Воровка

Глава 17

Лучия

«Казанова» ― это… вау. Здесь прямо-таки веет роскошью и великолепием. Все здесь выглядят очень элегантно. Я посещала секс-клуб в Чикаго в период своего саморазрушения, но «Казанова» совсем не похож на «Убежище».

Валентина знакомит меня с несколькими людьми в баре. Один из них ― Энцо Перон.

― Энцо ― начальник полиции, ― говорит она с лукавой ухмылкой. ― С ним полезно иметь знакомство. ― Она поворачивается к нему, ее улыбка расширяется. ― Энцо, присоединишься к нам?

Я хмуро смотрю на нее. Что она делает? Начальник полиции ― симпатичный мужчина ― высокий, в прекрасной форме и гораздо моложе, чем я ожидала от человека на его должности. Но он ничего не значит для меня, и я уверена, что это чувство взаимно.

Признай это. Антонио игнорировал тебя всю неделю, но ты все еще думаешь о нем.

Валентина еще не оставила своих попыток свести нас.

― Лучия только что вернулась в Венецию, ― говорит она. ― Она работает куратором в Palazzo Ducale. Энцо любит искусство, Лучия. Ты должна как-нибудь показать ему музей.

Я собираюсь задушить свою лучшую подругу.

― Это не так уж интересно, ― бормочу я. ― И я здесь только на четыре месяца.

На лицо Валентины падает тень.

― Точно. Я забыла. Ты уезжаешь в январе.

― В феврале. После Карнавала. ― Я чувствую себя сволочью, напоминая Валентине, что мое пребывание здесь временно. Иногда я почти забываю об этом. Первые несколько недель были тревожными. Воспоминания о моих родителях преследовали на каждом шагу. Но с приближением Рождества возвращение напоминает мне о том, как сильно я скучала вдали от дома. Венеция была и всегда будет домом моего сердца. Приятно писать Валентине по сто раз на дню, не обращая внимания на разницу во времени. Приятно ужинать с ней и Анжеликой и слушать, как моя крестница рассказывает о своем дне, друзьях и пони, которого она хочет купить, когда ей исполнится тринадцать. Она хочет научиться вязать. Валентина не умеет, но мама научила меня, а я обещала научить Анжелику. Успею ли я сделать все это до отъезда?

― Ты вернулась в Венецию? ― вежливо спрашивает Энцо, возвращая меня в настоящее. ― Как долго тебя не было?

― Десять лет. ― Технический персонал устанавливает крест Святого Андрея в центре сцены, женщина в облегающем кожаном костюме подводит к нему мужчину и пристегивает его ремнями. У меня по коже бегут мурашки. Я хочу быть этим парнем, крепко связанным, зная, что наказание близко.

Они оба смотрят на меня. Наверное, мне стоит поддержать разговор.

― У тебя венецианский акцент, Энцо. Ты местный?

― Да, я вырос в Венеции, ― отвечает Энцо. ― Но, как и ты, я уезжал на некоторое время.

― Энцо вернулся домой пару лет назад, ― добавляет Валентина. ― Он был восходящей звездой в Риме, нам с ним повезло.

Энцо выглядит слегка обескураженным.

― Она преувеличивает.

Женщина кружит вокруг мужчины, медленно и сосредоточенно, как хищник, играющий со своей добычей, а затем щелкает хлыстом в своих руках. Треск удара заполняет комнату. У меня перехватывает дыхание. Мое внимание сужается до сцены, разворачивающейся передо мной, и моя киска ноет. Я не просто хочу оказаться на его месте. Я хочу, чтобы Антонио доминировал надо мной. Чтобы он обещал мне удовольствие и боль в равной степени. Я хочу…

― Привет, Лучия.

Я вскакиваю. Как будто почувствовав мое возбуждение, Антонио Моретти стоит передо мной.

Я моргаю.

Он все еще здесь.

Значит, он ― не плод моего воображения.

― Антонио? Что ты здесь делаешь?

Я таращусь на него. Я понимаю это. Но мне все равно. Он ― последний человек, которого я ожидала увидеть в «Казанове». Каковы шансы? Это все равно что сесть в самолет и обнаружить, что парень, сидящий рядом с тобой, красив, богат и холост. Такого просто не бывает.

Валентина старается не ухмыляться.

― Привет, Антонио, ― мурлычет она. ― Как неожиданно встретить тебя здесь.

― Валентина. ― Его глаза ненадолго встречаются с глазами Энцо. ― Перон, хорошо выглядишь. Лучия, можно тебя на минутку?

На лице Энцо ― нечитаемая маска. Он должен знать, кто такой Антонио; все в Венеции знают. Это делает встречу очень неловкой. Энцо ― начальник полиции, а Антонио действует по ту сторону закона. Не думаю, что они подерутся, но зачем рисковать?

Я соскальзываю со своего места.

― Мне нужно выпить. Угостишь меня?

Мы подходим к бару. Все взгляды в зале устремлены на Антонио. В отличие от большинства мужчин здесь, он одет просто ― в темные брюки и свитер. Его волосы взъерошены, а глаза выглядят усталыми. Но как бы он ни был одет и как бы устало ни выглядел, все в «Казанове» обращают на него внимание. Антонио ― власть в Венеции. Было бы глупо игнорировать главного хищника среди них.

Он оплачивает мой напиток, а затем увлекает меня в тихий угол.

― Что ты здесь делаешь? ― спрашиваю я, как только мы оказываемся за пределами слышимости.

― Я здесь из-за тебя. ― В его глазах появляется нотка настороженности. ― Данте сказал мне, что ты в «Казанове», и я, как гребаный дурак, потащился сюда.

Он выглядит недовольным своим признанием. А я настолько удивлена его честностью, что начинаю хихикать. Всю неделю мне казалось, что гигантская рука сжимает мое сердце. Но теперь это давление ослабевает, и меня охватывает головокружительное чувство предвкушения.

― Ты ревновал?

Его губы искривляются в язвительной улыбке.

― Чрезвычайно. ― Он берет напиток из моих рук и отставляет его в сторону. Он поворачивает меня так, что моя спина оказывается прижатой к его груди. Его рука обвивается вокруг моей талии и притягивает меня ближе. ― Ты хочешь заставить меня ревновать, Лучия? ― говорит он, его голос ― теплая ласка. ― Ты играешь с огнем, маленькая воровка.

Зал клуба отступает на задний план.

― Я обожгусь?

― Ммм… Он целует меня в шею. ― Я резко вдыхаю, мое дыхание сбивается. ― Тебя интересует Энцо?

Он серьезно? Я практически вжалась задницей в его промежность, а он думает, что я хочу кого-то другого?

― Нет, идиот. Меня интересуешь ты.

Его большой палец скользит по выпуклости моей груди.

― Я не был в «Казанове» какое-то время, но уверен, что у них все еще есть отдельные комнаты. Хочешь найдем такую?

Мой пульс учащается. В горле пересыхает. Но я еще никогда не была так готова, так уверена в своем решении.

― Да.

― Какие у тебя ограничения?

― Никаких игл, никакой крови, ничего, что могло бы повредить кожу. И ничего странного.

Он поднимает руку, чтобы позвать сопровождающего.

― Странного?

Я чувствую, как яростно краснею.

― Ничего странного. Никакой мочи и тому подобного.

В его глазах пляшет веселье.

― Согласен, ― говорит он. ― Как насчет легкого воздействия и оральных игр?

Очертания его эрекции упираются в брюки. Я тихонько смеюсь. Это более знакомая почва.

― Ты хочешь, чтобы я отсосала твой член.

Его рука обхватывает мою попку.

― Нет, ― поправляет он, его голос восхитительно строг. ― Если ты очень вежливо попросишь, я позволю тебе пососать мой член. Но сначала я буду настаивать на том, чтобы ты кончила от моих пальцев и рта. ― Он ухмыляется. ― Начнем?