путь вниз. Когда я достиг её идеальных сосков, она прильнула ко мне, словно её желание было настолько невыносимым, что ей с трудом удавалось стоять. Я уложил её на пол, нависая сверху. Посасывая её соски, я рукой скользил вверх по внутренней стороне её бедра. На ней были надеты чёрные кружевные трусики, выделяющиеся на её кремовой коже. Моя рука остановилась, когда я достиг её промежности. Мне хотелось, чтобы она тоже этого захотела. Я провел большим пальцем по кружеву, и она изогнулась подо мной. Интересно, кто-нибудь прежде касался её там? Мне становилось всё труднее и труднее контролировать себя. Я дышал, уткнувшись в её волосы. От них пахло свежестью и чистотой.

— Ты всё ещё контролируешь себя?

Она кивнула. Я чувствовал, как она дрожит подо мной. Лгунья.

— Останови меня, — сказал я. — Если у тебя всё под контролем, то останови меня.

Я стянул с неё спортивные штаны, которые до этого все ещё висели в районе лодыжек. Она посмотрела на меня остекленевшими глазами, словно остановить меня — было последним, чего она хотела.

И тогда я пришёл в себя. Моя игра становилась ядовитой. Дышать становилось всё тяжелее. Я мог взять её сейчас. Она бы позволила. Но это было бы несправедливо, ведь я манипулировал ей. Она бы разозлилась на меня, когда пришла в себя, и я потерял бы её. Мне просто нужно было, чтобы она признала мою власть.

— Так кто владеет тобой?

Она облизнула губы. Её запястья были зажаты в моих руках. Я почувствовал слабое давление, когда Оливия попыталась приподняться. Она молча спрашивала меня. Я отпрянул — Оливия научила меня этому. Она покачала головой, не понимая, что происходит.

Я встретился с ней взглядом, призывая посмотреть на меня.

Положив руку на грудь Оливии, я почувствовал, как бьется её сердце… Почувствовал, как оно бьется для меня и из-за меня.

Я хочу её. Я хочу её. Я хочу её. «Пожалуйста, Оливия. Пожалуйста, позволь мне обладать тобой…».

— Так кто же владеет тобой?

Её глаза увлажнились. Она всё поняла. Её тело обмякло.

— Ты, — мягко ответила она.

Её уязвимость, тело, волосы… — все это чертовски заводило меня. Никогда в своей жизни я не хотел ни одну женщину так, как её.

Откинув голову назад, я закрыл глаза и слез с неё.

«Только не смотри на неё. Если ты сделаешь это, то окажешься в ней».

— Спасибо.

И затем я ушел так быстро, как только мог, чтобы принять холодный, очень холодный душ.

Всю следующую неделю она даже не смотрела на меня.