Воровка

Глава 22

Лучия

В пятницу я чувствую себя ужасно. Я проспала меньше трех часов и едва могу держать глаза открытыми, но это не единственная причина. Мысли об Антонио занимают все мое сознание.

Сказать ему, что мне нужно уехать, было рефлексом, порожденным страхом. Как только он сказал, что фантазирует обо мне, я запаниковала. Опять. Потому что я тоже фантазировала о нем, но не была готова признать это. Я не была готова признать, что реальность намного лучше, чем мое воображение.

Антонио просил меня остаться, да. Но если быть до конца честной, я хотела, чтобы он разыграл из себя короля Венеции и потребовал, чтобы я провела с ним ночь.

Если тебе нужен Антонио, перестань играть в игры и скажи ему о своих чувствах.

Я замираю, когда звонит мой телефон. Мой мобильный, а не тот, что в моем офисе. Антонио, думаю я, отвечая, не глядя на экран.

Это не Антонио. Это мужской голос, который я не узнаю.

― Синьорина Лучия Петруччи?

― Да? ― Я бросаю взгляд на экран. Номер тоже не знаком.

― Меня зовут Рокко Каччола. Я возглавляю фондохранилище в Уффици. Вы подавали заявление на работу здесь?

― Да? ― спрашиваю я и тут же хочу надавать себе по щекам. Уффици во Флоренции ― пожалуй, лучший музей в стране, а я отвечаю, как идиотка. ― То есть, да, конечно, подавала.

― Это было в августе прошлого года. ― Синьор Каччиола как будто подавляет смех. ― Ваше резюме показалось мне интересным, но у нас уже был кандидат на эту должность. Сейчас у меня появилась вакансия, на которую, я думаю, вы идеально подойдете.

Далее он описывает работу, и она действительно идеальна. Если бы мне нужно было описать работу своей мечты, то это была бы работа, которую Рокко Каччиола предлагает мне.

― Мне это очень интересно, ― говорю я, когда он заканчивает. ― Каковы дальнейшие шаги?

― Вам нужно будет подать официальную заявку. Вы можете сделать это на нашем сайте. И, пожалуйста, сделайте это на этой неделе, Лучия. В комитете по найму три человека, и я один из них. Если двое других согласятся, что вы подходите на эту должность, мы пригласим вас во Флоренцию на собеседование. Если все пройдет хорошо, в марте вы будете работать в Уффици.

Март.

Осталось всего три месяца.

Мы заканчиваем разговор, и я вешаю трубку. Я смотрю на экран перед собой, погрузившись в размышления. Флоренция находится всего в паре часов езды от Венеции, но если я соглашусь на эту работу, мне придется распрощаться с еженедельными ужинами с Валентиной и Анжеликой. Я не смогу заезжать к ним, когда захочу, только по выходным.

А Антонио? Как же он?

Это всегда было временно, говорю я себе. Ты же знала это. Твой контракт в Palazzo Ducale был заключен на четыре месяца. Именно столько ты собиралась пробыть в Венеции. Вот почему ты не купила никакой мебели. Почему ты до сих пор спишь на надувном матрасе.

Вот только Венеция все больше напоминает мне мой дом.

И я не уверена, что хочу уезжать.

Написав Валентине и убедившись, что она не против компании, я отправляюсь к ней.

― Почему ты не сказала мне, что у тебя мигрень? ― спрашиваю я, как только она открывает дверь.

― И тебе привет, ― сухо отвечает она. ― Заходи. Хочешь что-нибудь выпить? Я только что приготовила себе чашку чая.

У Валентины всегда самый лучший чай.

― Да, пожалуйста.

Я вхожу в ее квартиру, снимаю обувь и вешаю куртку.

― Кто рассказал тебе о моих мигренях? ― спрашивает она, наливая мне в чашку что-то, пахнущее ванилью и карамелью. Ням. ― Антонио?

Я киваю, и в ее глазах пляшут смешинки.

― Расскажи мне больше, ― говорит она певучим голосом. ― Расскажи мне об очень интимном ужине, который вы устроили в одном из самых красивых ресторанов города.

Я устраиваюсь на ее диване и подтягиваю под себя ноги.

― Ты меняешь тему.

― У меня мигрени, ― отвечает она. ― Они начались у меня еще во время беременности и продолжаются с тех пор. Я ходила к невропатологу и сдала все анализы. Никто не может найти ничего плохого. Это просто одна из мелких неприятностей жизни, вот и все. И я не сказала тебе, потому что знала, что ты сойдешь с ума. ― Она пристально смотрит на меня. ― Как сейчас.

По-моему, это не похоже на одну из мелких жизненных неприятностей. Это звучит как большая проблема. Но у меня нет никакого представления о том, что делать, когда люди болеют. Как справедливо заметила Валентина, я склонна паниковать и слишком остро реагировать.

― Антонио сказал, что Анжелика была с Данте. Почему я должна была узнать о том, что он ее дядя, от кого-то другого?

На ее лице мелькает удивление.

― Я думала, ты знаешь. Я не сказала тебе? Прости, Лучия. ― Она отпивает чай. ― Да, она все еще там. Что бы я о нем ни думала, он ее очень любит.

Мои глаза прищуриваются.

― Что ты имеешь в виду под этой фразой― «что бы ты о нем ни думала»? ― Выражение ее лица становится нечитаемым, и понимание настигает меня в мгновение ока. ― Боже мой. Он тебе нравится, да?

Она избегает моего взгляда.

― Нет. Просто Анжелике полезно знать свою семью.

Ого. Поговорим о сложных отношениях. Здесь много концов, и все они запутаны. Валентина состояла в отношениях с братом Данте, Роберто. Он избивал ее. За что Данте убил его, но Валентина об этом не знает. Она явно находится в состоянии внутреннего конфликта. Если она узнает, что сделал Данте, изменит ли это ее отношение к нему?

Валентина ― моя подруга. Я люблю ее как сестру, но я не собираюсь рассказывать ей о том, что узнала. Антонио поделился со мной тайной, и я не чувствую себя вправе предавать его доверие. И, насколько я знаю, это может сделать ситуацию хуже, а не лучше.

Я молча пью свой чай.

― Итак, ― говорит Валентина после долгой паузы. ― Ты и Антонио. Вы теперь вместе?

― Я не знаю.

Она наклоняет голову и смотрит на меня изучающим взглядом.

― Ну, это уже лучше, чем «абсолютно нет». Почему такая неопределенность? Он дает тебе неоднозначные сигналы?

Я качаю головой.

― Нет, он предельно ясен в своих намерениях. И его прямота освежает больше, чем я думала. С Антонио мне никогда не приходится сомневаться в том, что он заинтересован. Когда он смотрит на меня, я полностью и безраздельно владею его вниманием, и это пьянящее, затягивающее чувство. Дело во мне. Я просто не знаю… ― Я замолкаю, пока обдумываю, как объяснить ей. ― Его жизнь опасна. С ним всегда вооруженные охранники. Теперь и у меня есть охрана. ― Я развожу руки в беспомощном жесте. ― Я даже не понимаю его мир. Это слишком для меня.

Валентина фыркает.

― Ты полна дерьма, ты знаешь это? Каждый раз, когда ты крадешь картину, ты подвергаешь себя опасности. И люди, у которых ты крадешь. Неужели ты думаешь, что они сдадут тебя в полицию, если поймают? Конечно, нет. Ты знаешь это, и ты готова идти на такой риск. Потому что то, что ты делаешь, важно для тебя.

― Что ты хочешь сказать?

― Я говорю, что бизнес Антонио очень важен. Он вырос на улицах, Лучия. Никто не знает темную, грязную изнанку этого города так, как он. И поэтому он очень старается сделать город лучше. ― Она бросает на меня пристальный взгляд. ― Как и ты, он подвергает себя опасности, потому что это того стоит.

― Ты говоришь о нем как о крестоносце, ― ворчу я. Я хочу сохранить свои иллюзии и притвориться, что мы с Антонио совсем не похожи. Но Валентина не дура, и в ее словах есть доля правды. ― Давай поговорим о чем-нибудь другом. Например, о картине, которую я собираюсь украсть.

Улыбка подрагивает в уголках ее рта.

― Тициан тебя больше не интересует?

Тициан висит на стене моей спальни, но я не сказала об этом Валентине. Она никогда не перестанет дразнить меня, если узнает.

― Это ты сказала мне не воровать в Венеции.

― А ты будто меня послушала, ― иронично отвечает она.

― Гм. В общем, я рассматривала возможные варианты. Как насчет Гэвина Пауэлла?

― Это тот британский засранец, живущий в Венгрии?

― Он самый. ― Засранец ― это мягко сказано. Гэвин Пауэлл ― сторонник идеи доминирования мужчин. В своем подкасте он проповедует идеи о том, что женщины по природе своей должны подчиняться мужчинам, пропагандирует отношение к жене как к мусору и бросается другими расистскими фразами. Он живет в изгнании в Венгрии, потому что его разыскивают по обвинению в изнасиловании в Великобритании.

Возможно, для моих целей важнее то, что он владеет украденной картиной Якопо Бассано. Картина была украдена три года назад из музея в Турине в результате дерзкого ограбления. Пауэлл финансировал ограбление, а это значит, что если я украду его Бассано, он не сможет заявить о краже. Если только он не хочет, чтобы Интерпол задал ему несколько неудобных вопросов.

― Удовлетворительная мишень, ― со смаком говорит Валентина. ― Я подумала, что ты можешь выбрать его, поэтому я собрала на него досье. Она открывает ящик стола и протягивает мне USB-носитель. ― Держи. Все, что ты хотела знать о Гэвине Пауэлле, и даже больше. Будь готова принять душ, когда прочтешь все гнусные подробности; я знаю, я так и сделала.

― Ты лучшая.

Синьора Джирелли, моя соседка снизу, борется с дверью, когда я подхожу к своему дому. Ее пушистый пудель Саша примостился у ее ног, а его поводок запутался в лодыжках синьоры Джирелли.

― Давайте я помогу, ― говорю я, поспешно поднимаясь. Я держу дверь открытой, пока она распутывается и берет собаку на руки.

Она входит в вестибюль и нажимает кнопку крошечного трехместного лифта. Я прочищаю горло.

― Синьора Джирелли? По-моему, лифт не работает. ― Он перестал работать через неделю после моего переезда. Я безуспешно пыталась заставить ремонтника починить его.

Она поворачивается ко мне с улыбкой.

― О нет, дорогая. Сегодня кто-то приходил сюда, чтобы починить его. Им воспользовались ваши доставщики мебели.

Мне требуется минута, чтобы осознать ее слова.

― Мои кто?

― Вам привезли мебель. ― Она похлопывает меня по руке. ― Я так рада, что вы обживаетесь.

Я бормочу слова благодарности, а моя голова идет кругом. О чем говорит синьора Джирелли? Неужели она меня с кем-то путает? Но нет. Ей уже за восемьдесят, но она бодра и разговорчива, а ее ум все такой же острый, как и десять лет назад.

Я отпираю дверь своей квартиры, толкаю ее и замираю на месте.

Моя гостиная преобразилась. Ковер, который мне понравился на антикварном рынке в прошлую субботу, расстелен в гостиной, черно-белый узор ярко контрастирует с деревянным полом. Марокканские кресла, которыми я восхищалась, стоят у окна, а между ними ― деревянный приставной столик.

На столе, между голубыми керамическими подсвечниками, в которые я влюбилась, стоит огромный букет зимних белых роз, их тонкий аромат наполняет воздух.

Антонио Моретти снова нанес удар.

Я смотрю на мебель. Провожу кончиками пальцев по мягким лепесткам роз и погружаю лицо в их аромат. Все, что мне понравилось в субботу на рынке ― все, чем я восхищалась, ― здесь. Да, это демонстрация богатства и власти. Но это гораздо больше. Это о внимании к моим желаниям и потребностям.

Он всегда так делал. Десять лет назад он дал мне именно то, в чем я нуждалась. Он гулял со мной посреди ночи, предлагая мне компанию и позволяя мне горевать. И теперь эта маленькая часть моего жилища выглядит как настоящий дом.

А как насчет Уффици?

Я направляюсь в спальню. Мой надувной матрас исчез, он сдут и сложен в углу. На его месте стоит кровать, копия той, что стоит в спальне Антонио. То же темное дерево, то же решетчатое изголовье, к которому меня можно привязать.

При этой мысли у меня слабеют колени, а соски напрягаются. Желание бурлит во мне расплавленным потоком.

Я звоню Антонио. Он берет трубку на первом же звонке.

― Ты вломился в мой дом, ― обвиняю я его.

― Не лично. ― Я слышу улыбку в его голосе. ― Тебе понравились цветы?

― Они прекрасны. Зачем ты купил мне мебель?

― Мне нужен был стол, чтобы поставить вазу, а у тебя его не было.

Мне приходится сдерживаться, чтобы не рассмеяться.

― Это почти разумно. А ковер, кресла и кровать? Почему именно они?

― Стол и кресла шли в комплекте, ― говорит он. ― Ковер, потому что твой пол был холодным. Что касается кровати… ― Его голос понижается. ― Твой надувной матрас недостаточно прочный для того, что я собираюсь с тобой сделать, Лучия.

Он произносит мое имя как ласку. Я облизываю губы.

― Ты не можешь покупать мне вещи.

― Ты все время говоришь мне, что я могу, а что нет, маленькая воровка. Тебе не нравится мебель? Ее можно заменить.

― Мне все нравится.

― Тогда я не вижу проблемы.

Аргх. Он действительно самый невыносимый мужчина. И при этом я ухмыляюсь, как идиотка.

― Ты… ― Я замолкаю, но потом решаюсь. ― Не хочешь поужинать как-нибудь на следующей неделе? В моем районе есть траттория. Она не шикарная, но…

― С удовольствием. Когда?

― Во вторник?

― Я заеду за тобой в семь.

Я вешаю трубку, сажусь в свое новое кресло и вдыхаю аромат роз. Я только что пригласила короля Венеции на ужин. Валентина права. Признаю я это вслух или нет, но у меня связь с Антонио Моретти.

И эта мысль одновременно ужасает и возбуждает меня.