Когда я приехал, дверь была приоткрыта. Уже собирался постучать, но она распахнулась, и оттуда вышел человек с мешком мусора. Я отступил назад, не в силах что-либо сказать. Мои мысли понеслись сразу в нескольких направлениях. Он был не её типом. Я собирался убить его. Но почему он выносил мусор? Часто ли он тут ночует? Я ждал, пока он обратит на меня внимание, полагая, что каждый заслуживает возможность объясниться, прежде чем я начну выбивать из него дерьмо.
Он слегка удивился, когда заметил, что я стою перед ним. Огляделся, чтобы понять, есть ли со мной кто-то еще, и затем спросил:
— Вам помочь?
Он не закрыл дверь в номер Оливии, и мне удалось заглянуть внутрь.
Пусто.
Я почувствовал, как воздух выходит из легких. Закрыл глаза, запрокинув голову назад. Нет, нет, нет.
Я отошел и, запустив руки в волосы, начал расхаживать кругами, пока сотрудник мотеля с любопытством смотрел на меня. Из-за ревности я даже не заметил его униформу и имя на бэйджике. Почему я бросил её? Почему просто не остался? Я знал, что она так сделает. Она всегда сбегает, когда напугана. Я думал… о чем я думал? Что смогу удержать её, потому что мы занялись любовью? Что её демоны не найдут её в апельсиновой роще, где я бы продал душу, чтобы быть с ней?
Я посмотрел на бэйджик на его рубашке.
— Мигель, — голос звучал грубо даже для меня самого. Мигель поднял брови, пока наблюдал, как я борюсь с предложением. — Когда она… как давно?
— Этот номер пустует 24 часа, — ответил он, указывая на помещение за своей спиной. — У нас есть лист ожидания, чтобы успеть подготовить номера для следующих клиентов.
Двадцать четыре часа? Куда она отправилась? Что-то спугнуло её?
Провожу рукой по волосам. Я оставил её всего на два дня, чтобы уладить свои дела. Танцевал с ней на парковке, прежде чем ушел. Она пыталась рассказать мне правду, но я остановил её. Узнав про амнезию, она обдумала каждую возможную причину, чтобы сбежать от меня. Я планировал запереться в её квартире, заниматься с ней любовью снова и снова и заставить поверить, что мы сможем быть вместе. Но сначала мне нужно было кое с чем разобраться.
Я оставил Оливию и поехал к дому Лии. Когда она открыла дверь, я уже знал, что слез не избежать. Мне понадобилось тридцать минут, чтобы разбить ей сердце. И мне тоже было больно. Она не заслужила того, чтобы с ней так поступили. Я сказал, что встретил кое-кого. Она не спросила кого, хотя, думаю, ей это было известно, когда неделю назад она начала следить за квартирой Оливии. Прежде, чем уйти, я поцеловал ее в лоб. Но не стал рассказывать про амнезию. Не хотел ранить ее еще больше.
Потом поехал к себе. Стоя под душем, я вспоминал нашу совместно проведенную неделю. Думал об апельсиновой роще, о том, какова она на вкус, о её коже, подобной холодному атласу. А вспомнив момент, когда впервые вошел в неё, когда её глаза широко распахнулись, а губы приоткрылись, был вынужден окатить себя холодной водой.
Она отдала мне всё, что скрывала до этого. Она стала другой. Но в то же время осталась прежней. Упрямой, дерзкой… полной лжи.
Раньше я пытался её изменить. Но сейчас она была нужна мне такой, какая есть. Я хотел каждый прекрасный недостаток. Каждую остроумную фразу и холодность, которую лишь я знал, как растопить. Хотел ссор, и придирок, и примирительного секса. Хотел, чтобы каждое утро она просыпалась в моей постели. Чтобы ужасно готовила и поражала меня своим прекрасным, запутанным разумом.
Я отвернулся от всего, во что верил, лишь бы быть с ней. Наплевал на правду. Я так боялся, что она забудет обо мне, что солгал, лишь бы вернуться в ее жизнь. Теперь у меня есть бесчисленное количество объяснений тому, что сделал.
Я посмотрел на Мигеля. Внезапно он стал для меня последним напоминанием о ней.
— Она оставила что-нибудь? Записку… хоть что-то?
Мигель потер шею.
— Нет.
— Она сказала, куда собирается?
Он облизнул зубы.
— Я всего лишь служащий. Они не дают мне обратного адреса, — он огляделся, чтобы убедиться, что мы одни. — Но если она что-то оставила, это, скорее всего, лежит в мусорном мешке, который я могу оставить прямо здесь, пока пойду убирать номер.
Он бросил мешок на пол и посмотрел на меня, прежде чем войти в помещение, а потом закрыл за собой дверь.
Я поднял его, взвешивая в руке. Легкий. Оставила ли она что-то, объясняющее, куда собралась? Может, вернулся Джим и спугнул её? Он рассказал ей? Я присел на колени и вывернул мешок на бетон. Мои руки вспотели, и к ним прилипал мусор, пока я пытался там что-то отыскать. Порванная бумага, разбитое стекло, лепестки… что я искал? Письмо? Оливия никогда бы не написала мне письмо. Это было не в её стиле. В ее стиле было уехать, не оставив послания, бросив меня прямо в огонь. Я завязал мешок. Половина сердца была разбита, другая половина горела от злости. Когда мешок упал на землю, я услышал тихий звон чего-то, ударяющегося о пол. Мои глаза сканировали бетон, отчаянно пытаясь найти что-то, что приведет меня к ней.
И нашел это у моих ног.
Пенни.
Она оставила его для меня или просто так? Я подобрал его, зажав между пальцев. Одна блестящая поверхность стала зеленоватой, медь старела. Это было её прощанием? Я почувствовал злость, даже замешательство. Что я наделал? Апельсиновая роща, поцелуй на парковке, прежде чем уйти. Я был настолько уверен в своих чувствах к ней… и в её чувствах ко мне. Не было ни малейшего шанса, что Оливия отдалась бы мне, если бы была не уверена в нас. Тогда почему? ПОЧЕМУ?
Я пошёл к парковке и поднял кулак с зажатым в нем пенни.
«Выкинь его», — приказал я себе. Мускулы напряглись.
И не смог сделать этого. Рука опустилась. Я положил пенни в карман и поехал домой.