Воровка

Глава 7

Антонио

Сальваторе Верратти избегает меня, а ОПГ Гафура находится в Бергамо. Я не могу позволить себе отвлекаться.

И все же мои мысли постоянно возвращаются к Лучии. Я пригласил ее на свидание, а она отказалась. Если бы она оставила все как есть, я бы, возможно, держался подальше.

Но она этого не сделала.

Она написала мне сообщение. Она сохранила визитку, которую я дал ей десять лет назад. И она заявила о своем намерении сделать еще одну попытку украсть картину.

Вызов принят, маленькая воровка. Игра началась.

Валентине не особенно везет с перехваченными сообщениями, но вскоре я узнаю, почему ОПГ Гафура в Италии. Илья Козлов, сын Пахана, просит аудиенции со мной во вторник днем.

Русские хотят переправить оружие через Венецию на остальной континент.

― Мы можем доставить оружие в Хорватию через Польшу и Венгрию, ― говорит Козлов, как только мы закончим с предварительными переговорами. ― Затем мы переправим его через Адриатику в Венецию. Далее сухопутным путем во Францию, а затем через канал в Великобританию. ― Он уверенно улыбается мне. ― Конечно, нам и в голову не придет действовать в Венеции без вашего разрешения.

― Всегда лучше иметь местного партнера, ― вежливо говорю я. ― Венеция может быть очень опасным городом. Взять хотя бы прошлогодний взрыв в гавани, из-за которого затонула яхта. Как она называлась, Данте?

― «Калинин», ― отвечает мой лейтенант с невозмутимым лицом.

Козлов вздрагивает от этого напоминания. Это было организовано «Мейч», одной из небольших ОПГ, действующих в Москве. Группа подкупила нескольких портовых чиновников, загрузила «Калинин» пятью тоннами кокаина и попыталась доставить его в мой город.

Без моего разрешения.

Я потопил его, и «Мейч» не пережил финансовых потерь. Похоже, русские поняли, что к чему.

Илья натягивает на лицо бесстрастную маску.

― Прискорбный инцидент. Мой отец согласен с тем, что мы хотели бы избежать подобных неприятностей. И, конечно, мы сделаем так, чтобы это стоило ваших усилий. Прибыль в этой отрасли очень хорошая.

Он готов говорить о деньгах. Пора положить этому конец. Я поднимаю руку. ― Позвольте остановить вас, пока вы не перешли к деталям. Мне это неинтересно.

Плечи Данте незаметно расслабляются.

― Что? ― Илья вздрагивает. ― Почему?

Есть тысяча веских причин избегать этого направления бизнеса. Русские ― ненадежные партнеры, и позволять им закрепиться в моем городе ― чистая глупость. Кроме того, в настоящее время ОПГ Гафура ведет борьбу за власть с конкурирующей организацией, и я не хочу быть втянутым в эту грязь.

Наконец, изобилие контрабандного оружия на улицах дает амбициозным политикам отличный стимул объявить «войну с преступностью», что нарушит мой текущий бизнес и поставит под угрозу жизнь моих людей.

Но в основном я просто не люблю оружие.

И я не обязан объяснять это Илье Козлову.

― Как я уже сказал, мне это неинтересно, ― говорю я, поднимаясь на ноги. ― Данте, проводишь нашего гостя?

Лицо Ильи краснеет. Он еще молод и не умеет скрывать свои эмоции.

― У нас есть покупатели и транспортная сеть. Вы совершаете большую ошибку, Моретти.

Покупатели и транспортная сеть? Нам придется потрудиться, расследуя этот бардак.

― Это ваше мнение, а не мое, ― холодно отвечаю я. ― Счастливого пути домой.

Данте возвращается через час.

― Что ты думаешь? ― спрашиваю я его.

― Что контрабанда оружия во Францию и Англию ― ужасная идея. ― Он качает головой. ― О чем, черт возьми, думает Сальваторе Верратти, заключая сделку с русскими?

― Ты думаешь, он это сделал?

― Козлов сказал, что у них есть транспортная сеть. Если ты хочешь наводнить оружием улицы Парижа, что может быть лучше, чем путь через Бергамо и Милан?

Он прав, черт возьми. Я не питаю большой любви к Верратти, но я не считал его дураком. Пора пересмотреть свое мнение.

― Разберись в этом, Данте. Выясни, что у русских есть на Верратти.

― Да, Дон.

Он задерживается перед моим окном с таким видом, будто хочет что-то сказать.

― Что-то еще? ― спрашиваю я.

― Лучия Петруччи.

Я бросаю ледяной взгляд на своего заместителя. У меня нет настроения выслушивать предупреждения Данте о том, что я должен сосредоточиться на Гафуре.

― Да?

― Я догадался, ― говорит он. ― За все время, что я тебя знаю, я только однажды видел, как ты вышел из себя. Десять лет назад ты приказал Марко уехать из города после того, как он попытался ограбить женщину в доках. Только вчера вечером я понял, что этой женщиной была Лучия Петруччи.

Проклятье. Вот в чем проблема с наймом умных людей. В конце концов они выведают все твои секреты.

― Выдворить Марко из Венеции было непросто, ― добавляет Данте, что, несомненно, является преуменьшением года. ― Он был племянником Доменико. Если бы ты сказал мне, что сделал это ради женщины, я бы назвал тебя самым большим дураком на свете.

Он поднимает взгляд ко мне.

― Но сейчас все по-другому. Ты много работал, чтобы сделать этот город безопасным, чтобы убедиться, что мы в безопасности. Лучия Петруччи, очевидно, важна для тебя. Может быть, пришло время подумать о себе, Антонио?

Так вышло, что я ― один из крупнейших меценатов Palazzo Ducale. Каждый год я выписываю им солидный чек, и каждый год директор музея, синьора Сабатино, пишет мне письма со словами благодарности.

Как только Данте уходит, я достаю последнее письмо директора и просматриваю его содержание. Она благодарит меня за щедрый дар, сообщает о важной реставрационной работе, которую проводит музей, и, самое главное, приглашает меня навестить ее в любое время.

― Главный куратор с удовольствием проведет для вас частную экскурсию по нашей венецианской коллекции.

Меня не интересует экскурсия с главным куратором. Но частная экскурсия с недавно нанятым помощником куратора, отвечающим за создание каталогов коллекций? Я бы с удовольствием.

Ухмыльнувшись, я направляюсь к площади La Piazza.

Синьора Сабатино удивлена моим неожиданным появлением, но изо всех сил старается принять это как должное. Она заискивает передо мной, а затем лично провожает в кабинет главного куратора.

― Синьор Гарцоло будет гораздо лучшим гидом, чем я, ― признается она с легким смешком. ― Мои знания о раннем венецианском искусстве, к сожалению, весьма ограничены.

И тут я замечаю Лучию. Она идет в мою сторону, увлеченно беседуя с хромым пожилым мужчиной.

Синьора Сабатино вскакивает и протягивает руку, чтобы остановить их.

― А, Николо, вот ты где. Я как раз направлялась в твой кабинет. Синьор Моретти, позвольте представить вам доктора Николо Гарцоло. ― Она, похоже, пытается вспомнить имя Лучии, прежде чем добавить: ― И нашего нового помощника куратора, Лучию Петруччи.

Лучия поднимает голову. Когда она видит меня, ее плечи напрягаются, а в глазах вспыхивает гнев.

И тебе привет, моя маленькая воришка.

― Доктор Гарцоло, ― продолжает директор, ― это синьор Антонио Моретти. Он один из наших самых щедрых благотворителей. ― Она бросает на собеседника многозначительный взгляд. ― Он хотел бы осмотреть выставленные венецианские произведения искусства.

Куратор выглядит озадаченным.

― Я буду рад показать вам все, синьор Моретти.

― Похоже, нога беспокоит вас, доктор. Я бы не хотел усугублять ситуацию. ― Выражаю я искреннюю заботу и поворачиваюсь к Лучии. ― Может быть, синьорина Петруччи будет настолько любезна, что проведет для меня экскурсию?

Лучия выглядит так, будто хочет задушить меня, но ее голос ― чистая сладость, когда она говорит.

― Я буду очень рада.

Синьора Сабатино и Николо Гарцоло отводят Лучию в сторону, предположительно для того, чтобы рассказать ей, каким важным человеком для музея я являюсь. Как только мы остаемся одни, Лучия бросается ко мне.

― Что ты здесь делаешь? ― требует она. ― Ты думаешь, это смешно?

― Так, так. Разве начальство не просило тебя быть вежливой со мной?

― Я должна сделать все, чтобы ты был счастлив. ― Она закатывает глаза. ― Сколько денег ты передал музею?

― В прошлом году, кажется, пятнадцать миллионов евро.

У нее открывается рот.

― Но это почти двадцать процентов нашего операционного бюджета. ― Она моргает, прежде чем опомниться. ― Тем не менее, ты украл одну из наших картин. Большое пожертвование ― это способ смягчить свою вину?

― У меня нет времени на чувство вины. Что ты мне сегодня покажешь?

― Я подумала, что мы начнем с подделки Тициана, ― говорит она совершенно бесстрастно. ― Я обнаружила ее в кладовке несколько недель назад.

Я громко смеюсь.

― Мы могли бы это сделать, ― соглашаюсь я. ― Но я бы также хотел увидеть выставку иллюстрированных рукописей, если галереи открыты для посещения.

Она удивлена, что я знаю о предстоящей выставке.

― Мне сказали, что весь музей в твоем распоряжении. Ты надеешься украсть Библию шестнадцатого века, Антонио?

― Не сегодня. ― Солнечные лучи разрезают коридор пополам, проникая сквозь изящные арки, откуда открывается вид на площадь внизу. ― Ты работаешь здесь сколько? Уже три недели? Тебе нравится твоя работа?

― Все хорошо.

В ее голосе не слышно энтузиазма. Я резко смотрю на нее.

― Кто-то беспокоит тебя на работе?

― Нет, нет. Как я уже сказала, работа хорошая. Хотя возвращение в Венецию… — Ее голос прерывается на вздох. ― Большую часть времени я в порядке. А потом я сворачиваю за угол и натыкаюсь на парк, куда мама водила меня в детстве… Или оказываюсь на улице, где отец учил меня кататься на велосипеде.

Я хочу сказать слова утешения, но они застывают у меня на языке. Все, что я мог бы сказать, прозвучало бы банально.

Мое молчание, похоже, ее не беспокоит.

― Ты сказал мне, что не знал своих родителей. Когда у меня бывает особенно плохой день, я думаю, может, так было бы лучше. Если бы у меня вообще не было воспоминаний о них…

Время так и не смогло стереть тьму в ее глазах. Обычно я избегаю говорить о своих родителях, но сегодня это лучше, чем альтернатива.

― Тебя любили, а меня бросили в Il Redentore младенцем, ― тихо говорю я. ― Ты бы не захотела прожить мою жизнь, cara mia.

Церковь святого Il Redentore ― так ее называют ― находится на острове Guidecca, в пяти минутах ходьбы от моего дома. Лучия знает, где находится церковь, потому что выражение ее лица смягчается.

― Так вот почему ты живешь там? ― мягко спрашивает она. ― Потому что тебя там нашли?

― Это тихий район, ― уклончиво отвечаю я. ― К счастью, там не так много туристов.

Я уклоняюсь от ответа, но она не обращает внимания.

― Мне не следовало сравнивать свою жизнь с твоей, ― говорит она вместо этого, в ее голосе звучит извинение. ― Это было необдуманно с моей стороны. Мне жаль.

Я киваю на ее извинения. Многогранная, красивая и завораживающая. Не зря я так и не смог забыть Лучию Петруччи.

― Мы на месте. ― Она указывает жестом на лестницу справа. ― Иллюстрированные рукописи.

Лучия ― прекрасный гид. Она предупреждает меня, когда мы заходим на выставку, что это не ее компетенция, но становится очевидно, что она недооценивает себя. Она может связать иллюстрации в рукописях с историей меценатства в Венеции, оживляя сухую тему своим энтузиазмом. Мы проводим в галерее больше часа, и я едва замечаю, как проходит время.

― Пообедаешь со мной? ― спрашиваю я, когда мы заканчиваем.

Она бросает на меня странный взгляд.

― Я уже сказала тебе, что не собираюсь с тобой спать.

― Это единственная причина, по которой я могу хотеть пообедать с тобой?

Она пожимает плечами.

― Я точно не в твоем вкусе.

Ее слова заставляют меня замереть на месте.

― Что ты имеешь в виду?

― В прошлом месяце тебя сфотографировали на вечеринке с Татьяной Кордовой, ― отвечает она. ― Я не супермодель и не всемирно известная актриса. Мы принадлежим разным мирам.

Она поднимает на меня глаза. Она ревнует? Я сдерживаю улыбку триумфа.

― Ты ошибаешься. Ты любительница искусства и воровка. Поверь мне, Лучия. Ты как раз в моем вкусе. ― Я протягиваю ей руку. ― Пообедай со мной.

― Ты спрашиваешь или приказываешь мне?

Я пожимаю плечами.

― Как тебе будет угодно. ― Я ― крупнейший меценат музея, и директор хочет, чтобы все так и оставалось. Мы оба знаем, что Лучия не в том положении, чтобы отказаться от моего приглашения на обед. Что я могу сказать? Иногда я бываю засранцем.

Она свирепо смотрит нам меня.

― Очень хорошо, ― произносит она сквозь сжатые губы. ― Давай пообедаем. Но это все. Мне все равно, передашь ты музею пятнадцать миллионов евро или пятнадцать миллиардов ― я не собираюсь с тобой спать.

― Леди слишком много протестует, ― говорю я безразлично. ― Где бы ты хотела поесть?

Она задумывается на минуту, а потом в ее глазах вспыхивают искорки смеха.

― У тебя дома, ― радостно говорит она. ― В субботу я не очень хорошо рассмотрела твою систему безопасности. В этот раз я буду внимательнее.

― Ты понимаешь, что подаешь мне противоречивые сигналы? — Я кладу руку ей на спину и направляю к выходу. ― С одной стороны, ты продолжаешь говорить мне, что не собираешься со мной спать, а с другой…

Она вскидывает голову, но не отстраняется от моего прикосновения.

― Не ты устанавливаешь правила, Антонио.

― Вообще-то, cara mia, в Венеции это делаю я.

Мы выходим на площадь, и я веду ее к ближайшему причалу, где Стефано, один из моих людей, ждет у лодки. Когда я помогаю ей сесть, меня поражает суровая правда. Обычно я не привожу женщин, которых хочу трахнуть, к себе домой, и все же это уже второй раз, когда я везу туда Лучию.